Из выступления на конференции “за правовую, гражданскую и моральную ответственность кпсс” (6 февраля 1991 Г. )

 

Уважаемые участники конференции! Прежде чем говорить на тему об ответственности КПСС, я хотел бы затронуть более общие вопросы в плане полемики с некоторыми выступавшими здесь — о коммунистической идеологии вообще и о том, кто несет ответственность за всё, что случилось с нами в нынешнем веке.

Один из выступавших сказал, что хотя большевики и ведут свою родословную от К. Маркса, на самом деле они не были марксистами, что они исказили марксизм, что из марксизма и из опыта революционных учений и движений прошлого они взяли самое плохое.

Эх, если бы всё было так просто...

С моей точки зрения, большевизм-коммунизм — глубочайшее явление человеческой истории, своими корнями уходит в десятки тысяч лет назад. Здесь и первобытные общины, и кастовый строй в Египте, и Спарта, и, наконец, теория идеального государства Платона[34]. От последней, кстати, ведут свое происхождение бесчисленные утопические теории социалистов и коммунистов. Сам Маркс говорил об этом (что коммунизм ведет свое происхождение от Платона, с его идеи обобществления имущества)[35].

И Маркс, и Гегель несут ответственность за коммунистическую идеологию и, соответственно, за коммунистическое движение. Гегель — духовный отец тоталитаризма. Именно он говорил о ничтожности индивидуального сознания, именно он абсолютизировал целое, организм и недооценивал отдельную часть, единичку, отдельную личность. Он считал, что отдельный человек — всего лишь наличное бытие, нечто примитивное, неразвитое, и только целое, абсолютный мировой дух — истина бытия. С его точки зрения наличное бытие — лишь ступень в движении к бытию, к тому, что должно прийти, наступить. Для Гегеля отдельная человеческая личность, в конечном счете, — пыль, ничто. Эту философию воспринял и Маркс. Правда, он слегка “разбавил” ее некоторыми представлениями, идущими от английского эмпиризма и французского материализма. У последних, как мы знаем, был сильный крен в сторону признания реальности единичного, особенного, индивидуального. Английский эмпиризм вообще опирался на традиции номинализма, признававшего только реальность единичного и отвергавшего общее.

Платонизм (а Гегель был его величайшим представителем в новое время) абсолютизирует общее, целое, всё.

Кстати, обо всём. Самое привлекательное высказывание Маркса — что в будущем коммунистическом обществе “свободное развитие каждого является условием свободного развития всех” (Манифест Коммунистической партии) — тоже льет воду на мельницу тоталитаризма. В этом высказывании каждый — только условие развития всех. Всё, все для Маркса — абсолютная ценность (весь, целый — абсолютные ценности, а каждый, отдельный — вроде бы только для того, чтобы всем было хорошо). Иными словами, свободное развитие каждого, с точки зрения Маркса, — лишь средство, а цель — свободноеразвитие всех.

Гуманистические мотивы, имеющиеся в учении Маркса, многократно перекрываются его тоталитаристскими по своей сути идеями, всем строем его мышления. У него есть поистине чудовищные, людоедские высказывания. Две цитаты.

 

Вот что он говорил в 1849 году, проанализировав результаты революции 48-го года: “Надо надеяться, что при ближайшей своей победе народ не будет столь простодушен или забывчив, чтобы оставить всех своих палачей на занимаемых ими постах, как он это сделал в марте. Можно с уверенностью сказать, что народ не замедлит подвергнуть всю эту банду реакционных чиновников (обратите внимание на терминологию! — Л.Б.), и в первую очередь кровожадных и лицемерных законников, именуемых также “судьями”, шестимесячному предварительному заключению в пенсильванских тюрьмах (тюрьмы с одиночными камерами — Л.Б.), а затем пошлет их для дальнейшего лечения на строительство железных и шоссейных дорог”[36].

 

Всё это у нас потом реализовалось в полной мере и даже с перехлестом.

 

Вторая цитата (1852 г.): “... мы говорим рабочим: Вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству”[37].

 

Это тоже мы пережили: и гражданскую войну, и международные войны-конфликты.

