Использование поэтических размеров

Ни для кого не секрет, что поэзия как таковая возникла неког­да из вербальной заклинательной магии. Искусство поэтического слова использовалось и в рунических заклинательных текстах, некоторые из которых — целиком или фрагментарно — являются поэтическими. Так, например, часть заклинания на Эггьюмском камне выполнена аллитерационным стихом, а в Рёкской надписи используются и скальдические, и эддический размеры. Встречаются рунические надписи, составленные по законам древнего герман­ского стихосложения, и на мобильных объектах. (Ну и, конечно, нельзя не упомянуть, что самый известный рунический маг исто­рического времени — Эгиль Скаллагримссон — был одновремен­но с этим и скальдом.)

Сакральные формулы

Многие заклинательные рунические тексты содержат те или иные сакральные формулы. Это могут быть и рунические сакраль­ные слова, и классическая формула ek erilaR... («Я, эриль...»). Использование данной формулы имеет целый ряд важнейших магических аспектов. Прежде всего, это установление магической связи с заклинательным «каноном» и рунической традицией в целом, со всеми эрилями, которые жили и работали раньше. Кроме того, само упоминание в надписи имени эриля является действием магическим, предполагающим распространение на артефакт личной Силы мастера.

Использование рун как идеограмм

Сложно сказать, имело ли использование в заклинательных тек­стах Старших рун как идеографических символов, передающих цельное понятие или образ, какое-либо специальное отношение именно к рассматриваемому «канону». Однако нельзя не отметить, что в текстовых рунических заклятьях такое использование имеет место довольно часто. (Например, руна Йер в стентофтенской над­писи, руна Фе — в надписи на камне из Гуммарпа и т.д.)

Отдельно вынесенные «рабочие» комбинации рун

А вот данный прием, несомненно, специфичен именно для больших заклинательных надписей. Имеется в виду составление отдельной магической комбинации рун, которая вырезается отдельно от основного текста и служит, вероятно, для неких специфических целей. В качестве примеров можно упомянуть Бьоркеторпский камень, жертвенную плиту Хрора (камень из Бю), Килверский камень; к этому же ряду примыкают, скорее всего, и три руны f на камне из Гуммарпа и т.д.

Обращение к богам в тексте надписи

А вот об этом приеме стоит поговорить немного подробнее.

* * *

Довольно очевидно, что в Северной Традиции магические и культовые практики разделимы далеко не всегда и с большим тру­дом. Во многом это связано с тем, что само магическое действие рассматривается в Традиции как процесс совокупного воздей­ствия личной Силы мага и Силы божественной (а точнее, просто Силы, в потоке которой работает маг). Соответственно нет ничего неожиданного в том, что многие текстовые рунические заклина­ния содержат в той или иной форме обращения к богам.

Два примера таких обращений мы уже видели в предыдущих разделах этой главы. Это надписи на амулете из Квиннебю (Швеция) и на руническом камне из Сёндер Киркебю (Дания), обе датируемые эпохой викингов. Первая из них гласит:

Здесь вырезал я защиту для тебя, Бюфи [...] чтоб ты был уве­рен. Да закроет молния Бюфи от всякого зла. Да защитит его Тор своим молотом, пришедшим из-за моря. Беги зла! Ничего не добьются от Бюфи. Боги под ним и над ним.

И вторая:

Сассур поставил этот камень в память об Асгауте, его брате. И [он] умер на Готланде. Да освятит Тор [эти] руны\

Отметим, что во втором случае — в надписи на камне из Киркебю, которая сама по себе заклинанием не является, — призыв к Тору выделен графически: если остальная надпись выполнена обычными Младшими рунами, то данные три слова (þur: uiki: runaR) переданы отдельно, в виде трёх одноставных вязаных рун.

Рассматривая довольно обширный корпус обращений к богам в рунических текстах, можно увидеть достаточно четкую динами­ку изменения функциональности этих обращений.

Для древнейших памятников характерно обращение как тако­вое — без формулирования конкретных целей; своего рода призыв к богам быть рядом, вместе с мастером или владельцем артефакта. Характернейший пример — серебряная с позолотой фибула из Нордендорфа (Германия, VI век), на которой вырезаны две над­писи. Первая, длинная, надпись:

awaleub winiẹ

Awa — германское женское имя; Leubwini может быть муж­ским именем или прозвищем с германскими основами leub «любовь», «любимый», и wini «друг». Возможно, фибула была подарком, предложенным мужчиной женщине.

Вторая, выполненная в три короткие строки, надпись:

 

logaþore

Wodan

wigiðonar

Это — имена трёх богов.

Logaþore — с очень большой вероятностью одно из имен Локи; дословно может означать «колдун» или «обманщик»; кроме того, это имя звучит очень близко к древнегерманскому варианту Лодур.

Имя Wodan комментариев не требует.

