Моногамия и нерасторжимость брака

Весь ход рассуждений, содержащихся в предыдущих разделах со строгой внутренней закономерностью ведет к признанию принципа моногамии (единобрачия) и нерасторжимости брачного союза. Конечным основанием и вместе с тем первым источником этого принципа является персоналистская норма, сформулированная и объясненная в I разделе. Если личность X никоим образом не может быть для личности Y объектом использования, а только объектом (а вернее со-субъектом) любви, необходимы соответствующие рамки для союза мужчины и женщины, в котором полноценное сексуальное сожительство реализуется таким образом, чтобы одновременно обеспечивалось прочное единение личностей, входящих в этот союз. Такой союз, как известно, называется браком. Попытки иного решения проблемы брака - минуя строгую моногамию (которая уже предполагает нерасторжимость) противоречат персоналистской норме, не дорастают до ее строгих требований. Личность в таких случаях ставится в ситуацию объекта использования другой личности, обычно в такой ситуации оказывается женщина (X) по отношению к мужчине (Y). Так происходит при полигинии, которую обычно имеют в виду, говоря о полигамии (poly-gynia - связь одного мужчины с несколькими женщинами, poly-gamia - многоженство). В истории человечества известны и случаи полиандрии (poly-andria - связь одной женщины с несколькими мужчинами); многоженство - явление обратное.

Проблему брака мы рассматриваем здесь прежде всего, исходя из принципа любви к личности («персоналистская норма»), то есть в соответствии с сутью ее бытия. Принцип этот полностью согласуется только с моногамией и нерасторжимостью брака и принципиально противопоказан всем формам полигамии, то есть в равной степени и полигинии, и полиандрии; противопоказан он и принципу расторжимости брака. Потому что по сути дела в таких случаях личность ставится в ситуацию объекта использования другой личности. В связи с чем и сам брак становится (во всяком случае прежде всего) таким институтом, в рамках которого реализуется сексуальное использование мужчины и женщины, но вовсе не прочное единение личностей, основанное на взаимном признании ценности личности. Ибо такое единение должно быть прочным, должно продолжаться до тех пор, пока существует соотношение двух личностей. Речь здесь идет не о духовном их существовании, ибо оно вневременное, а о существовании плоти, которое кончается со смертью.

Почему речь идет о таком именно существовании? Потому, что брак - не только духовная связь личностей, но также связь плотская и земная⁶³. Согласно ответу, какой дал Иисус фарисеям (Мат. 19, 3-9), спрашивающим Его о судьбе брака после воскресения плоти - что, разумеется, есть предмет веры - не будут люди, вновь живущие в телах (возлюбленных) «ни жениться, ни выходить замуж». Брак тесно связан с плотской земной экзистенцией человека. Этим объясняется его естественное расторжение в случае смерти одного из супругов. Другой в таком случае свободен и может вновь заключить брак, уже с другой личностью. Юридически это называется bigamia succesiva (второй брак), что следует строго отличать от bigamia simultanea, или коротко - бигамия (двоеженство), то есть брачный союз с новой личностью при наличии ранее заключенного брака с другой личностью. Хотя второй брак после смерти одного из супругов обоснован и разрешен, однако же всяческой похвалы достойно желание остаться во вдовстве, ибо таким образом лучше выражается единение с умершим супругом. Ведь сама по себе ценность личности не преходяща, а духовное единение с нею может и должно продолжаться и при отсутствии в связи со смертью единения плотского. В Евангелии, особенно в посланиях св. Павла, часто встречается похвала вдовству и безусловному единобрачию.