Затем, этот знаменитый тезис Маркса: “сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений”[38]. Тезис ярчайшим образом характеризует сущность марксова учения о человеке. Человек для него — это нечто, сводимое к обществу, к общественным отношениям.

Идеология социализма и коммунизма, в какой бы форме она ни существовала, так или иначе абсолютизирует “надиндивидуальное”, “надличное”, а отдельного человека, отдельную личность отодвигает на задний план. Любой социализм обречен.

Если идея социализма будет реализовываться, то это опять будет тоталитарное общество, тоталитарный режим.

А теперь я хочу сказать непосредственно по теме: об ответственности КПСС и суде над КПСС.

Из печати вы уже знакомы с моими заявлениями по этому вопросу, поэтому не буду повторяться. Напомню только, в чем, по-моему, задача суда над КПСС. Главная задача состоит в том, чтобы дать правовую, моральную, политическую, экономическую оценку деятельности КПСС за всю ее историю, и, соответственно, определить меру ответственности КПСС перед людьми, народом, человечеством.

Здесь мне хотелось бы ответить некоторым критикам идеи общественного суда над КПСС. В одном из выступлений прозвучало евангельское: “Не судите сами, да не судимы будете”. На это отвечу: если бы мы не судили друг друга, то в обществе не было бы третьей власти, а свои отношения люди выясняли бы исключительно в кровавых столкновениях. Ведь суд, любой суд — это форма разрешения конфликта мирными средствами. Если бы мы не судили друг друга, то конфликты неизбежно перерастали бы в открытые столкновения, в кровь, убийства, взаимное истребление. Кстати, в той же Библии можно найти другое, прямо противоположное утверждение: “По делам их судите их”.

Нужно также иметь в виду, что слово “суд” в его изначальном значении является корнем слова “рассуждать”, т. е. размышлять, исследовать. Думаю, каждый из нас имеет право расследовать или участвовать в расследовании деятельности КПСС и судить об этой деятельности.

Затем, один из выступающих высказал такую мысль: как можно судить мертвых, это абсурд! Действительно, когда мы ставим проблему суда над КПСС, то соответственно должны исследовать деятельность и тех ее руководителей, которых уже нет. На это можно сказать следующее.

Во-первых, если мы говорим о деятельности КПСС, то должны рассматривать ее в целом, и не только в пространственном смысле, а и во временном. Некоторые преступления КПСС, в частности преступления против человечности, не имеют срока давности. И пусть многие из тех, кто совершал эти преступления, отошли в мир иной. Но ведь кто-то остался в живых. Это — первое. И второе: нынешние руководители КПСС, как правопреемники, продолжатели, последователи, несут на себе часть ответственности прежних руководителей за их преступное руководство.

Во-вторых, если мы говорим о главном коммунисте — В.И. Ленине, то должны иметь в виду следующее. Да, со времени его смерти прошло 57 лет. Но можно ли считать, что имя и дело его умерли? — Нет! Помните, как в свое время сказал В.В. Маяковский: “Ленин и теперь живее всех живых”. До сих пор в бесчисленных проявлениях материальной и духовной культуры мы видим Ленина. Возьмем хотя бы памятники, бюсты Ленина: они везде, всюду. И в наших умах столько еще ленинского! Поэтому исследовать деятельность Ленина с новых позиций — необходимая задача. Это называется историческим расследованием. Историческое расследование деятельности коммунистических руководителей должно стать важной составной частью процесса над КПСС.

Говорят еще: “а судьи кто? все мы виноваты, как это можно судить народ?”. Да, виноваты все мы. Виноваты даже те, кто не состоял в КПСС. Виноваты потому, что терпели, что вели себя как бараны. Это так. Но можно ли в коллективной вине народа растворять вину отдельных людей. Не пахнет ли здесь тем же коллективистским духом-подходом, которым всегда отличались коммунисты? Вправе ли мы оправдывать руководителей КПСС, совершивших вполне конкретные преступления, тем, что им помогал в этом народ? Нет, конечно. Все мы виноваты, но в разной степени. За преступления КПСС должны ответить ее руководители. Правда, часто они прятались за коллективные решения. (Как ужасен в этой своей ипостаси коллективизм! Человек творил свои черные дела, скрывая свою личную ответственность в так называемом принципе коллективного руководства!) Очень трудно в этой ситуации определить меру личной, индивидуальной ответственности. Тем не менее это нужно сделать. Самим фактом определения меры личной ответственности за преступления мы разоблачим коллективизм[39] как преступную идеологию, как проклятое наследие коммунизма.

