Рихард Рудзитис Николаю Рериху. Дорогой Николай Константинович!

Рига, 18 июля 1938 г.

Дорогой Николай Константинович!

Сердечно благодарю за Ваши письма, 13-е и 14-е. Копии Ваших статей я передал редакции Сегодня и их же прочли в четверг, вчера, на нашем общем собрании.

Раннит вчера был проездом через Ригу в Берлин, и я с ним встретился на 25 минут. Конечно, за эти минуты нельзя было познакомиться поближе, притом эстонцы вообще по своей натуре не сразу выявляют себя. Чувствую, что по своему духовному складу он «poete par excellence»[57], т.е. что идея для него нечто второстепенное. Притом, может быть, также и некоторая «богемная» черта в нём, как в большинстве писателей и художников, недаром он когда-то как второй адрес мне дал какую-то популярную таллинскую кофейную. К тому же он ещё молод, или, как Беликов признался, ещё «детское в нём» и его характер не вполне ещё установился. В связи с этим, может быть, и понятны некоторые его черты, о которых в своих последних письмах пишет нам Беликов, предостерегая нас. Боюсь лишь, не слишком ли резко он очертил Раннита, правильно ли во всём он сам его понял и не даёт ли некоторые черты его по слухам, ибо сам признаётся, что лично его мало знает. Притом значение нескольких проступков он сильно преувеличивает, ведь могут же быть у поэтов излюбленные фразы, как в данном случае у Раннита о «монгольских глазах» и т. д. Но Беликов приводит также много других. Полемику в Сегодня об одном эстонском писателе несколько лет тому назад я сам читал, но тогда не обратил внимания на имя писателя. Как бы то ни было, черты, приписываемые Ранниту Беликовым, в большинстве случаев такие, которые при духовном расширении могут быть легко преодолены. Безусловно, в нём есть своя духовная интуиция, которая с течением времени может помочь ему преодолеть и установить себя. Но здесь ему нужно было бы именно общение с духовными людьми, и Беликову надо было бы не избегать его, но чутко направлять. Прилагаю при письме Вам выписку из последних писем Беликова, чтобы Вы сами могли судить о мнении его, а также о самом Беликове, ведь Беликов сам ещё очень молод. Гаральд Феликсович также вынес от него впечатление, что в его суждениях из-за его молодости иногда может быть некоторая односторонность. В Беликове, помимо его устремлённости, привлекает его серьёзность и прямолинейность. М-lle Фрицберг, которая была в Таллине, слышала от знакомых Беликова самые лучшие отзывы о нём (даже от Гущика).

Теперь ещё о Тарабильде. Я запросил Александра Ивановича, и он пояснил. Тарабильда ему сообщил, что он как-то в Обществе прочёл реферат, когда были также посторонние (должно быть, говорил об их Обществе, но Монтвидене не помнит, чтобы он в Обществе читал в то время, как она там была). В этом реферате было пояснено, кто такой Учитель, Е.И., Н.К., Знаки Общества и пр., – одним словом, дал и нечто эзотерическое. Оказалось, что из этих «посторонних» некоторые обратились в противников. Потом, в связи с пропагандой Пакта, Тарабильда обратился к какому-то высшему чиновнику. В разгаре беседы он вынул из кармана свой реферат и прочёл ему. Лишь потом, когда почуял, что отношение в правительственных кругах к нему и к Обществу изменилось, он понял, что совершил проступок, который считает предательством, хотя отзывы были хорошие. Обо всём Александр Иванович уже писал Е.И. Да, такое отсутствие такта совсем даже непонятно.

22. VII. 38.

О распространении Золотой Книги пишу подробнее Владимиру Анатольевичу. Каждый день получаю по несколько благодарственных писем. Хочу заметить, что к изданию Золотой Книги привлекались все члены Общества и в пожертвовании участвовали все члены, которые могли внести хотя бы небольшую лепту. Наши главные жертвователи Гаральд и Вайчулёнис, конечно, пожертвовали меньше, чтобы и другие могли участвовать. Всё издание обошлось в 2000 латов. Издание, конечно, большей частью надо будет раздаривать. Сколько экземпляров Вам ещё нужно – Вам послали 80 экземпляров. Также сообщите, кому ещё послать. Цена 4 лата (80 экз. даром).

