Североамериканская шкода геополитики

Отцом-основателем американской геополитики стал адмирал Альф­ред Мэхэп (1840-1914). В отличие от других классиков геополитики он был не ученым, а военным моряком и большое внимание уделял изучению роли военно-морского могущества государства в его внеш­ней политике. Главный труд адмирала А. Мэхэна, ставший настоль­ной книгой многих государственных деятелей 1-й половины XX в., так и назывался: «Влияние морской силы на историю (1660-1783)». В этом произведении А. Мэхэн придерживается общего для всех на­правлений геополитики тезиса о прямом влиянии географического положения на политические интересы государства. «Политика зависит как от духа века, — писал он, — так и от характера и дальновидности правителей, но история побережных наций определяется не столько свойствами правителей, сколько условиями положения, протяжения, очертания береговой линии, количеством населения, вообще тем, что называется естественными условиями» [7].

На основе такого подхода А. Мэхэн определил критерии, исходя из которых следует оценивать геополитический потенциал государ­ства и главную его составляющую — военно-морскую мощь. Было выделено шесть таких критериев:

1. Географическое положение государства, его открытость морям, возможность морских коммуникаций с другими ('трапами. Протя­женность сухопутных границ, способность контролировать страте­гически важные регионы. Способность угрожать своим флотом территории противника.

2. «Физическая конфигурация» государства, т. е. конфигурация морских побережий и количество портов, на них расположенных. От этого зависит процветание торговли и стратегическая защи­щенность.

3. Протяженность территории (в данном случае она равна протя­женности береговой линии).

4. Статистическое количество населения. Оно важно для оценки способности государства строить корабли и их обслуживать.

§ 4. Североамериканская школа геополитики 61

5. Национальный характер. Способность народа к занятию торгов­лей, так как морское могущество основывается на мирной и ши­рокой торговле.

6. Характер политической власти. От этого зависит переориентация лучших природных и человеческих ресурсов на созидание мор­ской мощи государства [8].

Если все вышеперечисленные критерии соблюдены, то у государст­ва появляется шанс достигнуть морского могущества, которое А. Мэхэн определял по формуле

N + ММ + N8 = 5Р,

что означает: военный флот + торговый флот + военно-морские базы = = морское могущество. Геополитик полагал необходимым отказаться от традиционной североамериканской внешнеполитической «доктри­ны Монро», ориентировавшейся на изоляционизм и замыкавшейся на проблемах Западного полушария. С его точки зрения, США должны превратиться в могущественную военно-морскую державу, способную на равных соперничать с самыми крупными и сильными государства­ми мира.

Из всех европейских держав наиболее близкой США как по тра­дициям и духу, так и по географическому положению и геополитиче­ским ориентациям Мэхэн считал Великобританию. У США и Вели­кобритании поэтому могут быть общие цели и интересы. Обе страны должны в структуре своих вооруженных сил иметь мощный военно-морской флот, численность же сухопутной армии может быть и незна­чительной. Обоим англосаксонским государствам нужны базы далеко за пределами их собственной территории для контроля за основными океанскими коммуникациями. Но если Великобритания к тому вре­мени уже была крупнейшей мировой державой, то США. по мнению Мэхэна, еще предстояло ею стать. Главной ареной противостояния интересов основных геополитических сил, с точки зрения американ­ского адмирала, была Азия, а в ней — «спорный и оспариваемый пояс», расположенный между 30-й и 40-й параллелями. В этом поясе прежде всего происходит столкновение морской мощи Англии и сухопутной мощи России. Территориальная экспансия последней представлялась Мэхзну опасной для морских держав, поскольку была направлена па юг, к незамерзающим портам теплых морей.

К числу морских государств помимо Великобритании и США А. Мэхэн относил Японию и даже Германию. Япония рассматрива­лась им как естественная возможная союзница США на Тихом океане

62 Глава III. Геополитические концепции межд/народных отношении

§ 4. Североамериканская шкода геополитики

(правда, последующие несколько десятилетии опровергли такое пред­положение). Отношение к Германии в свете тогдашней мировой по­литической и экономической ситуации было более настороженным. Однако в перспективе Мэхэн пропюзирова/г объединение основных морских государств — США, Великобритании, Германии и Японии — в едином блоке, направленном против крупнейших континенталь­ных держав — России и Китая. В грядущем глобальном конфликте между «сушей* и «океаном* у морских держав, по мнению Мэхэна, должно быть преимущество.

