Мы никогда не говорили ему, что он этого не может

Они могут, потому что считают, что могут.

Виргилий

 

Когда родился мой сын Джои, его ножки были развернуты вверх, так что стопы лежали на животике. Это были мои первые роды, но я сразу подумала, что ребеночек выглядит как-то не так, хотя и не знала, в чем дело. Врачи сказали, что у Джои врожденная косолапость, и заверили, что благодаря правильному лечению он сможет ходить, однако бегать ему будет трудно.

За первые три года жизни Джои его несколько раз прооперировали. Кроме того, мы надевали на его ножки специальные приспособления, чтобы их выровнять, делали ему массаж и упражнения для ног. В итоге к семи или восьми годам при взгляде со стороны никто бы уже и не догадался, что у мальчика проблемы.

Однако, если Джои приходилось много ходить, например в парке аттракционов или в зоопарке, он жаловался на усталость и боль в ногах. Тогда мы присаживались где-нибудь, чтобы попить газировки, поесть мороженого и поделиться впечатлениями от прогулки. Мы не говорили ему, почему у него слабые ноги, не объясняли, что он инвалид. Мы не говорили ему об этом — и он не знал.

Соседские дети, как водится у малышни, играли в подвижные игры. Джои смотрел на них и, конечно, тоже присоединялся к игре. Мы не говорили ему, что он всегда будет бегать хуже других детей, что он — слабее всех. Мы не говорили ему об этом — и он этого не знал.

В седьмом классе Джои решил заняться кроссом и стал ежедневно тренироваться. Наверное, он понял: чтобы добиться того, что другим дается легко, ему нужно работать намного больше остальных. Мы не говорили Джои, что он, скорее всего, всегда будет бежать в хвосте, не объясняли ему, что у него мало шансов попасть в команду. Команда — семь лучших бегунов школы. Бежать на соревнованиях может любой школьник, но только эти семеро зарабатывают для школы очки. И поскольку мы не предрекали, что Джои не сможет попасть в команду, он этого не знал.

Ежедневно Джои пробегал 4-5 миль. Я никогда не забуду тот день, когда он пошел в школу с температурой 39,5. Он не хотел пропустить тренировку.

Я не находила себе места — ждала звонка из школы, думая, что они попросят меня забрать сына. Звонка не было. Не выдержав, я отправилась в школу, в надежде, что, увидев меня, Джои откажется от тренировки. Когда я появилась на их спортивной базе, он бежал вдоль аллеи — один. Я потихонечку поехала параллельно с ним на машине и спросила, как он себя чувствует.

— Хорошо, — ответил Джои.

Ему оставалось пробежать только две мили. По его лицу катился пот, а глаза остекленели от температуры. И все же он бежал, глядя прямо перед собой. Мы никогда не объясняли ему, что он не сможет пробежать четыре мили с температурой 39,5, — и он этого не знал.

Две недели спустя, за день до предпоследнего забега в сезоне, объявили имена участников команды. Джои шел под номером шесть. Он учился в седьмом классе, а все остальные в команде были восьмиклассниками. Мы никогда не говорили сыну, чтобы он не рассчитывал попасть в команду. Мы не утверждали, что это ему не под силу. Поэтому он этого не знал. Он просто взял и сделал то, что хотел.

Кэти Ламанкуса

 

УРОК МУЖЕСТВА

Настоящий урок мужества преподала мне моя 10-летняя дочь Сара. У нее от рождения недостает одной мышцы в стопе, поэтому девочке приходится постоянно носить особую стяжку. В один прекрасный день Сара, вернувшись из школы, сказала, что у них были спортивные соревнования.

Помня о стяжке на ноге дочери, я начал было подбирать слова, чтобы подбодрить ее, — те самые слова, какие нередко говорят тренеры своим воспитанникам в минуты поражений. Но прежде, чем я успел открыть рот, она посмотрела мне в глаза и торжественно объявила:

— Папа, я выиграла в двух забегах!

— У меня было преимущество, — добавила Сара.

Ага, так я и думал. Наверное, ей позволили стартовать раньше остальных, в общем дали фору. Не успел я произнести это вслух, Сара уточнила:

— И никто не давал мне никакой форы. Мое преимущество в том, что мне приходится больше стараться!

