О некоторых наклонностях и забавах

… Во время выпивок у Юрия появлялась одна навязчивая идея — поехать на автомашине в Красноярский край в населенный пункт Уяр, где жила его школьная подруга. Он очень хотел встретиться с ней, показать себя, погордиться своим положением и значимостью. Я думаю, что это была его неразделенная детская любовь, к которой его все время подсознательно тянуло. Я и другие собутыльники прекрасно понимали, что этот алкогольный порыв шефа нам совсем ни к чему — от Тайшета до Уяра было не менее трех часов езды на машине в один конец. Поэтому мы в таких случаях всячески удерживали Юрия от поездок к его давней подруге.

Надо сказать, что Юрий довольно быстро пьянел, был нестоек к алкоголю. И на гулянках он иногда симулировал: делал выдох, подносил рюмку ко рту и быстрым движением, которое для себя считал незаметным, резко выплескивал спиртное за плечо, а затем демонстративно морщился и тыкал вилкой в закуску. Иногда же он заранее просил наливать ему вместо водки подготовленную воду, выдаваемую нами за спиртное.

Один такой конфуз, связанный с разоблачением подобной «выпивки», произошел в моем присутствии.

Инспектор ОБХСС Тайшетского ЛОВД Килорджан Мисроп привез из отпуска массу армянских деликатесов — фруктов, дорогие марки коньяка. В честь приезда он устроил пир, на котором были начальник ЛОВД Бугаец В., Чайка и я. Килорджан приготовил шашлыки, накрыл стол. Все решили, что будем пробовать сорта коньяка. И пир удался на славу: тосты следовали один за другим, бутылки опустошались. Чайка запьянел и начал исподтишка выплескивать содержимое своей рюмки под батарею отопления. Бугаец, разгоряченный солидной дозой, забыл о субординации, этикете. Он с ментовской прямотой рубанул:

— Ты что, сука, льешь коньяк за батарею?! Нах…й так делаешь? Если не хочешь пить, так лучше я выпью, это дорогой коньяк!..

Я воевал на Даманском, там люди гибли, мне за Даманский медаль дали! — распалялся в пьяной истерике Бугаец, готовый пустить в ход кулаки.

Пьяный Юрий отчетливо ощутил кожей возможные последствия назревающего конфликта, и нашел «гениальный» умиротворяющий ход: «Друг, извини, я ведь тоже воевал на Даманском, и меня тоже наградили медалью!».

Бугайца это сообщение привело в дикий восторг, он начал обниматься с Чайкой. Оба прослезились от умиления, обнаружив за столом такую тесную принадлежность к фронтовому братству.

Надо сказать, что в те годы вооруженный конфликт марта 1969 г. СССР и Китая на острове Даманском был широко разрекламирован пропагандой. В сознании населения люди, награжденные за этот бой, являлись несомненными героями современности.

Назавтра я спросил Юрия — почему он мне не рассказывал, что героически сражался на китайской границе. Трезвый Чайка как-то смущенно улыбнулся и признался, что никогда ни с кем не воевал, на Даманском не был, а юбилейную медаль к столетию рождения Ленина получил в армии, как все (ее давали несчитано тогда)... Если учесть, что в армии Юра был «писарчуком», как его дразнили члены его семьи, то объяснение этому награждению самое простое…

Помню, как однажды я и Сергей Белых, наш следователь, узнали о привозе крепкого чешского пива на БАМовский ОРС. Здесь постоянно крутились блатные лица (Чайка запрещал подчиненным обращаться туда, монополизировав такое право за собой). Поэтому я и Сергей уговорили Юрия купить 20 литров чешского пива, заранее приготовили закуску. Чайка не хотел пить, так как дома очень агрессивно принимали его нетрезвый вид. Я и Сергей налили три стакана пива и предложили выпить «на пробу». Юрий согласился, он одобрил покупку. Выпили по второму стакану, и всем понравилось еще больше. Я сказал, что надо выпить по третьему и разойдемся домой. Упоминание о доме имело целью усыпить бдительность шефа: мол, никакой пьянки у нас сегодня не будет. Но после третьего стакана Юрий уходить домой уже не захотел. Часа три мы опустошали канистру, пока захмелевший Юрий не потребовал найти женщин. Я вспомнил, что у меня в Бирюсинске имеется подруга, у нее найдется тоже кто-то из женщин… Мы приехали в Бирюсинск, но подруги не оказалось дома. Пришлось коротать время, разъезжая по поселку и распивая пиво. Поздним вечером подруга вернулась домой, но время было уже упущено. Мы договорились с ней, что она найдет еще женщин и будет готова к нашему приезду в определенный день. Однако пьяный Чайка стал требовать поехать в Уяр, к его школьной знакомой... Насилу мы отговорили его от этого шага и вернулись в Тайшет.

