Предпосылки перехода к самоизоляции

Очевидно, что до середины VII в. путешествие по морю не представляло особой проблемы: очень тесные связи военно‑политического свойства с государствами Корейского п‑ова, где Ямато имело свои интересы, обусловливали посылку туда многочисленных эмиссаров и крупных контингентов войск. Так, японский экспедиционный корпус 663 г. составлял 27 тыс. чел.

Однако в результате серии поражений японская армия была вынуждена вернуться на архипелаг, после чего Ямато отказалось от проведения активной внешней политики и сосредоточилось на обустройстве внутренней жизни. От моря стали ждать неприятностей: японские правители боялись вторжения со стороны Силла и танского Китая и строили крепости на юго‑западе страны. Японское государство как бы начало отгораживаться от моря, воспринимая его как свою государственную границу. Пожалуй, именно в тогда был сделан окончательный выбор в пользу интенсивного пути хозяйствования, который сопровождался постепенным нарастанием интровертности японской культуры. И хотя расширение территории Ямато в северо‑восточном направлении продолжалось вплоть до IX в., пролив, отделяющий Хонсю̄ от Хоккайдо̄, фактически не был преодолен.

По‑видимому, сложившийся в Японии хозяйственно‑культурный комплекс способствовал угасанию заинтересованности во внешнем мире: цикл воспроизводства носил замкнутый и самодостаточный характер, и территория архипелага располагала всем необходимым для его поддержания. Главную роль здесь, по‑видимому, сыграло почти полное отсутствие в Японии скотоводства и почти неизбежно сопутствовавшего ему комплекса территориальной экспансии, вызванного потребностью в пастбищах. Напротив, богатейшие, неисчерпаемые для того времени морские ресурсы и основанное на интенсивных методах хозяйствования заливное рисоводство располагали к тщательному освоению прежде всего ближнего пространства.

Объективные предпосылки изоляционизма дополнились и чисто историческими факторами. Нараставшая в VII–VIII вв. мирная экспансия иноземной культуры подтачивала идеологическую основу существования японского общества – культ предков, освященный синтоизмом. Может быть, наиболее зримое выражение этот процесс нашел в неудавшейся попытке смены правящей династии, предпринятой буддийским монахом До̄кё̄.

К тому же выходцы из Кореи и Китая попытались ревизовать синтоистский миф, составляя генеалогические списки, согласно которым иммигранты возводили свое происхождение к синтоистским божествам. Увидев в этом угрозу собственному положению, японская родоплеменная аристократия во главе с родом Фудзивара предприняла усилия, чтобы не допустить посторонних в свою «касту». В итоге, ее социальная политика оказалась ориентирована на предотвращение социальной мобильности, что теоретически могло полностью заблокировать дальнейшее развитие общества.

Однако этого не произошло, ибо образование, наука и техника фактически не вошли в формировавшуюся концепцию национальной культуры. Поэтому особых препятствий для заимствования континентальных достижений в этих областях в Японии не возникало.

 

Отношения с Китаем

Отказавшись от решения военно‑политических задач на Корейском п‑ове, японское государство не потеряло интереса к культурному взаимодействию с материком. Правда, если раньше наибольший интерес вызывали государства Корейского п‑ова (в особенности Пэкче), то теперь взоры японцев обратились непосредственно к Китаю, который сделался основным источником культурной информации – как в области науки и техники, так и в сфере государственного строительства.

После распада Пэкче и Когурё беженцы из этих стран составили наибольшую часть иммигрантов с материка. Однако японское государство использовало их как носителей знаний не столько о Корее, сколько о Китае. Конечно, этому способствовало осознание неоспоримого факта военного превосходства Китая – так, государство Силла, объединившее Корейский п‑ов, находилось в очень сильной зависимости от Танской империи (его правитель – ван – получал инвеституру при дворе китайского «сына Неба», а престолонаследник должен был находиться в Китае в качестве заложника).

Япония, находясь зависимости от Китая, как источника культурной информации, не приняла практики инвеституры (получения от танского императора печати, удостоверявшей легитимность японского правителя) и оставалась, таким образом, независимым государством. Танской империи пришлось смириться с этим, но отношение к Японии в Китае было намного более прохладным, чем к другим близлежащим странам. Известно, что во время новогодней церемонии 753 г., когда в Чанъани оказались посольства сразу четырех стран, японское посольство было поставлено на последнее место (Силла – на первое). Это вызвало сильное недовольство японского посла, заявившего:

 

«Несмотря на то, что Силла издавна приносит дань Японии, его поставили выше. Это не сообразуется с естественным порядком вещей».

