Эйзенхауэр и правительственные «обязанности»

 

Дуайт Д. Эйзенхауэр («Айк», как называли его американцы) вступил в борьбу за президентский пост, имея в активе безупречную военную репутацию, центристское мировоззрение и обаятельные манеры. Как выяснилось, этого вполне хватило, чтобы обойти главного соперника, кандидата от демократов Эдлая Стивенсона – причем дважды: на выборах 1952 и 1956 годов. Надежды некоторых республиканцев, что победа позволит повернуть вспять и отказаться от идеи государства всеобщего благосостояния, быстро растаяли. Новый президент (как и большинство американцев) не собирался отступать от намеченной цели. Если прибегнуть к лексикону профессиональных дипломатов, можно сказать, что Айк предпочел «политику сдерживания» в отношении федерального активизма «откату назад».

Сам Эйзенхауэр именовал себя «современным» республиканцем, исповедующим «динамический консерватизм». При этом президент пояснял, что предпочитает быть «консерватором, когда дело касается денег, и либералом, когда речь заходит о людях». Вступив в должность главы исполнительной власти, Эйзенхауэр не планировал резких изменений в политике. Напротив, он намеревался некоторое время поддерживать сложившийся статус‑кво, чтобы дать возможность управленческому аппарату приноровиться к новым обязательствам правительства.

Вряд ли Айк был отлит по той же «активистской» форме, что и президенты Тедди или Франклин Рузвельты, но и пассивной фигурой – вроде Гардинга или Кулиджа – его не назовешь. Скорее он проповедовал «закулисное» президентство, делегируя часть наиболее заметных обязанностей ближайшим помощникам. В своей деятельности он предпочитал претворять в жизнь уже выработанную политику, а не изобретать новую. Эйзенхауэр избегал эффектных появлений на публике. Вместо того он упорно и кропотливо трудился над достижением согласия внутри своей администрации. В особенности много сил у него занимали взаимоотношения с Конгрессом, который большую часть его президентства находился под контролем демократов. Ограничения президентских полномочий Эйзенхауэр рассматривал как часть более широкой кампании по ограничению власти федерального правительства, и подобное отношение сильно отличало его от политических лидеров двух предыдущих десятилетий.

Примером той области, где правительство Эйзенхауэра намеревалось отказаться от прежних активных позиций, могла служить индейская политика. Намеченные здесь перемены были призваны снизить как уровень федерального контроля, так и размеры правительственных затрат. Республиканцы решили отойти от выработанной в течение десятилетий «нового курса» политики по отношению к коренному населению. Прежняя политика была ориентирована на защиту интересов индейцев, бережное отношение к их самобытности и соблюдение суверенитета индейских племен. Администрация Эйзенхауэра намеревалась покончить с системой резерваций, ограничить суверенитет племен и в очередной раз переселить индейцев с их исконных земель в самую гущу городской, цивилизованной Америки. Подобная стратегия, по мнению Эйзенхауэра, должна была положить конец зависимости индейцев от федерального правительства и ускорить процесс их ассимиляции в белое общество. Как заметил историк Дэвид Р. Льюис: «Конгресс намеревался самоустраниться от возни с индейцами». За красивыми словами об «освобождении» коренного населения скрывался простой расчет: чиновники получали возможность освободиться от излишних расходов, а частным предприятиям открывался доступ к природным богатствам, скрытым в глубине индейских земель.

