Лирика михайловского периода

 

В Михайловском Пушкин пишет много лирических стихотворений. Уже осенью и ранней зимой 1824 г., вскоре после своего приезда, он создает такие лирические пьесы, как «К морю», «Фонтану бахчисарайского дворца», «Ненастный день потух», «К Языкову», «Разговор книгопродавца с поэтом», лирико-философский цикл «Подражания Корану» и др.

Первые три стихотворения близки между собой темами и настроением. Это воспоминания о недавнем прошлом: о морской стихии, о ярком полуденном небе, о романтических красках и романтических чувствах. Попав в Михайловское, Пушкин поначалу больше всего живет воспоминаниями, тоскует об утерянном. И только позже, не сразу, познает он Сердцем — и уже на всю жизнь — красоту неприметного, поэзию северной природы и простого, неброского деревенского быта.

В стихах Михайловского периода поэтическое вдохновение изливается само собой, сильные слова и мысли приходят к поэту свободно. Так это, например, в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом».

В этом лирическом диалоге излагается цельная концепция поведения поэта в современном мире, основанном на торгово-денежных отношениях. При этом Пушкин излагает давно им проверенные мысли. О своем отношении к поэтическому труду он писал еще в Одессе в письме к Казначееву. Теперь по существу о том же он пишет стихами: «Позвольте просто вам сказать: /Не продается вдохновенье, /Но можно рукопись продать».

Но поэзия его лирического диалога не в этом, и не в этом его главные достоинства. Они больше всего в тех поэтических мыслях и образах, которые только внешне подчинены основному сюжету стихотворения и которые возникают в нем как бы непроизвольно:

Блажен, кто про себя таил /Души высокие созданья /И от людей, как от могил, /Не ждал за чувство воздаянья! /Блажен, кто молча был поэт...

Или: Зачем поэту/ Тревожить сердца тяжкий сон? /Бесплодно память мучит он./ И что ж? какое дело свету? /Я всем чужой. Душа моя /Храпит ли образ незабвенный?/ Любви блаженство знал ли я? /Тоскою ль долгой изнуренный, /Таил я слезы в тишине? /Где та была, которой очи, /Как небо, улыбались мне? /Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?

Аполлон Григорьев писал: «Ничего во всей лирической поэзии нельзя найти задушевнее стиха, как будто случайно вырвавшегося из сердца поэта в разговоре с книгопродавцем: "Вся жизнь — одна ли, две ли ночи"». Интересно, что много позднее, уже в нашу эпоху, этот же стих зазвучал как поэтический лейтмотив в поэме Пришвина «Фацелия». «Случайно вырвавшиеся» пушкинские слова, его стихийно возникшие поэтические образы часто оказывались особенно памятными и особенно устойчивыми в своей исторической жизни.

Одно из самых оригинальных произведений Пушкина Михайловского периода — «Подражания Корану». В своих примечаниях к ним Пушкин писал: «... многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Это впечатления Пушкина от чтения Корана — и это ключ к его замыслу. Пушкина привлекает в Коране поэзия мудрости.

Восточная мудрость привлекает Пушкина. Для него все поэтическое и мудрое, из каких источников оно бы ни проистекало, никогда не было чужим. В «Подражаниях Корану» он осваивает новые стилистические пласты и новое содержание, стремится постигнуть все возможные формы и разные национальные культуры. Таковы основы и таков внутренний источник его мастерских и высоких свободных стилизаций на тему Корана:

Не я ль в день жажды напоил /Тебя пустынными водами? /Не я ль язык твой одарил / Могучей властью над умами? /Мужайся я, презирай обман, /Стезею правды бодро следуй, / Люби сирот и мой Коран / Дрожащей твари проповедуй.