Мне не раз приходилось быть свидетелем бурных сцен негодования в семье Юры, когда его заставали нетрезвым. Как-то раз мы с ним выпили в прокуратуре в конце рабочего дня, но показалось мало. Чайка сказал, что у него дома есть бутылка водки «Кубанская», подаренная следователем Иркутской областной прокуратуры Ермаком, предложил ее распить. Я не стал возражать. Мы расположились на кухне Юрия, у нас пошли душевные разговоры. В разгар пиршества дверь открылась — вернулась жена Юры. Чайка мгновенно протрезвел и поскучнел. Он открыл рот и смог предостерегающе выкрикнуть только: «Лена! Лена!»…

— Алкоголик несчастный! Я позвоню вашему Барскому! — пошла в атаку разгневанная жена.

— Лена, не позорь меня! — в отчаянии взывал мой шеф.

Я почувствовал себя неловко и попытался ретироваться, принося извинения.

— Вы сидите, Николай Петрович, — останавливала меня Лена, — я к Вам претензий не имею. — И гневным взглядом обожгла напуганного супруга.

Чайка не гнушался лестью, восхвалением других, если считал это нужным. Он был гибок и расчетлив, энергичен и оперативен, мог тонко улавливать мощные веяния в юриспруденции. В этом отношении он превосходил большинство районных прокуроров Иркутской области. А учиться было чему. Вспоминается год Московской Олимпиады — 1980-ый. Мы собрались в Ангарске на трехдневный семинар прокурорских работников. Вечером в одном из гостиничных номеров собрались я, Чайка, Салимов, Акулов, Мерзляков и другие прокурорские работники. У нас с Чайкой и Мерзляковым стаж по 4 года, мы неспешно выпиваем, обмениваемся информацией, слушаем о чужой практике и учимся больше, чем на пресловутом семинаре.

Чайка начал хвалить Константина Акулова, именовать его своим учителем, выказывать всяческие знаки внимания. Как я писал выше, они оба были в бригаде по расследованию массовых беспорядков в Тулунской тюрьме. Акулов благосклонно внимал откровенной лести Чайки, не прерывая его. Затем Костя заговорил сам, со смехом вспомнил случай, как возвращался в поезде из командировки, заснул, и у него украли туфли. Проснувшись рано утром в Иркутске, он был вынужден под дождем босиком бежать на трамвай и в таком виде явиться домой. Мы бурно развеселились и еще выпили.

Мерзляков Анатолий, недавно работающий прокурором Усть-Удинского района, важно открывал секреты, как искусно существовать в мире с местными партийными органами. Он, оказывается, заранее готовил первого секретаря райкома КПСС к возможному аресту проворовавшегося должностного лица районного уровня, показывал ему материалы уголовного дела. Если секретарь говорил: «Таких надо сажать!», Мерзляков без колебаний давал санкцию на арест, демонстрируя твердость, принципиальность борца со злом. Если же партократ говорил, что человека надо пощадить, Мерзляков указывал следователю на «неперспективность дела»… Я слушал и учился.

Восточно-Сибирский транспортный прокурор Г.Я.Барский любил быть верховным судьей в разрешении проблем членов коллектива, этаким мудрым «отцом», но с византийской хитростью поддерживал интриги и недовольства, ибо недовольные стороны стремились наедине выговориться ему, заручиться устной поддержкой, и таким образом Барский был в курсе всех новостей в прокуратуре. Наушничество являлось категорией положительной, всячески поощрялось…

Однажды, когда я находился в кабинете Барского, приехав в Иркутск из Тайшета, здесь же появился Чайка, работавший начальником следственного отдела. Барский вызвал его по телефону, не пригласил пройти к столу и сесть, а начал с порога строго спрашивать: «Вы проверили отказные материалы?».

Чайка встал по стойке смирно и смущенно признался, что еще не успел с проверкой. Барский с возмущением и издевкой сказал: «Юрий Яковлевич, если у тебя нет времени, у молодого начальника, пожалуйста, принеси эти отказные материалы мне, я сам буду вынужден проверять их, поскольку ты почему-то не успеваешь…». Чайка менялся в лице и жалко бормотал извинения, а Барский методично продолжал «сношать» его, и это унижение подчиненного доставляло Барскому явное удовольствие… Я понял, что вызов Чайки в кабинет при мне был сделан специально. Барский хотел в присутствии свидетеля унизить нового начальника отдела, показать его ничтожество. Такие вот «развлечения» очень нравились Барскому Г.Я. Наверное, Чайка старается забыть сейчас эти сцены, а может, даже считает в чем-то необходимой учебой для себя эти минуты унижения, не могу сказать. Но невольно вспоминаются стихи поэта Некрасова:

Люди холопского звания
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа!

