В. — Единство редакціи перваго евангелія.

Подъ выраженіемъ: «единство редакціи» не слѣдуетъ понимать, что первый евангелистъ составилъ свою книгу независимо отъ болѣе раннихъ документовъ, доставившихъ матеріалъ для его повѣствованія. Мы уже указывали на тѣ несообразности и противорѣчія, которыя явились послѣдствіемъ его стараній придать форму связнаго историческаго разсказа отрывкамъ, извлечённымъ изъ различныхъ источниковъ, одинъ изъ которыхъ вовсе не сообразовался съ требованіями хронологической послѣдовательности. Но евангелистъ, всё-таки, сумѣлъ изложить своё повѣствованіе въ видѣ послѣдовательной исторіи, и вся книга, отъ начала до конца, носитъ на себѣ отпечатокъ его личной редакціонной работы. Это заключеніе можно вывести изъ слѣдующихъ наблюденій:

Въ евангеліи отъ Матѳея насчитывается 90 τότε «тогда»; во всёмъ остальномъ Новомъ Завѣтѣ это слово встрѣчается только 68 разъ. На каждомъ шагу попадаются ίδοῦ, ϰαἰ ίδοῦ, «вотъ, и вотъ», и причастные обороты для перехода отъ одного предмета къ другому: I, 20, 23; ІІ, 1, 9; IѴ, 18; IX, 32... XXѴII, 19, 51, 57; XXѴІІІ, 2, 9, 11, 20. Ἀπὸ τῆς ὦρας ἐϰείνης, «съ того часа», ѴІІІ, 13; IX, 22; XѴ, 28; ХѴІІ, 18. Ἐν ἐϰείνῃ τῃ ὼρα, «въ тотъ часъ», X, 19; XѴIII, 1; XXѴI, 55. Ἐν ἐϰείνῃ τῷ ϰαιρῷ, «въ это время», XI, 25; ХІІ, 1. Ἐν τῇ ήμέρα ἐϰείνῃ, «въ тотъ день» (или во множ. ч.), ІІІ, 1; XIII, 1; XXII, 23. Καί ἐγένετο ὄτε, «и случилось, что» (по-еврейски wajehi), ѴІІ, 28; XI, 1; ХІІІ, 53; XIX, 1; XXѴI, 1. Ἐϰείϑεν, «оттуда, отъ того мѣста», IX, 9, 27; XI, 1; ХІІ, 9, 15; XIII, 53; XIѴ, 13; XѴ, 21, 29; XIX, 15 и пр.

Слѣдуетъ отмѣтить ещё оборотъ, впервые встрѣчающійся въ гл. II, 7: Οί δὲ ἀϰούσαντες τοῦ βασιλέως ἐπορνύϑεσαν, ϰαἰ ἰδοῦ. Ср. ѴІІІ, 32; XXѴI, 50, 51; XXѴIII, 8, 9, 19, 20. Слѣдуетъ также обратить вниманіе на весьма обычную въ первомъ евангеліи конструкцію ѴIII, 1-2: Καταβάντι δε αὐτῷ — ηϰολούϑησαν ϰαἰ ἰδοῦ. Ср. ѴIII, 23, 24, 28, 29.

Κἂν ὂναρ — «во снѣ», ІІ, 12, 13, 19, 22; XXѴII, 19.

Διεγερϑείς — ἀπο τοῦ ὕπνου, «вставъ отъ сна», I, 24. То же соединеніе этого глагола и его дополненія съ предлогомъ ἀπὸ ХІѴ, 2; ХХѴІІ, 64; XXѴIII, 7. Другіе новозавѣтные авторы конструируютъ съ предлогомъ ὲϰ, безъ члена.

Οὔτο, οὔτως, «так», пердъ глаголомъ, І, 18; ІІ, 5; ІІІ, 15; Ѵ, 12, 16; ѴІ, 9, 30; ѴІІ, 12, 17; ХІ, 26; ХІІ, 40, 45; ХІІІ, 40, 49. Ποιείν или ποιήσαι съ ώς или сложными съ нимъ; І, 24; ѴІ, 2; ХХ, 5; ХХІ, 6; ХХѴІ, 19; ХХѴІІІ, 15. Эта конструкція не всрѣчается въ другихъ книгахъ Новаго Завѣта. Лука пишетъ: ποιεἴν ὀμοίωσ.

Другая типичная форма — ІІ, 1: Μάγοι — παρεγένοντο — λέγοντες — находится также въ ІІ, 20; ІІІ, 1, 17; ѴІІІ, 5; ІХ, 18; ХІІІ, 36; ХІѴ, 15; ХѴ, 1.

Σφόδρα, «много, сильно», — часто встрѣчаемое выраженіе перваго евангелія, всегда послѣ глагола: ХѴІІ, 6, 23; ХѴІІІ, 31; ХХѴІ, 22; ХХѴІІ, 54. Встрѣчается только одинъ разъ у Марка, ХѴІ, 4, затѣмъ — у Луки, ХѴІІІ, 23, въ Дѣяніяхъ, ѴІ, 7, и въ Апокалипсисѣ, ХѴІ, 21.

Характеристиченъ также оборотъ ІІ, 8: ϰαὶ πέμϕας — εἶτε, πορεύϑεντες — ἐξετάσατε. Ср. ІХ, 13; ХІ, 2-3; 4; ХІѴ, 10; ХѴІІ, 27; ХХІ, 6; ХХІІ, 7, 15; ХХѴ, 16; ХХѴІ, 14; ХХѴІІ, 66; ХХѴІІІ, 7,19. Въ другихъ новозавѣтныхъ книгахъ встрѣчается крайне рѣдко.