Точно так же Эйзенхауэр отказался от лавров страстного борца за гражданские права. Он настаивал на том, что принудительные меры не помогут искоренить въевшиеся в кровь и плоть нации расистские обычаи. Он даже не пытался использовать авторитет президента для того, чтобы убедить американцев отказаться от предрассудков. Эту задачу он предоставил другим, в частности выдающемуся юристу, председателю Верховного суда Эрлу Уоррену. Нашумевшее в 1954 году дело «Браун против отдела народного образования» было посвящено проблеме сегрегации в системе государственного образования. Решение суда гласило, что «раздельные образовательные учреждения в основе своей не являются равноценными», что обучение в таких условиях порождает у представителей национальных меньшинств «чувство неполноценности… которое может самым недопустимым образом сказаться на их умах и чувствах». Суд постановил, что подобная система является нарушением «равенства перед законом, предусмотренного Четырнадцатой поправкой к конституции». В 1955 году Верховный суд предписал проводить десегрегацию «со всей допустимой скоростью». Однако южные штаты весьма вяло отреагировали на этот призыв. А президент не спешил вмешиваться, чтобы принудить южан к исполнению судебного решения. Казалось, он пребывает в летаргическом сне, безразличный ко всем злоупотреблениям. Однако в 1957 году – перед лицом прямой угрозы юным афроамериканцам со стороны белого сообщества – Эйзенхауэр вынужден был проснуться и предпринять решительные действия. События происходили в маленьком городке Литтл‑Рок, штат Арканзас, где разъяренная толпа не допускала чернокожих учеников в Центральную высшую школу. Для разрешения конфликта президент послал в Литтл‑Рок федеральные войска, подкрепив их Национальной гвардией штата. Впервые после реконструкции, благополучно почившей в бозе в 1877 году, властям пришлось прибегнуть к вооруженной силе для обеспечения прав чернокожего меньшинства. В том же самом году Эйзенхауэр утвердил закон о гражданских правах – первый подобный документ за последние восемьдесят лет, направленный на защиту избирательных прав. В законе четко излагались цели, но ничего не говорилось о методах проведения в жизнь. Но даже в таком виде этот законодательный акт имел важное значение, ознаменовав решительный поворот в расовой политике правительства.

Ограничивая инициативу федеральной власти в одних вопросах, Эйзенхауэр расширял функции правительства в других сферах. Большое внимание президент уделял вопросам социального обеспечения. При нем было создано министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения, а также увеличен размер минимальной зарплаты и государственного пособия по безработице. Республиканцы финансировали ряд крупных проектов по общественным сооружениям – такие как прокладка глубоководного фарватера реки Святого Лаврентия длиной в 2400 миль. В 1956 году правительство Эйзенхауэра начало строительство общегосударственной системы автомагистралей. С экономической точки зрения эта система должна была ускорить перевозку пассажиров и грузов между штатами. В военно‑стратегическом плане она решала задачу доставки ракет и военного снаряжения, а также облегчала эвакуацию городского населения в случае возможного ядерного нападения. Руководствуясь соображениями государственной коммерции и национальной безопасности, Конгресс выделил свыше 30 млрд долларов на строительство 40 тыс. миль первоклассных дорог. Общая площадь дорожного покрытия перекрывала площадь такого штата, как Западная Виргиния.

С самого начала Айк стремился снизить правительственные расходы, однако к концу президентства уровень затрат повысился на 30 % по сравнению с моментом его вступления в должность. За это время число работников, занятых в области социального обеспечения, удвоилось. И в течение пяти из прошедших восьми лет администрации приходилось мириться с дефицитом бюджета. Такова была плата за блага, которыми наслаждалась нация в течение правления Эйзенхауэра – мир, скромный, но все же рост экономики и низкий уровень инфляции.

Нельзя сказать, чтобы президентство Эйзенхауэра возвеличило или, наоборот, умалило идею государства всеобщего благосостояния. Скорее оно подвело итог полувековым реформам прогрессистов. Спокойствие, выдержка и осторожность Эйзенхауэра пришлись по сердцу американским избирателям, успевшим за последние два десятилетия устать от международных и внутриполитических кризисов. И хотя большинство граждан радовались недолгой передышке в сплошной череде столкновений и перемен, нашлись и те, кто порицал президента за самодовольство и успокоенность. Чаще всего они принадлежали к неблагополучным слоям населения, которые нуждались в постоянной опеке властей. Этим людям было нечего бояться и нечего хранить, и они ждали, чтобы на политическом небосклоне Америки появился новый лидер с запасом кипучей энергии и энтузиазма.