Как я уже говорил, в семье Чайки занимал подчиненное положение, и вынужден был исполнять все заказы жены по хозяйству. И когда Юрий стал Восточно-Сибирским транспортным прокурором, то давал мне список продуктов к столу, который я представлял начальнику Иркутского ОРСа Восточно-Сибирской железной дороги Крылову Леониду Юрьевичу. Поскольку в списке могли быть скромные обозначения: сыр — 500 граммов, колбаса — 1 кг, то Крылов негодовал таким мизерным использованием его статуса...

Водитель Чайки Пашков Валерий не нравился супруге Юрия, как «не деловой». Она вспоминала прежнего водителя Геннадия Галкевича, могущего доставать дефицитные товары коробками. Галкевич в тот период ушел на Иркутский центральный рынок, где имел «престижную» профессию рубщика мяса. Чайка посоветовался со мной — не вернуть ли Галкевича назад водителем, он такой хороший «доставала»? Я ответил утвердительно, поскольку мне надоело отвечать за обеспечение семьи Чайки продуктами. Галкевич вновь стал водителем Чайки, он умел угождать его жене. Никто не знал, что через несколько лет прокуратура Кировского района г. Иркутска арестует Галкевича, про его оперативную разработку в камере по заданию РУОПа станут писать в газетах….

Стукачество в коллективе транспортной прокуратуры, как я писал уже, служило показателем служебной лояльности. Каждый мог стать жертвой доноса ретивого коллеги, «прогибающегося» перед начальством. Не избежал такой участи и я.

Летом 1991 г. один из высокопоставленных начальников попросил Чайку помочь в приобретении для его организации 10 пистолетов Макарова. Юрий вызвал своего заместителя Фурсова Бориса Яковлевича и просил помочь. Фурсов договорился с начальником Иркутского аэропорта Коваленко о продаже оружия организационные вопросы, конечно, выпали на меня). Пришлось ехать в аэропорт, где оформление приобретения оружия затянулось до обеда, подкрепиться зашел в ресторан «Сибирские пельмени». Там меня увидел брат Геворкяна — Гагик, радушно позвал за свой стол, где находились другие армяне. Этот момент заметил инспектор БХСС. и потихоньку позвонил Стрельцу, сообщив о контакте Капитонова с кавказцами. Стрелец мигом донес Чайке, что я в ресторане пью с «черными».

Когда после обеда я вернулся в прокуратуру, секретарь Чайки сообщила, что меня ищет шеф. Я зашел к нему.

С нахмуренным лицом Чайка заявил: «Ты сейчас в ресторане пил водку с кавказцами! Не отпирайся, я все знаю!».

— Я выполнял Ваше поручение, зашел пообедать, а там оказались друзья Стрельца.

И подробно рассказал все. Чайка оторопел:

— Так ведь сам Стрелец сообщил мне про тебя!

— Наверное, Юрий Яковлевич, он просто не знал, с кем я был.

Юрий рассмеялся и предложил пойти в кабинет Стрельца, где я должен был открыть доносчику глаза на этот эпизод. Я так и сделал, сказав: «Сергей Викторович, я был с твоими друзьями армянами, которые постоянно снабжают тебя всем, а ты на них стучишь»… Сергей Стрелец оторопел и начал извиняться. Об этом же эпизоде я сообщил Карапету Геворкяну, чем тот был очень раздосадован.

Нужно сказать, что Геворкян отличается незлобивым характером, стремлением к дипломатичности, улаживанию конфликтов. Разумеется, он, как всякий уважающий себя кавказец, имеет свои источники доходов, вполне легальные в существующих условиях.

Но вернемся опять к теме застолий в органах прокуратуры. Винопитие составляло и составляет неотъемлемую часть жизни российских жителей, а прокуратура — только небольшой орган государства, ничем не лучший, чем другие органы. Вот только несколько курьезов в наших дружеских застольях.

До мельчайших подробностей вспоминается, как мы с Юрой провожали 1980 год, отмеченный Олимпиадой в Москве и смертью Владимира Высоцкого. 31 декабря мы с ним погуляли в коллективе нашей транспортной прокуратуры совместно с Белых С,, Сахаровской Н. и Сарайкиной Л., а когда люди разошлись по домам, мы с Чайкой съездили в магазин за солидной «добавкой». Уничтожая спиртное, договорились, что Новый год встретим совместно, объединенным семейным кругом. Надо сказать, что физически крепкий, кряжистый Юрий был не слишком закален в делах застольных, довольно быстро хмелел. Вот и в этот раз он сильно опьянел. На наше счастье имелась автомашина с посторонним, совершенно трезвым водителем, довезшим нас до подъезда дома, где располагались наши квартиры. Я с трудом завел «вырубившегося» шефа в его квартиру (на его счастье супруга Елена Григорьевна еще находилась в детском саду г.Тайшета, где работала воспитателем). Оставив друга дома, я зашел в свою квартиру и сообщил, что на Новый год к нам придут супруги Чайки, после чего стал помогать ей готовить праздничный стол.

