В пещере десяти тысяч божеств скрываются истинные лица богов.

Дыхание Хуа Чэна казалось принцу горячим, но от слов, которые он произнёс, холодело сердце.

Прячется в этом храме?

Мысли пронеслись подобно вспышке молнии, и Се Лянь в тот же миг крепко обнял Хуа Чэна в ответ.

Разумеется, вовсе не от испуга. Дело в том, что если кто-то в самом деле прячется здесь, но при этом остался незамеченным, наверняка личность это крайне непростая. И если сейчас они дадут понять, что обнаружили чужое присутствие, возможно, инициатива вновь перейдёт к противнику. А если один только Хуа Чэн будет обнимать принца, приникнув так близко, это легко вызовет подозрения. Зато взаимные объятия будут выглядеть более-менее естественно.

Се Лянь, незаметно осматривая обстановку, прошептал:

— Как ты думаешь, где он может прятаться?

Во всём храме имелся только один вход — главный, через который они и вошли. Внутри было пусто, всё представало как на ладони, и ни стола, ни ящика, за которым мог бы укрыться человек. Кроме них двоих остались только смотрители храма, превратившиеся в каменные статуи.

Оба — Се Лянь и Хуа Чэн — одновременно прошептали:

— В каменной скорлупе.

Окаменевшие статуи полые внутри. Значит, в них можно что-нибудь спрятать.

Там не спрятаться живому человеку, но зато способен укрыться демон!

Убедившись в этом, они пришли к одному выводу. И только Се Лянь собирался что-то предложить, как вдруг, случайно подняв глаза, увидел за спиной Хуа Чэна всего в двух чжанах окаменевшую статую. При виде неё зрачки принца сузились.

При жизни это был молодой мужчина, похоже, занимавший довольно высокое положение среди служителей храма. Поскольку статуи являлись отражением предсмертных поз жителей Уюна, большинство из них застыли в крике, закрывая руками голову, или же сжавшись в комок. Этот же принадлежал к тем немногим, что остались стоять. Однако Се Ляня заставила насторожиться вовсе не его поза, а… его лицо.

Черты различить не удавалось, но всё ещё ясно угадывалось, что левая половина этого лица искривляется в улыбке, а правая горько плачет!

У Се Ляня вырвалось:

— Это он!

Принц тут же нанёс удар мечом.

— Гэгэ? — удивлённо позвал Хуа Чэн.

Каменная статуя разбилась на мелкие осколки, которые рассыпались по полу. Но под скорлупой ничего не оказалось. Се Лянь, боясь упустить врага, принялся рыться в осколках. Хуа Чэн схватил его за руку:

— Гэгэ! Что ты увидел?

Се Лянь, схватив сразу несколько черепков, ответил:

— Эта каменная статуя, её лицо… было маской Безликого Бая.

Хуа Чэн чуть переменился в лице, но всё же произнёс:

— Постой.

Он собрал несколько осколков и на земле составил из них лицо, взглянув на которое, оба замолчали.

Только что Се Лянь совершенно точно видел демоническую маску, наполовину плачущую, наполовину — смеющуюся. Но черты лица, которое собрал Хуа Чэн, были до неузнаваемости размазаны и ничем не отличались от остальных каменных лиц.

Галлюцинация? Или принц попал под действие иллюзии?

Впрочем, сидя на месте, ответа они не получат, так что двое продолжили поиски в храме — разбили и осмотрели все окаменевшие изваяния. Однако ничего нового так и не обнаружили. Подумав немного, они решили не ждать Пэй Мина, а сразу направиться к вершине горы, раз уж кто-то, вполне возможно, уже взбирается туда, опережая их.

Сама Медная печь, похоже, обладала какой-то необыкновенной силой притяжения, поскольку попытка подняться на неё при помощи серебристых бабочек не удалась — малютки не смогли поднять Се Ляня с Хуа Чэном. Видимо, и на мече взлететь не получится, поэтому придётся идти пешком. И чем выше, тем круче становилась тропа, тем холоднее становилось вокруг. Вначале они ступили на тонкий слой снега, но чем дальше, тем толще он становился и мог доходить до середины голенища сапога. Спустя четыре часа нога уже по колено проваливалась в снежный покров, взбираться дальше было всё труднее.

Они шли довольно долго, поэтому Се Лянь не чувствовал холода, наоборот — покрылся испариной, а сквозь белую как пудра кожу заиграл лёгкий румянец. Принц тыльной стороной ладони стёр пот со лба и обернулся, чтобы заговорить с Хуа Чэном, но внезапно провалился ногой в пустоту и тут же сделался ниже на два чи!

К счастью, Хуа Чэн всё время шёл прямо за ним и, похоже, был готов к чему-то подобному — тут же вытянул Се Ляня наверх.

— Гэгэ, осторожнее.

Се Лянь, стоя рядом с ним, снова обернулся, чтобы посмотреть, куда чуть не угодил. В земле виднелась глубокая яма, через которую чернела дыра, ведущая неизвестно куда. Если бы Се Лянь вовремя не схватился за края, или Хуа Чэн секунду промедлил, принц наверняка свалился бы в эту темноту.

