Училище начальной ступени 'Аусбухенцентрум'. Первый корпус, личный кабинет зав. административно-хозяйственной частью.

Два часа пополудни.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

СЛУЖБА КУРЬЕРСКОЙ ДОСТАВКИ 'СИТИ-ЭКСПРЕСС' / доставлено 19 ноября 312 года 12:20 /

Аусбухенцентрум, Льву Тененбойму, в собственные руки. Дорогой Лео, не буду красть твоё время, вынуждая читать обычные стариковские любезности. У меня к тебе небольшая и, смею надеяться, необременительная просьба. До меня дошли слухи, что у тебя до сих пор есть некая вакансия. У меня, в свою очередь, возникла настоятельная потребность во временном трудоустройстве одной моей сотрудницы. Она скромная, исполнительная девушка, идеально подходящая для данной работы. Все необходимые документы прилагаю.

Искренне твой

Грегор Замза.

P. S. Финансовые вопросы обсудим позже, если всё пройдёт гладко.

Лев был слон. Себе на го ре - и притом сугубо. То есть двояко.

Ну, во-первых - слон. Слон! В роду Тененбоймов, из которого происходил достопочтенный Лев Строфокамилович, никаких слонов в сухопутном смысле этого слова не практиковалось. Основатель рода, Зенобий Тененбойм, являлся чем-то вроде устрицы, что отнюдь не помешало ему стать выдающимся мыслителем и педагогом, автором непревзойдённого исследования о системе Макаренко. Его многочисленные исчадья и отродья - увы, калушата: анатомические особенности не позволяли Зенобию плодиться иным образом - вышли в основном морскими млекопитающими. Ими же они и продолжились. Например, отец Льва, Строфокамил, был ушастым тюленем, точнее - калифорнийским морским львом. Правду сказать, к умственным занятиям он склонности не питал, всю жизнь проработав в бригаде подводных монтажников. Детьми он обзаводиться не спешил, а возможно, и не намеревался. Однако случилось так, что гладкокожий красавец в красной каске приглянулся хозяйке бизнеса, пылкой морской слонихе из хорошей семьи. Семейство её выбор одобрило и ждало ластоногого прибавления. Ожидание обернулось афронтом: по какой-то странной превратности судьбы и генома долгожданный младенец родился почти хомосапым, если не считать ушастой головы с хоботом. И крохотного хвостика, который сам Лев Строфокамилович называл декоративным, а недоброжелатели - очень похоже, но обиднее.

Как бы то ни было, мальчика пришлось отдать на сушу, в ясли при Аусбухенцентруме. Там он и вырос - сначала биологически, потом духовно и карьерно. Он испытал судьбу молодого педагога-новатора (решительно внедрив в учебный процесс электричество и инъекции болевых препаратов вместо морально устаревших шпицрутенов), а впоследствии сумел заслужить репутацию расторопного администратора. Ныне он занимал многотрудную должность завуча по административно-хозяйственной работе, с некоторых пор совмещая её с учебно-воспитательной, по линии внутришкольного контроля. Как подобострастно шутили в учительской, на первом поприще он себя проявил настоящим слоном, а на втором - истинным львом. Тененбойму это не льстило. Он недолюбливал своё имя и предпочёл бы сидению на двух стульях директорское кресло, давно им заслуженное. Он его бы и получил - если б только нынешний директор Аусбухенцентрума, доктор Бонч Леопадлович Бруевич, собрался бы наконец на покой. К огромному сожалению всех заинтересованных лиц, доктор Бруевич, с его крепкой основой, органично сочетающей гены какаду, гозмана и баобаба, в ближайшие сто лет покидать своё место не планировал. Правда, в Центре давно уже шли разговоры об открытии филиала в Стране Дураков, с экстерриториальным междоменным статусом. На это Лев Строфокамилович питал определённые надежды - но, чесгря, довольно расплывчатые.