Улучив минутку, я позвонил Юрию по телефону, но трубку взяла его расстроенная жена. Она сообщила, что обнаружила Юру спящим и таким пьяным, что он не в состоянии был ни ходить, ни разговаривать, когда позвонили с поздравлениями его родители с Дальнего Востока. Елена Григорьевна под горячую руку сообщила в красках о поведении их сына, чем сильно их расстроила…

Новый год супруги Чайки отмечали у нас. Шеф был очень хмур, подавлен и совсем не прикасался к спиртному. Буквально через 5-7 минут после боя новогодних курантов гости ушли к себе домой. Позже мне стало известно, что результатом этого инцидента стало большое и резкое письмо, полученное Юрой от родителей. Они опасались, что его карьера будет погублена пьянством. Но никакого пагубного пристрастия к «зелью» мой друг никогда не проявлял, это совершенно точно.

Выйдя на работу после новогодних праздников, я подлил масла в огонь. Испытывая раскаяние, усугубляемое алкогольной амнезией, Чайка не помнил большой отрезок времени. Он начал расспрашивать меня: как добрались домой после выпивки в прокуратуре? Подстрекаемый бесом розыгрышей, я сокрушенно поведал, что домой мы добирались общественным транспортом. Шеф живо заинтересовался: долго ли мы стояли на автобусной остановке? Я мгновенно понял подтекст вопроса и сообщил: ждать транспорт пришлось довольно долго. Тут Юрий начал уточнять: как он себя вел, не падал ли. В ответ я сообщил, что падал он всего один или два раза, и наблюдало эту сцену человек 12-15 ожидающих пассажиров. Шеф побледнел.

— Я хоть не ругался при этом? — с надеждой спросил он.

— Ничего страшного. После падения ты матерился, но с кем такое не бывает? Пассажиры на остановке к этому отнеслись с пониманием, никто твоему мату не возмущался…

Оставив шефа пребывать в отчаянной прострации, я под предлогом посещения туалета вышел от него и выбежал на улицу, где отчаянно хохотал, держась за живот. Тут появился начальник Тайшетской транспортной милиции Бугаец Владимир Мефодьевич. Он попытался выяснить причину такого приступа веселья, но я довольно долго не мог ему ничего сказать, охваченный неудержимым, до слез, смехом. Наконец я отдышался и поведал о своем новом розыгрыше шефа.

Бугаец обладал отменным чувством юмора, ценил разные хохмы, знал много анекдотов. Он с ходу предложил мне свое развитие этой забавной темы. Я должен буду вернуться в свой служебный кабинет, а он через несколько минут зайдет к Юрию с проверкой слухов: мол, все жители Тайшета обсуждают недостойное поведение транспортного прокурора, который хулиганил в общественном месте…

Надо сказать, что перегородки в наших кабинетах были тонкие, и в тишине одного помещения можно было отчетливо расслышать разговор, ведущийся в другом кабинете. Я замер, предвкушая сцену, не менее интересную, чем финал гоголевского «Ревизора».

По коридору прозвучали уверенные шаги Бугайца. Он вошел в кабинет шефа и после приветствия поинтересовался, где шеф так напился под Новый год?

Хозяин кабинета заявил: такого вообще не было!

— Ну, как не было, Юрий Яковлевич, ведь жена заместителя председателя горисполкома это видела на автобусной остановке, а потом все в подробностях рассказала моей супруге, как ты пьяный в дым там появился, упал при людях и кричишь: «Е…ый Тайшет! Даже песка подсыпать не могут!».

Чайка отчаянно крикнул: «Николай Петрович, зайди ко мне!».

Я появился, изо всех сил стараясь выглядеть серьезно. Шеф был похож на тяжело больного, которому врач предсказал последние часы жизни. Бугаец стискивал зубы, под кожей ходили желваки, я понимал ту титаническую борьбу, которую он вёл сам с собой, дабы не расхохотаться.

— Николай Петрович, — отчаянно и умоляюще обратился ко мне Юрий, — скажи ему, что мы под Новый год с тобой вообще не пили, и никогда не падали на улице!