Ἀναχωρειν (у Луки — ἀναστρὲφειν), «обратиться къ, возвратиться», находится только три раза во всѣхъ прочихъ книгахъ Новаго Завѣта, въ первомъ же евангеліи — десять разъ: ІІ, 12, 13, 14, 22; ІѴ, 12; ІХ, 24; ХІІ, 15; ХІѴ, 13; ХѴ, 21; ХХѴІІ, 5.

Выраженіе: βασιλεία τῶν οὐρανῶν, — «Царствіе небесное», начиная съ ІІІ, 2, повторяется 32 раза во всехъ частяхъ евангелія, какъ учительныхъ, такъ и повѣствовательныхъ. Въ другихъ евангеліяхъ находимъ въ подобныхъ случаяхъ: «Царствіе Божіе». Точно такъ же Ὀ πατὴρ ἐν τοῖς οὐρανοῖς или ούράνιος, «Отецъ въ небесахъ» или «небесный», находится 22 раза у Матѳея и только одинъ разъ у Марка, ХІ, 25.

Отмѣтимъ ещё нѣкоторыя другія выраженія, принадлежащія исключительно первому евангелисту: μαλαϰία, μαλαϰος, «немощь», «мягкій», ІѴ, 23; ІХ, 35; Х, 1; ХІ, 8. μαδητεῦειν, «учить», «научить», ХІІІ, 52; ХХѴІІ, 57; ХХѴІІІ, 19. διστάζειν, «сомнѣваться», ХІѴ, 31; ХХѴІІІ, 17. ὀ πονηρός, «лукавый», «дьяволъ», Ѵ, 37, 39; ѴІ, 13; ХІІІ, 19, 38. συντέλεια τοῦ αἰῶνος, «кончина вѣка (сего)», ХІІІ, 40; 49; ХХІѴ, 3; ХХѴІІІ, 30. ἐδνιϰοί, «язычники», Ѵ, 47; ѴІ, 7. σομβούλιον λαμβάνειν, «имѣть совѣщаніе» (у Марка — ποιεἳν), ХІІ, 14; ХХІІ, 15; ХХѴІІ, 1, 7; ХХѴІІІ, 12.

Ещё болѣе убѣждаютъ въ этомъ единствѣ стиля окончательной редакціи слѣдующія сопоставленія:

І, 24: Διεγερϑεἰς δὲ ὀ Ἰωσηφ ἀπὸ τοῦ ὔπνου ἐποίησεν ώς προσέταξεν αὺτῶ ὀ ἄγγελος ϰυρίου ϰαἰ παρέλαβε τὴν γυναἴϰα αὐτοῡ.	ХХѴІІІ, 15: Οί δἐ λάβοντες τὰ ὰργύρια ἐποίησαν ώς ἐδιδάϰϑησαν ϰαἰ διεφημισϑη ὀ λὀγος, и пр.
ІІ, 10-12: Ἰδόντες — ἐχάρησαν-ϰαἰ ἐλϑόντες εἰδον-ϰαἰ πεσόντες προσεϰύνεσαν αὐτῷ — ϰαἰ χρηματισϑέντες ἀνεχώρησαν.	ХХѴІІ, 27-30: — Παραλαβόντες — συνήγαγον ϰαἰ ἐϰδύσαντες — περιέϑηϰαν — ϰαἰ πλεξαντες — ἐπέϑηϰαν — ϰαἰ γονυπετησαντες — ἐνέπαιζον — ϰαἰ ἐμπτύσαντες — ἔλαβον.
ІІ, 22-23: Ἀϰούσας δὲ ὄτι Ἀρχέλαος βασιλεύει ὲπἰ τῆς Ἰουδαίας — ἀνεχώρησεν εἰς τὰ μέρη τῆς Γαλιλαίας. Καἰ ἐλϑὼν ϰατώϰησεν εἰς πόλιν λεγομένην Ναξαρὲϑ, ὄπως πληρωϑῇ...	ІѴ, 12-15: Ἀϰούσας δὲ ὀ Ἰησοῦς ὀτι Ἰωάννης παρεδόϑη, ἀνεχώρησεν εἰς τὴν Γαλιλαίαν. Καὶ ϰαταλιπών τήν Ναξαρὲϑ, ὲλϑὼν ϰατώϰησεν εὶς Καπερναούμ — ἴνα πληρωϑῇ...
Ѵ, 17: Μὴ νομίσητε ὄτι ἤλϑον ϰαταλῦσαι τὀν νόμον ἤ τοὺς προφήταςοὔϰ ἤλϑον ϰαταλύσαι, ὰλλά πληρῶσαι.	Х, 34: Μή νομίσητε ὄτι ἤλϑον βαλεἴν εὶρὴνην ἐπὶ τήν γὴν οὔϰ ᾔλϑον βαλεἴν εὶρήνην, ἀλλἀ μὰχαιραν.

Эти замѣчанія, касающіяся отдѣльныхъ подробностей, изъ которыхъ каждая весьма доказательна, пріобрѣтаютъ ещё бòльшую убѣдительность въ образуемомъ ими контекстѣ, такъ какъ извѣстное выдающееся выраженіе въ одномъ изъ приведённыхъ текстовъ сейчасъ же приводитъ на память другой текстъ, гдѣ то же выраженіе является въ иной обстановкѣ. Такъ, напримѣръ, II, 22 и IѴ, 12 соединяются съ другими текстами, въ которыхъ встрѣчается слово ἀναχώρειν; II, 13 соединяется съ другими, въ которыхъ находится ϰαὶ ἰδοῡ, ϰατ ὕναρ, или оборотъ ἐγερϑεις παρέλαβε, и пр.

Такимъ образомъ, представляется несомнѣннымъ личный редакціонный трудъ составителя перваго евангелія надъ бывшими въ его распоряженіи документами, причёмъ, однако, имъ не устранены слѣды очевиднаго болѣе ранняго существованія этихъ документовъ. Его произведеніс однородно по формѣ, хотя и основано на разнородныхъ источникахъ.

