И слышав притчи Его, первосвященники и фарисеи поняли, что он о них говорит, и старались схватить Его, но побоялись народа, потому что Его почитали за пророка (мф 21. 33-46).

Эта же притча в Евангелиях от Марка и Луки изложена в не­сколько иной редакции (Мк 12. 1-12; Лк 20. 9-19). Здесь хозяин виноградника сначала посылал к виноградарям не рабов, а одного раба: виноградари избили его и отослали ни с чем. Тогда он послал к ним другого: его также избивили и обесчестили. Третьего раба, согласно Марку, убили, «и многих других то били, то убивали». Со­гласно Луке, третьего раба, «изранив, выгнали». Тогда хозяин по­слал к виноградарям своего «сына возлюбленного»: его схватили, вывели из виноградника и убили (здесь версия Луки соответствует версии Матфея; у Марка — сначала убили, потом тело выбросили из виноградника). На вопрос «что же сделает хозяин виноградни­ка» Спаситель, не дожидаясь ответа от собеседников, отвечает Сам: «Придет и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим». Слушатели, согласно Луке, восклицают: «Да не будет!». Иисус же произносит слова о камне, который отвергли строители, и этими словами у Марка и Луки Его речь завершается. Слова о том, что Царство Небесное отнимется у народа израильского и бу­дет отдано другому народу, у Марка и Луки отсутствуют. Однако оба Евангелиста согласны с Матфеем в том, что слушатели узнали себя в произнесенной Христом притче.

Христиане — новый Израиль

Версия Матфея в данном случае оказывается наиболее полной и с точки зрения изложения притчи, и с точки зрения ее истолкова­ния. Именно в этой версии мы находим истоки того учения, кото­рое современные либеральные критики называют «заместительной теологией»^[321], имея в виду, что, согласно этому учению, Церковь как бы заместила собой Израиль. Между тем уже апостол Павел про­тивопоставлял «Израиль Божий» (Гал 6. 16), то есть Церковь, «Из­раилю по плоти» (1 Кор 10. 18) — народу израильскому. Эта кон­цепция нашла отражение в святоотеческих творениях, в том числе тех, что были направлены против иудеев. Современное западное богословие — как протестантское, так и католическое после II Вати­канского Собора — увидело в «заместительной теологии» признаки антисемитизма и фактически отказалось от него. Однако, с точки зрения Православной Церкви, учение о новом Израиле не имеет ан­тисемитской подоплеки, так же как антисемитскими нельзя назвать сочинения Отцов Церкви, содержащие полемику с иудаизмом.

Учение о Церкви как новом Израиле составляет неотъемле­мую часть церковного предания и восходит к Самому Иисусу, что явствует из притчи, если только не рассматривать слова о Царстве, которое отнимется от иудеев и дастся народу, приносящему плоды его, как редакционную вставку. Попытки представить дело именно так и объявить указанные слова редакционной вставкой предпри­нимались неоднократно на протяжении всего ХХ века. Мы придер­живаемся противоположного мнения. Этот стих не противоречит ни учению Иисуса Христа, ни позиции Матфея, как она отражена в его Евангелии (если вообще допустить, что его позиция могла в чем-то отличаться от учения Иисуса Христа). Данный стих, хотя и отсутствует у Марка и Луки, является суммарным изложением смысла всей притчи и имеет ключевое значение не только для ее понимания, но и для понимания многих других новозаветных тек­стов, в которых говорится о последствиях отвержения израиль­ским народом Иисуса и Его миссии. Постараемся обосновать этот взгляд, рассмотрев содержание притчи по порядку.

Бог и Его виноградник

Притча о злых виноградарях, по оценкам ученых, представля­ет собой одну из самых обсуждаемых и наиболее трудных для ин­терпретации притч. Это единственная притча, в которой главным героем является отец, имеющий только одного сына: в двух других притчах, где речь идет об отце и детях (Мф 21. 28-32 и Лк 11. 15-32), у отца два сына. Данное обстоятельство придает этой притче в устах Спасителя особый — личный и автобиографический — характер.

