Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Страна Дураков, междоменная территория.
Полдень. ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ Обычно под няшностью понимается способность вызывать у других существ прилив фокусированных на объекте эмоций тона XI 2,5 - 4.0 по обобщённой шкале Бруно (безотчётная симпатия - нежность - энтузиазм - преклонение), вызываемых окситоциновой атакой, часто на фоне резкого повышения уровня андрогенов (у самцов). В отличие от других паранормальных способностей, Н. наследуется с коэффициентом 0,5 и выше в случае подходящей основы. В настоящий момент устойчиво воспроизводимая Н. известна у поняш, котегов, филифёнок и нек. др. основ. Имеются косвенные свидетельства о том, что Н. обладали даже некоторые дохомокостные существа. У поняш Н. блокируется Y-хромосомой, что делает её носительницами исключительно самок. Балтимор Е., Купер Н. Паранормальные способности. Краткий справочник-определитель. 23-е издание, стереотипное. Директория: Наука, 289. Три! Только лишь три! Три проблемы делали жизнь Пьеро невыносимо ужасной: любовь к девочке с голубыми волосами; айс-дефолт; резь в желудке. Самой невыносимой была третья. Во всяком случае - здесь и сейчас. Она пришла, остальное оттёрла и одна безраздельно стала близка. О, как тягостна была её близость! - нет, это не передать словами. Отравился Пьеро по глупости: схомячил какую-то падаль, найденную в траве. Кажется, это была недоеденная тушка какого-то мелкого зверька вроде дикой крысы. От неё отчаянно воняло, но Пьеро был под айсом. То есть находился в состоянии полного неразличения добра и зла. В этот день они прошли километров тридцать, по жаре, по сильно пересечённой местности. Карабас с командой не церемонился и вовсю использовал свои возможности психократа. Пьеро даже не чувствовал своих рук и ног - они двигались сами, повинуясь чужой воле. Всё, что можно было делать самому - утирать пот со лба. Вместо этого Пьеро пил солёные капли, стекающие на губы, и шептал имя возлюбленной. В сочетании с набирающим силу айс-приходом оно полностью выносило то немногое, что осталось от мозга. Это было состояние не то чтобы даже приятное, а балдёжное - он был как бы подвешен внутри себя, будто его сердце лежало, скрючившись, в гамаке, над какой-то шевелящейся, движущейся бездной, пробитой навылет мутным дневным жаром. Потом и это прошло, осталась только блаженная зупа подступающего небытия, - и вот тут-то его и пробило на хавчик. Да так пробило, что он даже вывалился на пару секунд из ментального захвата Карабаса и прихватил ту дохлятинку.
Теперь он лежал в рододендроновых зарослях и тихонько постанывал, пытаясь проблеваться. К сожалению, блевать было решительно нечем: всё содержимое желудка Пьеро уже оставил на прошлой стоянке. Ещё хуже было то, что рвотные позывы сопровождались неконтролируемыми эмо-выплесками такой силы, что даже Карабас не выдержал и со словами 'полежи пока тут' куда-то ретировался, унося на руках потерявшего сознание Арлекина. - Я люблю тебя, о Мальвина, - стонал Пьеро, борясь с тошнотой, - я люблю тебя до смерти своей... нет, больше смерти своей. О смерть, этот старый немецкий маэстро, глаза голубее небес - смерть, отсроченный час, о-о-о-о! - он видел, как никнет трава, убиваемая его эмополем, как оголяются и чернеют ветви рододендрона, и что-то внутри него просило муки ещё чернее и безысходнее, чтобы облако страдания накрыло весь мир и погасило солнце, опаляющее веки. От наполнившей поляну нестерпимой тоски умерла в полёте огромная муха и шлёпнулась Пьеро в рот. Тот пососал её и выплюнул, но сил на плевок не было - муха приклеилась к губе и повисла на ней. Потом стало ещё хуже - страдание переплавилось в ровную серую немочь. Пси-способности как будто начисто отрезало: в этом состоянии Пьеро не мог даже самовыражаться. Оставалось читать заветные стихи. Они немного помогали, оттягивали немоготу, давали минутную силу на полвздоха и забвение печальной смерти на полшишечки. - В тёмной земле упокоился странник блаженный, - шептал он пересохшими губами, откинувшись навзничь и зажмурив глаза. - Бог с его уст принял горькие песни увядания до рассвета, цветком голубым слово его остаётся в обители боли, Георг Тракль, 'К Новалису', вторая редакция, надо ж, блядь, я ещё что-то помню... О Русь моя - жена моя до боли, Александр Блок... Нет, Мальвина, нет, не надо, не надо про боль... Что ты заводишь песню военну, флейте подобно, милый снегирь... а-а-а, снегирь, милый, милый, - его неожиданно пронзила острейшая, разрывающая душу жалость к снегирю. Он рыдал и рыдал, а на лицо его медленно осыпались мёртвые лепестки цветов.