 

Г. — Логіи въ евангеліяхъ Матѳея и Луки.

Группа І. Новый Законъ (Нагорная проповѣдь).

Матѳ. Ѵ, 3. — ѴІІ, 27

Лук. ѴІ, 20 слл.; ХІ, 33; ѴІІІ, 16; ХІѴ, 34; ХѴІ, 17; ХІ, 58-59; ХѴІ, 18; ѴІ, 29, 30, 32-36; ХІ, 2-4; ХІІ, 33-34; ХІ, 34-36; ХІІ, 22-31; ХѴІ, 13; ѴІ, 37, 41 слл.; ХІ, 9-13; ѴІ, 31; ХІІІ, 24; ХІІІ, 25-27; ѴІ, 47-49.

Группа ІІ. Наставленія апостоламъ.

Матѳ. ІХ, 37-38; Х, 5-16, 23-42.

Лук. Х, 2, 4-12; Х, 3; ѴІ, 40; ѴІІІ, 17; ХІІ, 5-9; 51-53; ХІѴ, 26-27; ХѴІІ, 33; Х, 16.

Группа ІІІ. Противники.

Матѳ. ХІ, 7-19; 21-24; 25-30; ХІІ, 24-30, 37-39, 41-45.

Лук. ѴІІ, 24-28; ХѴІ, 16; ѴІІ, 31-35; Х, 13-15; 21-22; ХІІ, 10; ѴІ, 43-45; ХІ, 29-32; 24-26.

Группа ІѴ. Притчи о Царствіи Божіемъ.

Матѳ. ХІІІ, 24-25.

Лук. ХІІІ, 19-21 (эта группа у Луки очень неполна).

Группа Ѵ. Взаимныя отношенія избранниковъ Царствія Божія.

Матѳ. ХѴІІІ, 2-35; ХХ, 1-16; ХХІ, 23-27; ХХІІ, 1-6, 8-14.

Лук. ХІІІ, 19-21 (эта группа у Луки очень неполна).

Группа ѴІ. Проклятія.

Матѳ. ХХІІІ, 2-39.

Лук. ХІ, 46, 52, 42, 39, 44, 49-51; ХІІІ, 34-35.

Группа ѴІІ. Пришествіе Царствія Божія.

Матѳ. ХХІѴ, 11-12, 26-28, 37-51; ХХѴ.

Лук. ХѴІІ, 23, 26-30, 37; ХІІ, 36-40; ХІХ, 12-27.

Кромѣ того, въ исторической части евангелія отъ Матѳея находится ещё нѣкоторое количество логій, распознаваемыхъ по ихъ вставкѣ въ текстъ, параллельный Марку. Таковы:

ѴІІІ, 11-12, избранники съ востока и запада, по поводу эпизода съ капернаумскимъ сотникомъ. Эпизодъ этотъ у Марка отсутствуетъ, а у Луки воспроизводится въ гл. ѴII, 1-10. самая же логія повторяется въ гл. ХІІІ, 29, въ другомъ контекстѣ.

ХІІІ, 12, имущій и неимущій. Ср. Мрк. IѴ, 11.

XIII, 16, «блаженны очи ваши», и пр. Ср. Мрк. IѴ, 18.

ХѴ, 13-14, «всякое растеніе», и пр.: «слѣпые вожди слѣпыхъ», ср. Мрк. ѴІІ, 14.

ХѴІ, 2-3, знаменія времени, ср. Мрк. ѴIII, 11-12.

Этому же пріёму слѣдовалъ и третій евангелистъ, но пользуясь имъ гораздо шире.

 

Д. — Вставки мѣстъ, принадлежащихъ спеціально Матѳею, въ общій текстъ Матѳея и Марка.

Извѣстно, что въ первомъ каноническомъ евангеліи находится нѣсколько разсказовъ изъ исторіи Іисуса, принадлежащихъ спеціально этому евангелію и отличающихся, обыкновенно, весьма легендарнымъ характеромъ. Замѣчательно, что всѣ эти разсказы являются вставками въ повѣствованія, буквально сходныя съ тѣми, которыя воспроизводятся въ евангеліи Марка.

Такъ, напримѣръ, Мѳ. XIѴ, 24-32, ср. Мрк. ѴI, 48-51, по поводу появленія Іисуса, идущаго по водамъ Генисаретскаго озера, одно только первое евангеліе разсказываетъ о томъ, что Пётръ также захотѣлъ идти по водѣ на встрѣчу Учителю, но началъ тонуть, и утонулъ бы, если бы Іисусъ не поддержалъ его. Сравненіе этихъ двухъ параллельныхъ текстовъ съ очевидностью показываетъ, что разсказъ о смѣлой попыткѣ апостола вставленъ въ повѣствованіе, общее обоимъ евангеліямъ.

Мѳ. XѴI, 17-19 (преимущество Петра) точно такъ же вставленъ въ текстъ, одинаковый съ текстомъ Мрк. ѴIII, 29-30.

Чудо со статиромъ, Мѳ. XѴII, 24-27, вставлено въ текстъ Мрк. IX, 32-33, между предсказаніемъ Страстей и Воскресенія и поученіемъ относительно первенства въ Царствіи Небесномъ.

Сравните также указаніе Іуды на самого себя въ параллельныхъ текстахъ Мѳ. XXѴI, 24-26 и Мрк. XIѴ, 21-22, и вопросъ Іисуса Іудѣ, пришедшему предать его, Мѳ. XXѴI, 49-50 и Мрк. XIѴ, 45-46.

