Страстный поиск возможностей

Лелейте свои грезы и мечты, ибо они дети души; они — эскизы ваших будущих достижений.

Наполеон Хилл

Много лет назад во время раскопок древней египетской гробницы археологи нашли семена в деревянном футляре. Семена посадили в землю, и они проросли — через три тысячи лет! Им удалось реализовать свой жизненный потенциал.

Могут ли в жизни сложиться условия, настолько враждебные человеку, чтобы он (независимо от своих врожденных способностей) был обречен на сплошные неудачи и отчаяние? Или в нас, как в тех семенах, скрыто настолько сильное стремление к становлению и росту, что ему не может противостоять ничто на свете? Задумайтесь над следующей историей, которую 23 мая 1984 года поведало агентство «Associated Press».

В детстве Мэри Грода не научилась ни читать, ни писать. Ее сочли умственно отсталой. В подростковом возрасте она «заработала» еще один ярлык — «неуправляемая». Девушку на два года упекли в исправительное заведение для малолетних. По иронии судьбы именно там в ней проснулась страсть к учебе. Она стала работать над собой по 16 часов в день и в результате получила аттестат об окончании средней школы.

Но на этом злоключения Мэри Гроды не прекратились. Освободившись из-под стражи, она забеременела — без перспективы выйти замуж. Затем, два года спустя, вторая беременность закончилась для нее инсультом, в результате которого она утратила свое с таким трудом приобретенное умение читать и писать. Однако, благодаря помощи и поддержке отца, Мэри снова взялась за работу и восстановила утраченное.

Мэри жила на пособие и едва сводила концы с концами. В конце концов, чтобы поправить свое финансовое положение, она взяла семерых приемных детей. В тот же период Мэри начала посещать курсы при местном колледже. Отучившись на курсах, она поступила в медицинский институт в Олбани.

Мэри Грода-Льюис (на тот момент она уже вышла замуж) получила диплом весной 1984 года. Никто не знает, какие мысли проносились в голове Мэри, когда ей выдавали заветный документ — красноречивое свидетельство ее веры в себя и упорства. Ее диплом провозглашал всему миру: «Вот здесь в этой точке планеты стоит человек, отважившийся мечтать о несбыточном и наглядно демонстрировавший нашу божественную природу, — Мэри Грода-Льюис, доктор медицины!»

Джеймс Е. Корнер

 

ИГРОК КОМАНДЫ

Боль порой неизбежна. Страдание — вопрос выбора.

Автор неизвестен

 

Старшекурсник Байрон Хьюстон, форвард баскетбольной команды Государственного университета Оклахомы (ГУО), передал последний пас нескладному белобрысому первокурснику Брайану Ривзу, и тот отправил мяч в кольцо. «Ковбои» из ГУО заканчивали тренировку перед намеченным на следующий день матчем против команды Калифорнийского университета в Беркли. И тут в зал вошел тренер «Ковбоев» Эдди Саттон. Следом за ним незнакомый мужчина катил инвалидную коляску, в которой сидел мальчик лет двенадцати.

— Хочу познакомить вас со Скоттом Картером и его отцом Майком, — сказал тренер, подозвав к себе игроков команды.

— Привет, ребята, — весело поздоровался парнишка и взмахнул тощей ручонкой.

На нем были очки в черной роговой оправе, слишком большие для его бледного одутловатого лица. На лысой голове — бейсбольная кепка. Из левой штанины спортивных брюк торчала пластиковая ступня протеза. Саттон объяснил баскетболистам, что Скотт потерял часть ноги из-за рака кости.

— Скотт хочет что-то вам сказать, — добавил он.

Спортсмены подумали, что мальчик станет говорить о своей болезни, но Скотт пожал плечами и насмешливо хмыкнул:

— Ну, не знаю, тренер... Моя речь к футболистам не принесла им пользы. Они не выиграли ни одной игры за весь сезон!

Воцарилась секундная пауза. Затем игроки расхохотались. «А парень не промах», — подумал Хьюстон.

Но особенно впечатлила бойкость мальчика первокурсника Брайана Ривза. Сам он во время своей первой пресс-конференции настолько растерялся, что не сумел ответить на самые простые вопросы журналистов. Ривз даже покраснел от волнения, представив себе, сколько самообладания потребовалось этому мальчишке, чтобы вот так непринужденно разговаривать со спортсменами.