Вот это мужество! Такова моя Сара.

Стэн Фрейджер

 

 

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СТУПЕНЕЙ

Благодаря трудностям человек познает себя.

Неизвестный

 

Говорят, у кошки девять жизней. Лично мне это не кажется невероятным, потому что я и сам, хоть и не являюсь котом, живу уже третью жизнь.

Моя первая жизнь началась в ясный холодный день в ноябре 1904 года, когда я появился на свет — шестым из восьмерых детей в крестьянской семье. Мой папа умер, когда мне было пятнадцать, так что нам, чтобы прокормиться, приходилось трудиться в поте лица. Мама оставалась дома и готовила картофель, бобы, кукурузные лепешки и отварные овощи, а мы, дети, работали как могли и, конечно, зарабатывали мало.

Подрастая, мои братья и сестры женились, выходили замуж и покидали дом. В итоге с мамой, которую под конец жизни разбил паралич, остались лишь я и одна из моих сестер. Мама умерла, когда ей было чуть больше шестидесяти. Вскоре после этого сестра вышла замуж. Затем женился и я.

С тех пор моя первая жизнь начала доставлять мне настоящее удовольствие. Я был здоров, атлетически сложен, у нас с женой родились две замечательные дочки. Хорошая работа в Сан- Хосе, прекрасный дом в Сан-Карлосе и любимая семья — что еще нужно человеку для счастья!

Жизнь казалась мне дивным сном.

Но сон превратился в один из тех ужасных кошмаров, от которых просыпаешься среди ночи в холодном поту. У меня началось медленно прогрессирующее заболевание нервов, поразившее вначале правую руку и ногу, а потом и левую сторону тела.

Так началась моя вторая жизнь.

Несмотря на болезнь, я по-прежнему ежедневно ездил на работу — на машине, специально приспособленной для инвалидов.

Кое-как поддерживать здоровье и оптимизм мне помогали 14 ступенек. Вы скажете, я сумасшедший? Вовсе нет.

У меня двухэтажный дом, и из гаража на кухню ведет лестница из четырнадцати ступенек. Эти ступеньки стали для меня жизненной программой-минимум. Они показывали, что я еще на что-то годен.

У меня было чувство, что в тот день, когда я не смогу поднять ногу на ступеньку, потом мучительно подтянуть другую ногу — и так 14 раз, пока не поднимусь на самый верх, совершенно измотанный, мне останется только лечь и умереть, признав свое поражение.

В общем, я продолжал ездить на работу и ежедневно карабкаться по ступенькам. Шли годы. Наши девочки поступили в университет и благополучно вышли замуж. Мы с женой остались одни в своем замечательном доме с четырнадцатью ступеньками.

Вы можете подумать, что я являл собой воплощение отваги и силы духа. Вовсе нет. Я был обычным горько разочаровавшимся в жизни калекой, который сумел сохранить рассудок, жену, дом и работу лишь благодаря каким-то несчастным 14 ступенькам, ведущим из гаража на кухню.

Таща одну ногу за другой по этим ступенькам — медленно, мучительно, с частыми остановками для отдыха, — я позволял своим мыслям отправиться в те годы, когда мне доводилось играть в футбол и гольф, упражняться в спортзале, гулять по округе, плавать, бегать и прыгать. А теперь у меня едва хватало сил подняться по лестничному пролету. Я нес свой тяжкий крест уже девять лет и должен был нести его до тех пор, пока мне достанет сил преодолевать свои 14 ступенек.

С годами я испытывал все большее разочарование жизнью и обиду. Знаете, ведь я и вправду считал, что в этом огромном мире лишь мне одному приходится страдать, и отмахивался от утешения из Нового Завета: «Вдруг, во мгновение ока... мы изменимся» (1 Кор. 15:52). Теперь мне ясно, как много неприятных минут я доставил моей жене и друзьям, излагая им свою поганую жизненную философию.

Вот так я прожил свои первые две жизни на Земле.

Моя третья жизнь началась темной августовской ночью в 1971 году. Выезжая утром из дому, я и подумать не мог о том, чему предстояло случиться. Единственное, что я знал, — спускаться по лестнице мне было труднее, чем обычно. И меня пугал предстоящий подъем обратно.