Упрёкъ Іисуса взявшему мечъ въ Геѳсиманскомъ саду, Мѳ. XXѴI, 52-53, вставленъ между стт. 47 и 48 гл. XIѴ Марка. Самоубійство Іуды, Мѳ. ХХѴІІ, 3-10, вставлено въ текстъ Мрк. XѴ, 1-2. Сонъ жены Пилата, Мѳ. XXѴII, 19, вставленъ между стт. 10 и 11 гл. XѴ Марка. Разсказъ о томъ, какъ Пилатъ умылъ себѣ руки, а народъ самъ себя проклялъ, Мѳ. ХХѴІІ, 24-25, принадлежащій исключительно первому евангелію, вставленъ въ текстъ Мрк. XѴ, 14-15. Землетрясеніе и воскресеніе праведныхъ тотчасъ послѣ смерти Іисуса, Мѳ. ХХѴІІ, 51-53, вставлено въ текстъ Марка ХѴ, 38-39.

Слѣдуетъ замѣтить, что въ повѣствованіяхъ, общихъ обоимъ евангеліямъ, Ветхій Завѣтъ цитируется, т. е. переводится всегда одинаково. Это замѣчаніе представляется особенно важнымъ если вспомнить, какъ независимо, совсѣмъ по-своему, составитель, перваго евангелія переводитъ встхозавѣтные тексты въ тѣхъ случаяхъ, когда желаетъ указать на исполненіе того или иного пророчества. Ср. Мѳ. XѴ, 8 и Мрк. ѴII, 6; Мѳ. XIX, 5 и Мрк. X, 7; Мѳ. XXI, 13 и Мрк XI, 17; Мѳ. XXII, 32 и Мрк. ХІІ, 26; Мѳ XXII, 44 и Мрк. ХІІ, 36; Мѳ. XXI, 42 и Мрк. ХІІ, 10-11; Мѳ. XXѴI, 31 и Мрк. ХІѴ, 27. Сходство особенно поразительно въ двухъ послѣднихъ текстахъ, гдѣ двѣ каноническія цитаты въ одинаковыхъ выраженіяхъ отступаютъ отъ еврейскаго текста и отъ перевода LХХ.

Количество этихъ сопоставленій могло бы быть ещё увеличено, но мы ограничиваемся указаніемъ лишь на наиболѣе интересные случаи. На этихъ фактахъ основывается рѣшеніе дилеммы: или два первые евангелиста относятся другъ къ другу, какъ оригиналъ и копія, или же, работая независимо другъ отъ друга, они воспроизводятъ общій источникъ.

Мы видѣли, что первое рѣшеніе этой дилеммы не выдерживаетъ критики. Слѣдовательно, необходимо остановиться на второмъ.

 

Е. — Прото-Маркъ.

Первый евангелистъ не воспроизводилъ рабски, не измѣняя ни одного слова, общій ему со вторымъ евангеліемъ источникъ. Онъ нерѣдко допускалъ сокращенія, и даже исправленія въ смыслѣ, какъ ему казалось, болѣе близкомъ къ истинѣ. Это обстоятельство придаётъ ещё болѣе значенія указаннымъ въ предшествующихъ примѣчаніяхъ текстамъ, въ которыхъ наблюдается почти дословное сходство. Внимательное сопоставленіе этихъ текстовъ приводитъ къ убѣжденію, что въ огромномъ большинствѣ случаевъ извѣстный намъ текстъ Марка является первоначальнымъ, и что этотъ текстъ по различнымъ соображеніямъ, былъ измѣнёнъ первымъ евангелистомъ.

Приведёмъ, для примѣра, Мѳ. IѴ, 14-15, по поводу крещенія Исуса въ Іорданѣ: здѣсь первый евангелистъ чувствуетъ необходимость, не замѣчаемую вторымъ, объяснить, почему Іисусъ, будучи выше Іоанна-Крестителя, всё-таки пришелъ къ нему креститься. Мѳ. ХІІ, 4 исправляетъ историческую неточность, допущенную у Мрк. II, 36 по поводу первосвященника (ср. I Царствъ, XXI, 1-6). Разсказывая о попыткѣ родственниковъ Іисуса увести его домой, Мѳ. XII, 46-50 исключаетъ замѣчаніе Мрк. III, 21, очевидно, признанное неподходящимъ въ виду указанія на то, что семья Христа въ ту пору держалась невыгоднаго мнѣнія о состояніи его умственныхъ способностей. Точно такъ же Мѳ. XIII, 55 измѣняетъ, съ легко объяснимымъ намѣреніемъ, указаніе Мрк. ѴI, 3, что Іисусъ занимался тѣмъ же ремесломъ, какъ и его отецъ. Довольно смутное сближеніе Иліи съ Іоанномъ-Крестителемъ, Мрк. IX, 12-13, гораздо яснѣе у Мѳ. ХѴІІ, 11-12. Другое любопытное измѣненіе текста Мрк. X, 18 находимъ у Мѳ. XIX, 17, гдѣ Іисусъ отклоняетъ наименованіе «благого», данное ему богатымъ юношей. Вопросъ о происхожденіи Мессіи отъ Давида гораздо смѣлѣе рѣшается у Мрк. XII, 35-37, чѣмъ у Мѳ. XXII, 41-46, гдѣ этотъ вопросъ ставится, повидимому, только затѣмъ, чтобы смутить книжниковъ. Сравните также исключеніе словъ: «ни Сынъ» Мѳ. XXIѴ, 36 и параллельный текстъ Мрк. XIII, 32. У Мрк. XѴI, 1 благочестивыя жёны идутъ ко гробу Господню съ ароматами, чтобы умастить ими тѣло Распятаго. Это — черта очень цѣнная, такъ какъ она свидѣтельствуетъ о томъ, что онѣ вовсе не ожидали воскресенія. Первый евангелистъ, Мѳ. ХХѴІІІ, 1, замѣняетъ это положительное утвержденіе, которое впослѣдствіи могло показаться страннымъ, — неопредѣлённымъ выраженіемъ, что онѣ пошли «посмотрѣть гробъ». У Мрк. XѴ, 23 питьё, поданное Іисусу на крестѣ, есть «вино со смирною», которое давали осуждённымъ пить передъ казнью, чтобы ихъ отуманить, — нѣчто въ родѣ анэстезическаго средства, — и поднесеніе такого напитка, само по себѣ, вовсе не представляетъ какой-то утончённой жестокости. Но первый евангелисть, вѣроятно, не понимая, чего ради подносится вино, и поддаваясь желанію сблизить этотъ случай съ Ііс. LXIX, 22, замѣняетъ вино уксусомъ, смѣшаннымъ съ жёлчью (XXѴII, 34).