Хуа Чэн произнёс:

— На горе повсюду ямы, ступай за мной не торопясь, и всё будет в порядке. Только что гэгэ слишком поторопился.

Оказывается, под слоем снега поверхность горы очень хрупкая и покрыта большими и мелкими дырами, количество и глубина которых не известны никому. Но Хуа Чэн, что удивительно, помнил расположение каждой ямы. Се Лянь с облегчением выдохнул и предложил:

— Хорошо. Тогда давай идти поближе друг к другу. В заснеженных горах нельзя громко кричать. Если мы по неосторожности столкнёмся с чем-нибудь, даже позвать на помощь будет непросто…

Но стоило принцу это сказать, сверху раздался яростный рёв:

— Может, хватит уже…!

— …

Это какому же… доброму господину достало смелости, чтобы посреди опасных и крутых заснеженных гор так громко голосить?!

Се Лянь, ничего не понимая, посмотрел наверх. Среди белых снегов, которые накрыли здесь всё, насколько хватало глаз, виднелись две маленькие точки, сцепившиеся в схватке, — слышался звон оружия. Одна точка явно натягивала длинный лук и осыпала другую дождём стрел, другая же, сжимая в руках саблю чжаньмадао, воинственно размахивала ею, отбивая все стрелы до одной. И наконечники стрел, и лезвие сабли поблескивали божественным сиянием, а оба поединщика осыпали друг друга бранью. Тот, что с саблей, как раз закричал:

— Я же сказал, что мальчишку убил кто-то другой! Я сам их ищу!

Нань Фэн и Фу Яо!

Не успевая удивиться появлению здесь этой парочки, Се Лянь чуть не выкрикнул: «Закройте рты!», однако вовремя остановился — проглотил слова обратно. Если он сейчас так же беспечно станет сотрясать округу криками, выдержит ли снежная вершина рёв сразу троих крикунов???

Хуа Чэн скрестил руки на груди и приподнял бровь:

— Они не знают, что громкие вопли в снежных горах могут повлечь за собой сход лавины?

Се Лянь ответил:

— Ну… они ведь не настолько дурные! Должно быть, знают, но такой уж у них характер — когда гнев ударяет в голову, на всё остальное могут наплевать!

Нань Фэн и Фу Яо, взбешённые до крайности, дрались и переругивались друг с другом. Но битва происходила слишком далеко, по обрывкам фраз нельзя было понять, что стало причиной конфликта, да и они совершенно не замечали поднимающихся на гору Хуа Чэна и Се Ляня. Принц хотел бы поскорее добраться до них и разнять, но снега сковали горную вершину, а под ногами тут и там попадались ямы — быстро подняться не выйдет никак. Пробежав два шага, Се Лянь снова провалился ногой в пустоту, пришлось поспешно отступить.

— Нельзя позволять им дальше сражаться, нужно их остановить!

Из-за спины принца стрелой выпорхнула серебристая бабочка, которая быстро полетела наверх. Се Лянь сначала озадаченно застыл, но потом понял — идея замечательная! Если они сами не могут в мгновение ока взобраться на гору, нужно лишь отправить туда бабочку, чтобы передала послание!

Серебристая бабочка оказалась на удивление проворна — в три взмаха достигла цели. Но Се Лянь ещё не успел передать ни слова, когда на его глазах выражение лица Хуа Чэна сделалось непомерно серьёзным. Принц понял — что-то пошло не так, и спросил:

— В чём дело?

Улыбка окончательно пропала с губ Хуа Чэна, а от лица едва не повеяло лютым холодом, как от этой самой горы.

Се Лянь повторил:

— Сань Лан, скажи, наконец, в чём дело?

Хуа Чэн шевельнул губами, но ответить не успел — Се Лянь и сам ощутил беспричинную тревогу в сердце, сразу вздёрнул голову наверх, да так и застыл с широко распахнутыми глазами.

С крутого склона снежной вершины, уходящей к небесам, сошёл массивный пласт белого снега.

Нань Фэн и Фу Яо, поглощённые ожесточённой битвой, тоже ощутили эту безмолвную мощь — подняли головы и наконец-то поняли, что произошло.

В следующий миг снежный массив, подобно плотине на тысячу ли, которая своим обрушением уничтожит всё на своём пути, с оглушительным свистом и застилающими небеса грохочущими снежными волнами понеслась на них!

С горы в самом деле сошла лавина!!!

Се Лянь схватил Хуа Чэна за руку, развернулся и бросился бежать. Но спустя несколько шагов вспомнил о тех двоих наверху, которые оказались ещё ближе к лавине. Принц резко остановился, обернулся… Так и есть! Убрав оружие, юноши позабыли о битве и вместе помчались наутёк, но Фу Яо почти сразу попал ногой в яму и провалился по грудь в снег. Нань Фэн бежал быстрее, вот только, оглянувшись, замедлился. Похоже, принял решение вернуться… Но покуда он тратил время на колебания, убийственная снежная волна уже настигла обоих!