Наследником Альфреда Мэхэна в американской геополитике мож­но считать Николаса Спайкмена (1893-1943). Известность к этому ученому пришла в годы Второй мировой войны, незадолго до его смерти, но только после нее его работы стали широко известны. Идеи Н. Спайкмена, который долгие годы возглавлял кафедру политоло­гии Йельского университета, по-новому интерпретировали геополи­тические реалии, сложившиеся с началом и тз ходе Второй мировой войны. II. Спайкмен исходил из того, что целью внешней политики должно быть сохранение или увеличение силового потенциала госу­дарства. Подобный вывод основывался на реалистическом взгляде на мир, где войны и конфликты являются неизбежными вследствие царящей в сфере международных отношений анархии. «Сила, — кон­статировал американский ученый, — в конечном счете составляет спо­собность вести успешную войну, и в географии лежат ключи к пробле­мам военной и политической стратегии. Территория государства — это база, с которой оно действует во время войны, и стратегическая по­зиция, которую оно занимает во время временного перемирия, назы­ваемого миром. География является самым фундаментальным факто­ром во внешней политике государства потому, что этот фактор - самый постоянный. Министры приходят и уходят, умирают даже диктату­ры, но цепи гор остаются непоколебимыми» [9],

Н. Спайкмен расширил по сравнению с А. Мэхэпом количество критериев, на основании которых следует определять геополитиче­ское могущество государства. Причем у Спайкмена это могущество не связано напрямую с мощью военно-морского флота. По его мне­нию, сила государства как субъекта международной политики зависит:

1) от территории;

2) характера границ,;

3) численности населения;

4) наличия или отсутствия полезных ископаемых;

5) экономического и технологического развития;

(•>) финансовой мощи;

7) этнической однородности;

8) уровня социальной интеграции;

9) политической стабильности; Ш) национального духа.

Н. Спайкмен пересмотрел выводы X. Макиндера относительно роли евразийского Хартленда в мировой политике. Американский геополитик считал, что не Хартленд является ключом к контролю над миром. Такую роль выполняет евразийский пояс прибрежных тер­риторий, или «маргинальный полумесяц». Этот «полумесяц», назван­ный Спайкменом «Римленд» (от англ, ггт — ободок, край), находится между Хартлендом и великим морским путем, идущим из Западной Европы в Японию через Северное и Балтийское моря, Атлантический океан, Средиземное и Красное моря, Индийский океан, прибрежные моря Дальнего Востока, Восточно-Китайское и Японское моря и за­канчивающимся в Охотском море у берегов Японии. В состав Рим-ленда ученый включил страны Западной и Центральной Европы, го­сударства Ближнего и Среднего Востока — в их числе Турцию, Иран и Афганистан; затем Индию, Тибет, Китай и страны Юго-Восточной Азии. Новое видение мировых геополитических реалий позволило Н. Спайкмену вместо формулы Макиндера выдвинуть свою: «Кто контролирует Римленд — господствует над Евразией; кто господ­ствует над Евразией — контролирует судьбы мира* [10].

Геополитическая концепция Н. Спайкмена пришлась очень кста­ти для обоснования и оправдания американской внешней политики начального периода холодной войны. Если мы внимательно посмот­рим на карту мира и мысленно проведем по ней линию, соответст­вующую Римленду, то заметим, что именно по этой линии распола­гались многочисленные американские поенные базы, создававшиеся в конце 1940-х —начале 1950-х гг. Только имея такую цепь военных баз, США смогли реально воспользоваться своим ядерным оружием в качестве инструмента давления на Советский Союз. Единственным средством его доставки к возможной цели являлась авиация, и для того, чтобы держать под прицелом жизненно важные центры «веро­ятного противника-», необходима была как раз такая конфигурация мест базирования стратегической авиации, которая в значительной степени совпадала бы с Римлеидом.

