Трансформация природопользования поморов

Развитие капитализма в России в конце 19 - начале 20 веков, конкуренция с норвежскими рыболовами стали первым толчком к трансформации традиционного природопользования поморов. Однако в тот период коренного изменения не произошло, традиционность сохранялась. Например, в поморской среде имело место сопротивление к продвигаемой норвежцами модернизации судов и орудий лова. Объяснялось это и нежеланием делаться зависимыми от городских фабрик и купцов, и осуждением тралового лова как природоистощительного. Традиционное природопользование поморов, в том числе, лов рыбы был основан на традиционной культуре - диалоге человека и природы, отношении к ней как к живой одухотворенной силе. Традиционная культура природопользования воспроизводилась семьями, родами и миром поморской деревни.

На протяжении многих веков поморская деревня как сообщество, экономической основой которого является традиционное использование природных ресурсов, демонстрировала ограниченный, достаточно устойчивый набор повседневных и сезонных практик. При этом мировые модернизационные процессы вносили и вносят новые технологии в старые виды природопользования. Однако это не замещение, а скорее добавление. Поэтому можно говорить о устойчивости сообщества поморской деревни, свойственной традиционным сообществам других коренных народов Севера.

Наиболее существенная трансформация поморской деревни за всю её историю - это появление в конце 1920-х - в начале 1930-х годов колхозов. Советская власть старалась искоренить традиционную общину и традиционное природопользование, поставить его на исключительно утилитарные экономические рельсы. Тогда основной социально-экономический институт деревни - мир был насильственно разрушен и сформирован колхоз.

Современный этап трансформации поморских сообществ демонстрирует возможность очередного коренного изменения. Государство радикально меняет правила игры, как в основной сфере природопользования - рыболовстве, так и в лесопользовании и других сферах природопользования, изменяет законы с целью укрепления крупного бизнеса в рыболовецкой и лесных отраслях. Это напрямую затрагивает жизнь поморских сообществ и подрывает его сложившиеся устои (Титова, 2006).

 

Период коллективизации (советский период)

Остановимся подробнее на этом периоде, чтобы понять, как и почему изменялись или оставались неизменными практики природопользования поморов. Для этого проследим процесс смены института деревенского мира на институт коллективного хозяйствования.

Практически все рыбколхозы Онежского полуострова появились в 1930-х годах. В них вошло практически всё взрослое население. Процесс организации рыбколхозов, как и в других местах, был достаточно болезненным. Было принудительное обобществление лодок и судов, скота и инвентаря, были раскулаченные и сосланные. Однако, готовый социальный институт - артельное рыболовство стал основой и значительно облегчил переход к новой форме социально-экономического взаимодействия - колхозному хозяйству.

Традиционные практики лова в рыбколхозе уже к концу 1930-х - началу 1940-х годов трансформировались. В морском лове стали использоваться боты с механическими двигателями. При этом парусные и весельные суда (лодьи, раньшины, шняки, ёлы, карбасы) всё еще использовались, но уже не производились в прежнем количестве. На некоторых моторизированных судах лов стал осуществляться тралами, он был более доходный, чем традиционный сезонный лов ярусами, неводами, рюжами и сетями. Однако на них лов рыбы тоже был ограничен, так как эти суда не могли отходить далее 40 миль от берега в хорошую погоду.

Вся выловленная рыба обрабатывалась командой перед сдачей вручную. Объемы вылавливаемой рыбы были сравнительно невелики, и такое природопользование не подрывало рыбные ресурсы. Однако в процесс уже были включены различные отрасли индустрии городов, и эта деятельность оказывала крайне негативное воздействие на окружающую среду.

Лов на небольших моторных судах и ботах всё ещё можно назвать традиционным. В каком-то смысле это сравнимо с переходом северных народов, занимающихся традиционной охотой, к огнестрельному оружию. Лов всё ещё не был отчуждён от сообщества поморской деревни. В нём по-прежнему участвовали поморы-колхозники, и только капитан и механик были нанятыми специалистами, прошедшим специальное обучение в городе. Остальная команда получала навыки мореходства и лова от старшего поколения, обучалась внутри поморского сообщества.