Младший из троих детей, Скотт всегда любил спорт, хотя и не отличался спортивным телосложением. И еще он любил рыбачить с дедушкой Бо и дядей Томом. Увы, оба они уже умерли. Мальчик жил в Тулсе со своим отцом Майком, который работал юристом, и мамой 11аулой.

Когда Скотт впервые пожаловался на боль в левом колене, родители подумали, что это спортивная травма. Потом врачи сказали, что у ребенка злокачественная опухоль кости и ему требуется сложная операция. Майк и Паула не смогли сдержать слез. Посмотрев на плачущих родителей, Скотт повернулся к врачу и заявил с деланным раздражением:

— Мне что-то непонятно, док, чего они разревелись. Это же у меня больная нога.

Мужество не оставило Скотта и за десять месяцев химиотерапии. Едва придя в себя после тяжелейшей операции на ноге, он, в ответ на вопрос о его самочувствии, шутливо запричитал:

— Ай, помогите! Помогите! Я упал и не могу встать!

Шел декабрь 1991 года. На следующий день после знакомства со Скоттом «Ковбои» обыграли Беркли и через неделю встретились с командой Государственного университета Уичита. Стадион «Ковбоев» в Стилуотере был переполнен. Перед началом игры помощник тренера Билл Селф увидел, как Майк Картер отчаянно пытается найти свободное место для сынишки.

— Послушай, — сказал Билл Саттону, — если парень согласен сидеть с краю на скамье игроков, я не против.

Когда Скотту сказали, куда его приглашают, он ужасно обрадовался. Сидя рядом с игроками, двенадцатилетний мальчик азартно болел за свою команду.

С площадки вернулся Байрон Хьюстон — передохнуть. Детство Байрона прошло на жестоких окраинах Канзас-Сити, воспитавших в парне суровый нрав. Даже теперь, став выдающимся спортсменом, он держал болельщиков и даже отчасти товарищей по команде на расстоянии.

Скотт начал подшучивать над Хьюстоном за то, что тот толкнул локтем центрового нападающего соперников.

— Строишь из себя боксера, а сам играешь как плюшевый мишка.

На лице Байрона Хьюстона заиграли желваки. Кто он такой, этот больной мальчишка, чтобы судить о его мастерстве? Перехватив ироническую усмешку Скотта, Хьюстон заметно смягчился.

— Ты бы поостерегся, — пошутил он в ответ, — а то вдруг этот плюшевый мишка окажется тебе не по зубам.

После игры (это была девятая победа ГУО подряд) Саттон пригласил Скотта в раздевалку к баскетболистам. Проведя рукой по бритой наголо голове одного из игроков, Скотт пошутил:

— Мы стрижемся у одного парикмахера.

Саттон видел, какие хорошие отношения складываются у «Ковбоев» с мальчишкой, и у него возникла идея.

— А ведь ты мог бы стать счастливым талисманом команды, — сказал он. — Хочешь сидеть на скамье игроков во время всех наших домашних матчей?

Глаза Скотта округлились. Он впервые не нашелся что сказать.

— Молчание — знак согласия, — заключил Саттон.

Вскоре в команде родился ритуал. Кто-то из игроков завел привычку, выходя на площадку, хлопать мальчишку по поднятой пятерне. Потом еще кто-то подхватил этот жест. К концу января ни один «Ковбой» не начинал игру, не хлопнув ладонью о ладонь Скотта.

Как-то раз вечером Скотт и его отец услышали по радио, что спонсор «Ковбоев» в конце игры назвал «Игрока матча» и наградил его.

— Папа, а давай мы тоже будем награждать их, — предложил Скотт.

Отец с сыном придумали грамоту «Игрок матча в номинации Скотта». Они решили выдавать эту награду баскетболисту, больше других выложившемуся во время игры. Во время закончившейся поражением февральской игры с Университетом Колорадо, Скотт заметил, что

Корнелл Хатчер особенно ловко отбирал мяч у противника, и потому наградил его грамотой «Ковбой-грабитель». Другой игрок получил «Скамеечную грамоту» за то, что очень удачно острил, сидя на скамье запасных. Игрокам полюбились награды Скотта, они вешали полученные грамоты на дверцы шкафчиков в раздевалке и на стены комнат в общежитиях.

