Интерпретация «либидоистическая»

Искажение, связанное с гипертрофированным ригоризмом, в котором, впрочем, мы обнаружили своеобразное проявление утилитаристского мышления (extrema se tangunt!) встречается не столь часто, как противоположное ему искажение, которое назовем «либидоистическим» от латинского «libido» (наслаждение от использования), слово, которое употребил З.Фрейд в своей интерпретации сексуального импульса. Не станем здесь углубляться во фрейдовский психоанализ, его теорию подсознания. Фрейд считается представителем пансексуализма, ибо склонен все проявления человеческой жизни, с самых младенческих лет, истолковывать как проявления сексуального импульса. Правда, только некоторые из этих проявлений непосредственно связаны с сексуальными объектами и ценностями, но все, так или иначе, пусть косвенно, неявно, связаны с наслаждением, libido, и наслаждение это всегда сексуального характера. Поэтому Фрейд говорит прежде всего об импульсе к наслаждению (Libido - trieb), а не о сексуальном импульсе. Важно здесь именно то, что сексуальный импульс в его интерпретации - это в основном импульс к наслаждению.

Такая постановка вопроса есть следствие партикулярного и чисто субъективистского видения человека. При таком подходе суть сексуального импульса определяется тем, что являет собой наиболее экспрессивное, яркое содержание человеческих переживаний в сексуальной области. Фрейд здесь имеет в виду наслаждение - libido. Человек погружается в него, когда оно выпадает на его долю, и стремится к нему, когда его нет, таким образом он внутренне детерминирован к поискам наслаждения. Он ищет его непрестанно, и зачастую во всем, что делает. Наслаждение словно бы первоочередная цель сексуального импульса, и, даже более того, - всей жизни человека, цель per se. Передача жизни, деторождение при таком подходе есть цель побочная - цель per accidens. Таким образом, объективная цель сексуального импульса при таком подходе - цель дальняя и как бы несущественная. Человек очерчен психоанализом только как субъект, а не объект, один из объектов объективного мира. Такой объект, одновременно и субъект - как было отмечено в начале этого раздела - а субъект обладает только ему свойственным внутренним миром, внутренней жизнью. Особенностью же внутреннего мира человека является способность к познанию, или объективное, целостное толкование истины. Благодаря этой особенности человек-личность осознает также объективную цель сексуального импульса, ибо находит свое место в порядке существования, а вместе с тем и роль сексуального импульса в этом порядке. Он способен даже постичь эту роль в соотнесении с Творцом, как участие в деле творения.

Когда же сексуальный импульс понимается в основном как импульс к наслаждению, как бы сама собой перечеркивается внутренняя суть личности. Личность предстает при таком подходе только как субъект, «внешне» восприимчивый к чувственно-сексуальным раздражителям, вызывающим переживание наслаждения. Такой подход низводит человеческую психику - может быть невольно - на уровень психики животного. Животное может быть ориентировано на поиски чувственно-витального наслаждения и на избежание неприятных ощущений в той же области, поскольку все отношение к объективным целям его бытия правильно разрешается в сфере инстинктов. У человека же не так; правильное разрешение его отношения к объективным целям бытия остается у него во власти разума, а разум управляет волей, поэтому разрешение приобретает нравственную ценность, либо оно нравственно, либо безнравственно. Когда человек использует в той или иной степени сексуальный импульс, он, вместе с тем, разрешает - верно или неверно - отношение к объективным целям своего бытия, к тем как раз целям, которые связаны с импульсом. Таким образом, сексуальный импульс имеет не чисто либидоистический, но экзистенциальный характер. Человек не может искать в нем исключительно libido, ибо это противоречит его природе, противоречит сути человеческой. Субъект, обладающий таким «нутром», субъект, являющийся личностью, не может переложить всю ответственность за сексуальный импульс на инстинкт, ориентируясь только на наслаждение, он обязан взять на себя полную ответственность за использование сексуального импульса. Эта ответственность составляет основное, жизненно важное слагаемое сексуальной нравственности человека.