Действие вновь происходит в винограднике, а значит, связь с израильским народом очевидна. Она была очевидна и для слуша­телей притчи, которые, согласно свидетельству всех трех синопти­ков, поняли, что Христос говорил о них. Выше мы кратко упомина­ли о ветхозаветных текстах, содержащих сравнение израильского народа с виноградником. Главным из них является текст из Книги пророка Исаии:

Воспою Возлюбленному моему песнь Возлюбленного моего о винограднике Его. У Возлюбленного моего был виноградник на вершине утучненной горы, и Он обнес его оградою, и очистил его от камней, и насадил в нем отборные виноградные лозы, и построил башню посреди его, и выкопал в нем точило, и ожи­дал, что он принесет добрые грозды, а он принес дикие ягоды. И ныне, жители Иерусалима и мужи Иуды, рассудите Меня с виноградником Моим. Что еще надлежало бы сделать для вино­градника Моего, чего Я не сделал ему? Почему, когда Я ожидал, что он принесет добрые грозды, он принес дикие ягоды? Итак Я скажу вам, что сделаю с виноградником Моим: отниму у него ограду, и будет он опустошаем; разрушу стены его, и будет по­пираем, и оставлю его в запустении: не будут ни обрезывать, ни вскапывать его, — и зарастет он тернами и волчцами, и повелю облакам не проливать на него дождя. Виноградник Господа Са­ваофа есть дом Израилев, и мужи Иуды — любимое насажде­ние Его. И ждал Он правосудия, но вот — кровопролитие; ждал правды, и вот — вопль (Ис 5. 1-7).

Первосвященники и старейшины, к которым Иисус обратил Свою притчу, не могли не вспомнить этот текст, когда Он начал излагать ее. Текстуальное сходство особенно очевидно, если срав­нивать слова пророка с текстом притчи по версиям Матфея и Мар­ка. И там, и тут хозяин насаждает виноградник, обносит оградой, выкапывает точило, строит башню. Дальше сюжетные линии рас­ходятся: у пророка Исаии виноградник не приносит плодов, и Бог оставляет его в запустении; в притче Иисуса Христа виноградари жестоко поступают с посланниками хозяина, и хозяин предает их злой смерти, а виноградник отдает другим виноградарям. В итоге две сюжетные линии приводят к сходным по смыслу и тональности концовкам: и в первом, и во втором случае говорится о наказании, которое ждет израильский народ за неверие и непослушание Богу.

Сюжет притчи

Сюжет притчи, если его толковать буквально, лишь в некото­рой степени отражает ситуацию, которая могла произойти в ре­альности. В свое время Й. Иеремиас предложил две возможности для буквальной интерпретации: 1) виноградари восстали против хозяина потому, что он был чужеземцем и уехал в свою страну; 2) увидев сына, они решили, что хозяин умер и, если они убьют единственного наследника, они могут завладеть землей. Эти два сценария, однако, противоречат один другому: в первом случае по­дразумевается ситуация военных действий, во втором — мирное время. Кроме того, ни римский, ни еврейский суд не подтвердил бы право виноградарей на владение землей на том основании, что они убили наследника. Другие толкователи высказывают предположе­ние, что владелец виноградника, будучи иудеем, мог уехать совсем недалеко от своего дома — например, в Галилею или в Иерусалим.

Ни одно из этих предположений, однако, нисколько не помо­гает понять смысл притчи, весь сюжет которой представляет собой одну развернутую метафору и соотносится с конкретными обстоя­тельствами земной жизни Иисуса, приближавшейся к неумолимо­му концу.

В притче о злых виноградарях в сжатом виде представлена вся история взаимоотношений между Богом и израильским народом. Эта история, описанная на страницах Ветхого Завета, изобилует примерами благодеяний Бога к народу и отдельным его представи­телям. Бог особым образом выделил израильский народ из среды других народов, вверил ему знание о Себе, дал ему заповеди, кото­рые народ призван был исполнять. В то же время Библия наполне­на повествованиями о том, как народ уклонялся от истинной веры и как Господь за это изливал на него ярость и гнев, а также проро­чествами о будущих бедствиях, которые Господь изольет на Свой народ в случае его дальнейшего упорства и преуспеяния в неверии.