Начавшаяся в силу политических и идеологических причин холод­ная война разворачивалась в пространственных рамках, на практике

64 Глава III. Геополитические кониепиии международных отношении

подтверждавших разработанные ранее многие геополитические кон­цепции, включая и концепцию Н. Спайкмена. Очевидно, все же не гео­политика лежала в основе глобального конфликта, расколовшего мир на два больших лагеря. Но геополитическая теория давала аргументы для оправдания проистекавших из этого конфликта политической и военной стратегий. Вслед за переменами в мировой политике, про­исшедшими в силу различных причин на рубеже 1950-х — 1960-х гг., стали меняться и геополитические концепции. Пример тому — по­явившаяся в 1964 г. работа американского геополитика С. Коэна «Гео­графия и политика в разделенном мире».

В своих рассуждениях С. Коэн опирается на концепцию Н. Спайк­мена, но вносит в нее некоторые коррективы. Он вводит новые поня­тия — «геостратегический регион» и «геополитический регион». Под геостратегическим регионом понимаются большие участки простран­ства, характеризующиеся общностью местоположения, общими тор­говыми ориентациями, общностью культурных и идеологических свя­зей. В рамках геостратегического региона находятся наиболее важ­ные сухопутные и морские коммуникации. Геополитический регион представляет собой органическую составную часть геостратегического региона. Он более компактен и ограничен географически; интенсив­ность взаимосвязей, степень экономической и политической взаимо­зависимости отличают каждый такой регион от других.

С. Коэн выделяет два геостратегических региона — «Зависящий от торговли морской мир» и «Евразийский континентальный мир». В состав первого геостратегического региона он включил следующие геополитические регионы: а) Англо-Америка и Карибский бассейн; б) Морская Европа и Магриб; в) удаленная от центра континенталь­ная часть Азии и Океания; г) Южная Америка. Евразийский конти­нентальный мир в начале 1960-х гг. С. Коэн разделил на два гео­политических региона. Один из них состоял из Восточной Европы и Хартленда, который С. Коэн называл также «российским промыш­ленным районом», включая в него европейскую часть тогдашнего СССР, Урал, Западную Сибирь и Северный Казахстан. Второй гео­политический регион охватывал Восточную Азию, и в частности кон­тинентальный Китай.

В отличие от схемы Н. Спайкмена в геополитической концепции Коэна отсутствовал единый и сплошной Римленд. Вместо этого по­нятия американский геополитик ввел новое — «разъединительные пояса», к которым причислил Ближний и Средний Восток, а также Юго-Восточную Азию. Значение обоих разъединительных поясов

Примечания 65

заключалось в том, что по ним проходили стратегические морские и сухопутные пути, а также на их территориях были сосредоточены производства специфических видов сельскохозяйственной продук­ции и добыча важных сырьевых ресурсов. Все это обусловливает, считал С. Коэн, стремление государств, доминирующих в обоих гео­стратегических регионах (США и СССР), установить контроль и над этими районами.

Начиная со Второй мировой войны сверхдержавы старались со­здать на Ближнем и Среднем Востоке и в Юго-Восточной Азии плац­дарм для расширения своего геополитического влияния. Нетрудно заметить, что Коэн показал геополитические условия конфронтации между двумя блоками и их лидерами к началу 1960-х гг. Действи­тельно, большинство локальных конфликтов, за которыми стояли ин­тересы сверхдержав, происходило как раз на этих разъединительных поясах. В Европе же, напротив, сохранялась стабильность, это и на­шло отражение в геополитической концепции Коэна. Он теоретиче­ски обосновывает возникший после Второй мировой войны раскол европейского континента в целом и Германии, которую геополитик считал «вопросительным знаком Европы», в частности. Тем не менее американский ученый отмечал, что раздел Германии представляется его поколению закрепленным, геополитически логичным и стратеги­чески необходимым. Эти необходимость и логичность обусловлены, с его точки зрения, традиционным тяготением западной части Герма­нии к обращенной в сторону океана Западной Европе, в то время как восточная часть Германии в составе Восточной Европы была частью Евразийского континентального мира. С. Коэн считал опасным с точ­ки зрения интересов стратегической стабильности объединение Гер­мании и предупреждал, что не будет мира в Европе и во всем мире, если не будет четкой границы между Западной морской мощью и Ев­разийской континентальной мощью в Европе [11].

Однако холодная война завершилась объединением Германии, по­скольку в основе раскола этой страны, как и раскола всей Европы, ле­жали все-таки не геополитические, а ид ей но-политические факторы.