Следует добавить, что такая «либидоистическая» интерпретация сексуального импульса тесно соприкасается с утилитаристской ориентацией в этике. Тут имеется в виду второе значение слова «использовать», о котором сказано выше, что оно имеет явно субъективистскую окраску. Именно поэтому с ним связывают отношение к личности исключительно как к средству, объекту непристойного использования. «Либидоистическое» извращение являет собой открытую форму утилитаризма, тогда как в гипертрофированном ригоризме скрыты лишь некоторые симптомы утилитаристского мышления. Они обнаруживаются в нем как бы косвенно, libido же говорит о них прямо и непосредственно.

Проблема эта имеет еще иной фон, фон экономико-общественный. Рождение потомства есть некая функция совместной жизни людей; речь ведь идет о существовании вида Homo sapiens. Это и функция общественной жизни, жизни различных сообществ, строев, государств, семей. Общественно-экономическая проблема продолжения рода возникает на многих ступенях. Речь идет просто о том, что недостаточно просто рожать детей, надо их потом еще содержать и воспитывать. Современное человечество пребывает в страхе, что оно не сумеет экономически поспеть за естественной рождаемостью. Сексуальный импульс оказывается силой как бы более мощной, нежели человеческая предусмотрительность в экономической области. Примерно два последних столетия человечество озабочено - особенно общество людей цивилизованных - потребностью что-то противопоставить сексуальному импульсу, его потенциальной эффективности. Эта потребность нашла свое выражение в доктрине, которую обычно связывают с именем Т.Мальтуса, известной поэтому как мальтузианство или неомальтузианство. К проблеме неомальтузианства мы еще вернемся в разделе 3-м и 4-м. Мальтузианство как таковое - это тема особая, мы не будем подробно останавливаться на ней в этой книге, поскольку она относится к области демографии, занимающейся вопросом нынешней и потенциальной численности населения на земном шаре и в разных его частях. Следует, однако, отметить, что мальтузианство сочетается с чисто «либидоистической» интерпретацией сексуального импульса. Поскольку планете грозит перенаселение, поскольку экономисты жалуются на «перепроизводство» людей, за которым не может поспеть производство средств потребления, значит, следует стремиться к ограничению использования сексуального импульса, имея в виду его объективную целенаправленность. Те же, кто, подобно Фрейду, акцентируют прежде всего субъективную целенаправленность этого импульса, связанную исключительно с libido, тоже будут последовательно стремиться к полному сохранению этой субъективной целенаправленности, связанной с удовольствиями сексуального сожительства при одновременном ограничении или даже и вовсе исключении объективной целенаправленности, связанной с деторождением. Возникает проблема, которую приверженцы утилитаристской ментальности предпочитают считать проблемой чисто технического характера, в то время как католическая этика видит в ней проблему исключительно этического характера. Утилитаристская ментальность остается в этом случае верной своим положениям: речь идет о возможном максимуме удовольствия, которое сексуальная область предоставляет в наивысшей степени в виде libido. Католическая этика, напротив, протестует, исходя из своих персоналистских положений: нельзя руководствоваться одним только «расчетом удовольствия» там, где в игру входит отношение к личности - личность никоим образом не может быть объектом использования. Вот истинный стержень конфликта.

Католическая этика далека от какого-либо одностороннего преувеличения демографических проблем, выдвинутых мальтузианством и поддерживаемых современными экономистами. Проблемы численности людей на земном шаре, либо в отдельных его частях - это проблемы, которые естественно апеллируют к человеческому благоразумию, так сказать, к провидению, каким человек, существо разумное, должен быть и сам для себя, как в личной, так и в общественной жизни. Независимо от того, однако, насколько верны рассуждения экономистов о трудностях демографического характера, в целом проблема сексуального сожительства женщины и мужчины не должна разрешаться способом, противоречащим персоналистской норме. Ведь речь в этом случае идет о ценности личности - благе, наиболее близком всему человечеству, более близком и более важном, чем блага экономические. Не следует поэтому подчинять саму личность экономике, ибо свойственная ей сфера ценностей - это сфера нравственных ценностей, а они особым образом связаны с любовью личности. И конфликт сексуального импульса с экономикой безусловно должен быть рассмотрен и с этой, даже прежде всего с этой стороны.