Можно было бы ещё увеличить количество этихъ примѣровъ, доказывающихъ, что общій для двухъ первыхъ евангелій текстъ много разъ подвергался измѣненіямъ подъ перомъ составителя перваго евангелія. Но, ограничиваясь только указаніемъ на подобныя мелочи, слѣдуетъ поставить вопросъ о томъ, какой именно текстъ подвергался этимъ измѣненіямъ, и былъ ли это именно текстъ нашего второго каноническаго евангелія. Мы уже приводили соображенія, въ силу которыхъ невозможно допустить, что синоптики знали другъ о другѣ. Но мы имѣемъ возможность ещё разъ подтвердить это заключеніе, указавъ на тѣ случаи, правда, гораздо болѣе рѣдкіе, гдѣ текстъ нашего нынѣшняго Марка, въ сравненіи съ текстомъ перваго евангелія, представляется исправленнымъ, измѣнённымъ, менѣе оригинальнымъ. Слѣдовательно, если онъ и воспроизводитъ болѣе близко общій источникъ, то всё же неправильно было бы сказать, что онъ воспроизводитъ его цѣликомъ, безъ всякихъ перемѣнъ.

Сравните, напримѣръ, Мѳ. ІХ, 8 и Мрк. ІІ, 12. Каноническій Маркъ исключаетъ слова, заставляющія предполагать, что Іисусъ, не смотря на данную ему власть творитъ чудеса, всё-таки, остаётся «человѣкомъ». Мрк. ІХ, 1 представляетъ намѣренное измѣненіе текста Мѳ. ХѴІ, 28. Мрк. Х, 12 прибавляетъ къ поученію Іисуса о разводѣ, Мѳ. ХІХ, 9, случай, предусмотрѣнный римскимъ, но не іудейскимъ закономъ, когда жена разведётся съ мужемъ. Мрк. ХІ, 2-7 усиливаетъ чудесный элементъ разсказа о томъ, какъ ученики Іисуса добыли осла, нужнаго ему для входа въ Іерусалимъ. Мѳ. XXI, 2-7 упоминаетъ о молодомъ ослѣ для того, чтобы ближе подойти къ тексту пророка Захаріи, IX, 9, но представляетъ весь этотъ случай гораздо проще. А между тѣмъ, онъ вовсе не чуждался сверхъестественнаго. Къ такому же заключенію приводитъ и сопоставленіе Мѳ. XXѴI, 17-19 съ Мрк. ХІѴ, 12-16 (приготовленія къ Пасхѣ). Сравните также нѣсколько возглашеній пѣтуха у Мрк. XIѴ, 30 (отреченіе Петра) и простое ἀλεϰτροφῳνία у Мѳ. ХХѴІ, 34. Мрк. XIѴ, 62, въ текстѣ весьма близкомъ къ Мѳ. XXѴI, 64, вычёркиваетъ слова: ἀπʼἄρτι, «отнынѣ», такъ какъ это выраженіе должно было показаться невѣрнымъ по прошествіи нѣкотораго времени, съ усвоенной первоначальною церковью точки зрѣнія на кончину міра.

Сюда же можно отнести и тѣ многочисленныя прибавки, которыми текстъ Марка отличается, въ параллельныхъ мѣстахъ, отъ текста Матѳея. Эти прибавки имѣютъ объяснительное значеніе и введены съ цѣлью сдѣлать изложеніе болѣе понятнымъ для читателя. Ср., напримѣръ, Мрк. II, 18 и Мѳ. IX, 14; Мрк. ІІІ, 30 и Мѳ. XII, 32; Мрк. ѴI, 2 и Мѳ. XIII, 54; Мрк. ѴI, 17 и Ме. XIѴ, 3; Мрк. ѴІІ, 3-4, поясненіе, прибавленное къ Мѳ. XѴ, 1 слл.; Мрк. IX, 3 и Мѳ. ХѴІІ, 2; Мрк. XIѴ, 7 и Мѳ. XXѴI, 11.

Подобныя же отличія мы находимъ и въ двухъ параллельныхъ эсхатологическихъ рѣчахъ, Мѳ. XXIѴ и Мрк. ХІІІ. Иногда текстъ Марка носитъ на себѣ признаки большей древности, иногда же изъ сопоставленія слѣдуетъ обратное заключеніе. Вообще можно сказать, что второе евангеліе обнаруживаетъ намѣреніе отдалить второе пришествіе Христа и кончину міра далѣе срока, назначаемаго первымъ евангеліемъ. Согласно Мрк. ХІІІ, 10, всемірная проповѣдь евангелія должна предшествоватъ нѣкоторымъ событіямъ, за которыми, согласно Мѳ. XXIѴ, 14, она должна слѣдовать. Настолько же стало быть, отдаляется и моментъ второго пришествія. Находящееся у Мѳ. ХХІѴ, 29, выраженіе εύϑέως, «вдругъ», пропущено въ соотвѣтствующемъ мѣстѣ Мрк. ХІІІ, 24, и замѣнено гораздо болѣе растяжимымъ выраженіемъ: «въ тѣ дни».