Примечания

1. Ка12е1Р. УЬег (Не Сезег.2е о!е5 гаиглНсЬег ЛУасЬзШт о'ег 5г.ааГ.еп. 1901.

2. Наумаи Ф. Срединная Европа. Прага, 1918. С. 69.

3. НатНо/ег К. СеороНЫ1<. (1е$ РагШ&сЬеп Огеапи. ВегНп, 1924. 5. 142.. ТЬе с!епюсгаис ЫеаЬ ап<1 геаПСу. N. У., 1944. Р. 19.

Глава III. Геополитические кониепиии международных отношении

 

5. 1Ыа. Р. 20.

6. 1ЬЫ. Р. 13.

7. Мэхэп А. Т. Влияние морской силы на историю (1660-1783 гг.). СПб., 1895. С. 33.

8. Там же.

9. ЗруЪтап N.^. Атепса'я 5(га1;е§у 1л \Уог1с] Ро1тс*. ТЬе 17ш(:ес1 51а-

1ез агк! сЬе Ва1апсе оГ ро\уег. N. У.. 1942. Р. 41. 10. Зру&шт N.^, ТЬе Сео§гарЬу оС Реасе. N. У., 1944. Р. 43. 1 1. СоНеп 8. В. Сео^гарЬу аш! РоШлсз т а От<1ес1 ШэгМ. 1.ош1оп, 1964.

Р. 83.

Контрольные вопросы и задания

1. Почему геополитика сформировалась как отдельное направление внешнеполитической мысли именно в конце XIX в.?

2. Что такое жизненное пространство по Ф. Ратцелю?

3. Какова связь между геополитическими концепциями и внешней политикой Германии 1-й половины XX в.?

4. Назовите основные этапы становления и эволюции концепции Хартленда X. Маккиндера.

5. Что такое морская мощь по А. Мэхэну?

6. Охарактеризуйте основные факторы геополитической силы госу­дарства по Н. Спайкмену.

7. Почему геополитические концепции Н. Спайкмена были особо популярны в США в начале 50-х гг. XX в.?

8. В какой степени изменения, происходив! у не н международных от­ношениях начала 60-х гг. XX в., отразились на американской гео­политической мысли?

9. В чем причина интереса к геополитике н ппгткоммунистической России?

Колосов В. А., Мироненко Н. С. Геополитика и политическая география: Учеб­ник для вузов. М., 2001.

Ланцов С. А. Мировая политика и международные отношения: Конспект лек­ций. СПб., 2000.

Мартов Н. А. Геополитика. М., 1999.

Плегиаков К, Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 1994. № 10.

Пономарева И. Геополитические факторы внешней политики: современное видение // Мировая экономика и международные отношения. 1990. Л» 1.

Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., науч. ред. и ком-мент. П. А. Цыганкова. М., 2002.

Цыганков П. А. Теория международных отношений: Учебное пособие. М., 2003.

Цымбурский В. Л. Геополитика как мировидение и род занятий // Политиче­ские исследования. 1999. № 4.

Литература

Андрианова Т. В. Геополитические теории XX вео. М., 1996. Гаджиев К. С. Введение в геополитику. М., 199Н. Геополитика: теория и практика. М., 1993.

Дугин А. Виедсние в геополитику. Геополитическое будущее России. М, 1997. Евангелиста М. Геополитика и будущее Российской Федерации // Полити­ческие исследования. 2002. „V 2.

1. Политический идеализм в теории и практике.

Глава IV

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ 40-60-х гг. XX в.

§ 1. Политический идеализм в теории и практике международных отношений

Становление политологии как самостоятельной отрасли научных ис­следований и отдельной учебной дисциплины происходило на рубе­же XIX и XX в. Основанная на европейской традиции политической мысли, политология в 1-й половине XX в. в силу объективных при­чин наибольшее развитие получила в Соединенных Штатах Америки. Это привело к тому, что американские ученые, их теоретические кон­цепции и методологические подходы долгое время доминировали в различных направлениях политических исследований, включая сфе­ру изучения мировой политики и международных отношений.