При этом другая часть поморского населения занималась другими промыслами, в том числе прибрежным и речным ловом, как в качестве работы в рыбколхозе, так и в свободное от работы время - для питания семьи. Однако, традиционное сакрально-магическое отношение к лову довольно быстро уступило место утилитарному. Молитвы и заговоры уходили из повседневных практик, но не исчезли совсем, вытесняясь на периферию сознания, то есть воспроизводились в экстремальной ситуации.

Отличительная черта рыбколхоза, присущая ему на протяжении всего советского и постсоветского периода, его прибыльность. Рыболовство давало преимущество рыбколхозам над сельскохозяйственными колхозами, которые в 1950-е - 1960-е годы массово переоформились в совхозы, то есть стали государственными предприятиями. Причиной этого явления стала новая инвестиционная политика государства, направленная, в первую очередь, на поддержку убыточных совхозов в зонах рискованного земледелия. Некоторые рыбколхозы также были вынуждены оставить свой рыболовный промысел и стать совхозами.

Необходимо отметить и другой процесс. Если в начале коллективизации каждая поморская деревня оформилась в колхоз, то в 1960-е годы была правительственная директива на укрупнение колхозов. Этот процесс и смена организационной формы некоторых колхозов на совхозы происходил в условиях технической модернизации промышленного рыболовства. Несмотря на высокую прибыльность, для модернизации рыбколхозам требовались дополнительные средства - кредиты. Давались кредиты только через Рыбакколхозсоюз с согласия областного руководства коммунистической партии.

К началу 1970 годов через территории нескольких рыбколхозов Онежского района были проложены хорошо налаженные коммуникации - железные и шоссейные дороги, что сделало их сельхоздеятельность относительно более рентабельной. Это стало одной из причин трансформации их в совхозы. Однако все шесть колхозов Онежского полуострова остались рыболовецкими. В этот же период у них началось качественное изменение структуры и организации природопользования.

В период1950-х - 1970-х годов рыбколхозы приобрели в собственность крупные рыболовецкие траулеры. Вначале на них работали поморы-колхозники, прошедшие специальное обучение, но затем стали работать только наёмные работники. Теперь колхозные суда ловили круглогодично не только в Белом и Баренцевом море, но и ходили в Атлантику. Лов рыбы по объёму на порядок вырос, и по технологии окончательно превратился в промышленный, квотированный международными соглашениями.

Произошла парадоксальная ситуация, когда поморы-колхозники превратились из работников-участников кооператива в собственников судов, квот, рыбы. Фактически произошло полное отчуждение поморских жителей от участия в традиционном морском лове, являющимся на протяжении веков важнейшей частью жизнедеятельности их предков. Однако, такое развитие рыбколхозов как социального института не предвещало кризиса, так как мировые рыбные ресурсы ещё могли воспроизводиться (Спиридонов, Згуровский 2007).

1970-е - 1980-е годы стали периодом экономического и социального расцвета многих рыбколхозов и поморских деревень. Рыбколхоз как коллективный собственник получал прибыль, оплачивал стоянку и ремонт судов в портах, работу команды судна и бригады рыбаков, организовывал сбыт рыбы. Прибыль тратил на жизнеобеспечение сообществ поморских деревень и поддержку убыточного сельского хозяйства. Мясомолочная продукция, зерновые и овощи производились, в основном, для самообеспечения, так как стоимость хранения продукции и транспортные издержки в силу удалённости и сезонного отсутствия коммуникаций были велики. Также на прибыль содержалась контора колхоза, другие производственные и социальные объекты, платилась зарплата колхозникам, закупались трактора и другая техника, поддерживалась местная дизельная электростанция.

Траловый океанический лов является историческим продолжением получения прибыли от лова трески на Мурмане в прошлые века, но его уже нельзя отнести к традиционному природопользованию. Это коммерческая, промышленная деятельность, однако именно она обеспечивала на протяжении последних более чем 30 лет традиционную жизнедеятельность и природопользование в поморских деревнях. Здесь можно говорить о том, что появились новые практики, которые не привели к смене проторенного пути или выходу из колеи социальных практик и обеспечивающих их воспроизводство институтов. Однако, следующий период социального развития снова начался с испытаний и ломки (перестройки) устоявшейся ситуации.

