Перемещения политического центра Ямато

Как Уже говорилось, центр формирования японской государственности располагался на равнине Нара. Это отразилось и в локализации крупных курганов. В Сики, на юго‑востоке этой равнины, у подножия горы Мива, расположены 6 крупных «царских» курганов, датируемых рубежом III–IV вв. Гора Мива считалась в синтоизме одной из самых священных, а ее культ относится к числу наиболее древних. Она неоднократно фигурирует в «Кодзики» и «Нихон сёки», а наиболее популярные предания, связанные с ней, относятся к правлению Судзин (предполагается, что один из курганов этой группы принадлежит ему). Весьма вероятно, что подобная группа курганов была призвана обозначать идею преемственности власти.

То же самое можно сказать и о другой группе «царских» курганов в Саки (северо‑западная окраина нынешнего города Нара). В то время главным храмом Ямато стал, видимо, Исоноками, который славился воинскими культами и особенно своей сокровищницей с запасами оружия (управлялась родом Мононобэ). До сих пор в Исоноками хранится древний церемониальный железный меч (поскольку его клинок имеет по три «отростка» с каждой стороны, он называется «семилезвийным» – ситисито̄), на котором выгравирована надпись из 61 иероглифа (дешифрованы не все из них), утверждающая, что он был изготовлен в Пэкче в 369 г. и был подарен правителю Ямато (в «Нихон сёки» имеется запись, то такой меч был подарен Дзингӯ). Это является еще одним свидетельством существования тесных связей между двором Ямато и государствами Корейского п‑ова. В то время Ямато поддерживало союзнические отношения с Пэкче, поддерживая его в перманентном противостоянии с другими корейскими государствами – Когурё и Силла).

В V в. место захоронений правителей Ямато вновь было перенесено. Теперь оно располагалось в районах северного Идзуми и южного Кавати. Именно в то время там были построены самые масштабные курганы в японской истории (в том числе «курган Нинтоку», площадь которого составляет около 60 га). Погребальный инвентарь этого периода содержал больше, чем прежде, железных предметов и, в особенности, оружия и меньше – бронзовых зеркал и магатама. В одном из курганов, расположенных рядом с погребением, приписываемом О̄дзин, было обнаружено /7 железных мечей, 62 железных наконечника стрел, 203 железных серпа и множество других изделий из железа. Это свидетельствует как о возрастании фактора военной силы в делах страны, так и о значении, которое правящая элита придавала контролю над важнейшим «стратегическим» товаром – железом.

В разное время было выдвинуто по крайней мере четыре гипотезы относительно причин переноса места царских захоронений в район Идзуми‑Кавати.

1. В то время случилось нашествие кочевого «народа наездников» (киба миндзоку), якобы пришедших с континента через Корейский п‑ов и основавших новое государство. Эта гипотеза, выдвинутая в 1948 г, до сих пор не нашла сколько‑нибудь веских подтверждений.

2. Власть царей Ямато распространилась из района Нара до Кавати. В результате в V в. сложилась федерация, объединявшая в себе территории Идзуми и Кавати, правители которых были связаны кровнородственными отношениями, в связи с чем царские захоронения попеременно производились в этих районах.

3. Участившиеся контакты с Кореей и укрепление связей с периферией Ямато потребовали переноса центра государственной жизни ближе к морю, к морскому порту Нанива. Важность моря и морских коммуникаций для правителей V в. косвенно подтверждается также тем, что в летописях, повествующих об этом времени, большое место уделяется божествам храма Сумиёси, тесно связанных с морскими культами.

4. Произошла смена династий. Новую династию основал О̄дзин (трад. 270–310), и к ней принадлежали также Ритю̄, Ингё̄, Ю̄ряку, Сэйнэй и Нинкэн.

Последняя версия, поддержанная многими известными специалистами, считалась до последнего времени наиболее авторитетной. Однако, как показали работы историка Вада Ацуму, перенос мест захоронений отнюдь не означал, что переносилось и месторасположение дворцов соответствующих правителей, подавляющее большинство которых (за исключением Нинтоку и Хандзэй) продолжали располагаться в долине Нара, т. е. в собственно Ямато (каждый правитель строил для себя новый дворец, что, вероятно, было связано с ритуалом восшествия на престол, которому придавался смысл всеобщего обновления и возрождения). Таки образом, если смена династии и имела место (тогда или позднее) то об этом нельзя судить только по местоположению погребальных курганов.