За секунду до того, как их поглотило лавиной, Се Лянь выбросил вперёд Жое. Белая лента, вытянувшись бесконечной полосой, мгновенно и точно схватила Фу Яо и Нань Фэна, вытянув из снежного моря. Хуа Чэн бросил на них взгляд, и в его глазах сверкнуло пламя гнева.

— Гэгэ! Брось этих двоих, сейчас не до того!

Но Се Лянь крепко держал один конец Жое и бежал, таща ленту за собой.

— Так нельзя! Если не помочь, их погребёт здесь на сотню лет!

Хуа Чэн тяжёлым голосом произнёс:

— Не успеть!

Се Лянь вздрогнул:

— Что?!

А обернувшись, принц увидел лишь заслонившую весь мир белоснежную стену, которая обрушилась прямо на голову.

Нань Фэн и Фу Яо стали грузом, который замедлил принца. И когда лавина накатила неудержимым потоком, мощная снежная волна унесла Хуа Чэна дальше, разлучив с Се Лянем.

От удара Се Лянь не смог удержаться на ногах, его закружило белым вихрем, перевернув несколько раз с ног на голову. Принц упрямо продолжал бороться с силой лавины, но снега было слишком много, а ударная мощь слишком велика — то и дело его накрывало с головой, даже несколько раз приходилось задерживать дыхание. Последнее, что он успел крикнуть — «Сань Лан!», после чего огромная снежная волна наконец поглотила его.

 

***

Неизвестно, сколько понадобилось времени, чтобы заснеженная вершина вновь погрузилась в спокойствие.

Тишина была долгой, но потом на ровной снежной поверхности образовался бугорок, а следом высунулась рука!

Рука эта пошарила вокруг, затем показалось плечо и голова с шапкой из снега. Сделав глубокий вдох, человек откашлялся.

Вскоре ему удалось, хоть и с огромным трудом, но выбраться из снежных оков. Он потряс головой и тут же сел на образовавшийся рядом сугроб.

Это был Се Лянь. Ощущения от выкапывания себя самого из-под толстого слоя снега почти не отличались от выкапывания себя из могилы. Лицо и руки Се Ляня замёрзли до красноты и почти совсем онемели. Он кое-как растёр ладони друг о друга и подышал на них, потом поднял голову и в растерянности огляделся.

Среди застилающего всё вокруг белого снега он не обнаружил ни пятнышка красного.

Но… не найдя искомого, Се Лянь не мог даже закричать «Ты где?!», ведь ещё одна лавина окончательно уничтожит все их старания.

Принцу пришлось встать и отправиться на поиски по снежному покрову в одиночестве. На ходу он тихонько звал:

— Сань Лан? Сань Лан? Нань Фэн? Фу Яо?

И вот что странно: очевидно, что принц шёл всё по той же горе, но теперь, наедине с собой, он ощущал куда более сильный холод, чем пока они шли вместе с Хуа Чэном. Жое неизвестно в какой момент тоже выскользнула из рук, что также не давало принцу покоя. Жое ведь не могла его покинуть, а если даже на мгновение это случилось, лента сама по себе должна была вновь схватиться за принца. Почему же этого не произошло?

Се Ляню всё казалось, что где-то кроется подвох, но он никак не мог понять, где именно, поэтому просто брёл, куда глаза глядят. Неизвестно, сколько он ещё прошёл, когда впереди, среди снежной метели, увидел силуэт. Чёрные волосы и белые одежды развевались на ветру, силуэт приближался медленно, опустив голову, и нельзя было рассмотреть его облик.

Увидев незнакомца, Се Лянь с радостью побежал к нему:

— Приветствую друга на тропе самосовершенствования! Вы…

Но больше принц не успел ничего сказать — встреченный незнакомец поднял голову. На его лице оказалась белая как кость маска, наполовину смеющаяся, наполовину плачущая.

Се Лянь, как будто в него с размаху вонзили нож, громко вскрикнул!

И от собственного крика распахнул глаза. Принц сразу сел, пытаясь отдышаться. Лишь спустя какое-то время он, всё ещё пребывая в смятении, обнаружил, что вовсе не идёт ни по какой снежной горе. А лежит в каком-то тёмном месте.

Выходит, то был сон.

Вот почему ему всё казалось таким странным. Се Лянь испустил долгий выдох и стёр пот со лба.

Пошарив по себе и вокруг руками, он выяснил, что сидит на поросшем мхом каменном полу, Фансинь висит на поясе, а Жое, ясное дело, крепко обнимает запястье. Се Лянь наконец успокоился и зажёг пламя-на-ладони, чтобы осветить место, в котором оказался. Первым же делом принц позвал:

— Сань Лан? Ты здесь?

Но когда огонь зажёгся, принц к своему удивлению обнаружил, что во тьме неподалёку кто-то стоит, не издавая ни звука.