Прилагаю письмо Е. Инге, которое она просила переслать Вам. Вы, должно быть, уже получили пакет с номером Сегодня о празднестве в Пражском Музее?

Знаю, как сильно Вы заняты, и так не хочется Вас обременять. Гаральд Феликсович часто Вам пишет подробности наших и своих мыслей о монографии, о тигле и пр., но также и это главным образом для информации, и потому, конечно, Вам отнюдь не надо жертвовать своё время на постоянные ответы, хотя и, понятно, нам каждая строка Ваша дорога. Я думаю, что монографию всё же придётся продолжать в той же Государственной типографии и что нам удастся найти какой-то компромисс. Как Г.Ф. уже писал Вам, были три причины, почему мы отыскиваем другую типографию: 1) По смете Государственной типографии надо печатать репродукции сразу в большом количестве, а мы желали бы лишь по 1–2. 2) Дороговизна. 3) Государственная типография обещала нам исполнить заказ лишь «в свободное от государственных заказов время».

Кончая письмо, получил 1 экземпляр Вашего прекрасно изданного журнала Фламма.

23. VII. Только что решили с Пранде продолжить работу в Государственной типографии. Во вторник в типографию перевезут Ваши картины для окончательной выработки клише.

Сердечное спасибо за Ваше 15-е письмо.

Р. Рудзитис

Рихард Рудзитис Елене Рерих

Рига, 22 июля 1938 г.

Дорогая Елена Ивановна!

Сердце моё с глубокой радостью и благодарностью вспоминает все Ваши драгоценные указания об источниках в связи с моим трудом, приведённые Вами в Вашем последнем письме. Как самая чудесная мелодия в сердце моём звучат Слова Великого Владыки. Лишь грустно, что при всей спешности ещё мало что успеваю. Приблизительно окончил главу об Общине Св. Грааля по источникам, доступным европейской науке. Хотелось эту главу прочесть в сентябре в нашем Обществе избранной публике. Но эту главу можно ещё расширить, пожалуй, даже до размера отдельной книги. Ибо постоянно являются и новые источники. Недавно в каталоге нашёл новую книгу E.G. Senary In Search of the Mahatmas of Tibet. London, 1937, with illustr[58]. He знаю, что это за книга, но просил, чтобы её заказала наша государственная библиотека. Получил на днях из-за границы книгу, с которой не успел ещё познакомиться и о которой мне упомянул Владимир Анатольевич: Otto Rahn. Kreuzzug gegen der Oral. 1933[59].

Да, я всегда испытывал большую любовь к греческой философии, да и к духовной культуре Греции вообще. Уже в молодости я занялся переводом греческих стихотворений, и в 1927 году вышел сборник моих переводов греческих поэтов под названием Мелодии пчёл. Возможно, что когда-нибудь вспомню Филоктета.

Когда я Вам пишу эти строки, Вы, должно быть, уже получили письмо Гаральда Феликсовича с извещением о его неоценимой потере. Как Вы знаете, тут был и Портрет, и Знак, далее, письмо Н.К. (№ 12), последние медицинские записи Феликса Денисовича (хотя Г.Ф. полагает, что они ничего особенно важного не представляют, но он всё же с этими записями ещё не успел ознакомиться) и, наконец, некоторые частные письма, между прочим, письмо Монтвидене о её радости служению. Конечно, все ближайшие друзья Гаральда, кому он поведал о краже, все мы с глубочайшим чувством приложили все усилия, чтобы отыскать потерянное. Больше всего нас волнует участь Сокровенных Даров. Но как-то сердечно верится, что какая-нибудь «случайность» возвратит их Гаральду обратно.

