Аргументы защиты: оправдательные и смягчающие вину обстоятельства.

1. Одурманивающее, наркотическое действие социально-утопических идей (идей всеобщего равенства, гармонии, братства, счастья).

2. Сильные коллективистские традиции русского общества, существенно ограничивающие свободу и права отдельного человека, ослабляющие чувство личной ответственности.

3. Предшествующий длительный опыт абсолютной монархии (авторитарного, командно-административного управления страной), своеобразный русский этатизм (государственничество). С одной стороны, привычный деспотизм правящих классов, с другой — добровольное рабство, холопство многих русских людей.

4. Предшествующий жестокий опыт эксплуатации и угнетения со стороны помещиков и капиталистов, вызвавший “качание маятника” классовых отношений подавления в обратную сторону, когда объектом подавления стали помещики и капиталисты.

5. Грубость нравов.

 

Обличительное, по преимуществу, направление художественной литературы:

 

Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву

Фонвизин. Недоросль.

Грибоедов. Горе от ума.

Гоголь. Ревизор.

Гоголь. Мертвые души.

Герцен. Кто виноват?

Герцен. Сорока-воровка.

Достоевский. Униженные и оскорбленные.

Некрасов. Кому на Руси жить хорошо?

Чернышевский. Что делать?

Салтыков-Щедрин. История одного города.

Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы

Л.Толстой. Анна Каренина.

Л.Толстой. Воскресение.

Чехов. Человек в футляре.

Чехов. Моя жизнь.

Чехов. Дом с мезонином.

А.Куприн. Поединок.

Горький. Мать.

Горький. Детство. В людях. Мои университеты.

Горький. На дне.

Горький. Васса Железнова.

 

 

А. Я. Чаадаев

 

«Назначение человека — уничтожение личного бытия замена его бытием вполне социальным или безличным» («Философические письма»)

 

В. Г. БЕЛИНСКИЙ

 

Работая над статьей «Стихотворения М. Лермонтова», в письме к Боткину Белинский заявлял: «Вообще, все общественные основания нашего времени требуют строжайшего пересмотра и коренной перестройки, что и будет рано или поздно. Пора освободиться личности человеческой, и без того несчастной, от гнусных оков неразумной действительности...»

«Отрицание — мой бог!»

«Отрицание составляет действительно преобладающее направление новой школы», – утверждал Белинский.

Отныне Белинский решительный противник какого бы то ни было сохранения существующего порядка, так как это парализует волю человека: «Отрицание мой бог. В истории мои герои разрушители старого Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы, Байрон». (из Интернета)

«От безудержного атеизма до рая на земле, а социалистическая теория тем и привлекательна, что обещает рай на земле, один шаг. И Белинский восклицает: «социальность, социальность или смерть. Я понял французскую революцию, понял и кровавую ненависть ко всему, что хотело отделиться от братства с человечеством... Я теперь в новой крайности — это идея социализма..." А раз так, то приходится сделать еще один шаг — убьем плохих, останутся хорошие – «я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом ИСТРЕБИЛ БЫ ОСТАЛЬНУЮ..." Вот так и родился русский социализм. В этом некоторый критерий — не надо сводить к нему, но как только ставится вопрос о социальном рае на земле — не будет бедных, не будет богатых, будут братья — так приходится сначала уничтожить богатых, а потом всех, кому этот социализм не понравится» (из Интернета).

 

А. И. ГЕРЦЕН

 

Из Интернета

http://www.home-du.ru/user/uatml/00000739/IdeiNI4/idNI04.htm

«В начале 50-х гг. А. И. Герцен разработал теорию «русского», или «общинного», социализма. Идеалом русского народа является традиционная крестьянская община, и Герцен объявил ее «ячейкой социализма». Совместное землевладение и землепользование, право каждого крестьянина на земельный надел казались ему надежной гарантией того, что в России не будет пролетариата, а значит, и капитализма. А. И. Герцен предполагал, что, опираясь на опыт Европы, страна сумеет миновать капиталистическую стадию развития и перейдет прямо к социализму.

В то же время он понимал, что общинные порядки подавляют личность крестьянина, сдерживают его инициативу. А. И. Герцен считал, что простое наличие общины социалистического переворота произвести не может. Новое общество возникнет в России лишь в результате слияния привычных сельских порядков с социалистическими идеями. Крестьянин должен осознать преимущества и справедливость социалистического строя.

Общинный социализм А. И. Герцена был красивой, но утопической мечтой. Тем не менее эта теория стала знаменем целого поколения русских революционеров, собрав вокруг себя народников.

Герцен был очень честный мыслитель и социализм для него должен был быть только средством освобождения личности, а ни в коем случае не самоцелью. Социализм, ставший самоцелью, неизбежно приведет к тирании самого, страшного вида — тирании анонимного общественного блага над живой личностью. В центре социального мировоззрения Герцена стояла всегда человеческая личность, ее нравственная свобода и достоинство. Выражаясь современным языком, он был проповедником «персоналистического социализма». Однако, приветствуя социализм в его тогдашнем настоящем, как врага правой реакции, Герцен в то же время опасался торжества социализма в будущем, такого социализма, который во имя общественного блага приносит в жертву самую дорогую для него ценность — человеческую личность. «Подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее есть продолжение человеческих жертвоприношений», — пишет он. И в пророческую минуту из-под его пера вырвались следующие строки: «Быть может, настанет день, когда социализм окажется худшей формой тирании — тиранией без тирана, тогда в душах неведомого нам нового поколения проснется новая жажда свободы, и оно подымет бунт против социализма во имя свободы».