И удивление оказалось немалым — Се Лянь немедля весь покрылся холодным потом и схватился за Фансинь. Ведь если от него в такой близости находился живой человек, он не мог не ощутить его присутствия, ни при каких обстоятельствах!

Однако, стоило принцу приглядеться внимательнее, потрясение вновь отступило. Ведь это оказался не человек вовсе, а каменная статуя.

И к тому же она нисколько не походила на окаменевшие тела людей, которые не пережили извержение вулкана. Очевидно, что эту статую кто-то изготовил.

Посветив вокруг, Се Лянь всё сильнее в этом убеждался.

Он оказался в каменной пещере, используемой для самосовершенствования. Когда-то принцу и самому приходилось, укрывшись от мирской суеты, заниматься практиками успокоения сердца и жить в скромности, поэтому обстановка была ему знакома. Получается, в этой пещере для поклонения и молитв должна была стоять вовсе не обыкновенная статуя, а образ божества.

Статуя была установлена в арочном углублении, выдолбленном в стене. Фигура высокая и стройная, непринуждённая поза, красивая осанка. Правая рука лежит на рукояти длинного поясного меча, и даже складки одежд вырезаны весьма искусно. Вот только была одна странная деталь.

Лицо статуи скрывала лёгкая газовая ткань.

Ткань струилась подобно туманной дымке на заре, и вот что весьма странно — закрывая лицо статуи, нисколько не портила картины целиком, напротив, добавляла таинственной красоты. Однако Се Ляню ещё никогда не приходилось видеть, чтобы божественному изваянию закрывали лицо. Он невольно потянулся, чтобы снять покров, как вдруг услышал за своей спиной:

— Гэгэ.

Принц рывком обернулся и увидел неизвестно в какой момент появившийся у входа в пещеру силуэт в красном. Хуа Чэн.

Он тут же выкинул лицо статуи из головы и приблизился к нему:

— Сань Лан! Какое облегчение, я ведь как раз раздумывал, куда ты запропастился. С тобой всё в порядке? Ты не ранен? Лавина настигла нас слишком внезапно.

Хуа Чэн вошёл в пещеру со словами:

— Не ранен. А ты, гэгэ?

— Со мной всегда всё в порядке. Что это за место?

Принц только теперь понял, что пространство, в котором они оказались, не ограничивается одной маленькой пещерой. За ней простирался тоннель, на вид довольно длинный, и вёл он в неизвестном направлении. Се Лянь уже привык, что Хуа Чэн может дать ответ на все на свете вопросы, однако в этот раз он сказал:

— Не знаю. Наверное, мы под снежной горой.

Се Лянь не ожидал подобного ответа.

— Я было решил, что это укрытие, которое нашёл Сань Лан. Неужели даже тебе неизвестно, где мы очутились?

Подобное в самом деле произошло впервые. Хуа Чэн прекрасно помнил даже расположение ям при подъёме на гору, но об это месте ничего не знал. А ведь пещера явно немаленькая. Неужели раньше он никогда здесь не был?

Се Ляню подобное показалось удивительным, но принц не стал задавать лишних вопросов. Подняв пламя-на-ладони повыше, он произнёс:

— Но как мы оказались здесь?

Хуа Чэн тоже призвал несколько бабочек, чтобы давали немного тусклого света, танцуя вокруг, и ровным тоном ответил:

— Должно быть, провалились в яму при сходе лавины.

Вывод напрашивался именно такой. Других вариантов не было, разве только кто-то специально завёл их сюда? Тут Се Лянь невольно вспомнил свой сон, и по спине принца пробежал холодок. Затем ему ещё кое-кто пришёл на ум:

— Если мы здесь, то где же Нань Фэн и Фу Яо?

При упоминании тех двоих на лице Хуа Чэна промелькнуло недовольство, затем он с абсолютным безразличием произнёс:

— Возможно, их погребло под снегом? Забудь о них. Они же небесные служащие, не умрут.

Се Лянь в замешательстве ответил:

— Пусть они и не умрут, но что если никто их не вызволит? Не очень приятно оказаться погребённым на несколько десятков лет. А что, если и они сюда провалились? Давай для начала поищем их тут. Кстати, Сань Лан, когда твоя бабочка подлетела к ним, не слышал ли ты, о чём они говорили?

Хуа Чэн прыснул со смеху:

— Наверняка бранили друг друга на чём свет стоит из-за какого-нибудь пустяка. Что хорошего от них можно было услышать?

Но Се Ляню показалось, что не всё так просто. Иначе не объяснить, почему, когда бабочка подлетела к сражающимся, Хуа Чэн столь внезапно переменился в лице. Даже сейчас, когда он засмеялся, взгляд его остался крайне недоброжелательным. Но если уж сам Хуа Чэн не желал говорить, Се Ляню было неудобно расспрашивать, и они просто направились дальше по длинному каменному коридору.