Период реформ (постсоветский период) и современные жизненные стратегии поморских сообществ

Выделим жизненные стратегий поморских сообществ, которые применялись в период реформ (1990-е - 2000-е годы) и в настоящее время для сохранения и воспроизводства своего сообщества. Первая стратегия это сохранение рыбколхозов как основного социально-экономического института поморской деревни. Вторая стратегия это начавшееся формирование гражданского общества - создание местных общественных, негосударственных некоммерческих организаций, деятельность множества гражданских инициатив.

Сохранение рыбколхозов в постсоветский период произошло в силу трёх причин. Первая - готовность руководства рыбколхозов к реалиям рыночной экономики. Ведь в течение всего Советского периода рыбколхозы работали, по сути, на хозрасчёте. Они могли инвестировать в новую технику, технологию, инфраструктуру только собственные средства, при этом полностью обеспечивали себя овощной, мясомолочной и рыбной продукцией. Вторая - большая доля самообеспечения поморских семей и умение зарабатывать, занимаясь традиционными промыслами в одиночку и семьями. Третья - «поморскоий характер», о котором писали этнографы и говорили респонденты. У поморов отсутствует дух предпринимательства в современном его понимании, то есть нет стремления к получению всё большей прибыли, подавлению конкурентов.

Реформы 1990-х годов, направленные на переход средств производства в частное владение и капитализацию форм собственности, заставили рыбколхозы выходить на прямые связи с зарубежными партнёрами, выстраивать новые организационные формы. Они объединили свой флот, учредили Товарищество и образовали Службу управления флотом, состоящую из нанятых специалистов. Было решено отдавать часть колхозного имущества - техники и животных в пользование колхозникам. Подорожание топлива вынудило вернуться на конную тягу, зарабатывать за счёт лесопиления. Такие стратегии были несвойственны для периода расцвета рыбколхозов.

В этот период крупный рыболовецкий бизнес и различные холдинговые компании предлагали рыбколхозам продать свои квоты или войти в их состав. Рыболхозы не пошли на такой шаг, понимая, что потеряют самостоятельность. В очень сложных экономических условиях они не стали банкротами и не ликвидировались.

Сохранение рыбколхозов оказалось эффективно выбранной стратегией, так как позволило за 2 года погасить долги, и в 2000 году приступить к обновлению структуры флота - совершенствованию менеджмента и лова, приобретению в лизинг новых судов. Однако, мировые запасы рыбы стали заметно снижаться. Квоты на лов рыбы также были снижены. Это стало большой проблемой для рыбколхозов.

Для пояснения ситуации с распределением квот покажем пример одного из рыбколхозов. В 1998-2003 годы он получал квоты на лов порядка 900 тонн трески в год и, имея траулер, мог ловить практически круглый год. С 2004 и по 2008 года квоты снизили до 240 тонн трески и 130 тонн пикши, что в сумме составляет 370 тонн морского и океанического лова рыбы в год. Дополнительно государство ввело ограничение - если компания или рыбколхоз имеет менее 620 тонн биоресурса на судно, оно выйти в море не может. Это заставило рыбколхозы объединять квоты с другими колхозами и компаниями, сокращать количество судов или сдавать их в аренду. В результате они стали получать меньше прибыли, чем, если бы они осваивали квоты самостоятельно. Это стало отрицательно сказываться на сельскохозяйственной и социальной сфере поморских деревень.

В настоящее время государство ведёт политику, направленную на выдавливание рыбколхозов с рыбных рынков. Политика снижения квот по причине передачи части квот частным компаниям обостряет конкуренцию и поддерживает компании. При этом рыбколхозам сложно конкурировать с компаниями, потому что основная задача рыбколхоза другая - благосостояние членов и жителей поморских деревень, сохранение местных традиций и культуры. С экономической точки зрения рыбколхоз, обременённый сопутствующими производствами в виде сельского хозяйства, поддерживающий инфраструктуру поморских деревень, не является экономически эффективным относительно компании, основная цель которой - получение прибыли.

Поморское традиционное рыболовство для себя и семьи (прибрежный лов сельди, наваги, сёмги, горбуши, камбалы) и другие виды природопользования также крайне осложнены квотами и налоговой политикой. Жизнь в поморских деревнях в настоящее время тяжёлее, чем за всю их историю. Поэтому можно говорить о социально-экономическом кризисе и проблеме дальнейшего функционирования рыбколхозов, а также о проблеме сохранения поморских сообществ вообще. Реальная перспектива их развития достаточно туманна.