В заключение стоило бы высказать еще одну мысль о природе сексуального импульса. В элементарной структуре человеческого бытия, как, впрочем, и во всем животном мире, существуют два основных импульса - импульс самосохранения и сексуальный импульс. Импульс или инстинкт самосохранения, в соответствии со своим названием, направлен на удержание и сохранение экзистенции данного существа, человека или животного. Нам известно много проявлений этого инстинкта, не будем специально на них останавливаться. Характеризуя этот инстинкт можно сказать, что он обладает эгоцентрическими признаками, поскольку по природе своей направлен на существование самого «я» (речь, разумеется, идет о человеческом «я», нельзя же говорить о «я» животного, «я» связано с личностью). Именно поэтому инстинкт самосохранения в корне отличается от сексуального импульса. Естественная направленность последнего всегда выходит за пределы собственного «я», имея непосредственным объектом иное существо другого пола в пределах того же вида, а конечной целью - существование того же вида. Такова объективная целенаправленность сексуального импульса или инстинкта, в природе которого - вот отличие от инстинкта самосохранения - лежит нечто такое, что можно бы назвать «альтеро-центризмом», именно это и создает почву для любви.

Так вот при «либидоистической» интерпретации сексуального импульса эти понятия смешиваются. Сексуальному импульсу придается чисто эгоцентрический характер, который по самой природе свойствен инстинкту самосохранения. И потому связанный с этой интерпретацией утилитаризм в сексуальной этике несет в себе, пожалуй, более серьезную опасность, чем может показаться: опасность некоего смешения основных и элементарных линий человеческих устремлений, путей человеческого существования. Такое смешение, само собой, не может не отразиться в целом на духовном положении человека. Ведь дух человеческий здесь, на земле, составляет субстанциональное единство с плотью, и потому духовная жизнь не может правильно развиваться, если элементарные линии человеческой экзистенции будут основательно перепутаны в сфере тех процессов, в которых непосредственно участвует плоть. Рассуждения и выводы в сексуальной этике должны быть углубленными, тем более, что за отправной пункт в этих рассуждениях и выводах принимается заповедь любви.

Заключительные замечания

В конце рассуждений, направленных на то, чтобы дать верное толкование сексуального импульса путем исключения неверных его интерпретаций, напрашиваются некоторые выводы, связанные с традиционным учением о целях брака. Церковь, как уже было упомянуто, учит, что первостепенной целью брака является procreatio, второстепенной же то, что в латинской терминологии определяется как mutuum adiutorium, называется еще цель третьестепенная - remedium concupiscentiae. Объективно брак прежде всего должен служить существованию, затем сожительству мужчины и женщины, и наконец, правильной направленности вожделения. Упорядоченные таким образом цели брака противопоставлены всякого рода субъективистской интерпретации сексуального импульса, и, значит, требуют от человека, как личности, объективизма в мышлении на сексуальные темы, но, главное, в поведении. Объективизм такого рода - фундамент супружеской нравственности.

Исходя из всей совокупности рассуждений, заключенных в настоящем разделе, особенно в первой его части (Анализ слова «использовать»), следует констатировать, что в браке речь идет о реализации выше названных целей на основе персоналистской нормы. Поскольку мужчина и женщина являются личностями, они должны сознательно реализовывать цели брака, в соответствии с описанным выше порядком, ибо это порядок объективный, доступный разуму, а потому обязательный для личностей. Вместе с тем, персоналистская норма, содержащаяся в евангельской заповеди любви, указывает основной способ реализации этих целей, которые сами по себе тоже природные, и к которым - как это показал предыдущий анализ - человека направляет сексуальный импульс. Сексуальная нравственность, а точнее - нравственность супружеская, основана на постоянном и всеобъемлющем синтезе природной целесообразности и персоналистской нормы²⁹. Трактовка какой-либо из перечисленных целей брака независимо от персоналистской нормы - то есть без учета того факта, что мужчина и женщина - личности - неизбежно приводит к одной из разновидностей утилитаризма (в первом или во втором значении слова «использовать»). В этом случае трактовка деторождения ведет к искажению ригористическому; искажение «либидоистическое» основано на подобном же толковании третьестепенной цели брака - remedium concupiscentiae.