В нашей небольшой «общине» у г-жи Мисинь неделю гостила г-жа О. Крауклис. Этому факту я был очень рад, ибо ради утверждения всеобщего единения в Обществе было важно, чтобы О. Крауклис ближе подружилась с семьёй Мисинь.

Листок с опечатками для II тома Т. Д. начну печатать несколько позднее, ко времени, когда том поступит в продажу. Один экземпляр II тома я послал Зинаиде Григорьевне, кроме того, мы дали Монтвидене, Серафинене и Литовскому обществу.

Я должен был наспех перевести несколько философских статей Р.Тагора для латышского собрания его сочинений. Чудесное сочинение его Sadhana. Но хотя Тагор в конце этого сочинения и прикасается к Браме как к Личному Началу, но не в такой мере, как в своей статье о Мире Личного, где он является чуть ли не монотеистом. Здесь он пишет между прочим:

«Therefore the one cry of the personal man has been to know the Supreme Person...

...For the ultimate reality is in the Person and not in the law and substance. And man must feel that if this universe is not the manifestation of a Supreme Person, then it is a stupendous deception and a perpetual insult to him. He shoult know that under such enormous weight of estrangement his own personality would have been crushed out of its shape in the very beginning and have vanished in the meaninglessness of an abstraction that had not even the basis of a noind for its conception»[60].

В то же время в 4-й главе Чаши Востока говорится: «Наша доктрина не знает компромиссов... Потому мы отрицаем Бога, как философы и как буддисты. Мы знаем планетные и другие духовные существования, и мы знаем, что в нашей системе нет такого существа, как Бог личный, либо безличный. Parabrahman не есть Бог, но абсолютный, неизменный закон...»

Снова прочёл эту главу, о которой было столько споров, и снова почувствовал, как все сказанные в ней истины мне близки. Можно ли перевести статью, которая переводчику в каком-то месте не вполне приемлема? Хотя Тагор и выработал своеобразное представление о Личном Верховном Существе, возможно, что это более синтез между западным монотеизмом и восточным пантеизмом, он говорит о манифестации Высшего Существа. Притом мы, люди, привыкли ко всему подходить через призму личного. Когда Тагор в своей поэзии иногда поёт о Мировом Мастере, мне кажется – не говорит ли он о своём Учителе?

В другой своей статье The Poet's Religion [61] Тагор утверждает интуитивную свободу мышления поэта:

«In the poet's religion we find no doctrine or injection, but rather the attitude of our entire being towards a truth which is ever to be revealed in its own endless creation.

...In dogmatic religion all questions are definitely answered, all doubts are finally laid to rest. But the poet's religion fluid, like the atmosphere round the earth... It never undertakes to lead anybody anywhere to any solid conclusion; yet it reveals endless spheres of light, because it has no walls round itself. It acknowledges the facts of evil;...yet it remembers that in spite of all there is the song of the nightingale...»[62]

Но что же тогда представляет знание, если нельзя прийти ни к каким твёрдым умозаключениям? Я начал переводить эту статью, потом забросил. Конечно, здесь Тагор отчасти полемизирует с догматической религией.

В своей статье об искусстве Тагор отстаивает воззрение «1'art pour Part»[63], с одной стороны, отчасти это верно, но с другой – ведь цель поэзии самого Тагора не просто лишь радовать нас или дать нам лишь «эстетическое наслаждение», но – служить человечеству, воспитать его. Также он исключает возможность абстрактной идеи в искусстве, но тут же защищает философскую идею в индусском искусстве. Конечно, провести здесь грань – это дело интуиции художника, хотя эта грань иногда трудно проводима.

Желаю Вам всё благодатное и радостное.

Сердечно преданный Вам,

Р. Рудзитис

В письме, которое я только что получил, Н.К. пишет, что вы снова больны. Шлю Вам мои самые чистые мысли любви и преданности.

Ваш Р. Р.