В Ветхом Завете взаимоотношения между Богом и Его наро­дом уподобляются взаимоотношениям между мужем и женой. Бог Израиля — это Бог Ревнитель (Исх 34. 14; 20. 5) в том смысле, что Он ревнует Свой народ к другим богам¹. Он воспринимает народ израильский как Свою невесту (Иер 2. 2), а Себя называет ее су­пругом (Ис 54. 5). Всякое уклонение Израиля в идолопоклонство Он считает изменой и блудом (Исх 34. 15-17). Иеремия сравнивает «дочь Израиля» с блудницей, которая «ходила на всякую высокую гору и под всякое ветвистое дерево и там блудодействовала», а Иу­дею называет ее сестрой, которая «осквернила землю, и прелюбо­действовала с камнем и деревом^{[322] [323]}» (Иер 3. 6-9). Иезекииль развива­ет те же образы, описывая разнообразные блудодеяния, в которые впала дщерь Иерусалима, несмотря на все милости, излитые на нее Богом (Иез 16. 1-43).

На протяжении веков Бог посылал к народу израильскому пророков, вождей и учителей, через которых возвещал ему Свою волю. Но судьба их часто оказывалась трагической: к их слову не прислушивались, они «были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и ко­зьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления» (Евр. 11. 37). Речь здесь идет, в частности, о пророке Исаии, который, по пре­данию, был перепилен деревянной пилой^[324], и о пророке Иеремии, которого, по некоторым сведениям, побили камнями¹. Блаженный Иероним пишет:

Он дал им закон и в нем приказал им возделывать виноградник, чтобы они в делах закона обнаружили плод. После того Он по­слал к ним рабов, которых схватив они или побили, как Иере­мию, или убили, как Исайю, или побили камнями, как Навуфея (3 Цар 21. 14) и Захарию, которого они убили между алтарем и храмом (2 Пар 24. 21). Будем читать послание Павла к Евреям, и из него мы подробно узнаем, какие из рабов Господних и сколь­ко претерпели^{[325] [326]}.

Об убийстве пророков говорится на страницах Ветхого Заве­та. Пророк Илия жалуется: «Возревновал я о Господе Боге Сава­офе, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее» (3 Цар 19. 10). Похожие жалобы на сынов Израилевых обращены к Богу в покаянной молитве, про­изнесенной левитами при Ездре и Неемии:

Они ели, насыщались, тучнели и наслаждались по великой бла­гости Твоей; и сделались упорны и возмутились против Тебя, и презрели закон Твой, убивали пророков Твоих, которые уве­щевали их обратиться к Тебе, и делали великие оскорбления... Ты напоминал им обратиться к закону Твоему, но они упорст­вовали и не слушали заповедей Твоих, и отклонялись от уста­вов Твоих, которыми жил бы человек, если бы исполнял их, и хребет [свой] сделали упорным, и шею свою держали упруго, и не слушали. Ожидая их [обращения], Ты медлил многие годы и напоминал им Духом Твоим чрез пророков Твоих, но они не слушали. И Ты предал их в руки иноземных народов. Но, по ве­ликому милосердию Твоему, Ты не истребил их до конца, и не оставлял их, потому что Ты Бог благий и милостивый (Неем 9. 25-26, 29-31).

Последним в цепи пророков-мучеников стал Иоанн Крести­тель, обезглавленный четвертовластником Иродом Антипой (Мф 14. 1-12; Мк 6. 16-29; Лк 9. 7-9).

Иисус проводил прямую линию преемства между теми, кто во времена Ветхого Завета убивал пророков, и Своими современни­ками, книжниками и фарисеями. Вслед за тремя рассматриваемы­ми нами притчами Иисус обратит к ним грозные слова:

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гроб­ницы пророкам и украшаете памятники праведников, и го­ворите: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков; таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших. Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну? Посему, вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город (Мф 23. 29-34).