В V в. строительство квадратно‑круглых курганов велось не только в центре Ямато, но и на периферии – например, в Кэн (префектура Гумма). Курганы там возводились и в IV столетии, но курганы V в. заметно увеличились в размерах (одновременно количество их уменьшилось), превратившись в уменьшенные копии курганов района Кавати‑Идзуми. Это свидетельствует о тесной связи центра и периферии. В настоящее время распространено мнение, что строительство квадратно‑круглых курганов было своего рода привилегией, даруемой тем местным правителям, которые признавали власть Ямато.

 

***

 

Относительно «политической истории» этого периода мы наверняка можем утверждать только одно: между наиболее мощными территориальными и кровнородственными объединениями происходила ожесточенная борьба за власть. Об этом, в частности, свидетельствует сюжет из «Нихон сёки», описывающий правление Бурэцу.

Бурэцу характеризуется «Нихон сёки» как отвратительный правитель:

 

«Став взрослым, он увлекся наказаниями преступников и законами о наказаниях. Он стал хорошо разбираться в уложениях…И он сотворил много зла – ни одного хорошего поступка за ним не числится. Народ в стране боялся и трепетал».

 

Трудно сказать, насколько это решительное высказывание соответствует действительности (вряд ли в начале VI в. речь могла идти о каких‑то законодательных уложениях). Скорее всего, настоящее «преступление» Бурэцу состояло в другом: он не оставил престолонаследника, в результате чего на трон взошел Кэйтай – представитель боковой линии правящего рода, обосновавшейся вне пределов равнины Нара. Его дворец Иварэ и приписываемый ему погребальный курган были расположены на юго‑западе равнины Нара, у подножия горы Мива, т. е. там же, где находился двор Ямато в начале своего существования. В качестве причин обратного переноса дворца из района Нанива обычно называют боязнь вторжения Силла и близость Иварэ к владениям усиливавшегося клана Сога.

 

 

Внешняя политика Ямато

Перенос сакрального центра государства совпал с началом проведения им активной внешней политики: еще во второй половине IV в. был заключен военный союз с Пэкче для борьбы с другим государством Корейского п‑ова – Когурё, которое поддерживала китайская династия Северная Вэй. К началу V в. на Корейском п‑ове оформилось противостояние двух блоков: Когурё и Силла с одной стороны, и Пэкче вместе с Ямато – с другой. При этом первый союз ориентировался на северокитайские династии, а второй – на южно‑китайские.

В 421–478 гг. двор Ямато отправил 10 миссий к правителям династии южная Сун. «Нихон сёки» ничего не сообщает об этих посольствах – сведения о них содержатся только в китайской летописи «Сун‑шу». Ее составители сообщают о прибытии посольств с данью, которые были отправлены «пятью ванами» Ямато. Поскольку в хронике не приводится японских имен этих правителей, то их идентификация всегда была предметом дискуссии. В настоящее время считается, что посольства Ямато в южносунский Китай относятся к правлениям О̄дзин (или Ритю̄), Хандзэй, Ингё̄, Анко̄ и Ю̄ряку.

Пэкче часто просило Ямато о военной помощи, и, согласно письменным источникам, часто ее получала. Поэтому зависимость Пэкче от Ямато была весьма велика (члены королевской фамилии Пэкче, включая престолонаследников, содержались при дворе Ямато в качестве заложников), и Ямато считало Пэкче своим вассалом. Запись «Сун‑шу» от 478 г. утверждает, что правитель Ямато (вероятно, это был Ю̄ряку) якобы просил у южносунского императора Шунь‑ди назначить его правителем Пэкче, но получил лишь титул верховного главнокомандующего.

Вплоть до начала VII в. государство Ямато оказывало большое влияние на баланс военно‑политических сил в этом регионе. Некоторые государственные образования на Корейском п‑ове (напр., Мимана, кор. Имна) временами находились с Японией в вассальных отношениях и регулярно присылали посольства с данью. Хотя достоверность японских письменных источников, трактующих события этого времени, остается весьма проблематичной, повышенное внимание, уделяемое ими событиям в Корее и взаимоотношениям двора Ямато с государствами Корейского п‑ова (иногда создается впечатление, что мы имеем дело скорее с историей Кореи, а не Японии), служит, вкупе с археологическими данными, свидетельством вовлеченности Японии в происходившие там события.

Сведения относительно гегемонистских амбиций Ямато, содержащиеся в японских летописях, частично подтверждаются данными корейских письменных источников. Наиболее достоверным из них принято считать датируемую 414 г. погребальную стелу, воздвигнутую в память вана (правителя) Когурё по имени Квангэтхо. В состоящей из 1800 иероглифов надписи на этой стеле сообщается, в частности, о победе над войсками Ва (Ямато), которые вторглись в Когурё в 399 г.