Сама персоналистская норма, разумеется, не является ни одной из целей брака. Норма вообще не может быть целью, а цель - нормой. Это принцип, обусловливающий истинную реализацию каждой из перечисленных целей и всех их воедино, истинную, то есть отвечающую человеку как личности. Принцип этот к тому же гарантирует, что эти цели будут реализованы соответственно указанной иерархии, поскольку отход от нее противоречит объективному достоинству личности. Осуществление всех целей брака должно быть вместе с тем реализацией брака как добродетели, ибо только как добродетель любовь отвечает евангельской заповеди, а также требованиям заключенной в этой заповеди персоналистской нормы. Мысль, что при реализации цели брака не обязательно исходить из персоналистских принципов - в корне нехристианская, ибо не согласуется с главным этическим постулатом Евангелия. И потому надо очень остерегаться поверхностной интерпретации учения о целях брака.

С учетом этого желательно также mutuum adiutorium - в учении Церкви о целях брака эта цель обычно называется второстепенной после деторождения - не переводить, как это нередко бывает: «взаимная любовь». Дело в том, что в этом случае возникает вероятность смешения понятий: деторождение как первостепенная цель есть нечто отличное от «любви», с другой стороны нечто отличное от «любви» представляет собой и цель третьестепенная remedium concupiscentiae. На самом же деле как деторождение, так и remedium concupiscentiae, будучи целями брака, должны проистекать из любви, как добродетели, и потому пребывать в рамках персоналистской нормы. Mutuum adiutorium как цель брака есть в то же время только результат любви - добродетели. Нет никаких оснований переводить выражение mutuum adiutorium как «любовь». Церковь хочет подчеркнуть, систематизируя объективные цели брака, что деторождение в порядке объективном, онтологическом есть цель более важная, чем то, чтобы мужчина и женщина жили вместе, взаимно дополняя друг друга и поддерживая (mutuum adiutorium), подобно тому, как это второе есть, в свою очередь, нечто более важное, чем удовлетворение естественного вожделения. Ни о каком противопоставлении любви деторождению или о приоритете деторождения над любовью - нет здесь и речи.

Впрочем, реализация этил целей - понятие совокупное Сознательное перечеркивание возможности деторождения несомненно уменьшает, а то и ликвидирует возможность длительного взаимного воспитания супругов. Деторождение, если ему не сопутствует взаимное воспитание и взаимное стремление супругов к наивысшему благу, тоже в определенном смысле ущербно и недостойно любви личностей. Ведь дело не только и исключительно в умножении численности человеческого рода, но также в воспитании, естественной основой которого является семья, опирающаяся на брак, в воспитании, сцементированном mutuum adiutorium. Если в браке существует внутреннее взаимодействие между женщиной и мужчиной, и если они способны воспитывать и дополнять друг друга, тогда их любовь созревает для того, чтобы стать основой семьи. Однако брак не отождествляется с семьей и всегда остается прежде всего интимным союзом двух людей.

В свою очередь и третья цель - remedium concupiscentiae - в своей человеческой реализации зависит от двух предыдущих. Еще следует признать, что категорическое отмежевание от естественных последствий супружеского сожительства как-то нарушает спонтанность и глубину переживаний, особенно если с этой целью применяются искусственные средства. В еще большей, пожалуй, степени к тому же приводит отсутствие взаимопонимания и разумной заботы о полноценном благе партнера в браке. К этим проблемам мы еще вернемся в V разделе.