Вообще в учении Иисуса Христа вопрос моногамии и нерасторжимости брака поставлен категорически и бескомпромиссно. Иисус имел в виду факт сотворения Создателем первоначального супружества, супружества строго моногамного (Бытие 1, 21; 2, 24) и нерасторжимого. («Что Бог сочетал, того человек да не разлучает») и постоянно на него ссылался. Ибо в традициях Его непосредственных слушателей-иудеев жила память полигамии патриархов, а также великих царей (например, Давида, Соломона), так же, как память о заповеданном Моисеем так называемом разводном письме, допускающем при определенных условиях расторжение освященного законом брака. Но Иисус решительно воспротивился этим нравственным традициям, подчеркивая факт сотворения первоначального супружества, связанную с ним первоначальную мысль Создателя («(...) а сначала не было так»). Эта мысль, идея моногамного супружества, живущая в мыслях и воле Создателя была извращена и «народом избранником». Полигамия патриархов часто объясняется их стремлением иметь многочисленное потомство, но если видеть в деторождении объективную цель брака, то это оправдывало бы многоженство и в рамках Ветхого Завета, и - по аналогии - во всех тех случаях, когда оно призвано служить той же цели. Вместе с тем, однако, книги Ветхого завета предоставляют достаточно доказательств того, что многоженство (полигиния) на практике способствует униженности женщины, поскольку она трактуется мужчиной как предмет использования, а также снижению нравственного уровня самого мужчины; пример того - деяния Соломона.

Отказ от полигамии, а также возвращение моногамии и нерасторжимости брака, теснейшим образом связано с заповедью любви, воспринимаемой так, как мы ее воспринимаем здесь с самого начала - как персоналистскую норму. Коль скоро общению и сожительству личностей разного пола надлежит дорасти до требований этой нормы, оно соответственно должно формироваться на основе принципа моногамии и нерасторжимости брака, поскольку принцип этот бросает свет на множество иных деталей, связанных с сосуществованием и общением мужчины и женщины. (Заповедь любви, как она сформулирована в Евангелии, это нечто большее, чем «персоналистская норма», в ней заключен и основной закон всего запредельного порядка вещей, запредельного соотнесения Бога и людей. Тем не менее «персоналистская норма» несомненно в | ней содержится, это как бы естественное содержание заповеди любви, та суть, которую мы понимаем и без веры, одним разумом. Добавим, что эта норма обусловливает так же понимание и реализацию полного, или запредельного содержания заповеди любви). Требованиям персоналистской нормы противоречит полигамия, а так же расторжимость законного брака (так называемый развод), который, впрочем, на практике приводит к полигамии. Эти явления - особенно когда они выражают отношение к личности другого пола, как к «объекту, представляющему исключительно сексуальную ценность», а также отношение к браку, как к институту, который опирается только на эту ценность и служит только ей, а вовсе не личностному единению личностей, - эти явления сопутствуют друг другу.

Человек - существо, обладающее способностью к отвлеченному мышлению, а в связи с этим способностью руководствоваться общими принципами. В свете этих принципов, то есть последовательно придерживаясь персоналистской нормы, следует признать, что в тех случаях, когда совместная жизнь супругов по каким-то действительно важным причинам (особенно по причине супружеской измены) становится невозможной, существует только возможность сепарации, то есть отделение супругов, без расторжения самого брака. Разумеется и сепарация есть зло («неизбежное»), если исходить из сути брака, который должен быть прочным единением мужчины и женщины. Тем не менее это зло все же не перечеркивает сам персоналистский принцип: ни одна из личностей, в особенности женщина, не оказывается принципиально поставлена в позицию объекта использования другой личности. Но это бы случилось, если бы супруг, оставив свою законную супругу (или наоборот), вступил бы при ее жизни в брак с другой женщиной. Когда только отказываются от супружеского сожительства или от всей супружеско-семейной общности жизни, не соединяясь при этом узами брака с другими личностями, то сам личностный порядок ни в чем не нарушается. Личность не сталкивается на уровень объекта использования, брак же сохраняет характер института, который служит личностному единению мужчины и женщины, а не только их сексуальному сожительству.