К началу февраля 1992 года «Ковбои» занимали вторую позицию среди университетских команд страны. Неожиданно главный бомбардир команды Байрон Хьюстон растянул связки колена, и они проиграли Университету Миссури со счетом 66:52. Саттон понимал, что без Хьюстона им будет сложно справиться в следующем матче с командой Университета Небраски. Перед игрой он подсел к Хьюстону и спросил:

— Готов играть?

— Нет, — пробормотал спортсмен, указывая на свое припухшее колено.

Скотт подъехал к Хьюстону на своей коляске и пошутил:

— Что ж, видимо, придется мне подменить тебя.

Хьюстон хохотнул и только потом понял всю иронию ситуации: у него всего лишь растяжение, а у этого ребенка недостает полноги.

— Сегодня я сыграю свою лучшую игру. Для тебя, — сказал Хьюстон и хлопнул мальчика по плечу.

Матч закончился со счетом 72:51 в пользу «Ковбоев». Мало кто знал, что Байрон Хьюстон, заработавший для команды 17 очков, играл, превозмогая сильную боль.

После игры Скотт Картер прикатил в раздевалку:

— Сегодня «Игроком матча» стал парень, который не отступает ни перед какими трудностями. Я восхищаюсь им, потому что он отдает своей команде все силы, и еще он мой друг.

В грамоте неровным почерком двенадцатилетнего мальчика было выведено имя Байрона Хьюстона. Со слезами на глазах Байрон прихрамывая подошел к Скотту, взял грамоту, пробормотал: «Спасибо» — и сразу же отошел в сторонку.

Неделю спустя, уйдя с баскетбольной площадки после финальной игры сезона под рукоплескания болельщиков, суровый Байрон Хьюстон сумел наконец произнести слова, которые не решался сказать в раздевалке. Он обнял мальчишку за хрупкие плечи своей мускулистой рукой и, не скрывая слез, прошептал ему на ухо:

— Я люблю тебя, малыш.

— Я тебя тоже люблю, — ответил Скотт.

Для Скотта это было время надежды. Он уже

ходил на костылях. Сканирование легких и костей

не показало никаких опухолей, хотя обнаружилась вроде бы маленькая трещинка на позвоночнике. Врачи сказали, что пора прекратить химиотерапию и Скотт даже скоро сможет плавать и ходить на рыбалку.

Но потом матери Скотта Пауле позвонил врач:

— То место на позвоночнике вашего сына — не трещинка, а злокачественная опухоль.

Скотту требовалась болезненная операция, после которой ему предстояло полгода носить бандаж от бедер до шеи и пройти еще один курс химиотерапии и лучевой терапии.

Паула всегда старалась помочь Скотту с оптимизмом смотреть в будущее, и теперь он встретил неутешительные новости простым кивком. Когда мать не выдержала и расплакалась, он обнял ее и погрозил пальцем, подражая ей:

— Послушай, мама, мы не можем позволить себе впадать в пессимизм.

Скотт черпал внутренние силы в понимании того, что кому-то на свете еще хуже, чем ему. Однажды, увидев, как возле больницы родители усаживали на коляску парализованного мальчика, он сказал Пауле:

— В следующий раз, когда кто-то скажет, что будет молиться за меня, я попрошу молиться за того мальчика. А со мной все будет хорошо.

Паула и Майк часто беседовали со своими детьми о Боге и о небесах. Скотт постоянно проявлял доброту и заботу об окружающих, и Картеры понимали: их сын твердо знает, что жизнь — это нечто большее, чем удовлетворение собственных эгоистических нужд.

Известие о новой опухоли у Скотта потрясло «Ковбоев». Потом они узнали еще одну печальную новость: врачи не смогли удалить опухоль полностью, поскольку был риск, что мальчик останется парализованным.

Тренер команды Саттон хотел сделать ребенку что-нибудь приятное. Он велел пошить униформу «Ковбоев» по размеру Скотта и послал ему в подарок.

— По-видимому, это значит, что теперь я настоящий «Ковбой»! — сказал Скотт, позвонив тренеру.