 

Кеннеди и «новые рубежи»

 

И такой лидер не замедлил появиться. Уже в предвыборной борьбе за президентский пост Джон Фицджеральд Кеннеди продемонстрировал смелость, динамизм и энергию. Все то, что прежний президент, переваливший за седьмой десяток, уже не мог дать Америке, самоуверенно обещал молодой (ему едва минуло сорок), перспективный кандидат. Если соперник, вице‑президент Никсон, постоянно оглядывался на правление Эйзенхауэра, то Кеннеди был устремлен вперед, к «новым рубежам». Он обвинял прежнюю администрацию – и Эйзенхауэра, и Никсона – в том, что они недостаточно интенсифицировали американскую экономику, мало сделали для развития государства всеобщего благосостояния, не довели до нужного уровня ядерный потенциал страны и, вообще, похоже, проспали весь президентский срок. Время требовало перемен во всем – в стиле руководстве, в риторике и самом направлении движения. Удастся ли молодому кандидату в корне изменить американскую политику – о том избиратели могли только гадать, однако говорил он так, будто сам в это верил.

Многое было непривычно в Кеннеди: его молодость, католическое вероисповедание, наконец, его личная харизма. Он выглядел таким обаятельным, когда выступал с экранов телевизоров! Кеннеди привел с собой в Белый дом целую команду помощников и советников, причем, в нарушение традиции, это были не представители крупного бизнеса, а люди из академических кругов. В Вашингтоне шутили: мол, теперь у нас правят не «денежные мешки», а «юные вундеркинды». При всем своем необычном имидже Джон Кеннеди придерживался достаточно традиционных «центристских» взглядов – почти как предыдущий президент. За спиной у него была довольно рядовая карьера в Конгрессе, где он не отличился ни как ярый правозащитник, ни как энергичный борец с маккартизмом. Во время предвыборной кампании, в своей инаугурационной речи, да и в первые годы президентства Джон Кеннеди проявлял гораздо больше интереса к международным делам, чем к вопросам внутренней политики. На «домашнем фронте» он ограничивался призывами расширить и углубить уже существующие социальные программы, не тратя сил на изобретение новых. В его оправдание можно сказать, что тогда, на выборах 1960 года, он не получил подавляющего перевеса голосов, который бы обеспечил ему мандат на проведение решительных перемен. К тому же Кеннеди приходилось работать с Конгрессом, который лишь номинально являлся «демократическим», а на деле же, по своей идеологии, явственно тяготел к консерватизму.

Что бы ни говорили о Кеннеди, он с самого начала дал понять, что намеревается возродить один из главных принципов прогрессизма, а именно: активное президентство. Он откровенно наслаждался своим лидерством – энергично, вызывающе, порой даже демонстративно. Кеннеди надеялся использовать президентский пост для того, чтобы привлечь общественное внимание к национальным проблемам, пробудить творческую мысль и вдохнуть новую энергию в страну, которая последние восемь лет жила на автопилоте. Белый дом при Кеннеди стал средоточием кипучей энергии и активности. Чего стоили только шикарные приемы, на которых блистали всевозможные светила, произносились пышные, ни к чему не обязывающие речи и сверкали вспышки кинокамер. Все это служило одной цели: привлечь внимание народа к хозяину Овального кабинета. Как говорится, имидж формирует личность, стиль делает ее незабываемой.

В вопросах внутренней политики Кеннеди делал основную ставку на экономический рост. Полагаясь больше на рыночные механизмы, чем на правительственные организации, он верил: успешное экономическое развитие в конечном счете обеспечит населению большие доходы и откроет перед ним новые перспективы. В планы президента входило резкое снижение личного и корпоративного подоходного налога. Если в карманах американцев будет оседать больше денег, рассуждал Кеннеди, то им не надо будет помогать, они смогут самостоятельно обеспечить себе процветание в любой области. И действительно, в пору его президентства экономика развивалась более быстрыми темпами, чем при Эйзенхауэре – при сохранении низкого уровня инфляции. Правда, правительственные расходы и дефицит бюджета тоже росли.