Следует принять тот факт, что мужчина и женщина, сожительствуя друг с другом в браке, соединяются как личности, и потому их единение длится до самой их смерти. Но нельзя согласиться с тем, что их единение длится до тех пор, пока того хотят сами личности, ибо это противоречило бы персоналистской норме: ведь основа персоналистской нормы - личность как бытие. С этой точки зрения мужчина и женщина, которые сожительствуют в рамках законного брака, объективно состоят в связи, которую может расторгнуть разве что смерть одного из них. И здесь ничего не меняет то обстоятельство, что с течением времени кто-то из них, или даже оба перестают этого хотеть, - ничто не способно отменить тот факт, что объективно они соединены друг с другом как муж и жена. Может одному из них или обоим покажется субъективно не оправданным такое единение, может даже возникнуть некое субъективное состояние психологически, либо психо-физиологически противопоказанное этому единению. Такое состояние объясняет их отделение «от ложа и стола» (это как раз и есть сепарация), но не может уничтожить того факта, что объективно они соединены, и при этом как супруги. Прочного, пожизненного их соединения требует персоналистская норма, которая выше воли, выше решения каждой из заинтересованных личностей. Иная постановка вопроса по сути дела низводила бы личность до позиции предмета «использования», что равнозначно разрушению объективного порядка любви, в котором утверждается вне-потребительская ценность личности.

Этот порядок содержится в принципе строгой моногамии, которая тождественна нерасторжимости брака. Это трудный принцип, но вместе с тем необходимый, если сожительство личностей разного пола (а опосредованно и вся человеческая жизнь, которая ведь в основном опирается на это сожительство), должно стать на уровень личности, вмещаться в масштабы любви. Речь тут, разумеется, идет о любви в ее полном, объективном значении, о любви как добродетели, а не только о ее психологически-субъективном значении. Трудность, заключенная в принципе моногамии и нерасторжимости брака, происходит оттого, что «любовь» бывает слишком часто понимаема и реализована исключительно в том, другом значении, и не слишком часто в значении первом. Принцип моногамии и нерасторжимости брака вынуждает к интеграции любви (см. раздел, посвященный анализу любви, особенно его третью часть). Без нее брак сопряжен с огромным риском. Мужчина и женщина, любовь которых еще не созрела, не выкристаллизовалась как полноценное единение личностей, не должны заключать брак, поскольку они не подготовлены к тому жизненному испытанию, каким он является. Впрочем, не так важно то, чтобы любовь их окончательно созрела в момент заключения брака, как то, чтобы она созрела для дальнейшего созревания уже в рамках брака и через брак.

Ибо нельзя отказываться от того блага, какое являет собой моногамия и нерасторжимость брака и не только с позиции запредельного, с точки зрения веры, но и с позиции разума, человеческой позиции. Ведь речь идет о примате ценности личности над ценностью sexus, а также о реализации любви в той сфере, в какой ее с легкостью может вытеснить утилитаристский «принцип полезности», а в нем скрыто утверждение подхода использования, направленного на другую личность. Строгая моногамия есть показатель личностного порядка.

Ценность института

Приведенные выше рассуждения подготовили нас к пониманию ценности института брака. Брак нельзя рассматривать всего лишь как факт полового сожительства какой-то человеческой пары, мужчины и женщины, в нем надо видеть институт. Хотя не подлежит сомнению, что решающее значение для этого института имеет факт плотского сожительства определенных личностей Y и X (отсюда старая латинская поговорка «Matrimonium facit copula»), само их сожительство, не введенное в рамки института, еще не есть брак. Слово «институт» означает «установление» или «устройство», вытекающее из порядка справедливости. Известно, что порядок справедливости касается вопросов межчеловеческих и общественных (справедливость условная, справедливость общественная). Так вот брак - есть вопрос межчеловеческий и вопрос общественный.