Когда я после работы отправился домой, начался ливень. Порывистый ветер бил плетьми дождя по машине, которую я медленно вел по пустынному шоссе. Вдруг руль рвануло в моих руках, и машину сильно дернуло вправо. Лопнуло колесо. Я с трудом затормозил на залитой дождем обочине. До меня понемногу доходил весь ужас ситуации. Я не мог сменить колесо! Никак!

Мысль, что, возможно, мне поможет кто-нибудь из изредка проезжающих мимо людей, я отбросил сразу же. С какой стати? Лично я в такой ситуации проехал бы мимо.

Затем мне пришло в голову, что неподалеку в сторону отходит проселочная дорога. Наверно, она ведет к какому-то дому. Я завел двигатель и осторожно поехал вперед. Вот она! Я съехал с шоссе и... Слава Богу! Впереди и вправду был дом. Его окна гостеприимно светились. Я подъехал к воротам и посигналил.

Дверь дома открылась. На пороге появилась девочка. Она пристально смотрела в мою сторону. Опустив стекло, я крикнул ей, что у меня лопнуло колесо и мне нужно, чтобы кто-то сменил его, потому что я передвигаюсь на костылях и не могу сделать это сам.

Девочка ушла в дом и через минуту вышла в плаще и шляпе в сопровождении мужчины. Он весело поприветствовал меня.

Я сидел в тепле и комфорте своего салона, и мне было немного жаль мужчину и девочку, которым пришлось работать в такую погоду. Ну что ж, я им заплачу. Дождь как будто утих, я опустил стекло и попытался увидеть, что они там делают. Черт, как долго они возятся с моим колесом — мною начало овладевать нетерпение. Позвякивал металл, потом до меня донесся голос девочки: «Вот рукоятка домкрата, дедушка». В ответ раздалось неразборчивое бормотание мужчины, и машина накренилась, приподнятая домкратом.

Спустя какое-то время опустилась обратно. Я ощутил толчок. Хлопнула крышка багажника и двое подошли к моему окну.

Мужчина оказался стариком — сутулым и хлипким на вид под своим дождевиком. Девочка лет восьми или десяти глядела на меня веселыми глазами и широко улыбалась. Старик произнес:

— Не самый удачный вечер для аварии, но теперь все в порядке.

— Спасибо, — сказал я. — Спасибо огромное. Сколько я должен?

— Нисколько, — покачал головой старик. — Синтия сказала мне, что вы калека — на костылях. Рад был помочь. Уверен, вы для меня сделали бы то же самое. Так что никакой платы, дружище.

Я протянул ему пятидолларовую банкноту.

— Не люблю оставаться в долгу.

Старик даже не шелохнулся. Девочка шагнула к машине и спокойно сказала:

— Дедушка ее не видит. Он незрячий.

Я застыл, объятый стыдом и ужасом. Никогда раньше мне не было так паршиво. Слепой старик и ребенок! Старик на ощупь отыскивал мокрыми озябшими пальцами гайки и инструменты — во тьме, которая не закончится для него до самой смерти.

Они сменили для меня колесо — сменили на ветру под дождем, а я тем временем отсиживался в уютном салоне машины, оправдывая себя своими костылями.

Не помню, как долго я просидел в машине после того, как мои спасители попрощались и ушли в дом, — во всяком случае, достаточно для того, чтобы хорошенько покопаться в себе и обнаружить такое, что мне совсем не понравилось.

Я осознал, что переполнен жалостью к себе, эгоизмом и безразличием к чужим нуждам.

Сидя в машине, я молился. Благословляя слепого старика и его внучку, я молил Бога помочь мне лучше понять мои недостатки и дать силы их преодолеть.

«Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мат. 7:12).

С тех пор эти слова Библии стали для меня чем-то большим, чем просто отрывком из святого текста. Они обозначили мой жизненный путь, которым я стараюсь следовать.

Теперь я не только ежедневно преодолеваю свои 14 ступенек, но и помогаю другим людям. Как могу! И возможно, однажды я поменяю колесо машины слепца — точно такого же слепца, каким раньше был я сам.

Холл Мэнуоринг