 

И.С. ТУРГЕНЕВ

 

 1. Один из героев романа “Рудин” говорит: “Мы без России не можем обойтись, а Россия без нас может”. Здесь высказано уничижительное мнение об отдельном человеке и преувеличенно высокое мнение о стране, в которой этот человек живет. Но может ли та же Россия обойтись без Пушкина и Менделеева, Чайковского и Репина? Умонастроение односторонней подчиненности отдельного человека надличному целому: обществу ли, государству ли, родине ли, коллективу ли — к сожалению, было весьма распространенным в прошлом. Сравн. с таким высказыванием П.Я.Чаадаева «Назначение человека — уничтожение личного бытия и замена его бытием вполне социальным или безличным» («Философические письма»). Или с высказыванием В.С. Соловьева: “Естественная, органичес­кая связь всех существ, как частей одного целого, есть дан­ное опыта, а не умозрительная идея только”. — Соловьев В.С. Соч. Т. 1, М., 1990. С. 160 (“Оправдание добра”)

До сих пор это умонастроение разделяется определенной частью общества: коммунистами, националистами, церковниками-клерикалами, государственниками. Мне представляется ближе к истине следующее суждение: «Наш народ без каждого неполон. Каждый это то же весь народ» (телеканал «Культура», 7.05.05). Это суждение навеяно известным высказыванием Андрея Платонова, вложенным им в уста одного из своих героев: «А без меня народ неполный».

 2. В самом значительном романе Тургенева “Отцы и дети” главный герой — нигилист Базаров. Тургенев вполне сочувственно относится к нему. А что говорил Базаров? Вот некоторые его слова: “Сначала расчистим, а строить будут другие” (чистой воды нигилизм! Как эти слова перекликаются с знаменитыми словами коммунистическо-большевистского гимна “Интернационал”: “Весь мир насилья мы разрушим/ До основанья, а затем”). Или: “Природа — не храм, а мастерская и человек в ней работник”. (Это противопоставление мастерской и храма весьма знаменательно. Да здравствуют работники, то бишь трудящиеся! Долой паразитов, созерцающих природу и видящих в ней только храм!)

 

Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ

 

К сожалению, для некоторой части людей альтруизм, самопожертвование стали сознательно принятыми установками и принципами поведения. Этому, в частности, способствовала христианская религия. Главное действующее лицо религии, пошедший на Голгофу Иисус Христос воспевается в ней как человек, пожертвовавший собой ради других. В полном соответствии с этой установкой христианства Ф. М. Достоевский писал: "Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже в гораздо высочайшей степени, чем та, которая определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить собственный живот за всех, пойти за всех на крест, на костер, можно только сделать при самом сильном развитии личности. Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего и не может сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие были точно такими же самоправными и счастливыми личностями" (цит. по: А.Гулыга. Кант, с. 288-289. А.Гулыга приписывает и Канту такой взгляд: "Взгляды Канта нам известны: свобода есть следование долгу, а формула долга — счастье других." Там же, с. 288).

Ф.М. Достоевский критиковал социалистов, революционеров, нечаевщину, написал роман "Бесы", в котором осудил их поведение. И что же? Во многом он говорил то же. И он и они — коллективисты. Для него и для них личность только тогда личность, когда она жертвует собой ради других.

 

Л. Н. ТОЛСТОЙ

 

1. Коллективистские умонастроения писателя. Наиболее яркий пример: в романе “Война и мир” он вполне положительно говорит о роевом начале русского общества. В своих философских трудах “Исповедь”, “В чем моя вера”, “Краткое изложение евангелия”, “О жизни” он высказывает такую мысль: отдельный человек ничего не значит, все дело в совокупности людей; индивид живет, чтобы делать другим добро; всё зло — в мышлении и анализе; наука ведет к гибели, в вере — спасение.

2. Проповедь опрощения, критика достижений цивилизации-культуры, антиживотность, проповедь альтруизма. Вот что он пишет в “Исповеди”:

“Со мной случилось то, что жизнь нашего круга — богатых, ученых — не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл... Все наши действия, рассуждения, наука, искусство — все это предстало мне в новом значении. Я понял, что все это — баловство, что искать смысла в этом нельзя. Жизнь же всего трудящегося народа, всего человечества, творящего жизнь, представилась мне в ее настоящем значении. Я понял, что это — сама жизнь, и что смысл, придаваемый этой жизни, есть истина, и я принял его... Я вернулся к вере... Я стал вглядываться в жизнь и верования этих людей, и чем больше я вглядывался, тем больше убеждался, что у них есть настоящая вера”.