Теория международных отношений в американской политологии начала формироваться в период между двумя мировыми войнами, тогда как ее расцвет пришелся уже на послевоенное время. Особен­ности исторической ситуации, в которой происходило становление американской теории международных отношений, наложили свой от­печаток па одно из главных направлений этой теории — школу поли­тического реализма. Само название данного направления призвано было стать некой антитезой господствовавшим среди части северо­американской политической элиты идеалистическим представлени­ям о внешней политике и международных отношениях.

Для политического идеализма первоосновой международных от­ношений являлись мораль и право. Сторонники данного подхода пы­тались анализировать цели и задачи внешней политики исходя ис­ключительно из морально-этических и абстрактно-правовых норм. Такие представители североамериканской внешнеполитической мысли 1-й половины XX в., как Д. Перкинс, Ф. Таппепбаум, Т Кук, М. Мус, Ф. Джессап, У. Лишшан, Т. Мюррей. В. Дин в соответствии со взгля­дами классического либерализма полагали, что главной задачей внеш­ней политики США должна быть зашита идеалов свободы и демо­кратии во всем мире. Они разделяли убеждения, что демократизация

международных отношений, внедрение в мировую политику норм нравственности и справедливости окончательно устранят вооружен­ные конфликты и войны между народами. По их представлениям, мировое сообщество демократических государств вполне сможет до­биться утверждения такого мирового порядка, при котором все кон­фликты будут разрешаться лишь мирным путем, т. е. на основе норм и принципов международного права при увеличении числа между­народных организаций и повышении их роли. Как видно, политиче­ский идеализм в США унаследовал многое из традиций европейской либеральной политической мысли.

Идеалистический подход, на практике вовсе не являющийся пре­пятствием для применения силовых методов достижения внешнеполи­тических целей, обнаруживался в деятельности многих видных амери­канских политических лидеров и политологов и позднее — со 2-Й поло­вины XX в. вплоть до сегодняшних дней. В период холодной войны многие внешнеполитические шаги США оправдывались соображения­ми защиты свободы и демократии, борьбы против антилиберальной теории и практики коммунизма. Фактически это тоже было рециди­вом идеалистического подхода к мировой политике и международ­ным отношениям. Особенно характерно стремление американского президента Дж. Картера сделать приоритетом своего внешнеполити­ческого курса «защиту прав человека». Идеалистические мотивы на­ходили отражение во внешнеполитических доктринах и внешнепо­литической практике не только Соединенных Штатов, но и других государств. Достаточно вспомнить хотя бы «новое мышление» Гор­бачева—Шеварднадзе.

Среди американской научной общественности уже в 1920-1940-е гг. нарастали неудовлетворенность политическим идеализмом, разоча­рование в результатах политической практики, основанной на его принципах. Прежде всего это было связано с провалом внешнепо­литической доктрины и дипломатической практики администрации президента Вудро Вильсона. Как известно, он оправдывал необходи­мость отказа от нейтралитета, вытекавшего из концепции изоляцио­низма, и вступление США в Первую мировую войну ссылками на нарушение Германией правовых и морально-этических норм, В сво­их знаменитых «И пунктах» В. Вильсон выдвинул основанный на идеалистических подходах план послевоенного мирного урегулиро­вания. В соответствии с этим планом наряду с осуществлением тер­риториальных изменений после окончания Первой мировой войны предполагалось создать универсальную международную оргапиза-

70 Глава IV. Теоретические исследования.., 40-60-х гг. XX в.

цию — Лигу Наций. По представлениям В. Вильсона и людей, разде­лявших его взгляды, именно международные организации, а не сила, должны гарантировать в будущем мир и безопасность.

Фактический провал планов В. Вильсона (Лига Наций хотя и была создана, оставалась малоэффективным институтом, в деятельности которого сами США отказались принимать участие) вызвал разоча­рование у американской политической элиты. Это разочарование было усилено в дальнейшем полным провалом Пакта Бриана—Кел-лога. Этот цакт, заключенный по инициативе министра иностранных дел Франции А. Бриана и госсекретаря США Ф. Келлога в 1928 г., предусматривал отказ его участников от войн как средства урегули­рования международных споров и содержал призыв разрешать такие споры только мирными средствами. Хотя Пакт Бриана—Келлога был подписан представителями почти всех крупных государств мира и стал важнейшим международно-правовым документом, его реальное политическое значение оказалось близким к нулю. Уже на стадии подписания по настоянию некоторых государств в текст документа были внесены поправки, выхолащивающие его содержание, а в даль­нейшем те же государства (Германия, Италия, Япония) своими дей­ствиями перечеркнули и дух, и букву этого пакта.