Наиболее раннее упоминание в «Нихон сёки» относительно военной активности Ямато на Корейском п‑ове относится к правлению императрицы Дзингӯ. Замыслив завоевать заморские земли «на Западе», она молит:

 

«Следуя наставлению богов Неба, богов Земли и обретая опору в душах государей‑предков, я собираюсь переплыть синее море и сама завоевать Запад. И вот, сейчас я опущу голову в воду морскую. Если дано мне получить знак о благоприятном исходе, то – волосы мои, сами собой разделитесь надвое!»

 

Волосы ее, разумеется, сами собой разделяются надвое – решение принято. О легендарном походе Дзингӯ в Корею сообщается, что «бог ветра вызвал ветер, а бог моря вызвал волны, и все большие рыбы морские стали помогать ладье». После того, как при виде войска Ямато ван Силла добровольно покорился («отныне и впредь я тебе буду служить до тех пор, пока существуют Небо и Земля, и стану твоим конюшим»), а правители двух других государств полуострова – Когурё и Пэкче – также обещали на вечные времена приносить дань Ямато.

Похоже, что на V в. пришлась кульминация военно‑политического влияния Ямато на Дальнем Востоке. Правители VI в. (из которых самыми значительными были Кэйтай и Киммэй) терпели на Корейском п‑ове одно поражение за другим. В результате через несколько месяцев после смерти Кэйтай была потеряна Мимана (кор. Имна, Кая). Ее территория была аннексирована Силла.

В утере Имна непосредственным образом сказались внутренние неурядицы в Ямато. Дело в том, что военная экспедиция, посланная в Корею в 527 г. для защиты интересов Ямато от усиливавшегося Силла, столкнулась с прямым неповиновением Иваи, местного правителя, который контролировал северную часть Кю̄сю̄, откуда войска должны были отправиться в Корею. «Нихон сёки» сообщает, что Иваи был подкуплен Силла и отказался пропустить войска. Поэтому вместо того, чтобы «усмирять» Силла, поиска Ямато вступили в сражение с Иваи. В результате Иваи был убит, но экспедицию пришлось отложить.

 

***

 

Чтобы загладить вину отца, сын Иваи преподнес Кэйтай миякэ – землю с крестьянами, которые отныне должны были находиться в наследственном владении правителей Ямато. Ранее такие владения располагались только на равнине Нара.

Приобретение миякэ на Кю̄сю̄ знаменовало собой начало нового этапа консолидации власти, когда экономическое присутствие правящего дома, обеспеченное военной силой, распространилось на отдаленные регионы. Запись в «Нихон сёки» от 535 г. приводит список 26‑ти вновь учрежденных миякэ, расположенных в самых разных частях страны. Особое внимание уделялось при этом Кю̄сю̄ как главному оплоту политики Ямато на Корейском п‑ове.

Непосредственное управление отдаленными миякэ было возложено на куни‑но мияцуко – управителей соответствующих земель. Куни‑но мияцуко  принадлежали к местной знати – зачастую центральная власть не назначала их, а лишь подтверждала их традиционные полномочия. Однако в тех случаях, когда имелось несколько претендентов на эту должность из среды местной знати, двор активно использовал эту ситуацию для создания или расширения своих владений: он выступал в качестве арбитра в обмен на территориальные приобретения.

Подобная политика подтверждения уже существовавших традиционных властных полномочий проводилась двором и по отношению к более мелким территориальным объединениям (агата) и их предводителям (агата‑нуси). Вместе с куни‑но мияцуко они являлись реальными партнерами центральной власти по управлению страной.

В VI в. правители Ямато еще не оставляли намерения контролировать события на Корейском п‑ове с помощью прямого военного вмешательства. Однако все в большей мере курс правящей элиты обращался в сторону строительства внутренней государственной инфраструктуры. Одним из средств, способных обеспечить стабильность власти и культурную гомогенность со второй половины VI в. стал считаться буддизм.

 

 

Распространение буддизма

Буддизм был одной из составляющих культурного потока, направленного в Ямато с континента. Однако ни в Корее, ни в Китае буддизм не сыграл столь выдающейся исторической роли, как в Японии.

Первые достоверные сведения о проникновении буддизма в Японию датируются V веком – именно к тому времени относятся 5 бронзовых зеркал с буддийскими изображениями, обнаруженные в курганных захоронениях. Однако, по всей вероятности, эти зеркала были помещены в погребениях в качестве сокровищ и вряд ли могут свидетельствовать об осмысленном отправлении буддийского культа. Состояние японского общества и культуры еще не позволяли буддизму сколько‑нибудь прочно утвердиться на территории Ямато. Но по мере того, как Ямато утрачивало черты родоплеменного союза, возникали предпосылки для распространения буддизма, и в VI в. это вероучение стало приобретать там популярность прежде всего в силу социальных и идеологических обстоятельств.