Я подтвердил, что такого категорически не было, и предложил Бугайцу проверить достоверность информации, но особо не болтать, потому что эти пустые слухи пачкают репутацию моего шефа. Начальник милиции пообещал принять это к сведению и сразу заторопился, быстро выйдя из кабинета. Я понимал, что ему надо отсмеяться, как и мне. Чайка начал советоваться: как быть, ведь видело сцену человек 15 пассажиров. Прокурор Жигаловского района Мухаметов как-то в нетрезвом виде играл на улице на гармошке — получил строгий выговор, чуть не уволили. Я предложил все отрицать, «не колоться». Но ещё долго Чайка ходил настороженный, ждал, что по его поведению кто-нибудь из жителей Тайшета напишет анонимку в прокуратуру области…

 

НА КРЮЧКЕ У АГЕНТА ЦРУ…

… ЮРИЙ ЧАЙКА БЫЛ ПОДАВЛЕН, потерял аппетит и сон. Его недовольство прорвалось, когда мы остались в очередной раз наедине.

— Это ты мне все подстроил специально, с этими бабами! — кричал он, — Такой прием есть в ЦРУ — подставить, скомпрометировать человека, чтобы он попал на крючок, а потом держат его в будущем на компромате!

— Юра, успокойся, кто ты такой, чтобы я тебя компрометировал? Бабы болтать не будут, им это невыгодно, место твое мне не нужно, мы же с тобой друзья.

Разговор этот проходил через некоторое время после наших очередных похождений. Читатели вправе меня осуждать, но пусть те мужчины, которым в 25-30 лет не довелось испытать похожие ситуации, бросят в меня камень! Мы не были святыми — жили, как умели, а прокурор сделан из того же теста, что слесарь или колхозник, когда речь заходит про общение с прекрасным полом. И зря шеф меня подозревал в коварных связях с ЦРУ. Про рыцарей плаща и кинжала мне доводилось только книжки читать, а кто виноват в случившемся, пусть читатель сам решит, когда прочтет эту главу.

Иногда я и Юрий выезжали с проверками в Нижнеудинск, в котором тогда еще не было своей транспортной прокуратуры. Останавливались мы в ведомственной гостинице СМП-267. Начальник СМП Владимир Волчков привечал нас хорошо: в гостинице ожидал нашего появления холодильник с водкой и закуской, вечерами после праведных трудов Волчков вывозил нас на природу. Иногда Владимир жаловался, что на него собирает компромат Нижнеудинский межрайонный прокурор Слипченко А.И. Чайка покровительственно обещал замолвить за Волчкова слово, дабы Слипченко отстал от него. Конечно, Юрий блефовал (он не собирался помогать Волчкову), и тот вскоре был осужден за хищение в особо крупном размере к 9 годам лишения свободы. Судебный процесс по Иркутскому телевидению комментировал заместитель прокурора Иркутской области Кудинов Филипп Егорович. После осуждения Волчков остался в ИТК Тайшета мастером столярного цеха. Наверняка он не раз вспоминал, как Чайка отплатил черной неблагодарностью за хлеб-соль (хотя предоставляемые Чайке блага, возможно, оплачивались деньгами криминального происхождения).

Но осуждение Волчкова грядет потом. А пока мы с Чайкой пользовались гостеприимством Волчкова вовсю.

После проверки транспортной милиции в Нижнеудинске мы вечерком выехали на природу. К нам примкнул Пинкин Вячеслав, исполняющий обязанности Нижнеудинского военного прокурора, доставший УАЗ-469, выпивку и закуску. У нас тоже имелось угощение, но Чайке захотелось женщину. Я сходил в общежитие недалеко от гостиницы СМП, пригласил погулять с нами одну девушку. Выпив на природе, мы поехали назад. Чайка начал обнимать новую подругу, она не сопротивлялась, но почему-то Юра передумал, и мы договорились, что зайдем к девушке попозже. Наше застолье в гостинице затянулось, и часа в два ночи Юра возжелал эту девушку. Мы подошли к общежитию, но оно на ночь было закрыто изнутри. Я стал бросать камешки в окна, пытаясь обнаружить подругу. Юра проявил упорство нетрезвого человека и никак не хотел уходить. Мы начали сильно бить ногами в дверь общежития, что, наверное, разбудило бы и мертвых. По крайней мере за подобные действия прокуратура спокойно давала санкции о заключении под стражу за хулиганство. Вот и сейчас проснувшаяся вахтерша подняла истошный крик: «Я сейчас в милицию позвоню!».

Мы благоразумно убежали, но Чайка остался злой, неудовлетворенный. Наутро я сказал Волчкову, что нужны женщины для занятий любовью, и поскорее. Владимир постарался: он отыскал для нас с Юрием неких Аллу и Надежду. Последняя охотно отзывалась на прозвище «Баронесса». Волчков уже получил четырехкомнатную квартиру, обустроил ее, но еще не заселился, хотя часть мебели уже перевез. Он наполнил холодильник квартиры спиртным и продуктами, желая угодить Чайке. Если истребовать копию приговора, то можно убедиться, что Волчкову было инкриминировано хищение материалов для отделки и этой квартиры.