§ 2. Политический реализм в США

Иллюзия того, что Первая мировая война могла бы стать «последней войной* в истории человечества, рассеялась. Уже в середине 1930-х гг. в мире чувствовалось приближение нового глобального вооруженного конфликта. Провал попыток примирить агрессоров и начало Второй мировой войны резко усилили в политической элите США позиции тех, кто выступал за силовые методы достижения внешнеполитических целей. Поворот же к традиционным взглядам на мировую политику и международные отношения в американской политологии произо­шел еще накануне войны. Этот традиционный, или «реалистический», взгляд был присущ прежде всего таким мыслителям прошлого, как Н. Макиавелли, Т. Гоббс и ряду других (их концепции были изложе­ны в главе I). Суть реалистического подхода заключалась в том, что сила, а не моральные и правовые принципы определяют внешнюю политику государства.

Наряду с наследием европейской политической мысли в форми­ровании школы политического реализма определенную роль сыгра­ли работы американского философа и теолога Р Нибура. В книге «Моральный человек и аморальное общество», вышедшей в 1936 г.,

§ 2. Политический реализм в США 71

Ниоур писал об изначальной греховности человека и склонности ко злу вследствие того, что он стремится достичь большего, чем может на самом деле. Далее мыслитель пришел к выводу о неизбежности и неустранимости борьбы между людьми за власть и силу. Он фи­лософски обосновал то, что реалисты считали и считают ядром и движущей силой международной политики. Отдельные положения н тезисы американская школа политического реализма заимствовала у различных геополитических концепций, хотя полностью отождест­влять эти направления внешнеполитической мысли было бы оши­бочным.

Основоположником и наиболее видным представителем школы политического реализма в США считается Ганс Моргентау (1904-1980). Не будучи американцем по рождению (его родина — Герма­ния), Г. Моргентау проявил себя активным сторонником защиты ин­тересов США на международной арене. С его точки зрения, между­народная политика, как и всякая другая, является борьбой за власть. Саму же власть он рассматривал как возможность контроля над ума­ми и действиями людей, причем политическая власть — это отноше­ния взаимного контроля между теми, кто обладает властью, и между последними и народом в целом. В сфере международных отношений под борьбой за власть Г. Моргентау нозразумевал борьбу государств за утверждение своего силового превосходства и влияния в мире.

С позиций политического реализма международные отношения — это прежде всего отношения межгосударственные, где единственными реальными акторами являются суверенные государства. Последние, естественно, стараются реализовать собственные интересы, исполь­зуя весь имеющийся в их распоряжении силовой потенциал. Войны и конфликты, таким образом, представляются неизбежным следст­вием самой природы международных отношений, а надежды добиться всеобщего мира, опираясь на правовые и моральные нормы, — иллю­зией.

Ганс Моргентау сформулировал широко известный основной тезис политического реализма, который гласит: «Цели внешней политики должны определяться в терминах национального интереса и поддержи­ваться соответствующей силой» [1]. В соответствии с таким подходом •шализ категорий «национальный интерес» и «национальная, сила» находился в центре внимания самого Г. Моргентау н других предста-интелей американской школы политического реализма — Дж. Кен-чана, К. Томпсона, Ч. Маршалла, Л. Халле, Ф. Шумана, Ч. и К). Ро-гюу, Р. Страуса-Хюпе.

72 Глава IV. Теоретические исследования... 40-60-х гг. XX в.

В англоязычной литературе понятие «нация» тождественно по­нятию «государство», что соответствует западным традициям и реа­лиям, где давно уже сформировались и национальное государство, и гражданское общество. Поэтому речь фактически идет о нацио­нально-государственных интересах. Представители школы полити­ческого реализма подразделяют их на постоянные (основополагающие) и преходящие (промежуточные) интересы. К постоянным относят:

1) «интересы национальной безопасности», под которыми подразу­мевается защита территории, населения и государственных ин­ститутов от внешней опасности;

2) «национальные экономические интересы», а именно развитие внеш­ней торговли и рост инвестиций, защиту интересов частного ка­питала за границей;

3) «интересы поддержания мирового порядка», включающие взаи­моотношения с союзниками, выбор внешнеполитического курса.