И лишь спустя какое-то время заметили, что устройство этой подгорной пещеры намного сложнее и запутаннее, чем могло показаться на первый взгляд. Вместо тоннеля, ведущего сразу в определённом направлении, здесь обнаружилось множество развилок, которые оканчивались каменными гротами различных размеров.

И в каждом таком гроте стояла божественная статуя для поклонения. Изваяния изображали и юных божеств, и уже чуть более взрослых, но всё же молодых. Позы поражали разнообразием: полулежащие, словно в томном безделье; непринуждённо сидящие, будто за распитием вина; в подобающей торжественной позе; танцующие с мечом в руке… И от одеяний разбегался взгляд — на одних красовались роскошные парадные платья, на других — простые монашеские одежды, на третьих — рваные лохмотья, какие-то и вовсе были полуобнажены… Отличался и уровень мастерства скульпторов, где-то исполнение хромало, изваяния вышли грубыми и примитивными, а где-то, напротив, — отличалось таким изяществом и вниманием к деталям, что волосы едва не шевелились на голове от одного взгляда. Должно быть, все статуи были изготовлены разными мастерами. Но количество и разнообразие определённо заслуживало потрясённого вздоха.

И Се Лянь, не в силах сдержаться, непрестанно восхищался зрелищем, развернувшимся на их пути.

— Это же настоящая пещера Десяти тысяч божеств! Интересно, кто решил устроить её здесь? Наверняка самые ревностные их последователи.

Вот только у каждой статуи имелась одна общая странность. Все лица были скрыты под тонкой тканью. А какие-то накрывались и вовсе целиком, так что оставался виден лишь подол одеяния или пара ног. Се Ляню стало любопытно, в чём тут дело, он потянулся снять покров с одного изваяния и взглянуть на его лицо, однако Хуа Чэн позади него предостерёг:

— Гэгэ, советую тебе этого не делать.

Се Лянь обернулся и полюбопытствовал:

— Почему? Сань Лан, тебе эти статуи не кажутся странными?

Хуа Чэн подошёл с руками за спиной и произнёс:

— Именно поэтому лучше их не трогать. Раз уж лица скрыты, наверняка тому есть свои причины. Голова и лицо — это место сосредоточения духовного начала всего тела. Если снять покров и позволить подозрительным изваяниям обрести дух, кто знает, что может произойти? — Помолчав, он добавил: — Гэгэ, ты ведь хотел найти своих слуг? Пока мы их не отыскали, лучше не трогать статуи. Во избежание неприятностей.

Его ответ прозвучал весьма загадочно, однако логика в нём всё-таки была. Что если снятием покрова они пробудят статуи? Тогда уж будет совсем не забавно. Се Лянь не относился к людям, которые из любопытства могли дать рукам волю, поэтому всё же отступился после некоторых размышлений и сказал:

— Мне просто интересно, что это за божества, вот и всё.

А ещё ему было весьма интересно кое-что другое. С характером Хуа Чэна он бы не стал опасаться каких-либо неприятностей. Захотел бы посмотреть — посмотрел бы. Принц не ожидал, что он выдумает такую причину, чтобы отговорить его.

Хуа Чэн же между прочим заметил:

— Мы ведь на территории бывшего государства Уюн, возможно, статуи изображают наследного принца Уюна? Ничего удивительного в этом нет.

Но Се Лянь возразил:

— Боюсь, что это не так.

— Оу? С чего ты это взял?

Се Лянь посмотрел на него.

— По фрескам, которые попадались нам на протяжении всего пути, можно чётко определить особенности наряда жителей и наследного принца Уюна. Всё-таки государство существовало две тысячи лет назад, их одеяния старинные и грубые по фасону, даже немного примитивные, что сильно отличается от искусного и тщательно продуманного стиля одежд на этих статуях. Поэтому, мне кажется, эти изваяния не имеют отношения к наследному принцу Уюна. Даже, возможно, что вовсе не мастера Уюна сотворили их.

Хуа Чэн улыбнулся, так что уголки его глаз прищурились.

— Правда? Гэгэ и впрямь внимателен к деталям.

Се Лянь тоже улыбнулся.

— Вовсе нет, вовсе нет. Просто… стиль, в котором выполнены статуи, не важно — относится ли это к работе скульптора, к наряду или же к способу изображения складок на одежде, больше похож на стиль более поздней эпохи, к тому же, знакомый мне… стиль государства Сяньлэ.

Хуа Чэн приподнял бровь:

— Как видно, познания гэгэ в этой области также довольно глубоки.

— Ну что ты, что ты. Я просто слишком много повидал божественных статуй, вот и запомнил кое-какие детали.

Принц не понимал, в чём дело, но чувствовал, что в поведении Хуа Чэна появилось нечто странное, чего раньше не было. И на этом моменте он наконец осознал, что именно.

Тщательно скрываемое волнение.

Однако принц всё же не стал задавать лишних вопросов, вместо этого сказал:

— Что ж, раз Сань Лану кажется, что лучше их не трогать, то проявим осторожность.