Приходил Арле, бил ногами по рёбрам - не помогло. Попытался присунуть - ничего не вышло: вечно бодрый Арлекинов петушок наглотался следов негативного эмополя, поник головёнкой и не вставал. Арлекин плюнул и оставил Пьеро в покое. Потом прилетел бэтмен с распученным пузом - видимо, где-то нашёл ручей и из него накляктался. Пьеро со стоном выпил из него грамм сто почти чистой воды, но лучше не стало. - Как мечтаю услышать я песню дрозда, - лепетал Пьеро, пытаясь, как обычно, вообразить себе собеседника, который мог бы выслушать его и понять. - О дрозд! Пророческая птица, символ магической силы, страж королей и деревьев. Соловей - разновидность твоя. Средь безмолвья зелёных лесов ты поёшь свою песнь. О томление вечной любви! Счастье - идти сквозь лес... буээ... вместе с возлюбленной, чело увенчав полевыми цветами, дышать золотом лета... Завиток голубых волос из-под платка... буээ... острые позвонки под одеждой... обещание тёплого запаха шеи... буэээ... никогда не вижу лица твоего, о Мальвина, Мальвина, Мальвина, буэээ! - тут его наконец вырвало мочой бэтмена и он потерял сознание. Очнулся он от того, что солнце напекло голову. Как ни странно, всё остальное было почти в порядке, если не считать растрёпанных чувств и мокрых панталон. Тем не менее он пришёл в норму, если его обычное состояние можно было назвать нормальным. Во всяком случае, он понял, что вполне способен открыть глаза. Он это сделал - и обомлел. Над ним склонилось чудесное созданье - маленькая, почти игрушечная лошадка. Пышная гривка цвета молодой пшеницы ниспадала волной на сияющую голубую шерсть, от которой исходил тонкий аромат вербены. Огромные серые глаза, обрамлённые пышными ресницами, смотрели робко и обещающе. Пьеро ощутил сладкий холод в груди - как будто он медленно тонул в колодце с волшебной водой, пронизывающей его тело насквозь, и это была вода жизни, и в ней утонуть означало родиться - родиться по-настоящему, не здесь, а в серебряном саду по ту сторону печалей и бед, в стране наслаждений, в облаках среди радуг. Это было верное знание о немыслимом, невозможном счастье - и это счастье было перед ним, сладко позёвывало и моргало. - Мальвина, - прошептал он лучшее слово из всех, которые когда-либо знал. - Ты Мальвина моя. - Тихо-тихо, маленький, сейчас не нужно ничего говорить, - голос волшебного создания был медовым и мятным, ещё слаще было дыханье, омывшее лицо Пьеро. Оно было столь дурманящим, что поэт не выдержал и с мучительным стоном потянулся навстречу этому прекрасному лицу - он жаждал его, жаждал её глаз и губ, как родниковой воды, как вина, как айса, больше айса. Чудесное создание чуть отстранилось. В бездонных серых глазах заискрилось лукавое озорство. - Лежи смирно, маленький! - изящнейшее копытце слегка нажало на грудь поэта, который тут же попытался обнять эту прелестную ножку, которая - ах! - тут же исчезла, а попытка поймать её в воздухе и осыпать поцелуями была пресечена безмолвно-строгим приказом серых глаз. - Я Пьеро, я пришёл с Карабасом, я люблю тебя, люблю, как Мальвину, ты Мальвина, - выговорил поэт, пытаясь сладить с заплетающимся языком. - Маленький, расскажи больше, а то я ничего не понимаю, - и снова прикосновение волшебного копытца, дразняще-сладостное, и ножка опять исчезла раньше, чем Пьеро успел насладиться ею.