Сам факт сексуального сожительства двух конкретных личностей, мужчины и женщины, носит интимный характер, по причинам, о которых уже говорилось в предыдущем разделе (анализ стыда). Тем не менее, обе личности в нем состоящие, принадлежат обществу и по многим причинам должны оправдать свое сожительство перед обществом. Такое оправдание как раз и представляет собой институт брака. Дело тут не только в оправдании в смысле легализации, согласованности с законом. «Оправдать» значит сделать справедливым. Это не имеет ничего общего с оправдыванием, с представлением смягчающих обстоятельств, которые обосновывали бы согласие на нечто такое, что по сути есть зло.

Потребность оправдания сожительства мужчины и женщины перед обществом возникает не только из-за обычных последствий такого сожительства, но также исходя из самих личностей, в нем состоящих, в особенности - женщин. Обычным последствием полового сожительства мужчины и женщины является потомство. Дитя - это новый член общества, общество должно его принять, и даже (предполагая высокую организацию общества) зарегистрировать. Рождение ребенка ведет к тому, что опирающийся на сексуальное сожительство союз мужчины и женщины становится семьей. Семья сама есть уже общность, маленькое общество, от которого зависит существование любого большого общества, например, народа, государства, Церкви. Само собой разумеется, что большое общество старается не упускать из виду процесс своего неустанного становления через семью. Семья - наиэлементарнейший институт, связанный с основами человеческого бытия⁶⁴. Она существует в большом обществе, которое сама постоянно воссоздает, и одновременно от него обособляется, имеет свой собственный характер и цели. И одно, и другое, то есть как имманентность семьи в обществе, так и ее своеобразная автономия и ненарушимость, должны найти отражение в законодательстве. Исходный пункт здесь - закон природы, объективизация того порядка, который вытекает из самой природы семьи.

Семья - это институт, основанный на браке. Невозможно в жизни большого общества правильно построить семью, не построив правильного брака. Это, впрочем, не означает, что брак следует понимать только и исключительно как средство для цели, для той цели, какой является семья. Потому что хотя брак естественным путем ведет к ее существованию и должен быть открыт ей, однако же именно поэтому брак отнюдь не теряется в семье. Он сохраняет свое своеобразие как институт, внутренняя структура которого отлична от внутренней структуры семьи. Семья имеет структуру общества, в котором отец, а также мать - каждый по-своему - осуществляют власть, а дети этой власти подчинены. Брак же не обладает еще структурой общества, его структура - межличностная: это союз двух личностей, их сплоченность и единение.

Своеобразный характер института брака сохраняется и тогда, когда брак разрастается в семью. Впрочем, отсутствие семьи, а такое бывает в силу разных причин, отнюдь не лишает брак свойственного ему характера. Ибо внутренний и главный смысл брака заключается не только в том, чтобы стать семьей, но прежде всего в том, чтобы являть собою прочное личностное единение мужчины и женщины, основанное на любви. Брак служит прежде всего существованию - на это указывалось в 1 разделе - но основан он на любви. Полноценным институтом является и брак бездетный - не по вине супругов. Иное дело, что брак как бы лучше служит любви, когда служит существованию, когда становится семьей. Именно так следует понимать мысль о том, что деторождение - первоочередная цель брака. Брак, для которого эта цель недостижима, отнюдь не утрачивает своего значения, как институт межличностного характера. К тому же реализация первоочередной цели брака требует, чтобы межличностный характер был как можно полнее в нем реализован, чтобы любовь супругов была как можно более зрелой и творческой. Следует добавить, что если она в какой-то мере уже зрелая, то деторождение способствует еще большей ее зрелости.