— Ты всегда был настоящим «Ковбоем», малыш, — заверил его Саттон. — У тебя дух бойца.

Никто не восхищался веселым и бойким нравом Скотта больше, чем Брайан Ривз. После того как Байрон Хьюстон окончил университет и ушел из команды, этот застенчивый белобрысый парень стал лучшим игроком «Ковбоев». Но насколько уверенно он действовал на площадке, настолько же застенчив был в повседневной жизни.

Морозным февральским вечером 1993 года «Ковбои» играли против Университета Миссури. Скотт лежал в больнице и смотрел игру по телевизору. За две секунды до конца матча «Ковбои» проигрывали 64:61. Мяч оказался в руках у Ривза... он не успевал пробиться к корзине от центра поля через надежный заслон из защитников и просто бросил мяч, попав в кольцо за миг до финального свистка. Благодаря этому фантастическому 14-метровому броску было назначено дополнительное время, и «Ковбои» выиграли со счетом 77:73. В то головокружительное мгновение Ривз испытал прилив такой же несокрушимой внутренней уверенности, какую он видел у Скотта. Ривз очень хотел рассказать мальчику, что он чувствовал, но, к сожалению, того не было рядом.

Несколько недель спустя Ривз сидел во главе стола на ежегодном праздничном банкете баскетбольной команды. В зале собралось человек 600 — болельщики, репортеры, родственники баскетболистов. Мероприятие подходило к концу, и Ривз все больше волновался. Ему предстояло сделать то, чего он всегда боялся, — выступить перед публикой.

На подиум вышел тренер «Ковбоев» Саттон и объявил:

— Леди и джентльмены, Брайан Ривз хочет сказать вам несколько слов.

Стоя перед микрофоном в оглушительной тишине, нарушаемой лишь случайным позвякиванием бокалов, застенчивый спортсмен сделал глубокий вздох и постарался успокоиться. Он увидел в полумраке за софитами Скотта и его семью. Мальчик улыбался ему.

— Скотт Картер уже давно является источником вдохновения для всей нашей команды, — начал Ривз подрагивающим голосом. — Именно он показал мне, что такое настоящая решимость, и я хочу поблагодарить его за то.

Он жестом пригласил мальчика подойти. Скотт поднялся из инвалидного кресла и приблизился к нему, тяжело опираясь на костыли. В руках у Ривза появился баскетбольный мяч. На оранжевой поверхности мяча были написаны слова «Оклахома против Миссури, 24 февраля 1993 года. Решающий бросок» и стоял автограф Ривза.

— Хочу подарить тебе мяч, который я забросил в кольцо в игре против Миссури, — произнес Ривз. — Никто не заслуживает его больше, чем ты.

Балансирующий на костылях мальчишка упал в объятия высоченного баскетболиста. Зал аплодировал стоя, а сам Ривз едва сдерживал слезы.

В начале октября 1993 года сканирование показало на позвоночнике Скотта развитие новых опухолей, угрожающих пережать канал спинного мозга. Это отчасти избавляло мальчика от болей, но грозило парализовать его от пояса и ниже. Кроме того, были выявлены метастазы в легких и в мозгу.

— Все кончено, — сказали врачи родителям. — Скорее всего он умрет еще до Дня благодарения.

Ужас, стиснувший сердца Паулы и Майка в тот миг, когда они впервые услышали слово «рак», к тому времени уже отпустил их. Они свыклись с диагнозом сына и теперь просили Бога дать им силы достойно проводить Скотта.

Майк и Паула сообщили ему ужасную новость. Хрупкий подросток выслушал родителей совершенно спокойно. Помолчав, он заговорил не о том, чего ему уже никогда не суждено сделать — окончить школу, жениться, стать отцом, а о том, что ждет его впереди:

— На небесах я увижусь с дядей Томом, — сказал Скотт. — И мы снова будем рыбачить с ним и с дедушкой Бо.

В День благодарения к дому Картеров в Тулсе стали съезжаться машины.

— Ты не поверишь, кто к нам пришел! — крикнула Паула сыну, который теперь был прикован к кровати и лежал в гостиной. Увидев «Ковбоев» и их тренера, Скотт улыбнулся.