Хуа Чэн едва заметно кивнул, и они направились дальше. На пути им попалась ещё одна развилка, и когда Хуа Чэн сразу повернул налево, Се Лянь вдруг застыл, не последовав за ним. Хуа Чэн обернулся:

— Что такое?

— Сань Лан, ты никогда раньше не бывал в этих пещерах?

— Конечно.

— Но почему так уверенно выбрал левую тропу?

— Я не уверен, просто пошёл вслепую.

— Если ты раньше здесь никогда не был, разве можно выбирать вслепую? Не лучше ли с осторожностью решить, куда именно свернуть?

Хуа Чэн улыбнулся:

— Я иду вслепую именно потому, что раньше никогда здесь не был. Всё равно нам ничего не известно об этих пещерах, поэтому лучше действовать смелее и положиться на удачу. А моя удача всегда была ко мне благосклонна.

Это в самом деле так. Но в прошлом, когда они вдвоём куда-то направлялись, в какую сторону пойти, обычно решал Се Лянь. А чтобы Хуа Чэн сам вёл их, такое случалось редко. Принц кивнул, но когда они уже ступили на левую тропу, вдруг остановился.

— Постой! Сань Лан… Ты ничего не слышишь?

— Что?

— Справа, людские голоса.

Хуа Чэн чуть переменился в лице, сосредоточенно прислушался и ответил:

— Гэгэ, боюсь, что тебе показалось. Ничего подобного там нет.

Но Се Лянь возразил:

— Да нет же, есть! Послушай внимательно, мужские голоса!

Хуа Чэн вновь прислушался и нахмурился:

— Я правда не слышу.

Се Лянь застыл и подумал: «Неужели снова иллюзия?»

Хуа Чэн произнёс:

— Ваше Высочество, всё это очень подозрительно. Боюсь, это ловушка. Лучше нам для начала выбраться отсюда.

Поколебавшись секунду, Се Лянь всё-таки воскликнул:

— Нет! А вдруг это Нань Фэн и Фу Яо? Я всё-таки должен проверить!

Принц тут же побежал по правой тропе, Хуа Чэн только и успел за его спиной крикнуть:

— Гэгэ! Не убегай!

И судя по скрытому тому его окрика, он был уверен, что принц попадёт в какую-то крайне опасную западню. Вот только Се Лянь не желал медлить ни секунды и пускать всё на самотёк — он ветром пронёсся по правой тропе, и чем дальше бежал, тем отчётливее слышал крики. В душе принц возрадовался: «Это и правда Нань Фэн и Фу Яо!»

Неизвестно, сколько раз ему ещё пришлось повернуть по тоннелю, чтобы наконец добраться до источника звуков. Это оказалась просторная каменная пещера. Здесь не было божественных статуй, зато в полу виднелась глубокая яма. Голоса Нань Фэна и Фу Яо доносились именно из неё. Видимо, они оказались на дне и не могли выбраться, но всё ещё весьма активно переругивались, следовательно, их жизни ничто не угрожало. В яме было слишком темно, Се Лянь, стоя у края, ничего не мог разглядеть, только сложил ладони у рта и крикнул:

— Эй!.. Что с вами стряслось?!

Услышав, что наверху кто-то есть, двое сразу прекратили ругань. Послышался голос Фу Яо:

— Ваше Высочество? Это ты? Скорее, вытащи нас!

Нань Фэн же молчал. Се Лянь счёл происходящее странным.

— Вы не можете выбраться? Но яма не так уж глубока! Что там такое, на дне?

Вероятно, из-за непрекращающихся перепалок на пути сюда, Фу Яо находился немного на взводе. Он крикнул:

— Чушь собачья! Если бы мы могли, сразу бы выбрались! Ваше Высочество, ты что, сам не видишь?

Се Лянь прищурился.

— Мне ничего не видно, у вас ещё остались магические силы? Может, зажжёте пламя-на-ладони, чтобы я осмотрел дно? Если нет, то я сам скину вам огня…

Однако принц не успел даже закончить фразу, когда оба хором закричали:

— Нет!!!

Этот крик вполне заслуживал называться перепуганным. Фу Яо добавил:

— Ни в коем случае не разводи огонь!

Но если нельзя зажечь огонь, придётся искать другой способ освещения. Первой же реакцией Се Ляня было обернуться и позвать:

— Сань Лан…

Но оказалось, что Хуа Чэн не последовал за ним. Позади принца не было никого. Се Лянь в недоумении застыл и вначале ощутил лёгкое беспокойство, а затем случившееся показалось ему невероятным — не мог же Хуа Чэн просто отстать и потеряться?

С того самого момента, как они очутились в этой пещере Десяти тысяч божеств, Хуа Чэн сделался воплощением странности, только Се Лянь не мог определить, в чём именно крылся подвох. Принц огляделся по сторонам и вдруг заметил у себя на плече малютку-бабочку. Он попробовал аккуратно коснуться её и произнёс:

— Здравствуй?..