Осенью 1963 года стало ясно: президент – несмотря на всю свою активность – не многого добился в законодательной области. Ему удалось достичь некоторой либерализации социального страхования, повысить пособия временно безработным и расширить программу строительства социального жилья. Однако законы о медицинском обслуживании и образовании были заблокированы консервативными демократами в Конгрессе. Та же участь постигла закон о гражданских правах и помощи беднейшим слоям населения. Чтобы укрепить поддержку со стороны южан, Кеннеди решил предпринять поездку в Даллас, штат Техас. Двадцать второго ноября 1963 года, когда президент в сопровождении своей жены Жаклин проезжал в открытом автомобиле мимо ликующей толпы, раздались роковые выстрелы. С тех пор прошел не один десяток лет, но пожилые американцы и поныне вспоминают те трагические дни: где они были, что делали, когда разнеслась страшная весть о смерти президента. На какое‑то время жизнь в стране остановилась. Припав к экранам телевизоров, американцы жадно ловили сообщения из Далласа, затем наблюдали за траурной церемонией в Вашингтоне и расстрелом предполагаемого убийцы Кеннеди. Последний акт трагедии – похоронная процессия на Арлингтонском национальном кладбище; можно без преувеличения сказать, что вся страна провожала своего президента в тот скорбный путь. Миллионы глаз, которые на протяжении тысячи дней следили за энергичным, полным жизненных сил лидером, теперь увлажнялись слезами при виде гроба с мертвым президентом.

 

«Великое общество» Джонсона

 

Эстафету подхватил вице‑президент Линдон Бейнс Джонсон – именно ему предстояло довести до конца то, что не успел доделать Кеннеди. Джонсон также являлся сторонником активного института президентства, но не обладал ни блеском, ни умом, ни очарованием своего предшественника. Зато у нового президента имелись собственные достоинства: он умел добиваться поставленных целей, страстно любил политику и обладал талантом договариваться с неудобными игроками. Джонсон тоже был родом из Техаса, что позволяло ему сохранять тесные связи с конгрессменами‑южанами. Годы, проведенные в сенате (в качестве лидера правящей партии) не прошли даром. Джонсон доподлинно знал, как надо проталкивать нужные законы. Он представлял собой образец ловкого, реалистично мыслящего дельца: где надо – очаровывал собеседника, не скупясь на улыбки и рукопожатия, где надо – использовал угрозы и нажим, и в результате очень скоро прибрал к рукам народных представителей. На выборах 1964 года Джонсон без труда победил своего соперника, консервативного кандидата Барри Голдуотера, получив в прямом голосовании такой значительный перевес голосов, что побил все рекорды Соединенных Штатов. Он максимально использовал все преимущества: приверженность «новому курсу» и «справедливому курсу», а также возможность апеллировать к тени своего безвременно погибшего предшественника.

Подтвердив право на президентский пост, Джонсон активно принялся воплощать в жизнь заявленную программу. Прежде всего он добился уменьшения подоходного налога, которое предлагал провести еще Кеннеди. Джонсон сознательно шел на временное снижение федеральных доходов и увеличение бюджетного дефицита, поскольку наградой должен был стать долгосрочный подъем экономики.

В качестве более глобальной задачи Джонсон запланировал углубление прогрессивной реформы через программы социальной справедливости. Прежде всего следовало искоренить расовое неравенство. Принятый в 1964 году закон о гражданских правах запрещал дискриминацию по цвету кожи при трудоустройстве и в прочих житейских ситуациях. Он же лишал федерального финансирования те общественные организации, которые отказывались подчиняться этому закону, и уполномочивал министерство юстиции рассматривать дела о расовом неравенстве. В дополнение к закону была принята Двадцать четвертая поправка к конституции, запрещавшая взимание подушного избирательного налога, который на протяжении многих лет использовался белыми членами общества для того, чтобы не допускать на выборы малоимущих афроамериканцев.

