Торжество провокаторов и «принципиальность» руководителей

Судьба распорядилась таким образом, что мне приходилось неоднократно сталкиваться с одними и теми же людьми в самых разных жизненных случаях. Так произошло и в тот январский день 1994 года, когда я познакомился с мэром Казачинско-Ленского района Иркутской области Сипеевым. В середине дня после взлета из аэропорта города Иркутска произошли крупные неполадки на борту пассажирского самолёта ТУ-154, вызвавшие его падение близ пригородного села Мамоны. Лайнер полностью разрушился, а все 124 человека, бывшие на его борту, погибли.

Я был одним из первых прокурорских работников, прибывших на место этой страшной трагедии, видел множество трупов, усеявших снег, дымящиеся останки самолёта… Газеты всего мира наперебой писали о случившемся, выдвигая различные версии происшедшего. Я был включён в состав следственной бригады, участвовал в работе по делу. Помню встречу с Сипеевым, у которого в самолете погибли жена и единственный сын-школьник. Человек средних лет, невысокого роста, он находился в каком-то заторможенном состоянии, как бы оглушённый горем, и только просил отыскать среди вещей пассажиров видеокассету, где его родные запечатлены живыми, улыбающимися…Среди множества предметов, собранных с места катастрофы, удалось найти неповреждённой видеокассету семьи Сипеевых. Он бережно завернул её и ушёл. Я полагал, что никогда не услышу о нем, но на следующий год наши судьбы вновь пересеклись.

Средства массовой информации сообщили об аресте Сипеева за совершение должностных преступлений. Одновременно стало известно о борьбе за власть двух группировок в том районе, где Сипев был главой. Обычная история — устранение конкурента с престола... Не хочу заниматься оценкой доказательств вины: я их не знаю. Однако моё восприятие этого человека позволяло уверенно сказать: он не скроется, если будет на свободе. В конце 1995 года ко мне обратились знакомые коммерсанты с просьбой узнать — можно ли изменить заключение под стражу Сипеева на такую меру пресечения, как залог?

Сама по себе просьба ничего криминального не содержала. Я пообещал узнать ответ и встретился со старшим следователем прокуратуры Иркутской области Кругловым Виктором. Этого человека я знал много лет с тех пор, когда он работал в транспортной прокуратуре, мы были на «ты». Круглов выслушал меня спокойно, помолчал, в потом ответил, что не видит препятствий для внесения крупного денежного залога, но ему нужно «подумать». Одновременно Виктор стал говорить о своей старой автомашине, требующей расходов на ремонт, осторожно расспрашивал о возможной материальной помощи ему со стороны коммерсантов, желающих внести залог за Сипеева…

Такое поведение Круглова меня насторожило. Я рассказал о возникшей ситуации старшему помощнику Восточно-Сибирского транспортного прокурора Китаеву Николаю, имевшему репутацию опытного профессионала и принципиального человека. Китаев сказал, что знает характер Круглова, тот осторожен и даже труслив, поэтому советовал мне быть готовым к возможной провокации.

Я все же не верил, что Круглов способен на подлость в отношении меня, своего старого знакомого. Но через пару дней при новой встрече Круглов вдруг начал требовать для себя лично 10 тысяч долларов США и 50 миллионов рублей, как благодарность за будущее изменение меры пресечения Сипееву. При этом Круглов задавал вопросы, ответы на которые создавали представление о нашей предыдущей беседе, но во многом искажали её смысл. Как человек достаточно опытный, я подумал, что такое поведение собеседника очень походит на провоцирование дачи взятки. Будучи по характеру неконфликтным, я не решился резко оборвать этот тягостный разговор и уйти со скандалом. Однако после встречи с Виктором я рассказал о ней Китаеву Н. Тот, исходя из моей информации, предположил, что я стал объектом оперативной разработки, и посоветовал вообще не контактировать с Кругловым. Но Виктор как бы почувствовал большой интерес ко мне. Он начал надоедать звонками, предложениями «встретиться». 5 мая 1995 года он снова позвонил мне и просил подъехать к нему между 14 и 16 часами. Я специально ехать не собирался, но, оказавшись в отделении железной дороги по служебным вопросам, позвонил Виктору и предложил подвезти его до работы. Он с радостью согласился. При встрече опять в мой адрес потоком посыпались вопросы насчёт рублей и долларов для него лично… А неподалеку я заметил УАЗ-452, в салоне которого через опущенное частично оконное стекло в нас целился объектив видеокамеры…

Я не подал вида, но в этот же день позвонил Чайке. В очень резких, не всегда в цензурных выражениях я объяснил своё возмущение поведением Круглова и посоветовал принять меры к нему. Юрий не был удивлён, он ответил, что ничего не знает, но разберётся.