И второе горе: Лев. Лев! Львиную основу господин Тененбойм, мягко говоря, не котировал - как это вообще свойственно многим травоядным. Увы, у Льва Строфокамиловича эта невинная, в общем-то, идиосинкразия была как-то особенно акцентуирована, и в первую голову на кошачьих, в особенности на львов. Разумеется - на львов в сухопутном смысле этого слова, а не на прекрасных морских созданий, к которым Тененбойм питал чувства самые родственные. Тем не менее собственное имя ему резало слух. Увы: его водоплавающее семейство - с коим он был и связан, и обязан многим и многим - решительно не поняло бы перемены прозвания, данного ему матерью в честь деда. Оно оставалось тайной скорбью его, незаживающей раною.

Зато во всех остальных отношениях слон Лев отличался изрядной толстокожестью.

На сей раз он являл это свойство своей натуры методисту Гепе Дрейфусу, мелкому злоебучему гепарду, на физиономию более напоминающему почему-то хорька. Попахивал он тоже скверно, и именно что хорькотиной. К тому ещё был он до невозможности занудлив, особенно когда ябедничал. Сейчас он жаловался на своего помощника Бяшу, который-де отлынивал.

- А я этой скобейде дефолтной говорю, - энергично жестикулировал Дрейфус, фонтанируя перед начальством мелкими обидками, - смотри у меня, сучий пёс!

- М-м-м, - промычал Лев. Бяша, разумеется, был вовсе даже не сучьим псом, а самым обычным бараном, ещё и с козлиной прошивью, что не прибавляло ему ни ума, ни обаяния. Зато он был исполнителен и неприхотлив, а его работа ничего не стоила - Бяша был взят с общего развития и находился на балансе школы, то есть вкалывал за еду. Однако ж и требовать от него самоотверженного служения высоким идеалам воспитания было как-то недальновидно. Но Гепа этого не видел и не хотел.

Возможно, Лев от Гепы избавился бы. Он ему был несимпатичен по многим причинам, включая биологические. К сожалению, Гепа приходился дальним родственником самому Бруевичу. Достаточно дальним, чтобы игнорировать его претензии, но не настолько, чтобы просто избавиться от надоеды. К тому же методистом он был толковым, въедливым и памятливым, что Лев Строфокамилович ценил. Так что регулярные визиты Гепы слон воспринимал философически. Слушая - а точнее, пронося мимо ушей - очередную порцию нытья, он даже не доставал хобот из настольного аквариума. До поры, естественно, до времени.

- А он на меня пырится, - распалялся Гепа, ёжа вонючую шерсть на загривке, - а я ему: если ты ещё раз так отнесёшься к своим обязанностям, я тебя на ноль помножу, тебе ясно или нет? А он мне с хамской такой интонацией - бэ-э-э...

Слон поморщился. 'Бэ-э-э' в Гепкином исполнении сбивалось на вой с рычанием. Таких звуков Тененбойм не любил. К тому же они отвлекали от важных хозяйственных расчётов: Лев Строфокамилович прикидывал, как бы вытянуть из доктора Бруевича денег на починку дыбы в дисциплинарной комнате девочек-старшеклассниц. Дыба ломалась уже второй раз за семестр. Первый раз её из чистого нигилизма подгрызла какая-то бобриха, которую за это на неделю приковали к стене в физкультурной раздевалке для мальчиков. Дыбу усилили дюралевым уголком, но через неделю её разнесла какая-то не по возрасту здоровая кобыла, которую при дисциплинарной процедуре охватили неконтролируемые судороги. Теперь Лев настаивал на цельнокованном железном изделии, а заодно - на обновлении электропроводки, покупке новой жаровни и ещё ряде усовершенствований. К сожалению, Бонч Леопадлович отличался скаредностью и терпеть не мог выпускать из своих морщинистых лапок хотя бы сольдо. Особенно сейчас, когда Центр переживал не лучшие времена.

- И шо вы себе представляете, Лев Строфокамилович?! - распалялся Гепка. - Эта джигурда смотрит бесстыже и вот так делает! Вот так! - Гепка разинул пастьку, вывалил на сторону длинный неухоженный язык, не дождался реакции и разочарованно втянул его обратно.