- Я Пьеро, член тора-борской разведывательно-диверсионной группы, нахожусь на задании, нас трое и бэтмен, лидер - Карабас бар Раббас, боевой раввин... - какой-то частью мозга Пьеро понимал, что говорит лишнее, но сердце его рвалось открыться, рассказать всё, больше чем всё, вынести на свет самое сокровенное, ибо только так он может заслужить благосклонность небожительницы. - Пфуй, как неинтересно, - недовольно сказала поняша, отворачивая мордочку. Пьеро глухо зарыдал: он понял, что всё испортил. Ему нужно было сказать о главном, о своей любви - а он оскорбил слух прекрасной дамы каким-то нелепым отчётом о ненужных, неинтересных вещах. - Не волнуйся, маленький, я тебя возьму с собой, ты всё расскажешь кому следует, тебя выслушают, - подарила она ему тень надежды. Несчастный поэт закричал, как стрелою пронзённый: истерзанная душа его разрывалась между желанием служить няше и желанием обладать ею, овладеть ей прямо здесь, сейчас, на этой поляне, вмять своё тело в её, вознить свой хуй в её плоть, в сладчайшее лоно, сплестись в единый клуб, ебать, ебать, ебать, ебать - а если это почему-либо невозможно, почтительно служить ей всю жизнь, отдать ей всего себя, чтобы когда-нибудь заслужить величайшую милость: быть растоптанным её пресвятыми копытцами. Поняша недоумённо повернула изящную голову, склонилась над ним - и лицо Пьеро снова обдало лёгкое дыхание. - Ох, маленький, как же это - мы ведём себя нехорошо, огорчаем нашу хозяюшку? - и опять этот медовый голос, мучительно ласкающий слух. Пьеро уже не мог сдерживаться, он открыл своё сердце навстречу этому голосу и выплеснул наружу свою боль и неистовое желание. Эмо-импульс накрыл и затопил увядшую поляну. Зашуршала, распрямляясь и вставая, поникшая было трава, оглушительно застрекотали-зазвенели цикады. В кустах, наполнившихся движеньем, завозились насекомые и птицы, прыгая друг на друга в неистовой жажде сношения. Даже прилипшая муха ожила и попыталась согрешить с трещинкой на губе поэта, но не смогла - и упала во вздыбленные травы, похотливо суча лапками. Лошадку тоже проняло - да так, что она буквально слетела с копыт. Тело её осело в траве, чем и воспользовался воспрянувший поэт. Со страстным стоном он обнял её за шею и зарылся лицом в гриву, покрывая нежную кожу лобзаньями, жаркими до боли.
- Не надо так... ну позязя... - простонала сражённая поняша. Горячий язык Пьеро прошёлся по её шее, оставляя на нежнейшем голубом подшёрстке трагически-влажный след. - Что ты со мной делаешь... - только и смогла выговорить пони, когда Пьеро добрался до тугого животика, где розовело маленькое упругое вымя с напряжёнными сосками. Вконец разомлевшая поняша закатила глаза. С опустившейся в страстной гримаске губы потекла слюна, хвост сам собой задрался и отодвинулся в сторону, открывая сокровенные уголки. Из горла вырвалось хриплое, призывное ржанье. Пьеро оторвался от вымени и бросился, как на амбразуру, на круп любимой, срывая с себя одежду. - С-скобейда! - только и сказал Карабас, встряхивая головой и пытаясь удержать чих. Не получилось: механизм заработал, в груди бухнуло, тело раввина содрогнулось. Арлекин, сидящий у корней пинии и от нечего делать крутящий в руках бэтмена, ища у того хоть какую-нибудь дырку, чтобы присунуть, поднял голову и ухмыльнулся. - Шеф, чё стряслось? Карабас не отвечал, раскачиваясь и громогласно чихая. Из бороды раввина сыпалась то ли перхоть, то ли дорожная пыль. Наконец приступ кончился. Вспотевший, вымотанный бар Раббас утёр пот со лба и со вздохом уселся на повалившийся сосновый ствол. - Влип наш Пьероша, - сказал он Арлекину. - Хочешь, покажу, что сейчас у него делается? Арле кивнул - и через секунду подпрыгнул на месте, схватившись обеими руками за причинное место. - Буэээ! Шеф, ну нельзя же так... - простонал он. - С кем это он? - С поняшей, - вздохнул Карабас. - Рановато мы их встретили, я думал, они далеко от Кавая не уходят... Дай-ка я её голову посмотрю... - Фффу, никак не могу прорваться через хочку, - пожаловался он через некоторое время. - Ладно, мы с подсознанки зайдём... А, поняша непростая. Грациозность - двести с гаком, не меньше. То есть это почти пуся, ей бы в балаклавке ходить... н-дя... - Чего? - не понял Арлекин. - Ну смотри, - Карабас, как всегда после чихания, был крайне благодушен и даже позволял подчинённым задавать глупые вопросы. - У поняш - естественная иерархия по уровню няшности. Обычная няшность - граций сто. То есть это, конечно, прелесть, но не прелесть-прелесть. Хотя эффект накапливается. Если находиться рядом с поняшей, она тебя со временем подчинит. Но чтоб вот так размазать, подмять и в себя влюбить - это могут только девочки за двести граций. А бывают и выше. Которые образуют Высший Полусвет и имеют право посещать Пуси-Раут. Что такое раут, слыхал, задрыга? Арлекин помотал головой. - Званый вечер без танцев. Что такое званый вечер, тебе хоть понятно? - Поебушки, что ли? - сообразил Арлекин. Карабас усмехнулся в бороду. - Не совсем. Они там решают вопросы. Можно сказать, что это высший совещательно-консультативный орган, с некоторыми правами законодательного. Но не то чтобы парламент... - раввин задумался, копаясь в бороде. - В общем, там всё определяет не подсчёт голосов, а интриги. Что такое интрига, знаешь? Арлекин утвердительно закивал.