Притча о злых виноградарях является прелюдией к этим сло­вам, а слова — прямым продолжением притчи. Чем ближе конец, тем более откровенным становится слово Иисуса, острие которого направлено на Его противников. Сразу же за обличением книжни­ков и фарисеев в Евангелии от Матфея следует пророчество Иисуса о гибели Иерусалима и разрушении храма (Мф 24. 2). Эти обличе­ния и пророчества находятся в русле того, что Иисус говорил иуде­ям неоднократно на протяжении всего Своего земного служения. Вспомним Его слова, произнесенные после исцеления слуги сотни­ка: «Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возля­гут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю» (Мф 8. 11-12). Уже в этих словах «заместительная теология» прослеживается весьма четко: место, предназначенное для одних, займут другие. Та же мысль будет повторена в притче о брачном пире — третьей в рас­сматриваемой нами трилогии (Мф 22. 1-14).

Толкование

Древние толкователи видели в притче о злых виноградарях це­лый набор тем, имеющих отношение к судьбе народа израильского. Иоанн Златоуст насчитывает восемь таких тем:

Настоящей притчей Христос научает многому: что Бог с давних времен промышлял об иудеях; что они с самого начала склонны были к убийству; что приняты были всевозможные меры для их исправления; что даже по избиении ими пророков, Бог не отвра­тился от них, но еще послал к ним Сына; что и один и тот же есть Бог Нового и Ветхого Завета; что чрез смерть Христову совер­шено великое дело; что иудеи за крест Христов и за злодеяние свое понесут крайнее наказание; что будут призваны язычники, иудеи же отвержены¹.

Современные толкователи обычно сводят содержание притчи к двум или трем основным темам. К. Бломберг, в частности, видит в притче три основных темы: 1) Бог многомилостив и терпеливо ждет, пока Его народ принесет должный плод, ждет даже тогда, когда люди постоянно открыто восстают против Него; 2) придет день, когда терпенье Божие истощится, и все, отвергшие Его, будут истреблены; 3) замысел Божий не будет нарушен, ибо Он поставит новых вождей, и те принесут плоды, которых не сумели принести первые «виноградари»^{[327] [328]}.

Все эти темы, безусловно, присутствуют в притче. И все же, если попытаться услышать притчу ушами тех, кто слышал ее из уст Иисуса, то окажется, что наиболее чувствительной темой, которую Он затронул, была тема земли: в Его словах не могли не услышать предсказания о том, что иудеи лишатся той самой обетованной земли, которая была им так дорога. Именно эта струна резониро­ вала в их сердцах наиболе е сильно. Их вряд ли волновало то, что от них отнимется некое гипотетическое «Царство Божие», о кото­ром Иисус так часто говорил. Но то, что они могут потерять свой виноградник — тот, который Бог отдал в их руки, потерять свою маленькую землю, которую они уже несколько раз теряли, но на которую продолжали упорно возвращаться — эта мысль не могла не задевать их глубоко и сильно.

Не будем забывать о том, что земля находилась под оккупаци­ей и что угроза изгнания из нее коренного населения постоянно висела над ней. Эта угроза исполнилась во время Иудейской вой­ны 66-73 годов, во время которой Иерусалим был взят римскими войсками, а его обитатели убиты или депортированы и проданы в рабство. Произойдет это спустя неполные сорок лет после того, как Иисус произнес Свои последние притчи. Ситуация римского вла­дычества и общей политической нестабильности придавала при­тчам Иисуса особый привкус, который не всегда ощутим для тех, кто читает их два тысячелетия спустя.

Кто подразумевается в притче под злыми виноградарями? Нередко в них видят первосвященников и старейшин, духовных наставников израильского народа, против которых направлено острие притчи. Однако общий контекст евангельской истории, а также образ виноградника как всего народа израильского, а не только конкретной группы лиц, заставляют нас видеть в злых ви­ноградарях всех тех представителей израильского народа, которые отвергли Иисуса. Такое прочтение подтверждается, во-первых, свидетельством Евангелистов о коллективной ответственности за смерть Иисуса и за ее последствия для будущих поколений; эту от­ветственность взял на себя весь народ, когда восклицал: «Кровь его на нас и на детях наших» (Мф 27. 25). Во-вторых, именно так по­нимали притчу древние толкователи^[329]. Наконец, в-третьих, некото­рые современные толкователи, вопреки господствующему мнению, придерживаются аналогичной точки зрения.