Текстъ каноническаго Марка представляетъ, ещё одну особенность, которую можно поставить въ связь съ упомянутыми выше пояснительными прибавками, назначенными для читателей, нуждающихся въ разъясненіи обстоятельствъ и обычаевъ, присущихъ той средѣ, въ которой происходитъ евангельская исторія. Это — довольно значительное количество латинскихъ словъ въ греческой формѣ, какъ напр. Κράββατος, grabbatus, II, 4, 9, 11, 12; ѴІ, 55; λεγιων, legio, Ѵ, 9, 15; δηνάριον, denarius, ѴІ, 37; ХІѴ, 5; σπιϰουλάτωρ, speculator, „палачъ“, ѴІ, 27; ξέστης, sextarius, ѴІІ, 4; ϰῆνσος, census, ХІІ, 14; ϰοδράντης, quadrans, ХІІ, 42; φλαγελλόω, flagello, ХѴ, 15; πραιτώριον, praetorium, ХѴ, 15; ϰεντυρίων, centurio, ХѴ, 39, 44, 45; ὲσχάτως ἔχειν, in extremis esse, Ѵ, 23; τῷ ὀχλῷ τὀ ίϰανὀν πιῆσαι, populo satisfacere, ХѴ, 15.

Слѣдуетъ также указать и на то, какъ говоритъ евангелистъ о прикрѣплённой къ кресту надписи, XѴ, 26: эти выраженія показываютъ, что автору былъ хорошо извѣстенъ соблюдавшійся въ подобныхъ случаяхъ римлянами обычай, и что этотъ обычай знали и его читатели. Другіе же синоптики, Мѳ. ХХѴІІ, 37 и Лук. XXIII, 38, особенно — первый, говорятъ объ этомъ, какъ о какомъ-то исключительномъ случаѣ.

Всѣ эти соображенія не позволяютъ считатъ нынѣшній текстъ евангелія отъ Марка тѣмъ текстомъ, который былъ воспроизведёнъ первымъ евангелистомъ, чаще всего — съ сокращеніями, но нерѣдко и буквально. Существовалъ «прото-Маркъ», по отношенію къ которому наше второе евангеліе является какъ бы вторымъ, нѣсколько неправленнымъ изданіемъ. Чтобы покончить съ этими замѣчаніями, которыя можно было бы ещё продолжать до безконечности, скажемъ, что предположеніе о томъ, что въ христіанскихъ церквахъ конца I вѣка обращалось нѣсколько различавшихся между собою списковъ прото-Марка, вполнѣ можетъ быть принято для объясненія нѣкоторыхъ отличій и опущеній, причины которыхъ остаются для насъ невыясненными. Этимъ можно было бы также объяснить и двойственное преданіе относительно мѣста, гдѣ могло быть написано евангеліе отъ Марка, такъ какъ по однимъ свѣдѣніямъ этимъ мѣстомъ оказывается Римъ, а по другимъ — Египетъ (ср. Credner, Einleitung, §§ 52 и 53).

 

Ж. — Мнѣніе Ренана о четвёртомъ евангеліи.

Когда, въ 1863 году, появилось первое изданіе Жизни Іисуса Э. Ренана, читатели, знакомые съ критическими изслѣдованіями евангелій, были нѣсколько удивлены отношеніемъ автора къ четвёртому евангелію, въ которомъ онъ, какъ будто, видѣлъ документъ одинаковой исторической цѣнности съ синоптиками, и даже, пожалуй, ещё болѣе цѣнный. Такое пониманіе повѣствованія, приписываемаго апостолу Іоанну, побудило автора придать исторіи общественнаго служенія Іисуса такую рамку, допустить въ ней такія подраздѣленія и цѣлыя главы, историческій характеръ которыхъ представлялся крайне сомнительнымъ. Таково, по крайней мѣрѣ, было впечатлѣніе всѣхъ тѣхъ читателей, которые болѣе знаменитаго писателя поражались отсутствіемъ у автора этого евангелія заботливости объ исторической реальности, въ томъ смыслѣ, въ какомъ мы теперь понимаемъ это слово. Эти читатели тѣмъ болѣе сожалѣли о томъ, что въ ихъ глазахъ являлось непослѣдовательностью, что она приводила историка къ нѣкоторымъ выводамъ, напримѣръ, — въ отношеніи воскрешенія Лазаря, — которые казались странными не только поклонникамъ характера Іисуса. Сверхъ того, эти заключенія дѣлали совершенно неразрѣшимою задачею возстановленіе исторіи Страстей. Вѣдь было ли это воскрешеніе настоящимъ или ложнымъ чудомъ, — всё равно, оно явилось, согласно четвёртому евангелію, основной причиной этой великой драмы. Между тѣмъ, Ренанъ, близко изучившій евангельскіе источники, не могъ отрицать значительной доли свободной обработки, которою въ столь высокой степени отличаются поученія Іисуса въ такъ называемомъ евангеліи отъ Іоанна. Но онъ не примѣнилъ той же точки зрѣнія къ распредѣленію историческихъ событій, какое даётся этимъ евангеліемъ. Такъ, онъ допускалъ нѣсколько путешествій Іисуса въ Іерусалимъ во время его служенія, одновременность проповѣди Іоанна-Крестителя и Іисуса, изгнаніе торговцевъ изъ храма въ самомъ началѣ перваго изъ этихъ путешествій и, кромѣ хорошо или дурно объяснённаго воскрешенія Лазаря, признавалъ распятіе совершённымъ въ утро того самаго дня, въ который іудеи вкушали Пасху. Какъ же онъ не замѣтилъ, что эти противорѣчія съ синоптическою исторіею, точно такъ же, какъ и рѣчи Іисуса, находятся въ тѣсной связи съ той системой, какая усвоена евавгелистомъ — послѣдователемъ Филона?