Рядовые коммунисты сейчас говорят порой, что виноваты руководители, а они сами не виноваты, не знали, лишь исполняли приказы. На это отвечу: если народ в целом виноват, то тем более виноваты рядовые члены КПСС, как члены преступной организации. Конечно, рядовые коммунисты в большинстве своем были и остаются лично честными, совестливыми людьми. Это, однако, не отменяет того факта, что они вольно или невольно соучаствовали в преступных делах своих руководителей. Ведь масштабность этих преступных дел такова, что в них были вовлечены миллионы и миллионы. Можно даже сказать: одна половина общества совершала преступления, а другая была ее жертвой. Многие были и преступниками, и жертвами. Такова природа тоталитарного режима. Он вовлекал в свою орбиту, в свою преступную деятельность практически всё общество.

Рядовые коммунисты несут ответственность хотя бы своим присутствием в партии, тем, что они создавали эффект ее многочисленности, массовости, будто ее поддерживает народ. А материальная поддержка партии в виде членских взносов?! А их молчание или голосование “за” на собраниях?! А сколько на этих собраниях разбиралось секретных и полусекретных дел, определявших судьбу простых людей без их ведома и согласия?! (Вспомним хотя бы только сейчас опубликованный секретный доклад Н.С. Хрущова на ХХ съезде КПСС “О культе личности и его последствиях”).

И последнее. Мы должны иметь в виду, что КПСС продолжает до сих пор, даже в условиях отмены 6-ой статьи Конституции, пользоваться своим привилегированным положением в обществе и государстве. У меня на руках проект договора партийной организации с администрацией предприятия. Согласно такому договору администрация обязуется: “Предоставить безвозмездно помещение для работы парткома и кабинета политического просвещения со всем имеющимся оборудованием, в необходимых случаях конференц-залом для проведения массовых мероприятий, собраний. Предоставлять при необходимости имеющиеся в распоряжении завода множительную технику, средства связи, радиовещание”. Да, партия перестала вмешиваться непосредственно в хозяйственные вопросы, но сращенность ее с государственным аппаратом, с административными органами налицо. Фактически до сих пор государство помогает КПСС осуществлять свою деятельность. Такие договора заключаются сейчас сотнями и тысячами. Государственные предприятия, учреждения безвозмездно передают организациям КПСС материальные средства.

ЗЮГАНОВЩИНА [40]

               Бойтесь людей, говорящих резкие 

                 слова. За резкими словами обычно   

               следуют резкие поступки.

 

Г.А. Зюганов “раскачивает лодку” демократии при всяком удобном случае. Его фразеология, как правило, уничтожающая, чем всегда отличались большевики. Зюганов старается, конечно, в условиях действия закона об ответственности за разжигание социальной розни и вражды всячески маскировать свою непримиримость к “классовым врагам”. Тем не менее, огульно охаивая действия нынешней президентской команды, всячески раздувая социальные конфликты, постоянно предрекая народные волнения, выступления и т. п., он подвергает жесточайшему испытанию хрупкий гражданский мир, установившийся в нашем обществе. Суть демократии — взаимное уважение, терпимость, поиски компромиссов, гражданский мир. Зюганову всё это не по нутру. Не имея возможности объявить открытую войну своим противникам, он постоянно балансирует на грани между гражданским миром и гражданской войной. Он — политический аллерген, вызывающий повышенную (до болезненности) чувствительность общества ко всяким конфликтным ситуациям. В этом суть зюгановщины.

Зюганов не может жить без врагов. Он ищет их не только внутри страны, но и вне ее. И, конечно, таким внешним врагом номер один для него и его соратников-коммунистов были и остаются США. Зюганов и компания обвиняют США, другие западные страны в попытке подорвать единство и мощь России, в ее бедах и несчастьях. Как это всё знакомо и старо! Еще А.П. Чехов высмеивал таких горе-патриотов: “Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин вне нас и скоро находим: “Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм...” Это призраки, но зато как они облегчают наше беспокойство!”.

