Вновь открыта Медная печь, тысячи демонов теряют покой

Судя по выражению лица Хуа Чэна, правый глаз причинял ему приступы нестерпимой боли. Се Лянь в один шаг оказался подле него.

— Что с тобой?

Губы Хуа Чэна шевельнулись, однако он, претерпевая боль, ничего не ответил. Серебряный глаз на рукояти Эмина открылся и теперь бешено вращался во все стороны. На руке Хуа Чэна вздулись вены, казалось даже, что он вот-вот перевернёт постамент, за который держится.

Се Лянь потянулся к нему, но не успел даже коснуться — Хуа Чэн рявкнул:

— Не подходи!

Движения Се Ляня застыли, а Хуа Чэн, едва сдерживаясь, процедил:

— …Ваше Высочество, тебе… нужно скорее уйти. Я, возможно…

— Как я могу оставить тебя в таком состоянии?!

В голосе Хуа Чэна зазвучало едва заметное раздражение:

— Если не уйдёшь прямо сейчас, я…!

Снаружи храма Тысячи фонарей слышались завывания демонов, которые с каждым разом становились всё громче. На главной улице Призрачного города толпы демонов повалились наземь, разразились рыданиями и пронзительными криками, схватившись за головы руками. Казалось, у них от боли раскалывается голова, так что посмертие становится хуже, чем им приходилось при жизни¹.

¹ Перевёрнутая фраза «жизнь хуже смерти».

Только Ци Жун носился среди них довольно бодро — по той причине, что занял тело живого человека. И хотя таким образом его собственные магические силы значительно снижались, также слабело и влияние неведомой силы на демоническую сущность. Живое тело работало своеобразным заслоном, и Ци Жуну с трудом, но всё же удавалось прыгать и скакать, чтобы, пользуясь выпавшим случаем, сбежать из плена. Несколько демониц, которые забрали Гуцзы, также попадали на землю и схватились за голову с криками «Ой-ой-ой, как больно!». Теперь они не могли петь усыпляющую мелодию, и Гуцзы постепенно проснулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, что Ци Жун стремглав промчался мимо. Мальчишка поспешно вскочил и побежал за ним, выкрикивая:

— Отец! Отец! Подожди меня!

Ци Жун на бегу оборачивался, высовывал язык и закатывал глаза:

— Будь умницей, сынок, а папе пора идти! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Но Гуцзы, переставляя короткие ножки, всё бежал за ним, а увидев, что тот отдаляется, разрыдался в голос:

— Отец! Не бросай меня. Отец, возьми меня с собой!

Ци Жун заплевался:

— Отстань! Отстань! Хватит меня преследовать! Мелкая докука!

Его плевок перелетел огромное расстояние, попал Гуцзы по голове, и мальчик упал, отлетев назад. Сидя на земле, малыш горько расплакался, зашёлся в настоящей истерике.

Се Лянь, не в силах это слышать, вылетел из храма Тысячи фонарей с гневным криком:

— Ци Жун!

Увидев впереди принца, который заслонил ему путь, Ци Жун со страху ринулся назад и по дороге подхватил Гуцзы.

— Не подходи! — выкрикнул он Се Ляню. — Если приблизишься, я этой маленькой обузе² откушу голову прямо у тебя на глазах!!! Сынок, ты станешь для папаши пропитанием, вот настоящая сыновняя почтительность! Как-нибудь я тебя сварю, а в соевом соусе или на пару — выберешь сам, ха-ха-ха-ха-ха-ха!

² Досл. — притащенная бутылка из-под масла, о пасынке.

Се Лянь, конечно, угроз не страшился, и почти бросился в погоню, но тут позади раздался грохот — Хуа Чэн смёл со стола подставку для кистей и дощечку с тушью, словно в приступе неконтролируемой ярости.

Делать нечего, времени на погоню за Ци Жуном у Се Ляня не осталось, принц развернулся и позвал:

— Сань Лан…

Внезапно Хуа Чэн заключил его в объятия и дрожащим голосом сказал:

— Я солгал. Не уходи.

— …

Се Лянь в его руках замер как железная доска.

— Сань Лан? Ты узнаёшь меня?

Казалось, сознание Хуа Чэна затуманилось, и он совершенно не понимал, кто перед ним. Только крепко прижимал Се Ляня к себе и бормотал одно и то же:

— …Я солгал, не уходи.

Се Лянь широко раскрыл глаза. За пределами храма Тысячи фонарей слышался довольный хохот Ци Жуна и громкий плач Гуцзы.