Ренанъ былъ очень тонкій критикъ и, въ концѣ концовъ, не могъ не почувствовать, что именно здѣсь и заключается слабая сторона его великаго труда. Въ изданіи 1893 года, которое онъ самъ объявилъ окончательнымъ, можно отмѣтить важныя уступки внушённыя любовью автора къ истинѣ. Тѣмъ не менѣе, въ приложеніи къ этому изданію Ренанъ путёмъ очень остроумнаго разсужденія старается показать, что, обращаясь такъ часто въ своёмъ трудѣ къ четвёртому евангелію «для того, чтобы установить основу своего повѣствованія», онъ имѣлъ на это вѣскія причины, — даже и въ томъ случаѣ, если бы это евангеліе не было написано апостоломъ Іоанномъ.

Дѣйствительно, четвёртое евангеліе можетъ и не принадлежать апостолу Іоанну, но, тѣмъ не менѣе, представлять изложеніе общественнаго служенія Іисуса, болѣе сообразное съ историческою реальностью, нежели три синоптическихъ повѣствованія. Слѣдуетъ, однако, замѣтить, что если въ прежнее время историки Іисуса предпочитали выбирать за основу своего изложенія именно евангеліе отъ Іоанна, стараясь, насколько возможно, согласовать его съ свидѣтельствами синоптиковъ, то дѣлали они это главнымъ образомъ потому, что считали это евангеліе произведеніемъ очевидца изображаемыхъ въ нёмъ событій и потому придавали этой книгѣ большую, по сравневію съ синоптиками, авторитетность какъ въ отношеніи хронологіи, такъ и въ отношеніи самыхъ фактовъ жизни и содержанія проповѣди Іисуса. Въ этомъ они были только послѣдовательны. Но если, какъ признаётъ Ренанъ, намъ слѣдуетъ отказаться отъ признанія традиціонной авторитетности четвёртаго евангелія, то, очевидно, не остаётся уже и причинъ предпочитать основу или скелетъ его исторіи повѣствованію синоптиковъ.

Дѣло, однако, не въ этомъ. Вся суть — въ вопросѣ о томъ, не подчиняетъ ли четвертый евангелистъ излагаемые имъ факты и поученія требованіямъ предвзятой теоріи. Мы полагаемъ, что вопросъ этотъ долженъ быть рѣшёнъ утвердительно, и что евангелистъ приступилъ въ этой субъективной переработкѣ евангельской исторіи съ полною самоувѣренностью александрійскаго эллиниста. Да и самъ Ренанъ кое-гдѣ съ этимъ соглашается. Такъ, напримѣръ, онъ допуекаетъ, что отношенія между Іоанномъ-Крестителемъ и Іисусомъ болѣе отвѣчаютъ исторической дѣйствительности у трёхъ синоптиковъ, чѣмъ въ четвёртомъ евангеліи. Мнѣ кажется, что онъ могъ бы прибавить къ этому замѣчанію ещё указаніе на тотъ капитальный фактъ, что, по разсказу синоптиковъ, признаніе Іисуса Мессіею было рѣшительно заявлено ближайшими его учениками и принято имъ самимъ подъ условіемъ сохраненія его въ тайнѣ только уже въ позднюю эпоху его служенія, между тѣмъ какъ по четвёртому евангелію это признаніе утверждается, требуется и громко провозглашается имъ самимъ и другими съ перваго же часа его появленія. Я не понимаю, отчего Ренанъ не усматриваетъ историческаго противомыслія въ идеѣ евангелиста отнести изгнаніе торговцевъ изъ Храма къ первому же путешествію Іисуса въ Іерусалимъ. Такой громкій поступокъ не могь не повлечь за собою послѣдствій, соотвѣтствующихъ его важности. Согласно гораздо болѣе вѣроятному повѣствованію синоптиковъ, именно этотъ поступокъ тотчасъ же и вызвалъ неудовольствіе противъ Іисуса со стороны іерусалимскихъ религіозныхъ властей и былъ началомъ ихъ раздраженія, которое не замедлило перейти въ жестокіе поступки. Но предположеніе о нѣсколькихъ пребываніяхъ Іисуса въ Іерусалимѣ, вполнѣ объяснимое, какъ мы видѣли съ той особенной точки зрѣнія, какая усвоена четвёртымъ евангеліемъ вынудило его отнести это событіе къ самому началу перваго изъ этихъ пребываній. И въ самомъ дѣлѣ, воплощённый Логосъ, съ самаго начала провозглашённый и самъ себя провозглашаюшій Мессіею, конечно, не могъ потерпѣть безобразія, совершавшагося у него передъ глазами, или отсрочить своё воздѣйствіе на неопредѣлённое время. Но я повторяю, что четвёртый евангелистъ объясняетъ принятое іерусалимскими священниками рѣшеніе избавиться отъ опаснаго новатора и предать его смерти — другой причиной, гораздо менѣе естественной, именно, воскрешеніемъ Лазаря.