Это звучит в характерном восточном колорите. И в этом случае, и в других пушкинские стилизации в восточном роде весьма умеренные в языковой экзотике. «Клянусь четой и нечетой», «дрожащей твари», «жены чистые пророка», «нечестивые» — подобными словами-образами Пушкин не столько даже создает восточную атмосферу стилизаций, сколько наводит на нее. И в языке, и по содержанию Пушкин подражает Корану не внешним образом, он свободно пользуется текстом Корана, выбирает, добавляет свое. Он стремится постигнуть дух подлинника и передать его в соответствии с законами собственного языка и сознания. Пушкин осваивает чужое, выражая в чужом свое. Тем самым он делает чужое близким, понятным, нужным — и совсем не чужим.

В период Михайловской ссылки Пушкин пишет много стихотворений на любовную тему. Большинство из них написано в 1825 и 1826 гг. Жанр любовной лирики встречался у Пушкина и в лицейский период, и в петербургский. Как правило, в те годы стихи на тему любви отличались книжностью, вторичностью чувства. Исключения – это «Желание» (1816) и «Певец» (1816).

В период южной ссылки Пушкин создает поэтически зрелые стихи. Таковы «Умолкну скоро я...» (1821), «Ночь» (1823), «Простишь ли мне ревнивые мечты...» (1823) и т.д. В последнем (посвящено Амалии Ризнич) выражены черты психологизма. В нем образ любви — и, представленный индивидуальный образ любимой. В нем любовные признания — и вместе с тем глубокий анализ любовных переживаний.

Стихи о любви, написанные в Михайловском, во многом напоминают стихи южного периода. В них тот же психологизм, поэтическое исследование любовного чувства. В любовной лирике Пушкина много духовности. «Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями,— писал Пушкин ,— унижают поэзию».

Одно из первых и одно из лучших любовных стихотворений Пушкина Михайловского периода — «Желание славы». В нем необычная трактовка темы, свежий сюжетный ход, волнующая музыка стиха, и удивительная правда чувства — тонкая, тончайшая, передающая все переходы, все внутреннее, потаенное движение любовной страсти:

И ныне /Я новым для меня желанием томим: /Желаю славы я, чтоб именем моим /Твой слух был поражен всечасно, чтоб ты мною /Окружена была, чтоб громкою молвою /Все, все вокруг тебя звучало обо мне, /Чтоб, гласу верному внимая в тишине, /Ты помнила мои последние моленья /В саду, во тьме ночной, в минуту разлученья.

Стихотворение это посвящено Е.К. Воронцовой, которую Пушкин любил и которая на прощание, при отъезде его из Одессы, подарила ему свой перстень. Стихотворение связано с конкретной любовной ситуацией и конкретным адресатом. В то же время конкретное, единственное, живое лицо, в процессе поэтического создания и в процессе поэтического восприятия точно множится, оно теряет свою обязательную прикрепленность, а читателю кажется, что поэт и от его имени, от имени всякого любящего человека обращается к любимой — ко всякой истинно любимой. Любовные признания автора, героя становятся в нашем восприятии нашими собственными признаниями.

В Михайловском написано одно из самых прославленных стихотворений Пушкина на тему любви — «Я помню чудное мгновенье». В отличие от «Желания славы» это стихотворение менее индивидуально по средствам выражения. Это музыкальная композиция, заданная одновременно и реальными событиями в жизни Пушкина, и идеальным образом «гения чистой красоты», заимствованным из поэзии Жуковского.

Ощущение живой непосредственности идет не столько от сюжета, сколько от увлекающей музыки слов. В стихотворении много музыки: певучей, длящейся во времени, протяжной музыки стиха, чувства. И как в музыке, в стихотворении выступает не прямой, не предметно ощутимый образ любимой — а образ самой любви:

В глуши, во мраке заточенья/ Тянулись тихо дни мои/ Без божества, без вдохновенья,/ Без слез, без жизни, без любви./ Душе настало пробужденье:/ И вот опять явилась ты,/ Как мимолетное виденье,/ Как гений чистой красоты...

Стихотворение строится на музыкальных вариациях ограниченного круга образов-мотивов: чудное мгновенье — гений чистой красоты — божество — вдохновенье. Сами по себе эти образы не содержат ничего непосредственного, конкретного. Все это из мира отвлеченных и высоких понятий. Но в общем музыкальном оформлении стихотворения они становятся живыми понятиями, живыми образами.