Промежуточные интересы по степени значимости можно выстро­ить в следующем порядке:

1) «интересы выживания», т. е. предотвращение угрозы самому су­ществованию государства;

2) «жизненные интересы» — создание условий, препятствующих на­несению серьезного ущерба безопасности и благосостоянию всей нации;

3) «важные интересы» — предотвращение нанесения «потенциально серьезного ущерба» для страны;

4) «периферийные или мелкие интересы», связанные с проблемами преимущественно локального характера.

В зависимости от конкретной ситуации, складывающейся в миро­вой политике, на первое место выдвигаются те или иные основопо­лагающие либо промежуточные интересы в различных сочетаниях между собой.

Термин «национальная сила» (могущество), применяющийся в анг­лоязычной литературе, не имеет точного эквивалента в отечественной. Наиболее близок он таким понятиям, как «государственная мощь», «внешнеполитический потенциал государства». Речь идет о тех ре­сурсах, которые государство может задействовать для достижения целей своей внешней политики. При выявлении компонентов того, что они понимают под «национальной силой», представители по­слевоенной волны политических реалистов в США находились под

§ 2. Политический реализм в США 73

сильным воздействием геополитических концепций. Как можно легко убедиться, Г Моргентау многое заимствовал у А. Мэхэна и Н. Спайк-мена. По его мнению, в структуру «национальной силы» входят сле­дующие элементы: 1) география; 2) природные ресурсы; 3) произ­водственные (индустриальные) мощности; 4) военный потенциал; 5) численность населения; 6) национальный характер; 7) моральный дух нации; 8) качество дипломатии. Влияние геополитического под­хода здесь налицо, хотя имеются и различия. Наряду с материальны­ми факторами Г. Моргентау выделяет и нематериальные, к которым относятся три последних из вышеназванных элементов. Отмечая, что и национальный характер, и национальная мораль трудно поддаются рациональному прогнозированию, политолог усматривает в них ре­альную способность воздействовать на международные отношения и внешнюю политику того или иного государства. В качестве примера Г. Моргентау указывает, что некоторые характеристики древнегер-манских племен, данные римским историком Тацитом, вполне при­менимы и к армии Фридриха Барбароссы, и к войскам Вильгельма II и Адольфа Гитлера.

Национальная мораль, по мнению Г. Моргентау, определяет сте­пень решимости, с которой нация способна поддерживать политику своего правительства как во время войны, так и в условиях мира. Особо важное значение он придавал «качеству дипломатии». Этот фактор напрямую зависит от личностей лидеров, формирующих и осу­ществляющих внешнеполитический курс.

Г. Моргентау предостерегал от ошибочного взгляда на силу и мощь государства как постоянную и абсолютную величину. В реальной меж­дународной политике меняются потенциалы основных государств-акторов, происходит и перманентное изменение соотношения сил. Примером ошибочной оценки собственного потенциала и недооцен­ки потенциала противника, полагал Моргентау, могут быть просчеты государственно-политического руководства Франции в 1940 г. Это руководство опиралось на иллюзорное представление о том, что во­енная мощь Франции, как и в 1918 г., не имеет себе равных в Европе. В то же время степень подготовленности к войне Германии им явно недооценивалась. Роковой просчет привел в итоге к позорному пора­жению Франции и вступлению гитлеровской армии в Париж.

Вместе с тем Г. Моргентау не отвергая полностью роли права и мо­рали в политике. Напротив, он утверждал, что политический реализм признает моральное значение политического действия. Однако аме­риканский политолог указывал на существование неизбежного про-

74 Глава IV. Теоретические исследования... 40-60-х гг. XX в.

тиворечия между моральным императивом и требованием успешно­го политического действия. Государство не может, по его мнению, действовать по принципу: «Пусть мир погибнет, но справедливость должна восторжествовать!» Поэтому моральные критерии по отно­шению к действиям людей, определяющих государственную полити­ку, должны рассматриваться в конкретных обстоятельствах места и времени, а высшей моральной добродетелью в международных отно­шениях должны быть умеренность и осторожность. Г. Моргентау фак­тически выступил против навязывания каким-либо одним государст­вом своих принципов всем остальным, утверждая, что политический реализм отказывается отождествлять моральные стремления какой-либо нации с универсальными моральными нормами.