Wigiðonar — двухосновное имя; wigi - трактуют как «благо­словляющий», Ðonar — вариант имени Тор, т.е. «Тор Благо­словляющий»,

Итого перед нами надпись (явно магическая), содержание которой — просто имена триады богов: Локи, Один, Тор. Нет ни просьб о защите или помощи, ни пожеланий об освящении —

только обращение как таковое, по большому счету, просто призывающее богов войти в жизнь владельца арте­факта.

Лишь немногим моложе гребень из Сетре (Норвегия, конец VI — VII век), на котором вырезаны следую­щие руны:

HAl mAR

MAunA

AlunaAlunanA

Последняя строка трактуется как обращение к богине Нанне: «alu Нанна! alu Нанна!»[148]

Позднее, в эпоху викингов, обращения становятся более «раз­вернутыми». Так, надпись на одной рунической палочке из Бергена читается как:

 

heil: seþu: ok: ihuhum: godom

þor: þik: þig: gi: oþin: þik: eihi

 

Благопожелание тебе, и будь в добром духе!

Тор да примет тебя,

Один да владеет тобой.

(Отметим, что последняя фраза — Oþin þik eihi! — традици­онный боевой клич.)

В это же время возникает и устойчивая формула þur uiki runaR! («Да освятит Тор [эти] руны!»), которую мы уже видели на руническом камне из Сёндер Киркебю и которая заканчивает, «закрывает» рунические надписи на многих других памятниках той эпохи. Может вызвать определенное недоумение тот факт, что призыв освятить руны обращен к Тору, а не к Одину, который является «покровителем» рунического Искусства. Однако необхо­димо, во-первых, иметь в виду, что ближе к концу эпохи викингов скандинавское язычество претерпевает определенные изменения, в результате которых культ Тора приобретает более масштабный, чем ранее, объединяющий характер (о чём свидетельствует, напри­мер, широчайшее распространение нашейных амулетов в виде «молоточков Тора»). А во-вторых, следует вспомнить эпитет Тора, употребленный в нордендорфской надписи, где он назван Wigiðonar, «Top благословляющий».

В целом для рунических текстов данной эпохи характерны — по контрасту с надписями эпохи классической— обращения к богам с конкретной целью («Да примет тебя Тор!», «Да освятит Тор руны!»), но эти цели не имеют «прикладного оттенка»...

Вместе с тем в конце данного периода — эпохи викингов — в рунических текстах впервые появляются обращения к богам, содержащие «прикладные» пожелания. Древнейший, насколько мне известно, пример — всё тот же амулет из Квиннебю («.. Да закроет молния Бюфи от всякого зла. Да защитит его Тор..»). Здесь уже несомненно влияние христианства — не забудем, это конец XI века; земли Скандинавии формально окрещены, — и обращение к богам по структуре своей уже напоминает молитву, резко контрастируя с надписями магов «классической» эпохи, призывавших богов ради богов как таковых...

...В этой книге мы неоднократно, — рассматривая тот или иной аспект рунического Искусства и проходя от древнейших его прояв­лений к позднейшим, — сталкивались с примерами перемешивания языческого и христианского — иногда смешными, иногда печальны­ми. Тот пример, который я хочу привести, чтобы отразить конечный этап развития традиции обращения к богам в рунических надписях, будет, с одной стороны, логическим завершением динамики, о кото­рой я говорю выше, — динамики превращения призыва в молитву. Но, с другой стороны, он же послужит нам примером сохранения древнейших смыслов и в очень поздние времена…

Итак, рунический посох из Рибе, Дания; ориентировочная датировка — первая четверть XIV века:

Я прошу о защите Землю — и Высокое Небо, Солнце, и Святую Марию, и самого Господа Бога [прошу] чтобы Он даровал мне руки целящие и язык исцеляющий, чтобы излечить Перепуг [149], когда будет то нужно.

Из спины и груди, из тела и члена, из глаза и уха, из отовсюду, куда зло войти может.

Вот есть Камень-Сварт [150], посередь моря стоит, там лежат на нем девять нужд [...]

Да не будешь ни сладко спать, ни тепло пробуждаться, пока не помолишься во исполнение сего излечения, что закрепил я в рунами [резаных] словах.

Завершая приведением текста этого рунического заклятья, фактически являющегося уже заговором, по неким причинам зафиксированным в рунах, я хочу подчеркнуть устойчивость тра­диционных смыслов («Я прошу о защите Землю...») и общесевер­ную инвариантность образов (сложно не сопоставить Камень-Сварт данного заклятья с Бел-горюч Камнем Алатырем русских заговоров)...

Глава 10

 

 

Ритуалы

Ритуалы рунического Искусства

Р

итуал является неотъемлемой частью любого магического искусства и любой предполагаю­щей практику системы магического описания мира вне зависимости от того, о какой именно системе идет речь, он выполняет две взаимосвязанные функции. Во-первых, ритуал — как более или менее чётко опреде­лённая последовательность действий — устанавливает связь магической практики с традицией, в рамках кото­рой она находится («я делаю то, что делали поколения магов до меня») и в конечном итоге с действиями богов, отражёнными в мифах («так делали боги, так теперь поступают люди...» — один из древнеиндийских тек­стов). Вторая функция ритуала — сохранение правиль­ной, отработанной и проверенной веками последова­тельности действий, в той или иной степени гарантиру­ющей достижение необходимого результата.