История написания этого стихотворения знакома каждому. Стихотворение посвящено А.П. Керн. Впервые познакомился с ней Пушкин еще в 1819 г., в доме Олениных, а затем снова встретил ее в Тригорском, в пору пребывания в михайловской ссылке. Вторая встреча стала событием в жизни Пушкина и в его поэзии. Пушкин влюбился в Керн, был любим ею, и плодом этой любви явилось стихотворение «Я помню чудное мгновенье».

«Я помню чудное мгновенье» — памятник высоких поэтических переживаний. Язык стихотворений становится будто чеканным, литым, его композиции — поразительными по завершенности поэтической мысли. Такова, например, «Вакхическая песня». В этом стихотворении в предельно сжатой и закопченной форме воплощен пушкинский человеческий идеал — ренессансный идеал полноты и истинной высоты человеческой жизни:

Подымем стаканы, содвинем их разом!/ Да здравствуют музы, да здравствует разум!/ Ты, солнце святое, гори!/ Как эта лампада бледнеет/ Пред ясным восходом зари,/ Так ложная мудрость мерцает и тлеет/ Пред солнцем бессмертным ума./ Да здравствует солнце, да скроется тьма!

Это звучит как высокий призыв, как гимн. Гимн радости, мудрости, поэзии, свету — высшим человеческим ценностям.

По-иному прекрасно, и цельно, и высоко стихотворение Пушкина «19 октября» (1825). Ведущая тема стихотворения, всегда особенно дорогая для Пушкина,— тема дружбы. Она звучит в нем и возвышенно-торжественно, и задушевно-элегически. Для своей лирической пьесы, посвященной очередной лицейской годовщине, Пушкин выбрал пятистопный ямб, который в других случаях почти не использовал, но которым восхищался в элегиях Баратынского. Пятистопный ямб этого стихотворения вполне мог выдержать сравнение с ямбом у Баратынского: он звучит у Пушкина с трепетной музыкальностью, с какой-то особенной певучей величавостью:

Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день как будто поневоле И скроется за край окружных гор. Пылай, камин, в моей пустынной келье; А ты, вино, осенней стужи друг, Пролей мне в грудь отрадное похмелье, Минутное забвенье горьких мук..

Стихотворение «19 октября» — одно из немногих строфических у Пушкина: оно написано восьмистишиями с формулой рифмовки аВВаСdСd. Это придает ему еще более стройности. Той стройности, которая не мешает свободному движению поэтической мысли. В этом отношении оно сродни «Евгению Онегину», который тоже имеет строфическое построение и тоже отличается поэтической свободой.

Авторская мысль в стихотворении «19 октября» развивается в достаточной мере последовательно. Поэт вспоминает одного за другим своих лицейских друзей и рисует выразительный портрет каждого, но по ходу этих воспоминаний и описаний он то и дело точно взрывается свободными, возникающими но принципу близких и неблизких ассоциаций, неожиданными признаниями ума и чувства:

Служенье муз не терпит суеты;/ Прекрасное должно быть величаво:/ Но юность нам советуют лукаво,/ И шумные нас радуют мечты...

В период Михайловской ссылки вся лирика Пушкина становится не только очень зрелой, но и очень мудрой. Лирика этой поры ставит общечеловеческие, мировоззренческие проблемы. Пушкин пишет в это время свои «Сцены из Фауста» и «Наброски к замыслу о Фаусте». О первом произведении Белинский сказал: «Сцены из Фауста есть не перевод из великой поэмы Гете, а собственное сочинение Пушкина в духе Гете. Превосходная пьеса, но пафос ее совсем не гетевский». «Сцены из Фауста» Пушкина — оригинальное произведение, ничего соответствующего у Гете нет. Нет ни в сюжете, ни в мыслях.

Пушкинский Мефистофель говорит: «Вся тварь разумная скучает...». Похожее говорил сам Пушкин в письме к Рылееву от мая 1825 г.: «Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа». Мефистофель в пьесе Пушкина говорит не по Гете, а по Пушкину.