Личность и любовь

Метафизический анализ любви

Слово «любовь»

Слово «любовь» неоднозначно. В этой книге мы намеренно сужаем его значение, речь здесь идет о любви между личностями разного пола. Однако и в таком, суженном, значении слово «любовь» далеко не следует употреблять однозначно. Необходим скрупулезный анализ, чтобы хоть в какой-то мере выявить все богатство действительности, выражаемой, обычно, словом «любовь». Действительность эта сложна и многопланова. Примем за точку отсчета, что любовь - это всегда некая взаимная соотнесенность личностей, основанная на определенном отношении к добру. Каждая из личностей относится к добру так же, как обе они вместе. Это - точка отсчета для первой части нашего анализа любви, анализа метафизического. В нем будет дана общая характеристика любви между женщиной и мужчиной. Для этого необходимо выделить основные элементы, содержащиеся в любви, элементы сущностные, связанные с отношением к добру, и структурные, связанные с взаимным соотнесением личностей. Эти элементы содержатся во всякой любви. Так, например, во всякой любви содержится влечение, или доброжелательность. Любовь между женщиной и мужчиной это одно из конкретных проявлений любви вообще, заключенные в ней общие элементы любви имеют свою специфику. Поэтому настоящий анализ назван метафизическим - слово «любовь» бесспорно имеет аналогичный смысл.

Метафизический анализ, в свою очередь, откроет нам путь к анализу психологическому. Любовь женщины и мужчины формируется глубоко в психике двух личностей и связана со свойственной человеку сексуальной жизнеспособностью. Поэтому необходим, собственно говоря, психофизиологический, или биопсихологический анализ. Биофизиологические моменты будут отмечены в последнем разделе («Сексология и этика»). Но человеческая любовь, любовь личностей к ним не сводится и с ними не отождествляется. Будь так, она не была бы любовью, разве что в некоем широком смысле, как мы говорим об amor naturalis, или о космической любви, видя эту последнюю во всех целенаправленных стремлениях, имеющих место в природе.

Любовь мужчины и женщины это взаимоотношение личностей и носит она личностный характер. С этим теснейшим образом связано ее глубокое этическое значение, и в таком - этическом - значении, она составляет содержание главнейшей заповеди Евангелия. Именно этому ее значению должен быть посвящен и наш анализ. Объектом анализа в этом случае будет любовь как добродетель и величайшая из добродетелей, в известной степени вбирающая в себя все прочие, возвышающая их до своего уровня, накладывающая на них свой отпечаток.

Такой тройственный анализ того, что соединяет женщину и мужчину насущно необходим, чтобы средь множества значений, сопряженных со словом «любовь», постепенно извлечь то значение, которое, собственно, нас интересует.

Любовь как влечение

Первый элемент в общем анализе любви - влечение. Любовь, как сказано выше, есть взаимоотношение двух людей, женщины и мужчины, основанное на определенном отношении к добру. Это отношение к добру как раз и начинается с влечения. Вызвать влечение - это примерно то же, что представлять собою определенное добро. Женщина легко может оказаться в поле зрения мужчины как некое добро, и он в таком же качестве может оказаться в ее поле зрения. Легко возникающее обоюдное влечение есть следствие сексуального импульса, понимаемого как свойство и сила человеческой природы, но сила, действующая в личности и требующая возведения ее на уровень личностей. Влечение к личности другого пола выводит импульс, как силу Природы, на уровень жизни личности.

Ибо влечение теснейшим образом связано с познанием, причём с познанием разумом, хотя объект познания - женщина и мужчина - вполне конкретен и как таковой подлежит воздействию чувств. Влечение опирается на восприятие, но само восприятие - фактор для него не решающий. Ибо во влечении уже явно присутствует некая заинтересованность субъекта в познании объекта: женщины - мужчиной и наоборот. Только знать, пусть и основательно, данную личность, только думать о ней еще не значит испытывать к ней влечение, ибо влечение часто возникает независимо от основательного знания личности и без особых мыслей о ней. Влечение не обладает чисто познавательной структурой. Надо признать, что в той познавательной заинтересованности, какая имеет характер влечения, участвуют факторы, находящиеся вне разума и вне познания, а именно эмоции и воля.