Призрачная бабочка шевельнула крыльями в ответ на лёгкое прикосновение, но не улетела, а будто бы сверкала своим сиянием только для него. Се Лянь вспомнил, как Хуа Чэн по дороге сюда рассказывал, что серебристые бабочки бывают разных видов. Неизвестно, к какому виду относилась эта и за что именно она отвечала, но это и не важно — ведь помочь осветить округу бабочка могла в любом случае. Поэтому принц спросил:

— Ты можешь помочь мне посмотреть, что там, внизу?

Бабочка взмахнула крыльями, взлетела и направилась в яму. Се Лянь вслед сказал «Спасибо!», но когда малютка тусклым сиянием озарила дно, принц невольно округлил глаза.

На дне чёрной-чёрной ямы всё было устлано белым-белым, толстым-толстым слоем шёлковых нитей!

Нань Фэн и Фу Яо, замотанные этими нитями, практически превратились в коконы шелкопряда, словно мелкие мошки, которых оплело паутиной. К тому же лица обоих опухли и истекали кровью — возможно, это результат их недавней битвы? Се Лянь мысленно порадовался, что не стал поступать опрометчиво — запусти он в яму сгусток огня, вероятно, всё дно мгновенно охватило бы пламенем.

— Что это такое? — спросил он. — Паутина? Может, гнездо паучьего оборотня?

Фу Яо ответил:

— Не знаю! Но из неё никак не выбраться! — он явно хотел сделать это как можно скорее.

А вот лицо Нань Фэна выглядело несколько необычно, будто бы он собирался позвать на помощь, но увидев наверху Се Ляня, проглотил мольбы и вместо этого произнёс:

— И ты лучше пока не спускайся. Нити очень прочные, только дотронешься до них, и освободиться будет крайне трудно.

Се Лянь ответил:

— Я не стану спускаться.

Подумав, принц привязал конец Жое к рукояти Фансиня и приготовился сбросить меч, проверить, что случится. Но как только лента крайне осторожно опустилась до середины, паутинки почувствовали это и немедля ринулись навстречу, словно намеревались как следует проучить вторгшегося наглеца. Жое в страхе тут же дёрнулась назад к принцу, но слишком поздно — её опутали нити паутины, завязались узлом и рывком дёрнули вниз, да с такой силой, что и Се Лянь не устоял на краю ямы.

Вот так неожиданность! Паутина оказалась сильным и проницательным противником!

Как только Се Лянь свалился в яму, ему навстречу со дна бросились бесчисленные белые нити, которые тут же связали принца. Остальная паутина медленно поползла к Нань Фэну и Фу Яо, чтобы намотать ещё слой на их «коконы». Фу Яо едва не взорвался от возмущения:

— А ты-то как сюда свалился?! Ну всё, замечательно. Все трое попались! Теперь мы вместе здесь умрём!

Нань Фэн возразил:

— А чего ты причитаешь?! Он ведь хотел нас вытащить!

Се Лянь тем временем принялся кататься по дну ямы.

— Ха-ха-ха, ха-ха-ха, ха-ха-ха-ха…

Двое ошарашено уставились на него. Фу Яо предположил:

— Ты что, ударился головой, когда упал? Разума лишился?

У Се Ляня в уголках глаз заблестели крупные слёзы, он с трудом выговорил:

— Не… нет, ха-ха-ха… Что же такое с этой паутиной… зачем она… Как щекотно, не могу… Ха-ха-ха-ха…

При падении шёлковая перина мягко подхватила принца, а нити с нежностью оплели его тело. И хотя Се Лянь всё-таки оказался связан, паутинки ползали по нему так, что казалось, они просто его щекочут. Свернувшись в комок, принц пытался им противиться:

— Нет, нет, стойте! Прекратите! Всё! Боюсь! Прекратите!!!

Тогда белые нити наконец связали ему руки за спиной и замерли. Нань Фэн и Фу Яо долго смотрели на принца в молчании, потом Фу Яо произнёс:

— Почему нас связало так крепко, а тебя — как попало? Даже лицо не закрыло.

Се Лянь, насилу отдышавшись, спросил в ответ:

— Но у вас… у вас ведь тоже открыты лица?

Фу Яо закатил глаза.

— Были скрыты, но когда мы пришли в сознание, прогрызли паутину зубами, иначе даже кричать не вышло бы.

Се Лянь попытался вырваться из пут, но нити в самом деле оказались несравнимо крепкими, к тому же после столь сильного смеха у принца даже рёбра заныли, и пока что напрячься как следует не получалось. Он решил передохнуть немного, улёгся ровно и произнёс:

— Так как же вы всё-таки оказались здесь?

Фу Яо:

— Не знаю. Сошла лавина, и на нас будто небо обрушилось. А очнулись мы уже здесь.

— Нет, нет, нет. Я спрашиваю, для чего вы явились на гору Тунлу?

Стоило принцу заговорить об этом, Фу Яо вновь вышел из себя:

— Меня привела погоня за Лань Чан и её нерождённым демонёнком! А вот он зачем явился? Да кто его знает!