Итак, брак является своеобразным институтом с ярко выраженной межличностной структурой. Этот институт разрастается в семью, становится ею, в какой-то степени даже с нею отождествляется, однако, верней будет сказать, что как семья проходит через брак, так брак проходит через семью, подтверждаясь через нее и в ней, и достигая необходимую для себя полноту. Так, например, старые супруги, живущие в окружении уже не только своих детей, но и семьей этих детей, а то и внуков, продолжают оставаться среди многоступенчатой уже семьи «институтом», единством и цельностью одновременно, институтом, который согласно своему основному межличностному характеру, существует и живет по собственным законам. Потому институтом и называется. Законы же, на которые опирается его бытие, должны исходить из положений персоналистской нормы, - только это может гарантировать истинно личностный характер союза двух личностей. Общественное устройство семьи только тогда заслуживает одобрения, когда делает возможным и поддерживает именно такой характер брака. И потому, например, нравственная ценность семьи при полигамии, хотя она и более многочисленная, и материально, как общность, более мощная (например семьи ветхозаветных патриархов), несравненно ниже, чем ценность семьи, выросшей из моногамного брака. В устройстве семьи при моногамном браке на первый план выступает ценность личности, а также ценность любви, как прочного единения тех же личностей (что само по себе имеет большое воспитательное значение), тогда как в устройстве семьи, рожденной при полигамии, куда важнее биологическая плодовитость и количественное развитие, чем ценность личности и личностная ценность любви.

Значение института брака состоит в том, что в совокупности общественной жизни он оправдывает факт полового сожительства определенной пары личностей Y и X. Это важно не только ввиду последствий этого факта - о чем уже была речь - но также для самих личностей, в нем участвующих. Это важно также и для нравственной квалификации их любви, которая предполагает определенную установку по отношению к другим людям, к обществу ближнему и дальнему. И при этом именно в браке, где все по сути дела происходит меж двумя людьми, являясь некой функцией их любви, более всего обнаруживается общественная сущность человека. Речь идет о том, чтобы «любовь», которая для двух людей (для Y и X) психологически обосновывает и как бы узаконивает их сожительство, получила кроме того право гражданства среди людей.

Сперва им (то есть Y и X) может показаться, что это не важно, но с течением времени они должны будут заметить, что без этого права их любви не хватает чего-то очень существенного. Оба почувствуют, что их любовь должна дозреть до такой степени, чтобы можно было явить ее обществу. Одно дело - потребность сокрытия полового сожительства, проистекающего из любви, и другое - потребность признания обществом самой любви как единения личностей. Любовь требует такого признания, без него она чувствует себя неполноценной. И отнюдь не условна разница значений таких слов, как «любовница», «наложница», «содержанка» и т.д. и «жена», «невеста» (все эти слова относятся к женщине, но в равной степени касаются мужчины). Чем-то условным и вторичным является стирание разницы значений, сама же разница - первична, естественна и важна. К примеру, слово «любовница» в своем современном звучании означает, что отношение данного мужчины к «этой» женщине основано на использовании «объекта» в сексуальном сожительстве и общении, тогда как слово «жена» или, скажем, «невеста» («возлюбленная») означает полноправного субъекта любви, имеющего истинную личностную, а потому и общественную ценность.

Такое значение имеет институт брака. В обществе, признающем здоровые этические принципы и живущего с ними в согласии (без фарисейства и притворства) он необходим, как свидетельство зрелости и самого единения мужчины и женщины, и любви, прочно их соединяющей. И в этой функции институт брака необходим не только для общества, для «других» людей, к нему принадлежащих, но также - и прежде всего - для самих вступивших в брак личностей. Даже если бы не было вокруг никаких других людей, институт брака был бы необходим супругам (а может просто какая-то «форма» его или обряд, свидетельствующий о создании этого института обеими заинтересованными личностями, Y и X). Хотя такой институт мог бы быть создан на основе самих фактов, среди которых решающими были бы как раз факты сексуального сожительства, однако он в корне бы от них отличался. Факты сексуального сожительства мужчины и женщины нуждаются в институте брака, как в естественном обрамлении, потому что институт узаконивает эти факты прежде всего в сознании самих участвующих в сексуальном сожительстве личностей.