Ци Жун голосил:

— Хи-хи! Паршивый пёс Хуа Чэн! Вот тебе расплата за то, что меня презирал! Всё выделывался, строил из себя непобедимого! Что, настигло немедленное воздаяние?! Не смог на ногах устоять!

У стонущих от боли демонов не осталось сил на погоню, но всё же послышалась брань:

— Лазурный Демон! Ах ты, бесполезная дрянь, откуда только смелости набрался, чтобы ругать нашего градоначальника?!

Слушая галдёж с улицы, Хуа Чэн, кажется, разгневался сильнее, даже замахнулся, будто собирался разнести всех в пух и прах. Се Лянь поспешно обнял его покрепче, опустил его руку и нежным голосом сказал:

— Ладно, ладно. Я не уйду, я тебя не оставлю, — другой рукой принц сделал взмах, и врата храма Тысячи фонарей захлопнулись сами собой. Чтобы Ци Жун не мог ворваться сюда в подобной ситуации, принц ещё и выкрикнул в сторону выхода:

— Если хочешь сбежать, так проваливай, мне некогда с тобой носиться! А не то берегись, как бы… А!

Видимо, Хуа Чэну было мало просто обнимать принца — он резким движением прижал Се Ляня к нефритовому столу. В этот раз беспорядок стал ещё хуже — все письменные принадлежности рассыпались по полу. Се Лянь рукой залез в блюдце с киноварью и, сопротивляясь, оставил на бумаге несколько тёмно-красных следов. Теперь на словах «над горой Ушань» из «Дум в разлуке» красовались завораживающие красные пятна, бросающиеся в глаза внезапным очарованием.

Се Лянь начал:

— Сань…

Но Хуа Чэн, не давая ему сказать ни слова, прижал принца за плечи и поцеловал.

Ци Жун, ясное дело, услышал беспокойство в голосе Се Ляня и расхохотался:

— Мой царственный брат, ты уж будь поосторожнее! Паршивый пёс Хуа Чэн сейчас наверняка обернулся бешеным псом, кусает всех, кто попадётся на глаза! А я пойду разнесу эту весть по свету! Монахов да заклинателей, что мечтают свести счёты с этой псиной, немало наберётся, так пусть скорее приходят, чтобы посчитаться с ним, пока выпала такая возможность! Хэ-хэ-ха-ха-ха… — его голос постепенно удалялся, а сердце Се Ляня тревожно сжалось. Что если Ци Жун в самом деле позовёт ораву заклинателей, которых когда-то прогневал Хуа Чэн, чтобы воспользоваться его теперешним плачевным положением? Разве Призрачный город и все его обитатели смогут остаться целыми и невредимыми?

Хуа Чэн не дал ему времени на раздумья. Он ведь не был живым человеком и не имел температуры тела, но в эти мгновения весь горел, словно подхватил сильный жар. Губы принца крепко прижимались к губам Хуа Чэна, и Се Лянь вынужденно ощущал на себе горячие волны, накатывающие бушующим потоком. Рука, которой он намеревался оттолкнуть Хуа Чэна, сильнее сжала красные одежды на его плече.

Возможно, из-за чрезмерной мощи магических сил Хуа Чэна, горло, грудь и живот принца стало буквально распирать от их потока, отчего ему сделалось нестерпимо тягостно. Се Лянь чувствовал, что если так продолжится дальше, та сила, которую против его воли вливает в него Хуа Чэн, просто пронзит принца насквозь. Стиснув зубы, Се Лянь нанёс удар ладонью. И всё же он не мог по-настоящему навредить Хуа Чэну, поэтому удар пришёлся лишь в плечо и вышел ни лёгким, ни тяжёлым. Хуа Чэн же с силой схватил запястье принца и снова прижал к столу, продолжая давать выход ярости.

Позволять подобному продолжаться определённо нельзя. На этот раз Се Лянь пустил в ход обе руки, оттолкнул Хуа Чэна и отбежал к краю постамента, немного задыхаясь. Хуа Чэн однако сразу оказался перед ним и вновь придавил своим телом. Глаза его при этом налились кроваво-красным.

Се Лянь воскликнул:

— Сань Лан!

— …

Может быть, подействовал его голос. Хуа Чэн долго-долго смотрел на его лицо, а потом вдруг мёртвой хваткой прижал к себе.

Видя, что его услышали и больше не вливают магические силы, Се Лянь выдохнул с облегчением. Но в его объятиях принц вдруг почувствовал, как магическая сила бурлит в теле Хуа Чэна. Нет ничего удивительного в том, что он хватал принца и сразу целовал, ведь подобную беснующуюся мощь вынести было невозможно — необходимо дать ей выход. Чтобы окончательно успокоить и привести Хуа Чэна в сознание, придётся даже пустить ему кровь. Но вот беда — он ведь не живой человек, откуда взяться крови?