С Волчковым был еще один мой знакомый — Николай Чернейчук, который позднее возглавил Тайшетский ЛОМ. Мы выехали на двух автомашинах на берег Уды, выпили. Вначале женщин с нами было четверо, право выбора по-джентльменски представили Чайке…

Моя супруга очень достойно и терпеливо реагировала на мои похождения и никогда не опускалась до публичных скандалов. Супруга Чайки — Елена Григорьевна — в семье играла роль явного лидера, и Юра дома был совсем не таким, каким его привыкли видеть окружающие за пределами его квартиры. Я чувствовал, что свое подчиненное положение мой шеф пытается компенсировать в других местах, выглядеть этаким «крутым» мужиком, способным на волевые поступки. Примером такого сиюминутного порыва могут, например, выступать события августа 1982 г., когда в воскресный день в Тайшете отмечали «День строителя». Я с Юрием и начальником транспортной милиции В.Бугайцом были приглашены отмечать этот праздник в малый банкетный зал ресторана «Бирюса». Мы появились в зале, уже будучи навеселе, увидели приглашенных руководителей СМП и других представителей администрации. В помещении ресторана встретили Рафика Кафизова. Этот грузный азербайджанец «делал деньги» теми методами, которые избирал сам. Он мог, например, быстро сколотить бригаду из «бичей», пообещав им золотые горы, выполнить заказ на строительство какого-либо объекта, после чего мастерски «кидал» несчастных рабов — полученные на них деньги присваивал, а работягам давал минимум, покупал им водку и железнодорожный билет до определенной станции, сажал в поезд (такова была расплата за тяжелый труд).

Вечер шел к окончанию, ресторан должен был закрываться в 23 часа. Нетрезвый Чайка порой терял обычную осторожность, страх перед упреками жены, ему хотелось выглядеть сильным, независимым мужчиной, алкоголь расслаблял путы внутреннего контроля Юрия. Вот и сейчас, принимая рюмку за рюмкой, он выразил желание погулять где-нибудь с женщинами. Я понял желание шефа, отозвал в сторону Рафика Кафизова и предложил найти доступных подружек, одна из которых должна ублажать моего шефа. Рафик с полуслова понимал такие намеки,.. мгновенно склонил к «поездке на природу» двух … официанток — Ирку и Галю, которым было по 19 лет...

После закрытия ресторана наша компания на двух машинах двинулась в ночь, за пределы Тайшета, в сторону реки Бирюсы, воспетой композитором Александрой Пахмутовой. В одной машине, где за рулем находился Бугаец, ехали я и Чайка. В другом автомобиле Рафик вез девочек для нашего развлечения и выпивку с закуской. Около полуночи на берегу Бирюсы мы продолжили пир, разложив припасы и спиртное на капоте автомашины…

Судьба свела нас с этими девушками в том же — 1982 году, в октябре, когда в Тайшете появился полномочный представитель Восточно-Сибирского УВД на транспорте полковник милиции Солодков Виктор Терентьевич. Он приехал на подведение итогов 9-месячной работы. В то время семья Чайки, кроме него самого, находилась в Свердловске, гостила у его тещи. Чайка предложил Солодкову переночевать у него дома, а не в гостинице, тот принял предложение. Мне захотелось сделать приятное шефу, я намекнул ему о послушных официантках… Он согласился на моё предложение…

Год спустя после описанных событий (в октябре 1983 года) я с Юрием вечером сел на поезд и отправился в Иркутск на коллегию Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры, посвященной подведению итогов 9-месячной работы. В это время должна была решиться дальнейшая судьба Чайки, ему предлагали возглавить в этой прокуратуре следственный отдел.

Юра сильно переживал, боялся, что не справится. Мне он сказал в порыве откровения, что его служебный «потолок» — не более чем районный прокурор, а тут предстоит переход в областной аппарат… Позднее я часто вспоминал его слова, когда Юрий вошел во вкус власти и начал стремиться «вверх», не упоминая уже о сомнениях в своей профессиональной пригодности.

Итак, Чайке предстоял в Иркутске серьезный разговор с Восточно-сибирским транспортным прокурором Барским Г.Я., отчего шеф был напряжен, нервничал. Я решил отвлечь его от навязчивых тревожных мыслей. В те годы, осуществляя надзор за транспортной милицией, я часто ездил на поездах, был знаком со многими бригадирами поездов, директорами вагонов-ресторанов. Настал вечер, когда я договорился с директором вагона-ресторана Галиной Сергеевной У. о том, что поужинаем с Чайкой после 22 часов, когда официально ресторан будет закрыт и нам никто не помешает «развеяться». О договоренности я сообщил шефу, рассказал про Галину Сергеевну, которая была на три года старше Юрия — незамужняя, с миловидной внешностью. Мой начальник несколько оживился, глаза его заблестели.