Наши отношения, как я уже писал, охладели из-за того, что сын Чайки не смог жениться на моей дочери. Но я не думал, что мстительность его отца вырастет до таких масштабов!

Назавтра, 6 мая, я рассказал в прокуратуре Н.Китаеву о последних событиях. Он тут же пригласил работника Восточно-Сибирского РУОПа майора милиции Иваненко Э.Е., которому с моего согласия сообщил все эти факты и просил принять меры, провести проверку. Затем Николай Китаев уехал в командировку на север области, оставив в сейфе мой рапорт на имя прокурора А.Плешивцева по этим событиям. И тут 12 мая утром я был приглашён в кабинет Плешивцева, где находилось трое мужчин.

Шеф был явно испуган, он буквально «сдал» меня пришельцам, оказавшимся работниками областного ФСБ. Меня тут же увезли в названное учреждение, где стали обзывать «взяточником», пугать, но никакого протокола не составляли. Я объяснил, что это Круглов вымогал взятку, а я, наоборот, сообщил о его поведении Чайке и в РУОП. Чекисты опешили — они не знали, что РУОП осведомлён о действиях Круглова… Но все равно меня несколько дней вызывали в УФСБ, где пытались получить компрометирующую информацию на разных прокурорских работников.

Особо бесчинствовал заместитель начальника управления полковник Юрий Гуртовой. Неудавшийся врач-стоматолог, поменявший свое благородное ремесло на карьеру чекиста, этот человек долгие годы ранее был главным борцом с диссидентами Иркутской области. Он сломал немало судеб талантливых студентов и ученых, имевших неосторожность читать Солженицына и Сахарова. А теперь он очень мечтал о генеральских погонах, ему нужен прокурор-преступник для громкого процесса. Но оказалось, что прокурор не только не клюнул на приманку, но и своевременно сообщил о ней должностным лицам…

Потом, когда материалы этой оперативной разработки поступили в Восточно-сибирскую транспортную прокуратуру, я и Китаев ознакомились с ними при помощи старшего помощника прокурора области Александра Колесникова. Я понял, что Круглов выступал в роли провокатора, сценарий которому писали работники ФСБ — Гуртовой, Грязнов и Глухов. Это они корректировали незадачливого Иуду, давали ему портативный диктофон для фиксации наших разговоров, заставляли разучивать целые речи о долларах и рублях. Но и дорогой друг Чайка оказался лжецом: он все знал и способствовал реализации этих провокационных материалов. Теперь я понимаю, что мой звонок ему 5 мая явился спусковой пружиной, которая ускорила появление чекистов в транспортной прокуратуре. Чайка понял, что этот замысел расшифрован, я его раскрыл, он дал совет чекистам ускорить реализацию материалов. Чайка не только мстил мне лично, он мстил и прокурору Плешивцеву А., которого презирал и которому делал пакости где только мог.

И ещё — Чайка грубо нарушил приказ Генерального прокурора России №15 от 20 мая 1993 года, разрешив работникам ФСБ оперативные мероприятия в отношении подчинённого ему сотрудника прокуратуры, без возбуждения уголовного дела по нему. Такое разрешение тогда мог бы дать сам генеральный прокурор или его заместитель. Недаром Н.Китаев в своём рапорте писал тогда, что Чайка заслуживает взыскания за это самовольство. Однако Плешивцев испытывал животный страх перед чекистами. Он звонил в столицу, консультировался, в результате я был уволен «за совершение поступка, несовместимого с занимаемой должностью». Приказ подписал и.о. генерального прокурора, который вскоре сам сел на тюремные нары за настоящее взяточничество и злоупотребление своим положением.

Не случайно эти сфабрикованные материалы, инициированные к реализации Чайкой и его другом-чекистом Гуртовым, являются препятствием для принятия законного, справедливого решения по моей прокурорской судьбе. Лежат в кадрах Генеральной прокуратуры РФ, имеют грозные визы, и столичным чиновникам невдомек об истинной подоплеке этого «дела».

Время неумолимо, оно все расставит на свои места. Чекист Гуртовой приобрел позорно-гнусную известность для нас, иркутян, узнавших его в облике чекиста «Тернового» в книге адвоката Марка Крутера «Я защищаю Япончика», вышедшей в прошлом году в Москве. Не сбылись его мечты о генеральском мундире, на днях бесславно ушёл на пенсию, полный злобы на своего начальника.

Неуютно и моему бывшему другу Чайке. В начале марта в Иркутск приехала секретная комиссия из столицы. Трое представителей прокуратуры и двое из ФСБ внимательно изучали в течение недели документацию по строительству иркутского института Прокуратуры, детища Чайки, возводимого лукавыми югославами. В оперативные документы легли сногсшибательные истории о хищении полутора миллионов долларов при строительстве, о распределении этих денег между заинтересованными лицами. Открытое издание не позволяет мне более подробно распространяться на сей счет. Однако я убеждён, что грядёт справедливая оценка действиям должностных лиц, поимевших свою долю этого криминального пирога.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

«Чайки стонут перед бурей...»