Парализованное от талии и ниже, тело Скотта раздулось от больших доз стероидов. Лекарства, ослабляющие вызванную опухолью боль, затормозили речь мальчика. И все же в нем можно было узнать прежнего Скотта:

— Советую вам не продуть завтрашнюю игру, — сказал он Ривзу, — я приду и прослежу.

На следующий вечер, несмотря на то что зал был забит до отказа, в конце скамейки «Ковбоев» оставалось одно пустое место. Первую половину игры против Университета Провиденса они играли вяло. Саттон только головой качал. Было глупо надеяться, что Скотт мог повлиять на исход этой игры, и все же тренеру хотелось разделить с ним еще одну победу.

Вдруг сквозь крики болельщиков Саттон услышал характерный скрип колес. Обернувшись, он увидел Майка Картера, катившего по проходу инвалидное кресло со Скоттом. Парень уже не мог сидеть, поэтому спинку кресла максимально опустили назад. Чтобы он мог видеть игру, ему подложили под голову подушку. «Ковбои» на площадке мгновенно ощутили появление Скотта. Теперь они играли для него и выиграли у Университета Провиденса со счетом 113:102. Защитник Брукс Томпсон поставил свой личный рекорд — 33 очка за игру. Скотт подшутил над ним на прощанье:

— Прекрасная игра, жаль только, что до круглого счета не хватило двух очков.

А потом повторился ритуал, в котором Скотт участвовал на протяжении двух последних сезонов, только на этот раз мальчик потратил на него практически все свои силы. Баскетболисты по очереди подходили к нему по пути в душ, мальчик поднимал свою бледную худую руку, и они по очереди бережно хлопали по его ладони.

Это была их последняя встреча. 2 декабря 1993 года, за несколько минут до начала игры «Ковбоев» против Университета Аризоны, дыхание Скотта остановилось. Рядом с ним были родители, брат и сестра. У его кровати стояла табличка с выгравированными на ней словами из Нового Завета: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный» (2 Тим. 4:7).

Скотта похоронили в черной тренировочной спортивной форме ГУО неподалеку от речушки, похожей на ту, в которой он некогда ловил рыбу вместе со своим дядей и дедушкой.

— Он уже в лучшем мире, — сказали Паула и Майк Картеры едва сдерживающему слезы тренеру Саттону и печальным «Ковбоям», составившим почетную процессию на похоронах мальчика.

Порой, когда тренеру Саттону случается взглянуть на пустующее место в конце скамьи игроков, он чувствует тоску. И если «Ковбои» ведут себя вяло на баскетбольной площадке, он напоминает им о грамотах Скотта. «Звание «Игрок матча», — говорит Саттон молодым баскетболистам, — заслуживает лишь тот, кто выкладывается в полную силу, сколь бы безнадежной ни казалась ситуация, тот, кто ценит свою команду и своих болельщиков, тот, чья вера в Бога достаточно сильна, чтобы никогда не сдаваться. Для меня образцовым «Игроком матча» навсегда останется Скотт Картер».

 

Это была их последняя встреча. 2 декабря 1993 года, за несколько минут до начала игры «Ковбоев» против Университета Аризоны, дыхание Скотта остановилось. Рядом с ним были родители, брат и сестра. У его кровати стояла табличка с выгравированными на ней словами из Нового Завета: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный» (2 Тим. 4:7).

Скотта похоронили в черной тренировочной спортивной форме ГУО неподалеку от речушки, похожей на ту, в которой он некогда ловил рыбу вместе со своим дядей и дедушкой.

— Он уже в лучшем мире, — сказали Паула и Майк Картеры едва сдерживающему слезы тренеру Саттону и печальным «Ковбоям», составившим почетную процессию на похоронах мальчика.

Порой, когда тренеру Саттону случается взглянуть на пустующее место в конце скамьи игроков, он чувствует тоску. И если «Ковбои» ведут себя вяло на баскетбольной площадке, он напоминает им о грамотах Скотта. «Звание «Игрок матча», — говорит Саттон молодым баскетболистам, — заслуживает лишь тот, кто выкладывается в полную силу, сколь бы безнадежной ни казалась ситуация, тот, кто ценит свою команду и своих болельщиков, тот, чья вера в Бога достаточно сильна, чтобы никогда не сдаваться. Для меня образцовым «Игроком матча» навсегда останется Скотт Картер».