Подтверждением такому взгляду может служить и тот факт, что латинское слово matrimonium, соответствующее нашему «брак», особым образом акцентирует «состояние матери», как бы внушая особую ответственность за материнство той женщины, с которой данный мужчина сожительствует в браке. Ответственность за материнство это проблема, к которой мы еще вернемся в этом разделе. Пока же достаточно констатировать, что факт сексуального сожительства «по супружески» решительно добивается рамок института matrimonium, исходя при этом из самого отношения личности к личности. Сексуальное сожительство вне брака ipso fasto ставит личность в позицию объекта использования для другой личности. Кого для кого? Не исключено, что в позиции объекта может оказаться и мужчина, однако, как правило, в такой позиции оказывается женщина. Этот вывод напрашивается (по контрасту) хотя бы из самого анализа слова matri-monium. Сексуальное сожительство «посупружески» вне рамок института брака, объективно говоря всегда наносит вред женщине. Даже в том случае, когда она добровольно идет на такое сожительство, более того, и тогда, когда она сама стремится к нему, хочет его.

Еще и потому «прелюбодеяние» в более широком смысле этого слова является нравственным злом. В таком именно значении оно употреблено в Святом Писании, в Декалоге и Евангелии. И означает оно не только факт сексуального сожительства с «чужой женой», но и факт сожительства с любой женщиной, - не «своей женой», безотносительно к тому, есть у нее муж, или нет. Со стороны женщины речь идет о сожительстве с мужчиной, который не является «ее мужем». В соответствии с анализом целомудрия, который мы провели в предыдущем разделе, некие производные так понятого «прелюбодеяния» содержатся во внутренних «поступках», например, в «вожделении» (см. неоднократно уже приводимую фразу: Мат. 5, 28). Хотя, разумеется, наиболее сильно выражено прелюбодеяние в тех случаях, когда «поступки» касаются личности, являющейся «чужой женой» или «чужим мужем», в этом случае в нем заключено наибольшее нравственное зло, причина которого - несоблюдение порядка справедливости и нарушение границы между понятиями «собственное» и «чужое». Тем не менее, однако, эту границу нарушают не только покушаясь явно на «чужое», но и на «не-свое»⁶⁵. Собственность - взаимную принадлежность личностей друг другу - в этом случае устанавливает институт брака. Прибавим к этому, что было уже выше обосновано: брак полноценен только при условии своей моногамии и нерасторжимости.

Все, что сказано здесь с целью выявить нравственное зло «прелюбодеяния» служит подтверждением того, что нравственным злом является любой факт сексуального сожительства мужчины и женщины вне института matrimonium как предсупружеские отноше-

ния, так и послесупружеские. Еще большим нравственным злом является так называемая программная «свободная любовь», поскольку она провозглашает отрицание института брака, или ограничение его роли в сфере сожительства мужчины и женщины. Согласно программе «свободной любви» институт брака играет в этой сфере роль несущественную и случайную. Предыдущий же анализ призван был показать, что брак играет роль как нельзя более существенную и необходимую. Что без института matrimonium личность в сексуальном сожительстве силой вещей сталкивается на позицию объекта использования другой личности (X для Y), что абсолютно противоречит требованиям персоналистской нормы, без которой нельзя и думать о сожительстве личностей на истинно личностном уровне. Брак, как институт, необходим для оправдания факта сожительства мужчины и женщины (по-супружески). Прежде всего перед ними самими, а также перед обществом. Коль скоро мы говорим об «оправдании», то ясно, что институт брака проистекает из объективного порядка справедливости.