Следующим пунктом программы президент Джонсон запланировал «безоговорочную войну с бедностью». Федеральное правительство уже взяло на себя заботу о бедствующих районах страны, а также обеспечение «экономического благосостояния и процветания страны». В законе об экономических возможностях (1964) была сформулирована третья задача: «ликвидировать нелепый парадокс, когда нищета существует посреди изобилия». Именно это стремление обеспечить равные возможности и для национальных меньшинств, и для беднейших слоев населения легло в основу программы «Великого общества» президента Джонсона.

Одержав победу в 1964 году, он с головой ушел в законотворчество – как бы бросая вызов первым ста дням правления Эйзенхауэра. Начальный набор законопроектов был направлен на борьбу с бедностью. Для этого предполагалось использовать денежные пособия, всевозможные образовательные программы (в том числе профессионального образования) и программы «общественных действий». Второй комплект документов включал в себя закон о гражданских правах (1964) и закон об избирательном праве (1965). Третье направление предусматривало медицинское страхование на случай болезни для пожилых (Medicare) и бедных граждан (Medicaid). Четвертый закон определял государственную поддержку системы образования, а пятый был направлен на охрану окружающей среды. Позже Джонсон распространил свое внимание и на судебную власть, добившись ее либерализации и впервые введя в состав Верховного суда США чернокожих юристов – Эйба Фортаса и Таргуда Маршалла.

Строительство «Великого общества» обусловило значительное расширение федеральной власти и ее ответственности перед обществом – пожалуй, самое значительное за последние тридцать лет. И до определенных пределов это сработало. Процент американцев, живущих в бедности, упал почти наполовину. Количество же чернокожих южан, зарегистрировавшихся в качестве избирателей, напротив, в процентном выражении увеличилось почти вдвое. Экономический рост в 1960‑х превышал таковой в 1950‑х годах. Этот рост позволял частично финансировать новые программы (что оказалось весьма кстати, ибо президент Джонсон очень неохотно шел на повышение налогов, а деньги надо было откуда‑то брать). Все больше средств тратилось на социальные нужды: при Джонсоне почти треть правительственных расходов поглощал «человеческий фактор» (для сравнения: у администрации Эйзенхауэра на то же уходила лишь четверть затрачиваемой суммы).

Тем не менее далеко не все шло хорошо, и у программы Джонсона находились свои критики. Прежде всего его упрекали в том, что «Великое общество» практически оставило без изменений систему распределения доходов. Второй недостаток президента заключался в том, что в своей деятельности он неправильно расставил приоритеты. Джонсон лишь после 1966 года осознал, что домашним проблемам – пресловутой войне с бедностью – надлежало играть вторую скрипку по сравнению с войной во Вьетнаме. Как выяснилось, конфликт в Юго‑Восточной Азии требовал гораздо больше денег (и внимания президента), чем социальные сложности внутри страны. Третья проблема была связана с непомерными расходами на новые программы. По мере того как федеральные затраты стремительно увеличивались, столь же быстро росли уровень инфляции и дефицит бюджета. А вместе с ними активизировалась и политическая оппозиция.

Ситуация усугублялась глубоким расколом в лагере демократов. К очередным президентским выборам готовились целых три кандидата от партии, и каждый из них вел собственную кампанию. Разногласия зашли так далеко, что Национальный съезд демократов, проходивший в 1968 году в Чикаго, обернулся скандальными стычками между делегатами прямо в зале заседаний и массовыми волнениями на улицах города. Правые оппоненты постоянно жаловались и требовали, чтобы более сильная центристская фракция – та самая, которая составляла костяк правительства – предоставила им преимущества, как это сделал в свое время Вашингтон по отношению к находящимся в невыгодном положении группам. В начале 1966 года умеренно‑консервативное большинство, которое доминировало в Конгрессе, представляло собой еще одно препятствие для развития «Великого общества».