Испытывать влечение не значит только думать о ком-то, как о добре, испытывать влечение - значит воздействовать на свои мысли об этом, олицетворяющем добро, человеке, а такое воздействие может, в конечном счете, осуществляться только волей. Так в понятии «увлечься» содержится некий элемент «хочу», но только косвенно, вследствие чего влечение имеет прежде всего познавательный характер. Это словно бы познавание, воздействующее на волю по той причине, что воля сама на него воздействует. Влечение трудно объяснить, отрицая факт взаимопроникновения разума и воли. Сфера эмоций, играющая во влечении большую роль, станет предметом более глубокого анализа в следующей части этого раздела. Но уже здесь стоит отметить, что эмоции присутствуют при рождении любви именно потому, что они способствуют возникновению влечения мужчины к женщине и женщины к мужчине. Вся сфера человеческих чувств, эмоций по природе своей ориентирована не на то, чтобы знать, ведать что-то, а скорее на «изведать». Естественная ориентация этой сферы выражается в эмоционально-аффективной реакции на добро. Такая реакция должна иметь большое значение при возникновении влечения, когда, к примеру, личность Y попадает в поле зрения другой личности X, именно как некое добро.

Эмоциональность - это способность реагирования на добро определенного качества, способность испытывать волнение при соприкосновении с ним (в психологическом анализе мы дадим более детальное определение эмоциональности, противопоставив ее чувственности). Качество добра, на которое способен особо реагировать конкретный мужчина или конкретная женщина, зависит в какой-то мере от различных факторов, и врожденных и унаследованных, от различных факторов, появившихся в результате того или иного влияния, а также в результате сознательных усилий данной личности, в результате ее работы над собой. Все это определенно окрашивает эмоциональную жизнь, что, в свою очередь, дает о себе знать в отдельных эмоционально-аффективных реакциях и имеет большое значение в возникновении влечения. От этого же в значительной степени зависит дальнейшая направленность влечения, то, какую личность оно изберет, и на чем в этой личности будет прежде всего сконцентрировано.

Ведь каждая человеческая личность - добро чрезвычайно сложное и порой неоднородное. Как мужчина, так и женщина - существа по природе своей плотско-духовные. И такой же природы олицетворенное в них добро. Именно таким попадает оно в поле зрения другой личности, именно таким становится объектом влечения. Если же рассматривать влечение как бы в зеркале сознания субъекта, то, не насилуя и ни в чем не нарушая его однородности в целом, мы обнаружим в нем переживания разных ценностей. Все ценности, переживаемые личностью, испытывающей влечение к другой личности, происходят от этой последней. Субъект влечения Y находит их в X. Именно благодаря этому X попадает в поле его зрения как олицетворение добра, какое и вызвало влечение.

Но при этом влечение не есть всего лишь некая сумма переживаний, рожденных в контакте личности X с личностью Y. Переживания эти возникают, если есть влечение в сознании личности, являющейся его субъектом. Однако влечение - нечто большее, нежели переживаемые в сознании те или иные ценности. Оно имеет объектом личность и проистекает тоже из личности. Подобное отношение к личности есть ничто иное, как любовь, хотя еще только в зародыше. Влечение принадлежит к сущности любви, и порой уже является любовью, хотя любовь - не только влечение. Именно это имели в виду средневековые мыслители в выражении amor complacentiae; влечение - не только один из элементов любви, как бы ее часть, но и один из сущностных аспектов любви в целом. Прибегая к аналогии, можно и само влечение назвать любовью. Отсюда amor complacentiae; переживание же разного рода ценностей, которое можно как бы прочесть в сознании, весьма характерно для влечения, является наиболее существенным его симптомом. Так при влечении Y к X особо обращает на себя внимание та или иная ценность, которую Y находит в X, и на которую особенно сильно реагирует.

Y, однако, реагирует на определенную ценность (разумеется, в равной степени можно говорить о влечении X и Y) не только потому, что она и вправду содержится в X, что X обладает ею, но еще и потому, что Y именно к ней наиболее восприимчив, наиболее склонен как раз такого рода ценность заметить и пережить. Это важно, особенно в любви между женщиной и мужчиной. Хотя объект влечения в такой любви всегда личность, не подлежит сомнению, что увлечься ею можно по-разному. Когда, например, какой-то конкретный Y способен реагировать только, или хотя бы прежде всего, на чувственно-сексуальные ценности, то увлечение его X, а косвенно и вся любовь к ней, должна сформироваться иначе, чем в том случае, когда Y более способен к живой реакции на духовные или нравственные ценности другой личности, например, на ее интеллигентность, хороший характер.