В «Сценах из Фауста», «Набросках к замыслу о Фаусте» звучат пушкинские мысли о жизни и человеке, и в них слышна трагическая ирония. В Михайловском Пушкин задумывается над смыслом жизни, полон вопросов и сомнений. Можно сказать, что в Михайловском Пушкин все более становится философом. Его потому и занимает так в это время гетевская тема — тема Фауста, что она открывает возможности для философствования.

В это же время Пушкин создает и свои первые опыты философских миниатюр. Он пишет «Движение» (1825), о котором А.В. Чичерин говорит как о стихотворении с «теоретически обоснованной мыслью», со «строго философской аргументацией, полемикой и устремленностью к решению конкретных проблем». Впрочем, такого рода прямо философские стихи у Пушкина скорее исключение, чем правило. Более характерны для него стихи типа «Если жизнь тебя обманет...» или «Цветы последние милей...». Оба стихотворения представляют собой поэтическое выражение мудрости, поэтический урок мудрости. Они близки по своей конструкции и отчасти по своему пафосу философским миниатюрам Тютчева. Но более всего они — пушкинские. Пушкинские в них — обиходность содержания, прозрачность, простота:

Если жизнь тебя обманет,/ Не печалься, не сердись!/ В день уныния смирись:/ День веселья, верь, настанет./ Сердце в будущем живет;/ Настоящее уныло:/ Все мгновенно, все пройдет;/ Что пройдет, то будет мило.

Поэтическая философия Пушкина и позже будет восприниматься как простая, ясная, близкая и нужная человеку мудрость. Он и в мудрости своей был просто как человек и потому он оказался поэтом всечеловеческого значения.

С Михайловским периодом в жизни Пушкина связано и постижение народности в поэзии. Он постиг и сумел выразить самый дух народности. И это не только в «Борисе Годунове», не только в главах «Евгения Онегина», созданных в эту пору, но и в лирике: в стихотворениях «Жених», «Зимний вечер», «Песни о Стеньке Разине».

Стихотворение «Жених», написанное в 1825 г., двумя годами позднее было напечатано в журнале «Московский вестник» с подзаголовком «Простонародная сказка». «Жених» писался, таким образом, с сознательной установкой на народность. В стихотворении эта установка проявилась и в сюжете, напоминающем многими чертами сказочный, и особенно в языке. Язык этой «простонародной» баллады-сказки Пушкина легкий, прозрачный, естественный в интонациях, во всем подобный народному. В «Опровержении па критики», в 1830 г., обращаясь к писателям, Пушкин скажет: «... но худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком».

Несколько иной характер имеют стихотворения 1826 г., объединенные названием «Песни о Стеньке Разине». Это тоже опыты в народно-поэтическом духе, но основанные на историческом материале. Народность этих стихотворений определяется уже их героем. В письме к брату от ноября 1824 г. Пушкин называл Разина «единственным поэтическим лицом русской истории». О Разине были сложены народом песни, многие из которых Пушкин знал, в частности и от няни. Разин был в сознании Пушкина одновременно и народной личностью, и поэтической. Неудивительно, что он оказался естественным и в некотором смысле идеальным героем для пушкинских опытов в духе народности.

Исходным материалом для стихотворений о Разине послужили и те песни на эту тему, которые рассказывала Пушкину няня и которые он записывал с ее слов. Но своими записями Пушкин пользовался свободно, ни в чем и никак не копируя их. Его «Песни о Стеньке Разине» — оригинальные произведения и именно поэтому подлинно народные. В них воспроизведены и народные понятия, и народно-песенный размер, и народная речь, но воспроизведены в том неповторимо-индивидуальном облике, в каком это мог сделать только Пушкин:

Что не конский тон, не людская молвь,/Не труба трубача с поля слышится,/Л погодушка снищет, гудит,/ Свищет, гудит, заливается./ Зазывает меня, Стеньку Разина,/ Погулять по морю, по синему...

Пушкинский порыв к народности не отменял его поэтической индивидуальности, был лишь в неразрывном единстве с ней. Это, по сути, и делало народность Пушкина такой глубокой и органичной.