Как следует подумав, Се Лянь всё-таки сказал:

— …Прошу меня извинить.

А потом обеими руками обхватил лицо Хуа Чэна и сам накрыл его губы своими, медленно втягивая в себя сухой и горячий магический поток, чтобы облегчить боль и жар. Хуа Чэн притянул к себе принца за талию, отчего Се Лянь слегка вздрогнул, а в следующий миг они вместе повалились на божественный постамент.

К слову, вышло совсем нечестно. Ведь Се Лянь не осмеливался даже приблизиться к хоть немного опасным местам на теле Хуа Чэна, тогда как тот, находясь в состоянии помутнения сознания, вёл себя абсолютно бесцеремонно с телом принца, чем доводил его до непередаваемых мучений. Божественный постамент должен служить для поклонения или поднесения даров божеству, а сейчас демон и само божество слились на нём в объятиях и поцелуях. Поистине ситуация причудливая и невероятная, но вместе с тем чарующая и чувственная.

В прошлом в подобных ситуациях оба, можно считать, пребывали в сознании, и каждый раз находилась какая-то несравнимо благовидная причина, которая объясняла необходимость подобных действий в полной мере, главное — чтобы их губы соприкасались, не более того.

Теперь же замутнённое сознание одного застигло врасплох другого, и ситуация вышла за рамки простого соприкосновения губ. Сквозь туман смятения Се Лянь наконец кое в чём убедился. Пусть каждый раз ему казалось, что он действовал не по своей воле, в действительности же он каждый раз не мог сдержать своих чувств.

Так они пережили почти целую ночь. Жар в теле Хуа Чэна наконец улёгся, руки, обнимающие Се Ляня, тоже расслабились. Принц перевернулся и сел, внимательно поглядев на лицо Хуа Чэна, который закрыл глаза и погрузился в глубокий сон. Се Лянь тихо вздохнул.

Эмин, брошенный в стороне, до сих пор бешено вращал глазом, так что Се Ляню пришлось взять саблю в руки и долго гладить, пока Эмин тоже не начал щуриться, выражая удовлетворение.

Вскоре Хуа Чэн, резко перевернувшись, сел на постаменте и вскрикнул:

— …Ваше Высочество?!

Се Лянь быстро привёл в порядок выражение лица, обернулся и радостно отозвался:

— Ты очнулся? Всё в порядке.

Хуа Чэн огляделся по сторонам. В зале, посвящённом главному божеству храма Тысячи фонарей, царил страшный беспорядок. На лице Хуа Чэна, что случалось крайне редко, отразилось изумление и недоумение, будто он совсем не помнил, что здесь случилось.

Се Лянь, не дожидаясь вопросов, спокойным тоном спросил:

— Что же всё-таки с тобой случилось ночью? Всех твоих подданных вдруг охватили жар и головная боль, беспокойство и тревога. И ты тоже немало вспылил!

— А кроме этого?

— Кроме этого? Больше ничего!

Хуа Чэн вперил в него неотрывный взгляд.

— Правда больше ничего? Но как же я успокоился?

Се Лянь легонько кашлянул и с некоторой неловкостью ответил:

— Честно говоря, не хотелось бы тебя обманывать… Сань Лан, только не держи на меня зла, кроме этого… — принц поднял руку, которой как раз гладил Эмина. — Я ещё, кхм-кхм, подрался с тобой.

— …

Хуа Чэн недоверчиво переспросил:

— …Подрался?

Се Лянь без тени волнения, с совершенной искренностью посмотрев на него, заверил:

— Да! Взгляни, какой беспорядок вокруг. Это последствия нашей битвы.

— …

Помолчав, Хуа Чэн тяжко вздохнул и накрыл рукой лоб.

Се Лянь же, видя, что расспрашивать дальше он не собирается, про себя вздохнул и наконец смог отпустить зависшее в воздухе сердце.

Внезапно Хуа Чэн тихо произнёс:

— Открылась.

— Что?

Хуа Чэн поднял голову и мрачным тоном сказал:

— Гора Тунлу вновь открылась.

Оба прекрасно поняли, что означают эти слова.

Се Лянь широко округлил глаза и проговорил:

— Новый Князь Демонов… скоро родится?