Тема коллективной ответственности израильского народа за смерть Иисуса — одна из самых болезненных и спорных в исто­рии интерпретации евангельской истории. Такая ответственность отвергается большинством современных западных толкователей на том основании, что на протяжении веков она, с их точки зре­ния, способствовала гонениям на евреев в разных частях света. Сама идея коллективной ответственности может быть оспорена, поскольку каждый человек отвечает лишь за свои поступки. Тем не менее, эта тема присутствует в евангельской истории Страстей Христовых; имплицитно она присутствует и в рассматриваемой притче. Не случайно притча завершается у Матфея словами о том, что виноградник будет передан другому «народу» (sOvsi). Если бы речь не шла об ответственности всего народа за то, что произошло в винограднике, было бы, видимо, употреблено другое слово или был бы использован другой образ.

В то же время каждый народ имеет своих правителей, свою по­литическую, духовную и интеллектуальную элиту. И очень часто именно элита несет ответственность за те судьбоносные решения, за которые потом приходится расплачиваться целому народу. Это прекрасно понимал Матфей, снабдивший слова Иисуса о том, что Царство Небесное будет передано «народу, приносящему плоды его», своим собственным комментарием. В нем подчеркивается, что Иисус говорил о первосвященниках и фарисеях, и они пре­красно это поняли. Следовательно, основная ответственность за убийство Сына Божия возлагается именно на них.

Сюжет притчи, развиваясь, приводит к кульминационному мо­менту, когда хозяин виноградника посылает к виноградарям своего сына. У Луки это «возлюбленный (ауаттос;) сын», что не может не напомнить о двух случаях, описанных Евангелистами-синоптика­ми, когда с неба звучал голос Отца: при крещении Иисуса Христа и в момент Его преображения. В обоих случаях прозвучали слова: «Сей есть Сын Мой возлюбленный», или «Ты Сын Мой возлюблен­ный» (Мф 3. 17; Мк 1. 11; Лк 3. 22 и Мф 17. 5; Мк 9. 7; Лк 9. 35).

В притче Спаситель говорит о Себе и предсказывает Свою смерть от рук тех, к кому притча обращена. Как показывает реак­ция слушателей («и старались схватить Его, но побоялись народа»), они восприняли притчу как сигнал, посланный им напрямую. Ос­новной посыл притчи в чем-то напоминает слова, которые Иисус обратил к Иуде на Тайной вечере: «Что делаешь, делай скорее» (Ин 13. 27). Эти слова не были призывом к действию, как и притча не была призывом осуществить на деле то, что в ней предсказыва­лось. Иуда мог отказаться от своего намерения предать Иисуса, и первосвященники и старейшины могли отказаться от намере­ния схватить и убить Его. Но они поступят именно так, как Иисус предсказывает. Его предсказание — констатация неизбежного и необратимого.

«Бессилие» Бога и краеугольный камень

Здесь мы имеем дело с тем, что можно обозначить как бесси­лие Бога перед человеческой свободой — бессилие не вынужден­ное, а добровольное. Бог заранее знает о злых поступках людей, но это знание не означает того, что люди заведомо предопределены к совершению таких поступков. Бог может вмешаться в ситуацию и предотвратить зло, что Он и делает в некоторых случаях. В других же случаях Он посылает людям сигналы, на которые они должны самостоятельно отреагировать отказом от злых намерений. Этот отказ целиком и полностью зависит от их воли и свободы: Бог не принуждает их к отказу, Он лишь намекает им на то, что знает об их намерениях, чтобы они, может быть, устыдились и покаялись. Ответом иудеев на притчу о злых виноградарях могло стать их покаяние. Однако этого не произошло, и Иисус знал, что этого не произойдет.

Виноградари принимают, как им кажется, наиболее легкое ре­шение: «Пойдем, убьем его и завладеем наследством его». Подоб­ные решения на протяжении веков принимали люди, убивая друг друга из желания завладеть имуществом, или из зависти, или из ревности, или из ненависти, или по иным причинам. Осмыслению этой темы посвящено множество философских трактатов, литера­турных произведений.

В романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» ста­вится вопрос, позволительно ли человеку переступить через жизнь другого для достижения своих целей, будь то «благородных», воз­вышенных или материальных, корыстных. «Смогу ли я пересту­пить или не смогу? Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею?» Такими вопросами задается в романе студент Раскольников, убивающий старуху-процентщицу¹.

Злые виноградари в притче сумели переступить, потому что сочли, что они «право имеют». Многие философские и политиче­ские теории оправдывают убийство, если оно мотивировано теми или иными целями, например, классовой борьбой или борьбой за справедливое мироустройство. Для христианской же традиции не­преложной остается шестая заповедь Божия: «Не убий» (Исх 20. 13; Втор 5. 17). Любая человеческая жизнь имеет ценность, и любая смерть, тем более насильственная, наносит урон всему человече­ству. Об этом в XVII веке говорил английский поэт и священник Джон Донн:

Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит замок твой или друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человече­ством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он зво­нит по тебе^{[330] [331]}.

Характерное для христианства восприятие человечества как единой семьи, выразившееся в этих словах, не было свойственно еврейскому народу времен Иисуса. Не свойственно оно и многим современным этническим или социальным группам, готовым ради своих корпоративных целей переступить через жизнь других лю­дей, не относящихся к их собственной группе.

Любая насильственная смерть становится вторжением в план Божий, согласно которому у каждого человека есть свои, одним Бо­гом установленные даты рождения и смерти. Притчи Иисуса, как и другие Его поучения, подобно колоколу, возвещают человечеству простые вечные истины, которые человечество, несмотря на пос­тоянно звучащий голос Божий, вновь и вновь нарушает. Одной из этих истин является запрет на убийство — запрет, нарушенный в первом же поколении потомков Адама. Закономерным продолже­нием серии убийств, начатых с убийства Каином Авеля и продол­женных убийством пророков вплоть до Иоанна Крестителя, стано­вится убийство Сына Божия, посланного Отцом в мир для вразум­ления и спасения людей.

Христологическое измерение

Фигура возлюбленного сына оказывается в притче централь­ной. Она как бы оттесняет на второй план фигуру хозяина, кото­рый так и остается за кадром на протяжении всей притчи. Он при­нимает все решения, он направляет к бунтарям одно посольство за другим, он выносит им конечный приговор, но он так и не появля­ется на сцене. Вместо себя он посылает сына, и в этом, конечно же, нельзя не увидеть прямого отражения того, что Иисус многократ­но говорил иудеям о Своем Отце. Взаимоотношения между Отцом и Сыном в проповеди Иисуса, как она отражена в Евангелии от Ио­анна, выражаются в нескольких простых и постоянно повторяю­щихся формулах: Отец послал Сына в мир (Ин 5. 36-37); Сын дей­ствует от имени Отца (Ин 5. 17-19); Сын исполняет не Свою волю, но волю Отца (Ин 6. 38).

Центральное значение фигуры сына подчеркивается использо­ванием образа камня, который «отвергли строители», но который «сделался главою угла». Этот образ, заимствованный из Псалтири (Пс 117. 22), указывает на камень, который кладется в основание дома. Уже в Ветхом Завете образ краеугольного камня приобрел

религиозный смысл: «Вот, Я полагаю в основание на Сионе ка­мень, — камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утвержденный: верующий в него не постыдится» (Ис 28. 16). Апо­стол Петр говорит об Иисусе Христе как краеугольном камне веры, ссылаясь на оба приведенных ветхозаветных текста (1 Пет 2. 6-8).

Ранее, в Кесарии Филипповой Спаситель использовал образ камня применительно к Петру (Мф 16. 18). В притче о злых вино­градарях Он использует этот образ применительно к Самому Себе, указывая на центральное значение Своего пришествия в мир для истории не столько Израиля, сколько «народа, приносящего пло­ды» — спасенного человечества, объединенного в Церковь как Но­вый Израиль. Так притча постепенно выводит слушателя далеко за пределы темы взаимоотношений между Богом и конкретным на­родом, приобретая всечеловеческий масштаб.