В итоге политический капитал Джонсона настолько обесценился – а разобщенность, которую он породил, настолько возросла, – что он решил не баллотироваться на новый срок. Один президент пал от руки безжалостного убийцы, второй стал жертвой политического разлада. Что касается следующего хозяина Белого дома, он пострадал от двух демонов – власти и паранойи. Так уж вышло, что в тот момент, когда федеральная активность и президентская власть, казалось, достигли зенита, доверие к национальному правительству начало неудержимо падать.

 

«Новый федерализм» Никсона

 

В течение всей своей политической карьеры Ричард Никсон вызывал раздражение либералов, которые видели в нем врага гражданских свобод. Никсон в ответ доказывал, что в предыдущие годы с американцами слишком много нянчились и в результате они оказались чересчур зависимыми от правительства. Он обещал отнять власть у Вашингтона и распределить ее среди нации. В своей политике он в основном апеллировал к консервативным южанам и производственным рабочим, так называемым «синим воротничкам». Если судить по социальной программе Никсона, новый президент мог показаться отъявленным реакционером. Однако не следует забывать: на самом деле Никсон расширил федеральную власть, а большинство его предложений было направлено на то, чтобы продвинуть идею государства всеобщего благосостояния далеко за пределы «нового курса» и «Великого общества». По натуре своей Никсон был (и это находило выражение в его внешней политике) противоречивой и даже, пожалуй, парадоксальной личностью. Как выяснили со временем конгрессмены, президента очень трудно было поймать на слове и заставить что‑либо сделать.

В своей предвыборной кампании 1968 года Никсон полагался на «молчаливое большинство» – многомиллионную толпу американцев, которые, по его мнению, успели устать от чрезмерной опеки государства. Этих людей раздражала сверхтерпимость, которую власти проявляли по отношению к преступникам, нищим и всякого рода диссидентам, и полное пренебрежение к их собственным нуждам и интересам. На этой волне народного недовольства Никсон пробился в президенты, хотя и не набрал большинства на всеобщих выборах. С самого начала ему пришлось иметь дело с широкой кампанией протеста внутри страны и Конгрессом, где всем заправляли демократы. Не слишком удачная обстановка, особенно для политика, который долгое время провел на вторых ролях и вынужден был терпеть пренебрежение и подозрительность со стороны коллег. Тем не менее Никсон умудрился сработаться с Конгрессом. Он старался не пренебрегать чужими пожеланиями, в частности поддерживал организации и программы, в которых демократы проявляли заинтересованность. Первым делом он сбил накал страстей в стране, сократив военное участие американцев во вьетнамской авантюре. Когда политическая оппозиция уж чересчур распоясалась, Никсон задал жару критикам, не постеснявшись прибегнуть и к незаконным методам. Увы, подобная неразборчивость в средствах стала последней каплей, переполнившей чашу терпения оппонентов и послужившей причиной его отставки. Однако все это произошло уже после феерической предвыборной кампании 1972 года, в результате которой Никсон вторично занял президентский пост.

Он стремился к установлению «нового федерализма» в Соединенных Штатах. Неоднократно указывал на «ограниченность того, что правительство может сделать в одиночку», и предупреждал о невозможности найти «чисто правительственное решение для каждой проблемы». По словам Никсона, он бы не стал ни отменять, ни расширять уже существующее государство всеобщего благосостояния, а вместо того обратился бы ко всем американцам с просьбой взять на себя большую ответственность – индивидуальную и общественную – за собственную судьбу. Звучало красиво, однако надо помнить: на каждый маленький шажок, который Никсон делал в указанном направлении, приходился по меньшей мере один большой шаг назад.