И вот мы вдвоем вошли в вагон-ресторан, где на столе увидели богатый выбор блюд и спиртных напитков: нам старались угодить и это, безусловно, удалось. Вначале Юрий отказывался пить, упоминая о завтрашней коллегии, но потом соблазнился… Бутылки опорожнялись одна за другой…

Наступивший день для шефа оказался тяжелым. Остаточные явления крепкой попойки вызвали расспросы коллег: не пьян ли? Юрий отвечал, что не спал ночь, и тут он не грешил против истины. Мы знали, когда поезд «Ангара», где работала У., поедет назад маршрутом «Иркутск-Усть-Илимск». На сей раз мы в купе с Юрой ехали только вдвоем, там и накрыли стол с помощью Галины Сергеевны. Она принесла нам большую банку черной икры, которую я, подобно таможеннику Верещагину из кинофильма «Белое солнце пустыни», ел столовой ложкой. Чайка на сей раз не пил совсем спиртного, потому что панически боялся разноса своей жены, строго пресекавшей такие мероприятия. Галина Сергеевна уже откровенно заигрывала с ним, перешла на «ты»… <...>

В декабре 1983 года Чайка по указанию прокурора Барского (без получения приказа из Генеральной прокуратуры) уехал работать в Иркутск. Я пообещал ему скрасить время пребывания и найти У. Он вселился в комнату гостиницы «Локомотив», семья оставалась в Тайшете, и Юрий страдал от одиночества, особенно когда наступал вечер.

Я отыскал Галину Сергеевну, жившую тогда в Ангарске, рассказал о новом назначении Юрия Яковлевича, свел их снова. Тут Юрий был более раскован — поднимал бокал, шутил, обменялся адресами с нашей подругой.

В конце 1984 года Чайка работал инструктором Иркутского ОК КПСС в отделе у Петра Парцея, бывшего заместителя Иркутского областного прокурора. Спустя 8 лет они вновь сойдутся вместе. Парцей в той же должности зама, а Чайка — прокурором области. А пока в должности инструктора ОК КПСС Юрий внезапно увидел в своем кабинете … вошедшую Галину Сергеевну! Она находилась в этом престижном административном здании на совещании работников своей сферы, вот и зашла проведать милого друга.

Чайка был очень растерян, даже напуган этим неожиданным визитом, за которым с нескрываемым интересом следили другие инструкторы. Он попытался отделаться от гостьи под предлогом чрезмерной занятости. Но Юрий решил подстраховаться: он позвонил в начале 1985 года мне в Тайшет и попросил зайти к нему, когда буду в Иркутске.

Зная скрытность своего бывшего шефа, я не удивился такой просьбе, а вскоре был у него. Чайка не скрывал своего негодования по поводу прихода У., которая «приперлась без вызова», просил меня посодействовать, чтобы больше его бывшая любовница не появлялась. Последняя фраза Юры была: «Когда надо будет, мы её сами найдем»…

Все это я передал Галине Сергеевне, попросив больше не напоминать Юре о себе, поскольку он опасается за свою карьеру. Реакция оскорблённой женщины была бурной…

 

«УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ»…

Название главы — ленинское определение партии большевиков, той самой партии, проводником идей которой долгое время был Юрий Чайка. Но это определение в определённом смысле я трансформирую на него самого, размышляя вслух, рисую облик человека, пропагандировавшего нравственный облик человека государственного, блюстителя законов и морали…

Юрий всегда старался подражать прокурору Барскому. Мне он доверительно говорил, что тот ведёт очень умную политику: хвалит поодиночке подчинённых, исподтишка стравливает их, заставляя доносить друг на друга в надежде заслужить похвалу и статус особо доверенного лица. Такая политика, по мнению Барского, заставляет подчинённых быть разобщёнными, не замышлять заговоров против руководства, даёт информацию о течениях в коллективе. Чайка старался осуществлять ту же линию, и в Тайшетской транспортной прокуратуре неоднократно пытался стравить меня с Сергеем Белых и Сахаровской Ниной. Так, однажды я предъявил претензии последней, будучи сильно озлобленным на неё после той информации, что получил от шефа конфиденциально. Звукоизоляция в прокуратуре была отвратительная. Чайка услышал шум нашей перебранки и крикнул, чтобы я зашёл. Он набросился на меня с упреками: зачем я стал разбираться с Сахаровской? Немного позже я понял, что Юрий просто стравливал нас и опасался, как бы мы не вывели его на чистую воду, не поняли бы его истинной кадровой политики.