Как и многие другие поучения и притчи Иисуса, притча о злых виноградарях завершается тем, что люди оказываются разделенны­ми на две группы: уверовавших и не уверовавших, покаявшихся и не покаявшихся, овец и козлов, спасенных и обреченных на муче­ния. Окончательное разделение должно произойти на Страшном суде, но начиналось оно уже на земле, где одни откликались на про­поведь Иисуса и Его чудеса, а других Его слова и действия только все больше и больше раздражали. Эту смешанную реакцию мы на­блюдаем и когда рассматриваем чудеса Иисуса, и когда обсуждаем Его поучения и притчи. Именно на нее Он указывал, когда говорил: «Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение» (Лк 12. 51). В данном случае осуждение не уверовавших выражается в том, что они лишатся виноградника, а благословение уверовавшим — в том, что они станут его новыми владельцами.

Если виноградник символизирует израильский народ, то образ камня имеет отношение к Иерусалимскому храму. Незадолго до произнесения притчи о злых виноградарях Иисус вошел в храм, выгнал оттуда всех продающих и покупающих, опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей (Мф 21. 12; Мк 11. 15; Лк 19. 45). А вскоре после произнесения притчи Он, указывая на здание храма, скажет о том, что «не останется здесь камня на кам­не» (Мф 24. 2). Если Его действия в храме могли восприниматься как символ грядущего разрушения храма, то Его слова содержали прямое предсказание этого события.

Вслед за другими исследователями мы должны указать на то, что в еврейском языке слова «сын» (бен) и «камень» (эвен) созвуч­ны. Возможно, именно это созвучие повлияло на то, что два образа соединились в одном поучении. Камень в данном контексте может восприниматься как образ, имеющий многофункциональное зна­чение. С одной стороны, он указывает на Иисуса как краеугольный камень, отвергнутый строителями. С другой, он «связан с идеей нового эсхатологического храма..., интерпретируемого... как но­вая община народа Господня. Сын — мессианский камень, отбро­шенный строителями, но занимающий в здании главное место. Его противники увидят: их режим и храм разрушены, а Его Царство установлено»^[332].

12. 4. Брачный пир

Притча о брачном пире в Евангелии от Матфея следует непо­средственно за притчей о злых виноградарях. Похожая по содержа­нию притча имеется также в Евангелии от Луки. Сравнение текста обеих притч и обстоятельств их произнесения позволяет сделать вывод, что одна и та же притча была произнесена Иисусом дважды. При этом, произнося ее во второй раз, Иисус существенно расши­рил ее, за счет чего сместился смысловой акцент притчи, изменил­ся ее общий тон и характер. Представляется полезным рассмотреть притчу в обеих версиях, начав с версии Луки как относящейся к более раннему периоду служения Иисуса.

Две версии притчи

Лука рассказывает о том, как, идя из Галилеи в Иерусалим, Иисус в субботу пришел в дом одного из начальников фарисейских

«вкусить хлеба». Там Он сначала исцеляет человека, страждущего водянкой (Лк 14. 1-6). Затем, наблюдая, как званые выбирают пер­вые места, обращает к гостям «притчу»:

Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое ме­сто, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звав­ший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда бу­дет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвыша­ющий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк 14. 8-12).

Поучение не имеет характер притчи, хотя Лука и обозначает его этим термином. Следующее затем наставление, обращенное к хозяину вечери, также не является притчей:

Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни брать­ев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных (Лк 14. 12-14).

Услышав эти слова, один из возлежащих сказал Иисусу: «Бла­жен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!» (Лк 14. 15). Здесь мы имеем дело с характерным для Луки приемом: он фиксирует «голос из толпы», являющийся спонтанной, эмоциональной реакцией од­ного или нескольких слушателей на слова Спасителя (в переводах этот характер реакции передается при помощи восклицательного знака). Так, например, только Лука упоминает, как в ответ на по­учение Иисуса о нечистом духе, который берет с собой семь злей­ших духов и возвращается в свой прежний дом (Мф 12. 43-45; Лк 11. 24-26), «одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк 11. 27). Лука — единственный, кто упомянул о возгласе «Да не бу­дет!», которым слушатели сопроводили притчу Иисуса о злых ви­ноградарях (Лк 20. 16).