Кроме того, существует потребность оправдания факта сожительства мужчины и женщины перед Богом - Творцом. Этого тоже требует объективный порядок справедливости. Основательный анализ приводит нас к убеждению, что оправдание факта сожительства мужчины и женщины «по-супружески» перед Творцом есть основа любого другого его оправдания, как «внутри» - между ними, так и «вовне» - перед обществом. Другое дело, что на такой анализ со всеми проистекающими из него выводами способен только религиозный человек, то есть человек, признающий существование Бога-Творца, а также принимающий тот факт, что все сущее в окружающем нас мироздании есть творение Божье, в том числе и человек-личность. В понятии «творение» заключается особый вид зависимости от Творца - зависимость в существовании (быть сотворенным - значит зависеть в существовании). На эту зависимость опирается в свою очередь право собственности Творца на все творения (dominum altum). Творец сокровенно присутствует в каждом из них; коль скоро судьбу каждого в конечном счете решает существование, а оно исходит от Творца, то в каком-то смысле «все Его», и то, что «творение» само в себе «сотворило», тоже основано на существовании; действия творения направлены на развитие того, что реально заключено в каждом из них благодаря тому, что они существуют.

Человек тем отличается от остальных творений видимого мира, что способен все это объять разумом. Вместе с тем разумность составляет основу личностности, она «обусловливает» «внутренний мир» и духовность бытия и жизни личности. Благодаря своей разумности человек понимает, что он - и своя собственность (sui iuris) и, вместе с тем, - как творение он собственность Творца и переживает Его право собственности по отношению к себе. Такое состояние сознания должно выработаться у человека, разум которого освящен верой. Разум позволяет ему также увидеть и велит признать то же самое у другого человека, любой другой личности, она тоже есть и своя собственность и вместе с тем как творение - собственность Творца. Отсюда и рождается двойная потребность оправдания полового сожительства мужчины и женщины через институт брака. Ведь факт сожительства приводит к тому, что личность (X) становится каким-то образом собственностью другой личности (Y), одновременно Y есть собственность X. И если существует потребность оправдания этого факта во взаимоотношениях Y-X, X-Y, то одновременно существует такая же объективная потребность его оправдания перед Творцом. Другое дело, что эту потребность понимают только религиозные люди. Потому что «религиозный человек» - это не столько «человек, способный к религиозным переживаниям» (как чаще всего думают), сколько прежде всего: «человек справедливый по отношению к Богу-Творцу».

Здесь мы подошли к порогу понимания «сакраментальности», таинства брака. Согласно учению Церкви он является таинством изначально, то есть с момента сотворения первой человеческой пары. «Таинство природы» позднее, в Евангелии, еще усилилось благодаря учреждению, а вернее проявлению, связанного с ним таинства благодати. Латинское sacramentum означает - тайна, тайной же в самом общем значении этого слова является то, что не полностью познано, ибо не полностью видимо, поскольку находится вне поля непосредственного чувственного опыта. Так вот, вне поля этого опыта, в сфере чистого «понимания», находится и то право собственности, какое имеет каждая личность по отношению к себе самой, и тем более то dominium altum, какое по отношению к каждому из них имеет Творец. А коль скоро это наивысшее право собственности признается - а признает его каждый религиозный человек - то брак должен искать оправдание прежде всего в Его глазах, должен уповать на Его одобрение. Недостаточно женщине, вступив в брак, отдать свою личность мужчине, а ему - свою. Если каждая из этих личностей является вместе с тем собственностью Творца, то и Он должен отдать его ей, а ее - ему, и уж во всяком случае одобрить их взаимную самоотдачу, заключенную в институте брака⁶⁶.

Это одобрение не может подчиняться чувствам, оно может быть только «понято» на основе порядка природы. Брак как sacramentum naturae - это ничто иное, как институт matrimonium, уже опирающийся на некое понимание права Творца по отношению к личностям, вступающим в брак. Брак как sacramentum gratiae предполагает прежде всего полное понимание этого права. Кроме того, таинство брака произрастает на почве того убеждения - им мы обязаны Евангелию - что оправдание человека перед Богом происходит в основном через благодать⁶⁷. Благодать же человек получает через таинство, которое совершает Церковь, наделенная с этой целью Христом властью в трансцендентном порядке. И потому только таинство брака полностью удовлетворяет потребность оправдания факта супружеского сожительства перед Богом-Творцом. Этим объясняется и то, что его введение совпало с окончательным открытием трансцендентного порядка.