Муж Сахаровской был начальником БАМовского ОРСа. Чайка с его помощью становился обладателем различного дефицита. Но, поскольку в те годы прокурорское жалованье было весьма скромным, то «приварок» получался при совершении уголовно-наказуемого деяния — спекуляции. Тогда по статье 154 Уголовного кодекса РСФСР массами арестовывали людей. И никто, кроме меня, не знал, что прокурор Чайка занимается систематически такой спекуляцией. Он брал в названном ОРСе товар по одной цене, затем отдавал мне и называл цену, по которой надо было продать. Я сбывал товар, вырученные деньги отдавал наедине своему шефу, что неизменно приводило его в прекрасное расположение духа. Так, когда он предложил мне импортные джинсы — дефицит в те годы — он потребовал за каждую пару джинсов отдать 250 руб. (на 150 руб. больше, чем он их приобрел). Я сбыл эти джинсы и отдал расчет Чайке, увидев счастливую улыбку на его лице. Очевидно, Нина Сахаровская оценила эту зависимость шефа от мужа, стала претендовать на особое к себе отношение, что обозлило Чайку. Когда в конце 1983 г. он уезжал в Иркутск, а я занимал его прокурорское кресло, он очень просил меня найти повод для изгнания Сахаровской из прокуратуры. Такой повод скоро представился: муж Нины внезапно скончался и она уехала проживать в Липецкую область.

Помню случай, когда на базу УРСа «Тайшетлеса» привезли партию дефицитных японских товаров, среди которых были портфели-«дипломаты». Я сообщил о поступлении этих вещей Чайке и осторожно высказал пожелание: приобрести для себя пару «дипломатов». Чайка загорелся подброшенной идеей. Он при мне позвонил директору этой базы Кессельману Семену Моисеевичу и начал грубо «наезжать» на него по поводу простоев вагонов на прирельсовых путях базы. Чайка грозно изобличал Кессельмана в халатности, за которую тот может поплатиться свободой, а потом, сочтя, что собеседник достаточно «созрел», намекнул на приобретение «дипломатов». Однако этот переход от прокурорского тона к откровенно жлобскому предложению вывел Кессельмана из состояния робкого оправдания. Он вдруг резко заявил, что расценивает данную беседу как шантаж, сейчас же пойдет с заявлением в Тайшетский горком партии и Чайку «выбросят с работы»!

…На Юрия смотреть было интересно и страшно одновременно. Такого испуга и растерянности у него я еще не видел. Чайка даже как бы уменьшился в размерах за своим столом и жалко залепетал в телефонную трубку: «Нет-нет, Вы меня не так поняли, я Вам сообщаю это для информации, по результатам наших проверок, а «дипломаты» мне не нужны, извините, пожалуйста, Семен Моисеевич…». И довольно долго Юра приходил в себя, напуганный возможным сигналом Кессельмана в партийные органы.

Чайка был великим мастером по части очковтирательства руководству, умению отрапортовать первым насчет выполнения модной кампании, различных заданий. Еще материал «сырой», ничего не ясно, он уже звонит в Иркутск прокурору Барскому и трубит об изобличении «расхитителей» или «взяточников». Так, начальник Тайшетской дистанции пути Волчок Виктор Филиппович купил по случаю списанный ветхий ГАЗ-69, что вызвало злую, завистливую анонимку. Чайка, не разобравшись, сообщил Барскому о выявлении факта взятки… Ну, конечно, разобравшись, дело прекратили. В другом случае начальник транспортной милиции Бугаец купил в ОРСе железной дороги импортный магнитофон, уцененный по какой-то причине. Опять возбудили уголовное дело по составу хищения, но прекратили за отсутствием состава преступления.

Помощник прокурора Нина Сахаровская, благословляемая прокурором Чайкой, проводила в год, судя по документам, 60 проверок!.. Эта колоссальная цифра объяснялась очень просто. Хитрая Сахаровская шла в ревизорский аппарат Тайшетского отделения дороги, где брала материалы о выявленных недостатках, переписывала их в проекты представлений, вносимых Чайкой начальнику отделения дороги. При этом ставился вопрос о наказании ревизоров — тех самых, которые эти недостатки выявили. Такая работа, постоянно рекламируемая Чайкой, нравилась Барскому. Он постоянно хвалил Юрия на совещаниях, утверждал, что это лучший, инициативный прокурор, представлял его к различным поощрениям.

В те годы я искренне был предан Чайке, готовился, не раздумывая, претерпеть любые лишения, лишь бы Юрию было хорошо. Много позже наступил период новой оценки событий и личностей, я прозрел и раскаялся. Никогда не считал себя праведником, и с людьми всегда вёл себя прямо, незаносчиво. Но прожитое позволяет быть убеждённым: я ничего не должен Юрию, это он остаётся моим должником. И вам, уважаемый читатель, выступать судьёй для нас обоих…

Характерным эпизодом наших отношений может послужить история с дачей. В 1991 году Юрий имел дачный участок в садоводстве «Сантехник» от «Востоксантехмонтажа», руководимого Ковалевым Юрием Ивановиче<