Эти возгласы из толпы, как правило, Христос не оставляет без ответа. Его реакцией на возглас «Да не будет!» становятся слова о камне, который отвергли строители (Лк 20. 17-18). На слова жен­щины из народа Он отвечает: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (Лк 11. 28). Что же касается слов, произнесен­ных одним из возлежавших на вечере в доме начальника фарисей­ского, то реакцией на них становится интересующая нас притча:

Один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой ска­зал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу при­дти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполне­но, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы напол­нился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных (Лк 14. 16-24).

Таким образом, притча о званых на пир в Евангелии от Луки завершает серию эпизодов, с каждым из которых она имеет темати­ческую и контекстуальную связь. Общий контекст обеспечивается трапезой в доме фарисея. Внутри этого контекста повествования перемежаются с поучениями, содержащими вариации на темы тра­пезы и хлеба («когда ты будешь позван кем на брак», «когда дела­ешь обед или ужин», «блажен, кто вкусит хлеба», «один человек сделал большой ужин»). Дополнительным фактором, обеспечива­ющим композиционное единство, является повторение слов «ни­щих, увечных, хромых и слепых» в поучении, адресованном хозяи­ну трапезы, а затем в притче о брачном пире.

В Евангелии от Матфея притча с аналогичным сюжетом про­износится в Иерусалимском храме, и слушателями ее оказываются те же самые первосвященники и старейшины, к которым была об­ращена притча о злых виноградарях:

Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать зва­ных на брачный пир; и не хотели придти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; прихо­дите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их. Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их. Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого най­дете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, со­брали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими.

Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты во­шел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных (Мф 22. 2-14).

Перед нами пример того, как сходные сюжеты выполняют раз­ные функции в зависимости от ситуации, в которой произносится притча. В первом случае притча звучит в мирной и спокойной об­становке дружеской трапезы. О том, что трапеза носит дружеский характер, свидетельствует отсутствие каких бы то ни было упоми­наний о недовольстве фарисеев словами или действиями Иисуса, несмотря на то, что Он в очередной раз совершил исцеление в суб­боту. В ответ на Его вопрос, позволительно ли исцелять в субботу, они молчат. Никакой негативной реакции не вызывают и Его поу­чения о том, как надо выбирать места за столом и кого следует звать на обед или ужин. В этой обстановке и притча, имеющая отнюдь не примирительное содержание, излагается в спокойном, примиряю­щем тоне. Отказываясь принять приглашение, званые извиняются и оправдываются. Хозяин, хотя и гневается на них, никак не нака­зывает их, лишь констатируя, что никто из них не вкусит его ужи­на, что и так очевидно из их отказа принять в нем участие.

Совершенно иную картину рисует Иисус, обращаясь к тому же сюжету в храме Иерусалимском. Во-первых, хозяином пира явля­ется не просто «некий человек», а «человек царь», что само по себе придает истории большую значимость, поскольку царь в притчах всегда символизирует Бога. Во-вторых, помимо царя в рассказе присутствует его сын: царь делает не просто «большой ужин», но «брачный пир для сына своего»; повествование с самых первых слов приобретает христологический характер. В-третьих, царь пригла­шает званых не один раз, а дважды, но они оба раза отказываются. В-четвертых, они отказываются отнюдь не в вежливой форме: их действия в ответ на повторное приглашение напоминают действия злых виноградарей в предыдущей притче. В-пятых, реакция царя вовсе не ограничивается констатацией того, что званые не примут участия в ужине: царь действует решительно и жестко, уничтожая «убийц оных» и сжигая их город.

Наконец, в той версии притчи, которая звучит в храме Иеруса­лимском, добавлен целый эпизод, которого не было в версии Луки: с человеком, одетым не в брачную одежду. Этот эпизод имеет само­стоятельное значение.

Общим между двумя версиями притчи является наличие в них той самой «заместительной теологии», которая столь несимпатич­на современным западным исследователям, но которая красной нитью проходит через всю евангельскую историю. Место тех, кто отказался прийти на вечерю, в конечном итоге занимают другие, подобно тому, как злых виноградарей хозяин замещает другой группой лиц — народом, способным принести плоды.