 

***

Когда Се Лянь вернулся на Небеса с докладом, над столицей бессмертных безостановочно грохотали раскаты грома. Переступив порог дворца Шэньу, Се Лянь по привычке обратился с расспросами:

— Что случилось с Повелителем Грома? — но тут же вспомнил, что теперь место, которое привычно занимал Повелитель Ветров, пустует. Не стало и Повелителя Вод, который сидел в переднем ряду, и Повелителя Земли, что обычно скрывался в углу. Постояв в растерянности, принц про себя вздохнул, потом повернулся и увидел, как во дворец заходит Лан Цяньцю.

Много дней прошло с их прошлой встречи. Лан Цяньцю заметно похудел и выглядел более хмурым. Встретившись взглядом с принцем, он отвернулся, не сказав ни слова.

Се Лянь же огляделся по сторонам, но во всём дворце так и не нашёл никого, с кем можно перекинуться парой фраз.

Как вдруг до него донеслось:

— Ничего не случилось. Когда рождается Князь Демонов, завывает нечисть и плачут боги. Гром выходит из-под контроля.

Принцу ответил Фэн Синь. По неизвестной причине принц, увидев его, ощутил несравнимую родственную теплоту. Заметив под глазом Фэн Синя фингал, Се Лянь невольно обернулся и посмотрел на Му Цина в дальнем конце зала. У того с одной стороны опухла щека. Как видно, многолетняя обида между этими двоими прибавила жестокости их прошлой битве.

Прозвучал голос Цзюнь У:

— Наверняка всем уже известно, для чего я созвал вас сегодня.

Небесные чиновники нестройно отозвались утвердительным ответом.

Цзюнь У неторопливо продолжал:

— Небо и Земля есть печь, всё живое есть медь; средь глубоких вод и жара огня³ родятся неисчислимые бедствия. Гора Тунлу — ужасное место, сформировавшееся природным образом, где даже фэншуй сулит одни опасности. Это живой вулкан, способный извергнуться в любой момент. Каждые сто лет на горе открывается город Гу, отчего содрогается мир Демонов. В особенности потрясение сильно для ныне существующих Князей Демонов. Вся нечисть, жаждущая достичь ранга непревзойдённого, спешит на гору Тунлу. Стоит всем собраться, гора сама по себе запечатается вновь, и внутри официально начнётся смертельная битва. Когда в той битве останется последний выживший, миру явится новый Князь Демонов. Собиратель цветов под кровавым дождём и Хозяин чёрных вод — непревзойдённые Князья Демонов, что вышли из недр горы Тунлу. На то, чтобы стать непревзойдённым и покинуть гору, Черновод потратил двенадцать лет, Хуа Чэн потратил десять.

³ Обр. в знач. — невыносимые страдания.

Му Цин холодно заметил:

— От одного Черновода и одного Хуа Чэна уже проблем не оберёшься. Только поглядите, что эти двое натворили. Если появится ещё один, туго же нам придётся.

Се Лянь мягко заметил:

— Генерал Сюаньчжэнь, действия Черновода я оценивать не берусь. Однако, думается мне, Хуа Чэн не сделал ничего излишне предосудительного.

Му Цин бросил на него взгляд, надув опухшую щёку.

Пэй Мин согласился с Му Цином:

— Да, проблем действительно они доставляют немало. Поэтому мы должны помешать демонам собраться на горе Тунлу, верно?

Цзюнь У ответил:

— Именно. На всеобщий сбор демонам понадобится примерно несколько месяцев. Необходимо сделать всё, что в наших силах, чтобы воспрепятствовать этому до того, как гора закроется.

— Но что если воспрепятствовать не выйдет? Можно ли будет спасти положение? — спросил Се Лянь.

Цзюнь У сказал:

— Можно. Но, надеюсь, до этого не дойдёт. На данный момент проблема первостепенной важности заключается в беспорядках, вызванных всеобщим волнением демонов. Многие нечеловеческие создания, заключённые в разных местах, сбежали из-под стражи, и среди них есть крайне опасные существа. К примеру, демонесса Сюань Цзи, дух нерождённого, Божество парчовых одежд. Сейчас все они наверняка направляются на гору Тунлу. Необходимо немедля изловить беглецов.

Се Лянь спросил:

— Они все сбежали? Что ж, беспорядок и в самом деле нешуточный.

Цзюнь У добавил:

— Поэтому, боюсь, в ближайшее время всем Богам Войны придётся потрудиться и тщательно проверить подконтрольные территории.

Се Лянь поинтересовался:

— А… что насчёт меня?

Несмотря на нынешний статус мусорного божества, он ведь ранее дважды вознёсся как Бог Войны, и сейчас к нему в основном обращались именно в такой роли. Только вот своих подконтрольных территорий у принца не было.

Помолчав несколько секунд, Цзюнь У вынес решение:

— Сяньлэ, ты… будешь действовать в паре с Циином.