Тененбойм тем временем думал, как бы всё-таки обосновать смету на дыбу так, чтобы хватило ещё на небольшой ремонт кабинета. Ему хотелось приобрести новый аквариум для хобота и заменить цихлид на сомиков, которые очищали хобот от мусора гораздо тщательнее. И, конечно же, очень не помешали бы курильница и патефон.

- Считаю невозможным дальнейшее деловое общение с этим бюджетником, годным исключительно на шашлык... - Гепка наконец вышел на финишную прямую.

- Лев Строфокамилы-ы-ыч! К вам Огюст Эмильи-и-ич! - закричала из придверной лохани секретарша, зычная жаба.

- Бдын-бдын! - слон, оторававшись от размышлений, машинально постучал кончиком хобота о стекло. Рыбки, тихонечко объедавшие с хобота отшелушившуюся кожу, испуганно заметались по аквариуму.

- Звать? Или подождё-о-от?! - закричала жаба ещё громче.

- Да сколько можно отвлекать! У нас со Львом Строфокамиловичем важный разговор! - заорал на жабу Гепка и стукнул по полу хвостом.

Слон поднял на него глаза. И сочтя поведение методиста выходящим за границы допустимого, резко выдернул хобот из аквариума, тут же пустив Дрейфусу в грызлице тугую водяную струю. Тот отпрянул и со всего маху треснулся попой об пол.

- Охолонись, - почти сочувственно посоветовал слон обтекающему методисту. - Огюсту назначено. Я тебя услышал, буду думать. Лосю подождать! - протрубил он жабе хоботом и им же сделал гепарду знак - иди, мол.

Гепка понуро встал и отряхнулся, сняв прилипшую к морде водорослевую нить и маленькую тиляпию. Её он рассеянно кинул в пасть и схрумкал, выплюнув на пол подрагивающий хвостик.

- Я не могу работать в таких условиях, - сообщил он в пространство неведомо кому.

- Я тоже, - вздохнул слон, лежевесно вытянув порозовевший хобот и встряхнув его - так, что во все стороны полетели брызги. - Иди уже.

Когда Гепа наконец освободил помещение, Лев Строфокамилович осторожно выдвинул ящик стола и достал несколько разноцветных папок. Быстро просмотрев две - серую и голубую, - он добавил к ним третью, с косой жёлтой наклейкой. Папки он выложил на стол рядком и подровнял хоботом.

- Зови! - крикнул он жабе.

Через минуту в дверях кабинета, осторожно склоняя пышнорогую главу, явил себя Огюст Эмильевич Викторианский, старший экзекутор Аусбухенцентрума, преподаватель морали и эстетики, более известный как Вежливый Лось.

Огюст Эмильевич был богато наделён различными достоинствами. А также их всегдашними спутницами - то есть предрасположенностями, склонностями и пристрастьями. Среди последних немаловажное место занимало ношенье дорогих костюмов, которые он часто менял. На сей раз Лось заявился в светлом клетчатом пиджаке понивилльской работы и белоснежной рубашке тонкого сукна. Дымчато-серые брюки его, украшенные увесистой кожаной мотнёй, свободно ниспадали на ухоженные копыта, покрытые блестящим коричневым лаком. Рога были откорникюрены в сизое с морозцем. На одном из отростков сияло кольцо со сверкающим пердимоноклем, по утверждениям Огюста Эмильевича - фамильной драгоценностью.

- Добрейшего дня, Лё, - имя своего старого друга Лось из дружеской деликатности проглатывал, заменяя неприятное 'лев' протяжным звуком, звучащим уважительно и неконкретно.

- И тебе того же, Оги, - поприветствовал его слон в той же манере.

- Какие ветра дуют в высших сферах? - голос Викторианского был высок, фистулен. - Не пал ли с неба огромный сапфир на наши огороды? Не завещал ли нам какой-нибудь авторитет сорок бочек соверенов и две банки майонеза? Или старина Бонч испытал наконец долгожданное недомогание?