Но здѣсь ещё не конецъ нашему удивленію. Напримѣръ, Ренанъ не соглашается признать символическія черты въ личности самарянки въ гл. IѴ или слѣпорождённаго въ гл. IX, и, не смотря на очевидность, хочетъ представить послѣдняго тѣмъ слѣпымъ, о которомъ говорится у Марка, ѴШ, 23. Онъ находитъ вполнѣ естественнымъ эпизодъ, разсказанный въ такомъ странномъ тонѣ въ гл. ѴII, 3-10, гдѣ братья Іисуса уговариваютъ его проявить всенародно своё могущество (какъ будто онъ этого ещё не дѣлалъ), а самъ Іисусъ, всего нѣсколько дней спустя послѣ этого разговора, дѣлаетъ именно то, отъ чего раньше отказался[462]. Ренанъ полагаетъ, что Лука долженъ былъ знать о воскрешеніи Лазаря, потому что это имя упоминается въ притчѣ о зломъ богачѣ (согласитесь, что этотъ доводъ слабъ!). Отсутствіе упоминаній объ установленіи евхаристіи и о страданіяхъ Іисуса въ Геѳсиманскомъ саду онъ считаетъ «преимуществомъ» четвёртаго евангелія. Для тѣхъ, кто, подобно намъ, считаетъ возможнымъ указать на имѣющую весьма мало общаго съ исторіей причину умолчанія о Геѳсиманскомъ садѣ и не допускаетъ, чтобы во время послѣдней вечери Іисуса совершилось обрядовое установленіе таинства причащенія, указанныя «преимущества» являются, наоборотъ, отрицательными качествами. Съ другой стороны, мы съ удовольствіемъ видимъ, что учёный критикъ, такъ же, какъ и мы сами, относитъ къ числу неисторическихъ добавокъ къ первоначальному преданію группировку у подножія креста Іоанна, Маріи и Магдалины. Дѣйствительно, есть полное основаніе оспаривать реальность этой группировки. Но если такой значителъный фактъ могъ войти въ повѣствованіе евангелиста, не будучи реальнымъ, то какъ же можно утверждать, что субъективизмъ составителя этого евангелія далъ себѣ полную свободу только въ изложеніи поученій Іисуса, а не распространился на факты его жизни?

Въ настоящемъ сочиненіи мы не разъ будемъ имѣть случай обращаться въ сужденіяхъ, въ которыхъ, какъ мы думаемъ, излишняя увѣренность Ренана въ историческомъ значеніи четвёртаго евангелія вовлекаетъ его въ ошибки. Поэтому здѣсь нѣтъ надобности подробно останавливаться на этомъ предметѣ. Прибавимъ только, что мы сожалѣемъ о томъ упорствѣ, съ которымъ учёный изслѣдователь, желая во что бы то ни стало видѣть въ воскрешеніи Лазаря реальный фактъ, поддерживаетъ мнѣніе, что «нѣтъ ни одной великой религіозной системы, которая не заключала бы въ себѣ немножко того, что теперь назвали бы обманомъ; что на Востокѣ ни одно великое движеніе не происходитъ безъ нѣкоторой примѣси подлога». Не смотря на всё моё уваженіе къ памяти человѣка, котораго я очень любилъ, который вполнѣ заслуживалъ любви и самъ былъ совершенно неспособенъ къ къ чему бы то ни было похожему на обманъ или подлогъ въ интересахъ движенія, которому имъ былъ данъ первый толчёкъ, — я глубоко сожалѣю, что подобный парадоксъ могъ выйти изъ-подъ его пера. Прежде всего, великія религіозныя системы очень рѣдки. Въ тѣхъ изъ нихъ, которыя настолько намъ извѣстны, что мы можемъ судить объ ихъ оригинальномъ характерѣ, мы видимъ достоинства и недостатки пылкаго энтузіазма, котораго никакъ нельзя согласить съ обманными дѣйствіями. Единобожный профетизмъ Израиля, безъ сомнѣнія, былъ великимъ религіознымъ движеніемъ, но мы не видимъ, чтобы онъ прибѣгалъ къ какимъ-нибудь обманамъ. Къ подобной тактикѣ могло обращаться іерусалимское духовенство послѣ реформы Іосіи, которая оказалась весьма для него выгодной. Исламъ, въ первые годы проповѣди Магомета, также не подтверждаетъ этого мнимаго закона исторіи религіи. Не подтверждается онъ и реформаторскимъ движеніемъ XѴI вѣка. Ошибка зарождающихся религій заключается, скорѣе, въ томъ, что онѣ видятъ чудеса тамъ, гдѣ ихъ нѣтъ; но именно это обстоятельство и избавляетъ ихъ отъ необходимости сочинять чудеса. Этимъ недостойнымъ средствомъ пользуется культъ, существованію котораго начинаетъ угрожать общее умственное развитіе, и старое духовенство весьма часто считаетъ своимъ долгомъ если не содѣйствовать обману, то, по крайней мѣрѣ, сперва снисходительно судить о нёмъ, а затѣмъ и санкціонировать его. Нѣтъ сомнѣнія, что, если бы было неопровержимо доказано достовѣрными документальными данными, что въ средѣ, окружавшей Іисуса, практиковались мнимыя чудеса, то намъ оставалось бы только преклониться передъ очевидностью. Но когда всё основывается только на свидѣтельствѣ одного писателя, убѣждённо подчиняющаго передаваемыя имъ событія требованіямъ метафизической теоріи, и когда событіе, о которомъ идётъ рѣчь, какое бы ему ни давалось объясненіе, вызываетъ неразрѣшимыя историческія затрудненія, — тогда, какъ мнѣ кажется, не слѣдовало бы основывать столь парадоксальнаго заключенія на такомъ лёгкомъ аргументѣ.

Не касаясь вопроса о томъ, насколько правъ Ренанъ, уподобляя въ своёмъ Приложеніи новѣйшимъ александрійцамъ тѣхъ «чувствительныхъ богослововъ», которые стараются «спасать» тексты и съ помощью аллегоріи, и замѣтивъ только, что въ данномъ случаѣ самъ Ренанъ старается сохранить извѣстные тексты, считая ихъ важными въ историческомъ отношеніи, закончимъ ещё однимъ соображеніемъ, которое, вмѣстѣ съ тѣмъ, послужитъ также и объясненіемъ.

Самый важный изъ доводовъ, съ которыми Ренанъ выступаетъ противъ современнаго толкованія четвёртаго евангелія, заключается въ томъ, что онъ упр<