Политический реализм допускал возможность существования трех моделей внешней политики:

1) политика статус-кво, которая проводится государством, стремя­щимся сохранить влияние в сфере международных отношений;

2) империалистическая политика, присущая государствам, стремя­щимся к расширению сферы своего влияния и изменению балан­са сил в свою пользу;

3) политика престижа, характерная для государств, демонстрирую­щих силу для сохранения своего места в системе международных отношений.

Было бы неверным рассматривать политический реализм лишь как возврат к традиционным взглядам на мировую политику и меж­дународные отношения. Поскольку становление этого направления происходило после Второй мировой войны, его сторонники должны были учитывать принципиально новые реальности этого времени. Одним из самых важнейших новых факторов в мировой политике стало появление ядерного оружия. Наличие такого оружия неиз­бежно должно было привести к пересмотру прежних представлений о внешней политике. Такой пересмотр и произвел Ганс Моргентау, выдвинувший известную формулу о четырех парадоксах стратегии ядерных государств.

Первый парадокс заключается в том, что одновременно со стрем­лением использовать ядерную или иную силу в международных отно­шениях существует и боязнь прибегнуть к ней из-за угрозы всеобщей ядерной катастрофы. Следствием этого парадокса стало уменьшение значения военной мощи. «Чем большей силой наделена та или иная страна, — писал Г. Моргентау, — тем меньше она способна ее исполъ-

2. Политический реализм в США 75

зовать» [2|. Сознание иррациональности ядерной войны препятствует применению не только ядерных, но и обычных сил. Ядерные держа­вы могут пойти на риск применения обычных средств ведения войны лишь при условии, что будут использовать их для достижения огра­ниченных по своему характеру целей либо при заведомо локальном конфликте. Неядерные государства оказываются, таким образом, ме­нее скованными в выборе средств.

Второй парадокс связан со стремлением выработать ядерную по­литику, при которой можно было бы избежать вероятных последст­вий ядерной войны. Смысл этого парадокса, по мнению Г. Морген­тау, заключается в абсурдности концепции «ограниченной ядерной войны». Эта концепция была нацелена на поиск способа ведения ядерной войны, позволяющего избежать собственного уничтожения. Нереальность подобного сценария обусловлена тремя факторами: неизбежной неясностью исхода военной акции, неопределенностью намерений противника и, наконец, огромным и неоправданным рис­ком развязывания ядерной войны.

Третий парадокс Г. Моргентау видел в одновременном продолжении гонки ядерных вооружений и попытках ее прекращения. По его мне­нию, количественный и качественный рост ядерного оружия в отли­чие от обыкновенных вооружений имеет свои пределы. «Когда та или иная сторона, — писал он, — получает в свое распоряжение си­стему доставки, способную перенести последствия первого удара и доставить ядерные боеголовки до всех возможных целей, она одно­временно достигает разумного предела в производстве ядерных во­оружений» [3]. После этого невозможно любое рациональное оправ­дание продолжения гонки ядерных вооружений. Тем не менее эта гонка продолжается, потому что решения принимаются в соответст­вии со старыми стереотипами, выработанными в другую историче­скую эпоху.

Четвертый парадокс заключается в том, что с появлением ядерно­го оружия коренным образом меняются отношения между союзни­ками. Традиционный союз, располагающий ядерным оружием, уста­рел в политическом плане, поскольку этот союз или не может быть надежной защитой, или же предоставляет одному из его членов пра­во вершить судьбу другого члена в жизненно важных вопросах. Со­юз, стремящийся к сохранению статус-кво, не может рассчитывать на поддержку основных неядерных держав. Союз, в котором ядер­ным оружием располагает более чем одно государство, не встретит сочувствия со стороны любого члена, вооруженного ядерным оружием. Распространение же этого оружия среди стран, до сих пор не обла-

76 Глава IV. Теоретические исследования... 40-60-х гг. XX в.

давших им, может привести к всеобщей катастрофе. Таким образом, и этот парадокс остается неразрешенным.