- Присядь, - то ли предложил, то ли распорядился слон.

Лось охотно занял роскошное кресло у двери, завозился, пристраивая поудобнее хвост. Наконец у него это получилось.

- Мой день определённо не задался, - сообщил он, элегантно слизнув с носа прилипшую соринку. - Утром встал пораньше, чтобы написать выстраданные бессонной ночью четыре страницы. Вместо этого я истратил цветы селезёнки на починку кофемашины, которая коварно распаялась прямо в процессе. Потом меня вызвали на заседание учёного совета, где я провёл худшие три часа в жизни на этой неделе. Я пребывал среди напыщенных кретинов, как шатёр в винограднике.

- Пффф. А эта бредятина откуда? - поинтересовался слон.

- Гм, бредятина... бредятина, бредятина... А, про шатёр? Пророк Исаия, разумеется: в такие дни меня неудержимо влечёт к духовности. Собственно, меня влечёт к ней всегда, когда не тянет к изысканности. Но сейчас я и думать не могу об изысканности. Нет, нет, даже не уговаривай! 'Пусть пройдёт время', - лось произнёс последние слова таким тоном, что Лев Строфокамилович понял: это тоже цитата.

- Балабольство, - вынес слон свой обычный вердикт. - Трепешься много, - добавил он на тот случай, если лось вдруг не понял.

Огюст Эмильевич тяжело вздохнул.

- Прости, если можешь, мою логорею, Лэ, - сказал он, почти не манерничая. - Просто я сегодня не в духе. Мой талант мне дерзко изменяет. Не удивлюсь, если с каким-нибудь юным, порочным калушонком, - не удержался он от развёртывания метафоры. - Я не написал свои четыре страницы, вот и всё. Я даже первую не дописал. И уж раз на большее не способен - готов быть краток. Пресекай же мои излияния, дабы я не приносил более даров тщетных.

- Вот и не приноси, - пробурчал Лев Строфокамилович, не забыв, однако ж, добавить в голос толику сочувствия и понимания.

Викторианский уже второй год писал монографию 'Этические и эстетические аспекты права победителя'. Он вкладывал в эту книгу душу, вместе со всем, что в ней накопилось - начиная с отшлифованного годами стиля и кончая огромным практическим опытом. Увы, ему решительно не давалась вторая часть книги - о женском (или, как выражался Викторианский, 'вагинальном') аспекте этого права. Проблема состояла в том, что тема оставляла его равнодушным. Примерно по этой же причине после великолепного первого тома 'Искусство наказания: мальчики', заслужившего самые лестные оценки и вошедшего в серию 'Настольная книга педагога', анонсированный второй том про наказание девочек так и не вышел из печати, бесславно скончавшись в груде черновиков. Сердце Лося было безоглядно отдано прекраснейшему полу - мужскому.

- Что ж, - вздохнул лось. - Отдам долг обществу. Ну так что там у нас, Лё?

- Ты прекрасно знаешь что. У нас уже три месяца вакантно место младшего экзекутора в начальных классах.

Лось схватился за рога и издал тяжёлый, полновесный стон.

- Лю, сколько можно? Оставь, пожалуйста, эту тему. Я прекрасно справляюсь с данными обязанностями сам.

- Да, Оги, - кротко сказал Тененбойм. - Ты справляешься просто збс. Проблема в том, что из-за этого ты уже не справляешься с другими обязанностями. Которые, уж прости, более существенны, чем твои... увлечения. Мы должны назначить нового экзекутора.

- О, ты снова предлагаешь мне это, - лось застонал. - Я же миллион двести тысяч семьсот шестьдесят девять раз или около того говорил тебе, что не вижу достойной кандидатуры.

- Педди Крюгер, - напомнил Лев Строфокамилович, просматривая серую папку. - Очень достойное изделие. Киборг, выдвижные лезвия между пальцами, отличная реакция...

- Работает сторожем в учительской раздевалке, - напомнил Лось.