Всё же те жители поморских деревень, которые не покинули свою территорию жизнедеятельности и природопользования, на которую у них есть прямое право, стараются использовать вторую стратегию. Это создание и регистрация общины коренного малочисленного народа. Эта стратегия тесно связана с поморской идентичностью. Её можно рассмотреть как попытку изменения проторенного пути, создания в поморском сообществе нового социального института.

Обратимся к тому, как эта идентичность формируется. С одной стороны, коренные жители рыболовецких деревень называли и называют себя поморами, с другой стороны, поскольку в Советский период такой национальности официально не существовало, они записывались русскими. Эта ситуация стала меняться в 1990-х годах, когда произошёл всплеск национального самосознания.

В это время в Архангельске было создано несколько поморских общественных организаций, которые не только возрождали традиционную культуру - язык (поморская говоря), праздники, одежду, песни, промыслы, но и добивались признания поморов коренным малочисленным народом или хотя бы включением его в список национальностей*. Однако, эти организации не смогли выстроить обратную связь с поморскими деревнями, поэтому поморская идентичность в деревнях формируется практически без влияния городских поморских организаций (про деятельность этих организаций сельские поморы практически не знают).

Жители поморских деревень понимают, что их поморская идентичность формируется через связь с морем, и что поморами, в первую очередь, могут называть себя жители прибрежных деревень. Многие жители деревень и руководство рыбколхозов понимают, что признание их коренным малочисленным народом дало бы им шанс сохранить традиционную культуру природопользования, которое является неистощительным, устойчивым, обеспечит жизнедеятельность будущим поколениям.

Поморское население, всегда рыбачившее традиционными снастями, и в колхозе, и для себя, не понимает, почему была введена плата за пользование биоресурсами, то есть за их традиционный лов. Ввод этой платы приравнял их к любому горожанину, который приехал бы ловить рыбу на побережье Белого моря. В связи с изменением закона была даже целая «война», когда вместе с рыбинспекцией приезжали вооруженные люди и отнимали у рыбаков-поморов ставшие «незаконными» орудия лова.

Жители поморских деревень думают, что, имея статус коренного малочисленного народа, они могли бы избежать такой ситуации. Понимая эту ситуацию, некоторые председатели рыбколхозов стали активнее поддерживать связь с городскими поморскими организациями, а один из них выступил инициатором учреждения поморской общины в деревнях, входящих в его колхоз. Инициатива была поддержана, и община зарегистрирована как общественная организация. В результате эта организация становится уже более представительной, чем рыбколхоз, и при необходимости может помочь населению отстаивать свои права более успешно.

Например, эта община проживает вблизи арендной базы крупной лесозаготовительной компании, сертифицированной по международной системе лесной сертификации (www.fsc.ru). Стандарты этой сертификации предусматривают приоритетный учёт прав коренных народов на традиционное многоцелевое лесопользование, консультации с ними и контроль с их стороны за выполнением планов рубок. Именно община может подписать договор о сотрудничестве (партнёрстве) с лесной компанией, а не рыбколхоз. В настоящее время переговоры между компанией и общиной начались. В случае признания в России поморов коренным малочисленным народом уже готовая организация сможет защитить их права на традиционное пользование ресурсами моря, воспользовавшись международным процессом морской сертификации (www.mfs.ru).

 

Литература

1) Булатов В. Русский Север. Т 1. Заволочье. 1999. с. 9.

2) Булатов В. Русский Север. Т 3. Поморье. 1999. с. 5, 9.

3) Коротаев В. И. Русский Север в конце XIX - первой трети XX века: проблемы модернизации и социальной экологии. Архангельск: ПГУ. 1998.

4) Крысанов А. А. Тресковый промысел онежан на Мурмане (1850-1920 годы). Онега. 2002. с. 4-5.

5) Максимов С. В. Год на Севере. Архангельск. 1984.

6) Спиридонов В. А., Згуровский К. А. Экологическая сертификация морского рыболовства или информация для рыбаков, которые не хотят, чтобы их дети и внуки остались без рыбы. 2-е изд. Владивосток. 2007.

7) Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск. 1993.

8) Титова Г. Д. Экономические проблемы использования биоресурсов мирового океана в зонах национальной юрисдикции. СПб.: ВВМ. 2006.