 

В 600–614 гг., в правление Суйко, Ямато успело отправить 4 миссии к суйскому двору. Помимо решения чисто дипломатических проблем, целью посольств было углубленное знакомство японцев с буддизмом. Хроника «Суй‑шу» сообщает относительно второго посольства 607 г.:

 

«Прознав о том, что бодхисаттва‑сын Неба страны западного моря [т. е. китайский император – Ред. ] покровительствует Закону Будды, [посольство Ямато] явилось ко Двору вместе с несколькими десятками послушников, чтобы они изучали Закон Будды».

 

Таким образом, одной из основных целей контактов с Китаем уже в то время было получение знаний.

Япония продолжала посылать посольства в Китай и в период династии Тан. В 630–894 гг. было назначено 19 посольств, однако в силу различных обстоятельств реально были осуществлены не все из них. Были отменены миссии 746 (10‑я), 761 (13‑я), 762 (14‑я) и 894 гг. (19‑я). Кроме того, 12‑е посольство 759 г. предназначалось для встречи и сопровождения предыдущего (отмененного) 14‑го посольства, целью которого были проводы танского посла; 5‑е (665 г.) и 16‑е посольства были отправлены с теми же чисто церемониальными целями.

Таким образом, всего в танский Китай было направлено 12 полноценных посольств. Обычно их возглавляли чиновники 4‑го ранга (т. е. более высокого, чем послы в Силла и Бохай, имевшие 5‑6‑й ранги). Тем не менее, высшая японская аристократия в состав посольств не включалась, что свидетельствует об ограниченности ставившихся перед миссиями политических и дипломатических задач.

Время пребывание посольств в Китае было довольно продолжительным (обычно около 3–4 лет), поскольку в их задачу входило не только церемониальное посещение «сына Неба» и принесение дани, но и сбор различной информации, необходимой для государственного строительства в самой Японии. Первое в VIII в. посольство 702 г., отправленное после 33‑летнего перерыва, вызванного кризисом на Корейском п‑ове, задержалось в Китае на целых 7 лет, а буддийские монахи проводили в Китае от 10 до 20 лет.

Первые посольства к танскому двору в VII в. состояли из одного или двух кораблей (по 120–160 чел. на каждом). В VIII в. отправлялось уже обычно 4 корабля. Наиболее многочисленное посольство было послано в 838 г. – более 600 чел. Обычно в состав посольств входили собственно дипломаты, специалисты (врачи, астрологи, фармацевты, ремесленники), знатоки китайской письменной традиции и монахи, а также экипажи кораблей, составлявшие до 40 % общей численности миссии.

Не слишком большое число японцев, посещавших Китай по официальным каналам (в среднем 30–40 чел. за год), позволяет сделать заключение, что основным средством приобретения необходимых знаний и навыков были книги, на приобретение которых посольствам выделялись специальные средства, и которые после возвращения на родину изучались, переписывались и распространялись под прямым патронажем (и, одновременно, контролем) государственных структур.

Необходимо заметить, что укоренившееся мнение об открытости Танской империи верно лишь с определенными оговорками. без особого разрешения танские власти не позволяли иностранцам ни ввозить товары, ни вести свободную торговлю. Эти ограничения распространялись и на книги. Так что далеко не всегда японцы могли приобрести именно те книги, которые хотели. В случае же направления в Китай посольств для этого предоставлялись намного более благоприятные возможности.

Китайские книги воспринимались в Японии в качестве «продукта стратегического назначения». Они хранились в «библиотечном управлении» (тосёрё̄) и без специального распоряжения императора не могли быть выданы даже принцам крови.

По интенсивности контактов с Китаем Япония заметно уступала Силла. Последнее обменивалось посольствами с Китаем до 3–4 раз в год, а Япония – приблизительно один раз в 20 лет. Многие силланцы делали успешную чиновничью карьеру в Китае, в то время среди японцев таким опытом обладал только Абэ‑но Накамаро. Тем не менее, информированность японцев относительно всех аспектов китайской государственной жизни не уступала знаниям силланцев.

Почти полное отсутствие у Китая интереса к Японии создавало условия для избирательного отношения к получаемой информации. С 632 по 778 г. в Японию из Китая было направлено 8 миссий, причем 5 из них пришлись на 664–671 гг., что было связано с проблемами передела сфер влияния, возникшими после объединения Кореи. После того, как на Корейском п‑ове установилась определенная стабильность, следующее посольство прибыло в Японию только через 90 лет – в 761 г. При этом следует иметь в виду, что большинство посольств было отправлено не от имени танского императора, а от военной администрации Китая в Корее. Только о миссиях 632 и 778 гг. достоверно известно, что они возглавлялись императорскими послами, да и то это были чиновники всего‑навсего 7‑го ранга, что, впрочем, соответствовало правилам назначения посольств к «варварам».