- Не сторожем, а менеджером-ассистентом по предотвращению потерь, - поправил его Тененбойм. - Уже десять лет без единого нарекания.

- Он инвалид, - дёрнул ноздрёй Лось.

- Ветеран, - возразил слон. - Между прочим, герой войны. Кстати, наши воспитанники его опасаются. Он им даже снится. Когда это нашим воспитанникам что-то снилось?

- Дети разленились и бездельничают, - сообщил своё мнение Лось. - Мы их слишком сытно кормим и слишком мало наказываем. Я давно настаиваю на введении ликурговской системы. Как сообщает Ксенофонт в 'Лакедомонской политии', в Спарте был принят обычай недокармливать детей, а недостающие белки и углеводы восполнять воровством. При этом пойманных на воровстве мальчиков секли особенно сильно, - он мечтательно улыбнулся.

- Оги, твои идеи интересны, но противоречат политике дирекции, - сообщил слон.

- В том нет моей вины, Лю. Ты же знаешь, горек жребий новатора... впрочем, нет, я не считаю себя таковым. Мои взгляды безупречно консервативны. - Лось упрямо склонил сохатую голову. Пердимонокль, скрывшийся было в переплетении костяных отростков, вдруг блеснул хищно и гордо, как орлиное око.

- Пусть так, - согласился слон. - Но будем по одёжке протягивать ножки. Нам нужен новый экзекутор. Которого ученики будут бояться и уважать. Крюгера боятся - значит, уважают.

- Боятся? - Викторианский презрительно прищурился. - Ну да, боятся, - признал он. - Ну и что? Он не умеет наказывать.

- Ты предвзят, - укорил его слон. - По-моему, ты просто недолюбливаешь ирландские основы.

- При чём тут это?! Я решительно ничего не имею против Крюгера. Au fond, он славный малый. Я никогда не гнушался его обществом, всегда рад обменяться парой слов. В каком-то смысле я даже готов признать старину Педди the best of the worst... под worst я разумею низшую обслугу. Там он на своём месте. Но его нельзя подпускать к детям! Он совершенно не понимает в наказаниях, особенно наказаниях мальчиков. Однажды я попросил его придержать малыша во время порки...

- Огюст, ты знаешь, как я отношусь к этим устаревшим методам, - вздохнул слон. - Пара электродов...

- Лё, эти твои электроды - бездушная механика! - вскипел Лось. - Они не создают интимной связи между педагогом и учеником! Той связи, которая и является истинной целью наказания! В отличие от порки! Разве про твои дурацкие электроды кто-нибудь скажет - 'высока рука Господня, порка - ад и рай мечты?' Где в твоих электродах личностное начало? Как сказал Уильям Блейк... - Огюст Эмильевич, не договорив, гневно встряхнул рогами.

- Я понял, - тихо сказал Лев Строфокамилович. Но Лось его не услышал: он оседлал любимого конька и поскакал к горизонту.

- Ну как можно недооценивать порку? - распалялся он. - Это же искусство! Тут есть множество тончайших нюансов, которые пошлые поклонники электричества никогда не поймут, не прочувствуют! - ноздри Лося сладострастно затрепетали, как бельё на ветру. - Начать, к примеру, с придания мальчику надлежащей позы. Мальчики такие разные, поэтому нужно сначала тщательно исследовать тело, прощупать бёдра и ягодицы...

Слон опустил уши. О любимом деле Огюст Эмильевич мог говорить бесконечно.

- Очень важен ритм, - не унимался Лось. - Первые же удары должны сокрушить сопротивление мальчика, он должен принять своё наказание. Лучший способ - два быстрых удара отдельно по каждой ягодице, потом - один по мясистой части бёдер. При наличии пушистого подшёрстка нужно бить с оттяжкой. В промежутках между ударами нельзя пренебрегать вырыванием волос, особенно этой нежной шёрстки возле ануса. Эта маленькая процедура обостряет страдания мальчика и к тому же весьма унизительна для него, что способствует желанному эффекту...