Нань Фэн:

— Я!.. Я тоже гнался за духом и его матерью…

Фу Яо сплюнул:

— Ну так и гнался бы за ними! Зачем на меня набросился?! Я же сказал, что не… мой генерал убил духа, он вообще не имеет к ним никакого отношения! Вот уж поистине — доброе сердце приняли за ослиные внутренности¹, вот и совершай после этого благородные поступки!

¹ Обр. в знач. — хорошие намерения приняли за плохие.

Се Лянь привычно начал их мирить:

— Ну ладно, ладно, не ссорьтесь. Я всё понял. Перестаньте пока что спорить, не ругайтесь. Только что от ваших криков даже гора рухнула, не можете хоть ненадолго прерваться? Давайте вместе подумаем, как отсюда выбраться.

Нань Фэн не слушал принца:

— Т… твой генерал сам прекрасно знает, как он себя ведёт с другими! Нечего пенять на остальных, что они его подозревают в подобном!

Фу Яо выпучил глаза:

— Что ты там ляпнул? А ну, повтори, если кишка не тонка!

Нань Фэн выпучил глаза ещё сильнее:

— Да уж потолще твоей будет! Хочешь ещё раз послушать, так я повторю: никаких добрых намерений ты не преследуешь, хочешь проявить милость к тому, кто тебе противен, а про себя раздуваешься от самодовольства! Ты просто тешишь собственное самолюбие и ждёшь, чтобы другие выставили себя на посмешище, вот и всё. И поменьше бы бросался этим «доброе сердце приняли за ослиные внутренности», нечего считать себя благородным, настоящие добродетели совсем не такие, а ты никогда им не был!

На лбу Фу Яо проступили вены, уголок рта задёргался.

— Да ты же просто помешанный, что за бред ты несёшь!

— Бред или не бред, тебе самому прекрасно известно! Мне ли тебя не знать?!

Вздувшиеся вены поползли уже по шее Фу Яо.

— Какое ты имеешь право меня обвинять? Забрался на вершину и оттуда взираешь на других свысока? А не боишься по неосторожности свалиться и ноги сломать?

— По сравнению с тобой я уж имею побольше прав! Думаешь, никто не знает о мерзких поступках, которые ты совершил?!

Стоило прозвучать этой фразе, и, похоже, Фу Яо решил за гневом скрывать накативший на него стыд, взъярился ещё сильнее:

— …Да! Хорошо, я признаю! Но в чём же ты меня лучше?! Объявил себя воплощением преданности, но завёл жёнушку, а про господина позабыл! Жена и сын всего важнее! Каждый из нас подумал только о себе, собственные интересы во главу угла поставил! Постоянно припоминаешь мне о моих поступках, а самому-то не стыдно?!

Стоило упомянуть «жену и сына», Нань Фэн пришёл в совершеннейшую ярость:

— Да я, чёрт подери… Ты! …Я? Ты?

Они не могли пошевелиться, но их ссора стала такой бурной, что оба не заметили, как в их речи «твой генерал» и «мой генерал» превратились в «ты» и «я». А чрезмерный гнев не дал им понять, что они в чём-то себя раскрыли, и лишь сейчас пришло постепенное осознание. Се Лянь же давным-давно слушал их молча.

Нань Фэн и Фу Яо синхронно повернулись в сторону принца, но тот лишь тихо перекатился на шёлковых нитях, повернувшись к ним спиной, и сказал:

— Ну… я ничего не видел. То есть, ничего не слышал.

Воцарилось неловкое молчание.

Глядя на каменную стену ямы перед собой, принц мягко произнёс:

— Вы будете дальше ругаться? В общем, по поводу того, что вы сказали, остальное оставлю без внимания, но… на самом деле я и сам считаю, что жена и сын важнее всего, так и есть, правда. Дела ведь житейские. Не стоит постоянно возвращаться к событиям дней минувших, идёт? Давайте лучше придумаем, как нам выбраться, а поговорить можно и после…

Фу Яо перебил:

— Так ты знал?

Как видно, уйти от темы не получится, Се Ляню пришлось признаться:

— Да…

Не веря своим ушам, Фу Яо произнёс:

— Когда ты всё понял? И как?

Се Лянь, не в силах сказать им правду, ответил лишь:

— Уже не помню.

На самом же деле — очень и очень давно. Ещё со времён происшествия на горе Юйцзюнь у него появились некоторые подозрения, а уж когда они отправились в Крепость Баньюэ, сомнений не осталось.

Какие ещё младшие служащие Средних Небес? Ничего подобного не было и в помине. «Нань Фэн» и «Фу Яо» — лишь двойники «Фэн Синя» и «Му Цина», вот и вся правда!

Фу Яо, похоже, не мог поверить, что его истинная личность оказалась столь легко раскрыта. Он не унимался:

— И всё-таки, когда ты понял? Как это вышло? Ведь была же какая-то зацепка, в чём мы допустили промах?

Се Лянь молчал, он просто не мог им сказать. Никаких зацепок не требовалось! Вся их «маскировка» была одним сплошным промахом!