Кстати, здесь нельзя не сказать о своеобразном коммунистическом национализме или национал-коммунизме Зюганова. Ему по всей видимости не дают покоя геростратовы “лавры” Гитлера. Последний, как мы знаем, безудержной националистической пропагандой привел в конце концов Германию к национальной (!) катастрофе.

Ничего удивительного нет в том, что Зюганов — национал-коммунист. Идеи коммунизма и национализма-шовинизма вполне уживаются друг с другом. Те и другие абсолютизируют надличное, надиндивидуальное, коллективное (будь то класс, нация, народ или какая-нибудь иная социальная общность)[41]. Предшествующая советская история, начиная с 30-х годов, дает наглядный пример не просто сосуществования идей коммунизма и национализма, а их взаимоподдержки-синергизма. Зюганов лишь продолжает‑развивает то, что было фактически признано еще при Сталине.

Некоторые политики из демократического лагеря утверждают, что Зюганов теперь уже не коммунист, а националист. И в самом деле, этот деятель откровенно педалирует тему национализма и, напротив, старается не афишировать свои коммунистические взгляды. Он действует так из тактических соображений, чтобы привлечь побольше голосов на свою сторону. Что Зюганов и его фракция в Государственной Думе остаются коммунистами не только по названию, а и на деле, можно видеть на их отношении к такому кардинальному вопросу, как вопрос о частной собственности на землю. Как истые последователи Маркса и Энгельса они активно сопротивляются положительному решению этого вопроса. Если Маркс и Энгельс говорили, что главное в коммунизме — это уничтожение частной собственности, то Зюганов и К° видят свою главную задачу в недопущении частной собственности, по крайней мере, на землю. Что ни говори, а название обязывает. Ведь Зюганов возглавляет коммунистическую партию и коммунистическую же фракцию в Госдуме.

Не выставляя на показ свой коммунизм Зюганов использует почти весь арсенал типично коммунистических понятий. Он постоянно заигрывает с рабочими, крестьянами, низшими служащими, используя по отношению к ним клише “трудящиеся”. Этим он, не говоря прямо о классовой вражде, фактически делит общество на трудящихся и паразитов и такой фразеологией способствует разжиганию социальной ненависти. Ведь если есть трудящиеся, то есть и паразиты, живущие за счет трудящихся. Такова логика и с ней ничего нельзя поделать.

С одной стороны, Зюганов льстит рабочим, крестьянам, низшим служащим, одним махом выдает им индульгенции, а с другой, как бы говорит им: все остальные — нетрудящиеся, значит, паразиты, живущие за счет трудового народа. Отсюда один шаг к тому, чтобы натравить “трудящихся” на “нетрудящихся”. В самом деле, трудящийся — по определению хороший человек, а нетрудящийся — плохой. Осанна хорошему человеку! Долой плохого человека, ату его! Вспомним революционную песню “Вихри враждебные” и что в ней говорится о “паразитах трудящихся масс”:

Месть беспощадная всем супостатам,

Всем паразитам трудящихся масс... 

 

Великая ложь коммунистов и прокоммунистических профсоюзных деятелей — называть одни социальные слои трудящимися, а другие нетрудящимися, оценивать людей по признаку принадлежности к той или иной социальной группе — трудящиеся они или нет. Это тот же классовый подход, оценивающий людей не по их личным качествам и достижениям, а по их принадлежности к тому или иному общественному слою. К чему приводит классовый подход — мы знаем.

И потом, кто сказал, что торговцы, коммерсанты, бизнесмены, предприниматели, финансисты, высшие государственные служащие — нетрудящиеся, сиречь паразиты?! Они разве не трудятся, не работают? И разве их деятельность не важна для общества? Нет ничего проще оболгать и опорочить всех тех, кто не занимается непосредственно физическим трудом. (Поэта Иосифа Бродского в 1964 году осудили за то, что он якобы был тунеядцем, т. е. “не работал в сфере материального производства” — так буквально было записано в приговоре суда. Коммунисты остаются верны себе до сих пор.)