- Я твою книжку читал, - напомнил Тененбойм. Лось, возгоревшись, пропустил это мимо ушей.

- А ты знаешь, что удары по бёдрам гораздо болезненнее, чем по ягодицам? И это верно почти для всех основ, исключая птичьих? Особенно мясистая часть задней стороны, по ней я всегда наношу самые важные удары...

Лев Строфокамилович поднял хобот и вострубил.

- Sorry, - Лось слегка смутился. - Ты прав, Лю, я и в самом деле увлёкся. Я хотел сказать простую вещь. Наш друг Педди не смог удержать мальчика в нужном положении и испортил мне прекрасную сессию, - заключил Викторианский таким тоном, которым выносят окончательный, не подлежащий обжалованью приговор.

- А кто мальчик по основе? - поинтересовался слон. - И был ли он связан?

- Носорог, - признал Лось. - Возможно, его стоило зафиксировать. Но это не принципиально. На самом деле я просто не хочу Педди, только и всего. И даже если я буду за это гоним, как прах по горам и пыль от вихря...

- Опять бредятина, - слоновий хобот скептически дрогнул. - Ну хорошо. Ещё у нас есть Огуревич. Практикант, довольно толковый... - он открыл голубую папку.

- Насекомое, - констатировал Огюст Эмильевич.

- И растение, - уточнил Тененбойм. - И что?

- Да, собственно, ничего, - пожал плечами Лось и крепко, со скрипом почесал мотню копытом. - Во всяком случае, ничего личного. Мы даже толком не знакомы. Просто сочетание кузнечика и огурца представляется мне крайне бездуховным. Это какой-то апофеоз беспочвенности. Поэтому в тот день, когда это существо возьмёт в лапы плётку, электрод или щипцы - я уволюсь. Имей в виду, Лю: я не блефую.

- Это твоё окончательное решение? Ну что ж, - слон открыл третью папку с жёлтой наклейкой. - Есть ещё один вариант. Правда, временный. Но ты не оставил мне выбора.

- Что там ещё? - Лось вытянул шею по направлению к столу.

- Сам посмотри, - Тененбойм протянул папку Лосю. Тому пришлось встать. Роговая корона на голове величественно заколыхалась. Вновь сверкнул пердимонокль - на сей раз малиновым. Слон недовольно сощурился.

- Самка, - буркнул Огюст Эмильевич после пятиминутного изучения содержимого папки. - Я не подпущу самку к моим мальчикам. Она их испортит.

- Не та у неё основа, чтобы мальчиков портить, - возразил слон. - А вот насчёт болевых ощущений...

- М-м-бб, - лось пожевал губами, желая, видимо, высказать нечто, но не нашёл подходящей формы и предпочёл оставить мысль незаконченной, а честнее - и не начатой.

- К тому же она не претендует на постоянную работу, - поднажал Лев Строфокамилович. - Краткосрочный контракт на три месяца.

- Основа, допустим, годная... - протянул Лось, перелистывая бумаги. - Давай откровенно. Ты ведь придержал эту папку специально, чтобы я успел отказаться от остальных?

Тененбойм сделал сложное движение ушами.

- Ну да, разумеется, - Лось грустно усмехнулся, - ведь я так предсказуем... Знаешь что? Мне не нравится эта кандидатура. Что-то с ней не так. Не знаю, что именно, но мне уже не нравится. К тому же - с чего бы вдруг существо из ИТИ искало работу здесь? И кто тебе подсунул эту, как её... Шушару? Отвратительное имя. Даже для самки.

- У неё отличные рекомендации, - сказал слон. - Есть мнение, что она справится, - добавил он со значением.

- Без собеседования не возьму, - Викторианский исподлобья уставился на Тененбойма.

Лев Строфокамилович почесал левый бивень о столешницу.

- Ну допустим, - пробурчал он, старательно сдерживая рвущийся наружу вздох облегченья.

Глава 35, в которой самый непутёвый из наших героев становится жертвой чужой мстительности, а также коварства мнимых друзей

Октября 312 года от Х.