- И что же это, по-твоему? - не отставал Карабас. - Ну... когда ты чем-то занят, вокруг не смотришь, а кто-то сзади подобрался и присунул, - объяснил тот. - В чём-то ты прав... - задумчиво протянул раввин. - Только они это делают словами. И няшем. А чтобы друг друга не обняшить в патоку, они носят балаклавы, такие мешки на головах, что ли. Если мордочки у поняши не видно, няшность снижается до терпимой. Ну хоть это тебе доступно, педрилка картонная? - А что такое картонная? - недоумёл Пьеро. Бар-Раббас только рукой махнул - потом, мол, не в этом соль. - Так вот, на нашего Пьерика набрела поняша. И включила на него теплоту, причём успешно. Вот только он её, паршивец этакий, своим эмо-полем накрыл. Они и склеились. То есть смотри, что получается: она его няшит, он её любит и хочет, накрывает чувствами, она от этого плывёт и ещё сильнее няшит. В общем, замкнутый круг. И теперь они будут любить друг друга до отвала. Чёрт, как же мне сигары не хватает... - И чего? Мы будем тут ждать, пока они наебутся? - не понял Арлекин. - Spiritus quidem promptus est, - пробормотал раввин. - Наебутся и отрубятся. Главное, чтобы мозолей себе не натёрли. Хотя и натрут - невелика беда... А с этой пусей я потом сам поговорю. Всё равно идти через них, не так ли? Нам нужен легальный статус и источник средств. Ты же не хочешь топать до Директории своими ногами? И, наверное, тебе нужен ежедневный завтрак, обед и ужин, в отличие от нашего дорогого Базилио? Так вот, мы заявим себя артистами. По понятиям у артистов есть право свободного прохода. Я буду директор труппы, вы с Пьеро - актёры, устроим эмпатетический театр. Девочки любят слэш. Будут течь с брызгами и нести нам маленькие золотые кружочки, кои мы все так любим, - раввин зевнул, прикрыв рот ладонью. - Эмо-театр? Слэш? То есть мы с Пьеро со сцены? - дошло до Арлекина. - А что, шеф, нехилая идея. Если это будет такой же отвал башки, как сейчас... А всё-таки Мальвина - скобейда, схуялью крытая, - нелогично завершил он. - Кто бы спорил, только не я, - раввин вытянул из травы упругую былинку, сгрыз мягкий кончик и принялся ковырять между зубами, пытаясь достать застряшку. - Шеф, извините, я вот что подумал, - забеспокоился вдруг Арлекин. - А на вас их няшность действует? - Увидим, - неопределённо сказал раввин. - А сам не боишься? - Вот ещё, - усмехнулся Арлекин, - чтобы меня обаяла какая-то гадина двужопая? Если бы мальчишка - другой разговор. - Мальчишки там есть, - усмехнулся в бороду бар Раббас. - Правда, у них с няшностью проблемы. Да и мало их. - Ну я и говорю, бабы - гадины двужопые, - вывел мораль Арлекин. - Так что там у Пьера? Он кончил или как? Карабас закрыл глаза, сосредоточиваясь. - Кончил уже раз пять, - сообщил он. - И продолжает наяривать... Ого, ну и даёт лошаденция! Даёт и даёт... - Обломинго ей в хвост и в гриву, - недовольно проворчал Арлекин. - Пьерошечка теперь от неё вообще не отлезет. А как же я? Ах да, театр же... Пьерчик по жизни деф, зато когда припрёт - жопу порвёт, а задание выполнит, - признал он. - Да, это у него есть, - согласился Карабас. - Так что считай, что наш коллега при исполнении. Делает нам рекламу. Глава 10, в которой наш юноша наживает себе врага в собственном доме Октября 312 года от Х.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-03-09; просмотров: 63; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.223.114.142 (0.054 с.) |