Называя рабочих и крестьян трудящимися, коммунисты вольно или невольно апеллируют к примитивному сознанию людей физического труда, считающих, что только их труд заслуживает названия труда, а всякая остальная деятельность, не производящая непосредственно материальных ценностей, не является трудом в подлинном смысле. Коммунисты здесь мыслят и действуют как самые настоящие реакционеры. Не случайно они выбрали символом своего движения серп и молот — примитивные орудия труда, доставшиеся нам чуть ли не от каменного века.

Отметим также следующее. В советский период коммунисты прославляли труд. Это было лицевой стороной медали, а оборотной стороной — затратная экономика. Между тем и другим существует определенная логическая связь. Чем больше мы прославляем труд, тем больше ориентируемся на труд ради труда, а не на результат. Коммунисты загоняли себя и общество в угол. Ведь в итоге получилась крайне неэффективная затратная экономика. Люди гробили себя во имя труда, во имя Марксовой трудовой теории стоимости...

Зюганов пытается соединить несоединимое: быть политиком парламентского типа и в то же время оставаться большевиком-коммунистом ленинского типа. Он все время ведет себя как хамелеон: то ярко красный, то розовый и почти белый. Пока в его руках нет президентской власти, он так и будет вести себя. Ситуация в данном случае не вынуждает его делать жесткий выбор в пользу того или иного цвета. Но если он победит на президентских выборах, то жди его перерождения: либо он однозначно покраснеет со всеми вытекающими последствиями (в частности, беспощадно подавляя оппозицию и проводя политику ренационализации), либо станет однозначно розовым — политиком социал-демократического типа, сохраняя и развивая реформы.

Безусловно, такой политик опасен для демократии. Используя всякое обострение ситуации для “раскачивания лодки”, он может сыграть роль дополнительного взрывателя-детонатора в обществе и привести Россию к гражданской войне.

Если Зюганову не чужды понятия чести, порядочности, совести, то он должен, наконец, определиться, с кем он: с коммунистами-экстремистами или с политиками социал-демократической ориентации. Честная политика и такое шатание между коммунизмом и социал-демократизмом несовместимы.

С другой стороны, нам, демократам, нужно добиваться полного развенчания коммунистической идеологии. Нужен, наконец, суд над коммунизмом! Коммунизм и демократия несовместимы!

К. Маркс и Ф. ЭНГЕЛЬС О КАЗАРМЕННОМ КОММУНИЗМЕ И СОВРЕМЕННОСТЬ [42]

Водораздел между марксизмом и немарксистскими концепциями социализма провести непросто. Можно ли считать сталинизм выражением подлинного марксизма? Нет. С другой стороны, сталинизм нельзя однозначно причислять к немарксистским концепциям. Марксизм — весьма сложное учение.

Возьмем казарменный коммунизм. Что это? Марксистская концепция или немарксистская? Для большинства ортодоксальных марксистов этот вопрос покажется, по меньшей мере, странным. В самом деле К. Маркс и Ф. Энгельс на протяжении всей жизни решительно выступали против теорий грубоуравнительного и казарменного коммунизма. К. Маркс еще в “Экономическо-философских рукописях” заклеймил грубоуравнительный коммунизм как реакционную и античеловеческую по своей сути доктрину. Он отмечал следующие его черты:

1) такой коммунизм “стремится уничтожить все то, чем на началах частной собственности не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д... категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей”;

2) это коммунизм, “отрицающий повсюду личность человека”;

3) ему свойственна “жажда нивелирования”. “Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него — определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее”[43].

Ф. Энгельс в 1843 году писал: “Эгалитарии были довольно-таки “грубоватыми людьми”, подобно бабувистам великой революции. Они хотели превратить мир в общину рабочих, уничтожив всякую утонченность цивилизации, науку, изящные искусства и т. п. как бесполезную, опасную и аристократическую роскошь; это был предрассудок, который являлся неизбежным результатом их полного незнакомства с историей и политической экономией”[44].

В “Манифесте Коммунистической партии” Маркс и Энгельс писали о том, что революционная литература подобного рода “по своему содержанию неизбежно является реакционной. Она проповедует всеобщий аскетизм и грубую уравнительность”[45].