Что же сделал президент Никсон для реализации концепции «нового федерализма»? Прежде всего он попытался остановить неудержимый рост федерального правительства. Для этого он переложил часть федеральных полномочий на правительства штатов и органы местного самоуправления. Но, с другой стороны, ряд федеральных программ – такие как социальное страхование, продовольственные талоны для малоимущих, субсидии для жилищного строительства, Трудовой корпус, льготные кредиты на образование – получил при Никсоне значительное расширение.

Вторая мера, направленная на ограничение федеральной власти (и имевшая целью завоевание поддержки белого населения южных штатов), заключалась в изменении отношения администрации к гражданским правам. Убежденный в том, что погоня за расовым равноправием подразумевает еще большее вмешательство правительства в повседневную жизнь людей, Никсон противодействовал дальнейшему расширению избирательного права, практически свернул кампанию десегрегации и выступал против практики перевозки школьников из одного района в школу другого района в целях расовой или социальной интеграции. При этом Белый дом предпринял ряд мер в поддержку национальных меньшинств: ввел обязательные квоты при трудоустройстве и финансовую помощь цветным бизнесменам.

Третье направление предусматривало борьбу с «судебным активизмом». Для этого Никсон ввел в состав Верховного суда четырех своих назначенцев, которые последовательно проводили курс на ограничение полномочий суда. Они ратовали за такой суд, который занимается не созданием законов, а их интерпретацией. Тем не менее Верховый суд принял ряд важных решений по злободневным вопросам. В частности, он предоставил полиции больше прав в борьбе с правонарушителями, а общественности – в борьбе против распространения порнографии. Он также поддерживал женщин, развернувших кампанию против запрета абортов; выступил на стороне граждан, пострадавших от расовой дискриминации; против смертной казни, законодательно разрешенной в некоторых штатах, – и против самого Никсона, когда тот попытался защитить «привилегию исполнительной власти».

Четвертая идея «нового федерализма» заключалась в том, чтобы делегировать часть власти народу и приобщить его к процессу принятия решений. Ключевым моментом здесь являлось «распределение национального дохода». Никсон считал, что в обязанности федеральной власти входит обеспечение средств на социальные программы; а на что именно тратить эти деньги, должны решать чиновники штатов и органов местного самоуправления. Но вот что любопытно: значительное расширение финансовых полномочий штатов сопровождалось еще большим усилением контролирующей и регулирующей функции центрального правительства. Возникло большое количество новых федеральных агентств, в чьи функции входил надзор за условиями труда на производстве, за правами потребителей и состоянием окружающей среды. Да, местные сообщества получили большую власть над налоговыми поступлениями, но взамен оказались ограниченными в иных областях.

Еще одной заботой президента была реформа системы социального обеспечения. Он видел, что существующие федеральные программы неэффективны, отягощены чрезмерным бюрократическим аппаратом. Слишком много денег уходило на чиновников и слишком мало оставалось для нуждающихся – тех самых, которые были заинтересованы в получении пособий. Тогда Никсон предложил «План семейной помощи», согласно которому федеральное правительство только выделяет деньги, а сами получатели решают, как и на что их потратить. При таком подходе было меньше правил и ограничений, меньше волокиты и больше возможностей заставить людей работать – сущий рай в представлении консерваторов. Однако некоторые видели ситуацию в ином свете. Никсона упрекали в том, что его программа просто‑напросто узаконит гарантированный ежегодный доход из федеральных источников. Правые и левые оппоненты были в равной степени недовольны. Если первым претила сама идея, то вторые сетовали на недостаточное финансирование программы. В результате предложение президента, которое могло бы стать огромным шагом в развитии государства всеобщего благосостояния, оказалось отвергнутым. Детище Ричарда Никсона – этого всемирно известного либерала – так и умерло, не родившись, в стенах Конгресса.