(Максим Горький, «Песнь о буревестнике»))

 

В 1994 году, уходя в отставку, Генеральный прокурор России А.Казанник заявил: «Моя дальнейшая судьба меня беспокоит мало. Я всегда болел за Россию, за ее многострадальный народ. Верю: придет «золотой век», где правда будет называться правдой, ложь — ложью, добродетель — добродетелью, подлость — подлостью, а беззаконие — беззаконием. Но его наступление не могут поставить себе в заслугу ни коммунисты-патриоты, ни жириновцы, ни опошлившие самое высокое звание русского интеллигента демократы».

Казанник ушел в отставку по причинам принципиального характера — он отказался служить прокурором в стране, в которой попирается законность. Ушел потому, что понимал - изменить подобную ситуацию не в состоянии даже Генеральный прокурор.

Сегодня я пытаюсь представить себе, что подобную речь говорит и облаченный в свой парадный мундир Ю.Чайка. И не могу. Когда нет принципов, нет чести, отсутствует порядочность, слова, подобные тем, что так естественно и спокойно произнес Алексей Иванович в Генеральной прокуратуре РФ 26 февраля 1994 года на знаменитой пресс-конференции, вряд ли мы услышим из уст Юрия Яковлевича. Должно произойти нечто неординарное, чтобы нынешний Генеральный прокурор, наконец, понял, что он мешает стране, начавшей бороться с коррупцией, что он дискредитирует правоохранительные органы, что его фамилия уже давно ассоциируется с ельцинской, безвозвратно ушедшей эпохой.

Я пишу эти слова — «неординарное событие» и понимаю, что никакого такого события в жизни Чайки не будет. По доброй воле этот человек никуда не уйдёт. Чайка — карьерист и этим сказано, увы, очень многое.

Что такое «карьеризм»? Очень хорошо об этом написал в газете «Дуэль» В.Суховерхий: «Карьериста мало заботит общее дело, которому он должен служить. Он думает прежде всего о себе, о своем личном благополучии, успехе, славе, чине, звании, должности даже в ущерб общему делу. Карьерист — чаще всего формалист, очковтиратель, равнодушный к порученному делу бюрократ и бездельник, создающий лишь видимость активной деятельности. Такие люди вредны для общества. Неслучайно В.И.Ленин ставил карьеристов в один ряд с проходимцами».

Одно лишь дополнение следует сделать к цитируемым строчкам. Чайка — не просто карьерист (в смысле — проходимец). Ради карьеры этот человек, оказывается, способен на нечто большее. В этом могут убедить Мемуары близкого друга Генерального прокурора РФ — ветерана органов прокуратуры Н.Капитонова, собиравшегося опубликовать достоверные свидетельства о моральном облике Чайки, уровне его профессионализма. И — не успевшего это сделать.

Логика событий подсказывает — президент России Д.Медведев, наконец, должен разобраться с главным прокурором страны. Началом для подобного разбирательства должно стать возбуждение уголовного дела в отношении Генерального прокурора, в рамках которого можно исследовать не только причастность Ю.Чайки или его сына (или «друзей» сына) к факту исчезновения Н.Капитонова, но и роль Генпрокурора в ряде событий коррупционной направленности, о которых рассказано в этой книге. Опыт подобного разбирательства имеется. Вспомните 1993 год, когда прокуратура г.Москвы возбудила уголовное дело в отношении тогдашнего генпрокурора РФ В.Степанкова. Возбудила по подозрению причастности Валентина Георгиевича к убийству человека. И расследовала это дело! Здесь — тот же случай.

И — последнее. Я очень надеюсь, что подготовленное издание сможет не только повлиять на судьбу отдельно взятого Ю.Чайки, чей полет должен быть прерван, но и сможет содействовать оздоровлению атмосферы в Генеральной прокуратуре. Давно настало время очистить правоохранительные органы от лиц, внедрённых сюда Чайкой и К°, продолжающих «трудиться» не во благо общества, а в защиту своекорыстных интересов.

Разумеется, чтобы решить давно назревшую проблему, связанную, с дискредитацией органов прокуратуры, без хирургического вмешательства не обойтись.

Я вообще склонен разделить «революционную» позицию уважаемого мною академика РАН В.Накорякова, предлагающего провести полную реформу правоохранительной системы путем роспуска её на какое-то время и последующей новой организацией этой системы. Невидимые коррупционные связи, поразившие сегодня все государственные органы власти (вертикально, горизонтально), следует рвать именно таким образом. Ликвидировать коррупцию отдельными атаками, похоже, уже невозможно.

Президенту выбирать, как действовать в подобной обстановке.