Эмоционально-аффективная реакция активно участвует во влечении и накладывает на него своеобразный отпечаток. Сами по себе эмоции не имеют познавательной силы, зато способны направлять и ориентировать познавательные акты, и это явственно обнаруживается во влечении. Но именно это составляет определенную трудность внутреннего характера, когда речь идет о личностно-сексуальной сфере.

Трудность заключена в соотнесении переживания с истиной. Ведь эмоции возникают спонтанно - потому и влечение к какой-то личности зачастую рождается внезапно, неожиданно - но такая реакция по сути «слепа». Действия эмоций - и это естественно - не направлены на постижение истинной ценности объекта. Это функция и задача человеческого разума. И хотя некоторые мыслители (Паскаль и Шеллер), особо акцентировали логику эмоций (logique du coeur), все же эмоционально-аффективные реакции могут как способствовать влечению к истинному добру, так и мешать ему. А это чрезвычайно важно при определении ценности того или иного влечения. Ведь ценность влечения заключатся в том, чтобы добро, к которому оно обращено, и вправду являлось добром. Так и во влечении Y к X истинность ценности личности, к которой другая личность испытывает влечение, является основным, решающим фактором. И вот тут-то эмоционально-аффективные реакции нередко способствуют искажению или фальсификации влечения, когда через его призму в данной личности видятся ценности, которых на самом деле в ней нет. Это бывает весьма опасно для любви. Ведь когда эмоциональная реакция минет - а изменчивость лежит в самой ее природе - то субъект, отношение которого к данной личности было основано на реакции такого рода, а не на правде о личности, оказывается как бы в пустоте, лишенный якобы обретенного им добра. А из такой пустоты и связанного с ней чувства разочарования нередко рождается противоположно окрашенная эмоциональная реакция: любовь чисто эмоциональная часто переходит в столь же эмоциональную ненависть к той же самой личности.

Поэтому во влечении - и даже в нем особенно - столь важен момент истинной ценности личности, к которой влечение обращено. Надо считаться с тем, что существует тенденция, рожденная динамикой эмоциональной жизни: отвратить этот момент истины от объекта влечения, от личности и обратить его к субъекту, а точнее - к самим чувствам. В таких случаях думается не о том, обладает ли личность в самом деле теми ценностями, какие видятся в ней при влечении, но прежде всего о том, являются ли истинными рожденные ею эмоции, чувства. Тут кроется по крайней мере один из источников столь частого в любви субъективизма (мы еще вернемся к этому в свое время).

Люди убеждены, что любовь сводится прежде всего к истинности чувств. И хотя полностью это отрицать нельзя, что следует хотя бы из самого анализа влечения, однако же, принимая во внимание ценность как влечения, так и любви в целом, надо добиваться, чтобы истина о личности - объекте влечения, играла в этом влечении роль хотя бы не меньшую, чем истинность чувств. На единении этих истин основана подлинная культура влечения - один из элементов истинно воспитанной, истинно доброй любви.

Влечение очень тесно связано с переживанием ценности. Личность другого пола может доставить переживание разнообразных ценностей. Все они играют какую-то роль во влечении, которое - как уже было сказано - избирает главную для себя ценность, наиболее сильно переживаемую. Имея в виду истинность влечения (а косвенно, истинность любви), надо обязательно стремиться к тому, чтобы влечение не ограничивалось частичными ценностями, тем, что только присутствует в личности, но ею самой не является. Речь идет о том, чтобы испытывать влечение просто к личности, то есть, переживая в акте влечения разного рода заключенные в ней ценности, переживать вместе с тем и ценность самой личности - то, что она сама по себе есть ценность. Сейчас еще не время разбирать, почему этот момент во влечении столь важен, это станет ясно из дальнейшего, в главах, посвященных этическому анализу любви. Во всяком случае влечение, способное выхватить из разнообразных, заключенных в личности ценностей, прежде всего ценность самой личности, в полной мере обладает ценностью истины; оно обращено к добру, каковым является именно личность, а не что-либо другое. А личность, как сущее, а значит, как добро, отличается от всего, что не есть личность.