Надо сказать, что Никсон не много сделал в подтверждение всех своих речей об ограничении федеральных полномочий. Правительственные затраты (как и бюджетный дефицит) при Никсоне выросли больше, чем в годы правления Джонсона; президентский «активизм» тоже углубился. В международной политике Никсон выступал как убежденный манипулятор – поощряя всяческие секретные акции, то расширяя, то сужая конфликты в зависимости от того, сколько простора для деятельности ему предоставлялось со стороны Конгресса и общественного мнения. Не менее «энергичную» позицию Никсон занимал во внутриполитических вопросах. Если Конгресс выделял на какие‑то программы излишние, с его точки зрения, средства, президент попросту «изымал» эти деньги и отказывался следовать решениям законодателей. В начале 1970‑х годов, когда на горизонте замаячил призрак надвигающегося спада и инфляции, Никсон ввел государственный контроль над ценами, зарплатой и рентой – американцы были шокированы этой мерой, от которой уже успели отвыкнуть со времен Второй мировой войны.

Однако наибольший протест и возмущение у общества вызывала его стратегия поведения в отношении так называемых «врагов общества». В эту категорию входил широкий круг людей: например, активисты радикальных движений, различного толка диссиденты (включая тех, кто принципиально отвергал насилие) и даже политические соперники Никсона. Чтобы стать врагом президента, достаточно было выступить с критикой его политики. Страх перед надвигающимся кризисом толкал Никсона на решительные действия против «внутренних врагов». Он считал, что те дестабилизируют и разрушают американское общество, и тут президент ни перед чем не останавливался. В конце концов что такое превышение президентской власти (пусть даже самое грубое и безрассудное), когда речь идет о безопасности государства?! В 1969–1971 годах Белый дом систематически прибегал к незаконным методам в борьбе со своими оппонентами. В ход шли несанкционированные прослушивания телефонных разговоров, вторжения в жилища, коррупция и шантаж. Никсон и его команда постоянно строили планы по борьбе с кампанией протеста внутри страны. К 1972 году маниакальная подозрительность президента распространилась и на членов демократической партии. Чтобы расстроить ряды политических противников, Белый дом пошел на ряд «грязных трюков». В июне 1972 года наряд мнимых «водопроводчиков» (а на самом деле специалистов по борьбе с утечкой информации) тайно проник в один из номеров вашинтонского отеля «Уотергейт», где располагалась штаб‑квартира Национального комитета демократической партии.

Сначала Никсон попытался замять скандал. Он чинил всяческие препятствия официальному расследованию, пытался даже выкрасть документы – лишь бы скрыть участие Белого дома в этой авантюре. На то, чтобы собрать все факты и докопаться до истины, ушло долгих два года. И все это время президент решительно отрицал свою причастность к скандалу. Он саботировал работу следователей, провел ряд увольнений в кругу своих советников, а затем долго отказывался передать комиссии важные магнитофонные пленки. В результате расследования выявилась удручающая картина нарушений буржуазно‑демократической законности. Шпионаж за гражданами и организациями, тайный сговор и подрывная деятельность, незаконный сбор денежных средств, лжесвидетельство и подкуп свидетелей – вот на что шла администрация Никсона во имя «национальной безопасности» и «привилегий исполнительной власти». Палата представителей постановила начать процедуру импичмента. В июле 1974 года ее юридический комитет подготовил заключение по импичменту для передачи в сенат. В этом документе Никсону предъявлялись обвинения по трем пунктам: препятствия отправлению правосудия, злоупотребление президентской властью и неуважение к Конгрессу. Перед лицом собранных доказательств даже коллеги по партии отвернулись от Никсона и объявили о готовности поддержать обвинение. Под угрозой сенатского суда Никсон дрогнул: 9 августа 1974 года он объявил о своей отставке и передал дела Джеральду Р. Форду. В 1940‑х годах Ричард Никсон поднялся на самую вершину политического Олимпа, эксплуатируя панический страх американцев за свою безопасность. А четверть века спустя все тот же страх, ставший личной манией президента, послужил причиной его скандального падения.