В 1873 году Маркс и Энгельс подвергли резкой критике бакунинско-нечаевский проект будущего общественного строя, назвав его образчиком казарменного коммунизма. Проект, в частности, предусматривал принудительное, под страхом лишения пищи и крова, объединение населения в артели с полнейшей “коллективизацией быта”. Интересны детали проекта, выделенные Марксом и Энгельсом. Вот как они описывали его: “Каждая артель выбирает из своей среды оценщика, который регулирует ход работы, ведет книги для записи производства и потребления, а также производительности каждого рабочего, и служит посредником с общей конторой данной местности. Контора, состоящая из избранных членов всех артелей данной местности, производит обмен между этими артелями, заведует всеми общественными учреждениями (спальнями, столовыми, школами, больницами) и руководит всеми общественными работами: “все общие работы находятся в ведении конторы, тогда как все индивидуальные, где необходимы особое искусство и навык, выполняются отдельно артелями”. Далее идет подробная регламентация воспитания, рабочего времени, кормления детей, освобождения от работы изобретателей и т. д.

“При полнейшей публичности, гласности и деятельности каждого пропадает бесследно, исчезнет всякое честолюбие, какое теперь понимают, и всякая ложь... тогда стремлением каждого будет производить для общества как можно более и потреблять как можно меньше; в этом сознании своей пользы для общества будет заключаться вся гордость, все честолюбие тогдашних деятелей”.

Какой прекрасный образчик казарменного коммунизма! Все тут есть: общие столовые и общие спальни, оценщики и конторы, регламентирующие воспитание, производство, потребление, словом, всю общественную деятельность, и во главе всего, в качестве высшего руководителя, безымянный и никому не известный ” наш комитет ””[46].

 

Примечание 1998 г.: Критикуя бакунинско-нечаевский проект, К. Маркс в этот же период в “Критике Готской программы” (1875 г.) высказывает практически те же идеи, только не в таком детализированном виде: на первой фазе коммунистического общества, пишет он, отдельный производитель “получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме”. — У Бакунина с Нечаевым “никому неизвестный “ наш комитет ””, а у Маркса — “общество”. Та же анонимная коллективность. Далее, у первых — оценщики и конторы, у последнего — квитанции и общественные фонды. Разные слова а суть одна: разве возможны квитанции без оценщиков и контор?!

 

Как видим, отношение Маркса и Энгельса к грубоуравнительному и казарменному коммунизму недвусмысленно отрицательное. Но что мы видим в ХХ веке? Коммунистическое движение, выросшее на почве марксизма, то в одной, то в другой, то в третьей стране уклоняется в сторону грубоуравнительного и казарменного коммунизма. Выстраивается даже определенная гамма, лестница этих уклонений: от умеренных, слабых проявлений казарменного коммунизма до крайних форм (некоторые европейские социалистические страны, СССР в сталинский период, Китай периода «большого скачка» (1958-1960 гг.) и “великой пролетарской культурной революции” (1966–1976 гг.), полпотовская Кампучия[47]). А это уже похоже на своего рода закономерность. Возникает вопрос: не являются ли все эти уклонения не следствием нерадивости учеников Маркса, а следствием некоторых просчетов в самой марксистской концепции коммунизма?

Теперь, с высоты конца ХХ столетия, мы можем трезво взглянуть на некоторые марксистские положения и прямо сказать, что они по существу не выдержали испытание временем. Маркс и Энгельс, например, были убеждены в том, что экономика послекапиталистического общества будет нерыночной[48]. Они преувеличивали значение планирования, централизации, укрупнения, обобществления, государственных форм собственности и, соответственно, государственных механизмов управления. Их ученики в реальной практике коммунистического строительства сбивались на чрезмерную регламентацию общественной жизни, на командно-административный стиль управления, в ряде случаев вынуждены были идти на преимущественно карточную систему распределения продуктов. Последняя неизбежно порождает в массовом масштабе уравниловку, не дает свободы маневра для хозяйственной деятельности, тормозит научно-технический прогресс.

Разве во всем этом не проглядывают черты казарменного коммунизма?! Какой же выход из создавшегося положения? Выход один — перестройка. Перестройка не только хозяйственных отношений, не только политической системы, но и самого нашего мышления. А это значит отказ от всего, что так или иначе приводит к ситуации казарменного коммунизма...