«Нравиться» - значит представляться неким добром, более того: добром, каким является личность. (Это следует добавить во имя истины, столь важной в структуре влечения). Объект влечения, предстающий в поле зрения объекта как добро, олицетворяет собой для него и красоту. Это очень важно для влечения, на котором основана любовь между женщиной и мужчиной. Существует особая область: проблема женской и мужской красоты. Переживание красоты сочетается с переживанием ценности так, словно в каждой из них заключается еще «дополнительная» эстетическая ценность. «Обаяние», «очарование», «прелесть» - такие и подобные им слова служат для определения этого важного момента в любви личностей. Человек красив и может в своей красоте «открываться» другому человеку. Женщина по-своему красива и может благодаря своей красоте возникнуть в поле зрения мужчины. Мужчина в свою очередь по-своему красив, и благодаря своей красоте может возникнуть в поле зрения женщины. Красота находит себе место как раз во влечении.

Не будем сейчас углубляться в анализ понятия человеческой красоты. Но стоит напомнить, что человек есть личность, существо, природа которого определяется «изнутри». Поэтому, кроме красоты внешней, надо уметь открывать для себя, может быть, даже прежде всего, также внутреннюю красоту человека. Эта истина особенно важна для любви между мужчиной и женщиной, поскольку любовь эта есть, во всяком случае должна быть, любовью личностей. Влечение, на котором основывается такая любовь, не может рождаться только из видимой и чувственной красоты, оно должно учитывать красоту личности во всей ее полноте и глубине.

Любовь как вожделение

Исходя из принципов, определивших выше природу влечения, можно теперь говорить о вожделении, как об одном из аспектов любви. Латинский термин amor concupiscentiae, скорее указывает не на то, что вожделение - один из элементов любви, а на то, что в нем тоже заключена любовь. Вожделение, наравне с влечением, составляет сущность любви, и порой сильнее в ней проявляется. Так что абсолютно правы были те средневековые мыслители, которые говорили о любви вожделения (amor concupiscentiae) и о любви влечения (amor complacentiae). Вожделение тоже составляет самую сущность любви, возникающей между мужчиной и женщиной. Проистекает это из того, что человеческая личность - бытие ограниченное, самонедостаточное, а потому - рассуждая объективно - испытывает потребность в другом бытии. Констатация ограниченности и самонедостаточности человеческого бытия есть отправная точка для понимания отношения этого бытия к Богу. Человеку нужен Бог как и любое другое существо просто для того, чтобы жить.

Но сейчас речь идет о другом. Человек, человеческая личность - либо женщина, либо мужчина. Пол это тоже своего рода ограниченность, односторонность. Поэтому женщине нужен мужчина как бы для дополнения ее бытия, ему по той же причине нужна женщина. Эта объективная онтологическая потребность дает о себе знать в сексуальном импульсе. Любовь личности к личности, X и Y, произрастает на основе сексуального импульса. Эта любовь есть любовь вожделения, ибо вытекает она из потребности и стремится к обретению некоего блага, которого недостает. Олицетворением такого блага является женщина для мужчины и мужчина для женщины. Существует, однако же, огромная разница между любовью вожделения (amor concupiscentiae) и самим вожделением (concupiscentiae), особенно чувственным. Вожделение предполагает чувственное ощущение некой недостаточности, и это неприятное ощущение может быть снято с помощью конкретного блага. Таким образом мужчина, к примеру, может вожделеть женщину; личность в этом случае выступает как средство утоления вожделения, подобно тому как пища служит для утоления голода (впрочем сравнение это сильно хромает). Тем не менее слово «вожделение», ассоциируется с чем-то потребительским, в данном случае объектом такой ассоциации как бы выступает личность другого пола. Именно об этом говорил Христос (Мат. 5, 28) «...всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Фраза эта многое проясняет в существе любви и сексуальной нравственности. Данная проблема полнее освещена в анализе чувственности.