Разные магические традиции подразумевают разные ритуалы, однако две данные функции — поддержания связи и обеспечения «правильности» делания — сохра­няются в каждой. Другое дело, что степень формализа­ции ритуала и механизм реализации данных функций могут быть весьма различны. Так, например, использо­вание рун — один из элементов ритуала рунического Искусства — уникален, а вот другой его элемент — использование устоявшегося архаичного языка («рунического койне») — доволь­но обычен (сравни использование «мертвой» латыни в католициз­ме, никогда не бывшего «живым» церковнославянского в право­славии и т.д.).

Для ритуалов рунического Искусства — как и для Северной Традиции в целом — характерны минимум жесткого закрепле­ния формы и минимум стандартизации. На первый — верный, но поверхностный — взгляд это связано с присущим Северу стремле­нием к абсолютной личной свободе. Взгляду более глубокому открывается, что это стремление к свободе от жестко опредёлен­ной последовательности действий в ходе свершения магии обу­словлено самой сутью северной магии: Wodan, id est furor, «Один, иже есть экстаз» — Адам Бременский, XII век. Речь идет о твор­ческой ярости, далеко не всегда признающей формальные схемы...

Тем не менее, руническое Искусство имеет определенный риту­альный «канон», пусть и весьма свободный (частью этого канона является, например, само использование рун). В этом каноне суще­ственно «смазана» вторая функция ритуала (поддержание правиль­ной последовательности действий), зато первая — обеспечение связи с Традицией — принимает огромное значение.

...В этом свете любопытно взглянуть на издающиеся сегодня во множестве «учебники по рунической магии», предлагающие конкретные ритуальные схемы едва ли не на любой случай жизни. В абсолютном большинстве своём эти схемы просто не имеют ничего общего с тем, что и как делали мастера рун тысячу лет тому назад. Так, например, многие авторы предлагают для «освящения амулетов» использовать алтарь, на котором расстав­лены символы четырех классических стихий, — для критики достаточно упомянуть, что северяне не использовали алтарей (в данном контексте) и что Северная Традиция оперирует пятью, а не четырьмя стихиями...

Я не собираюсь здесь тратить время читателя на анализ подоб­ных «учебников»; я просто хочу отметить, что предлагаемые ими ритуальные схемы в большинстве случаев не поддерживают пер­вую функцию ритуала, связь с Традицией, а значит, ритуалом — в традиционном смысле слова — не являются.

...Да, о ритуалах рунического Искусства нам известно очень немногое, и в первую очередь это связано с обозначенными выше особенностями Северной Традиции в целом. Тем не менее, саги, исторические свидетельства и древние северные сакральные тек­сты, если рассматривать их в совокупности, вполне позволяют получить общее представление о данном вопросе, — и это «общее представление» по большому счету важнее, чем отсутствующие достоверно архаичные «практические рекомендации».

Сама специфика рунического ритуала, подразумевающая нали­чие центрального действия — вырезания рун, — определяет воз­можное направление изучения и анализа имеющихся у нас дан­ных. Одна и та же ритуальная форма может быть использована жрецом или магом для достижения очень разных целей; но вот категория объекта, становящегося носителем рун и их магии, во многом определяет и ритуальные принципы, используемые при вырезании рун. Я полагаю, что, несколько огрубляя, мы можем выделить три формы рунического ритуала и соответственно три «области приложения» рунического Искусства:

 

1. руническая мантика — искусство «вопрошания рун» и полу­чения советов;

2. нанесение рунических заклятий (в широком смысле этого слова) на неподвижные объекты, либо связанные с Землей и её магией, либо сами по себе имеющие сакральное, космографиче­ское значение (как правило, и то и другое одновременно). Такие рунические заклятья я условно называю «связанными»;

3. нанесение рунических заклятий на мобильные объекты («несвязанные» заклятья).

Эти три формы рунического ритуала различаются не только направлением делания, но и тем, к каким силам апеллирует маг. Ниже мы рассмотрим каждую из этих форм, но прежде мне хоте­лось бы отметить, что руническое Искусство (как и любое другое) подразумевает владение определенными специфическими навыка­ми, которые можно назвать «элементарными» в том смысле, что из использования этих «элементов» и складывается рунический ритуал.

Нам повезло. Исландцы, записавшие тексты, сегодня называе­мые Старшей Эддой, сохранили для нас «перечень компетенций» мастера рун — эриля.

 

Восемь навыков мастера рун

Знаменитый посвящённый рунам фрагмент эддических «Речей Высокого» (т.е. Одина) начинается со следующей строфы, явно адресованной человеку, постигающему руническое Искусство. В данном отношении этот — и следующий за ним — тексты очень важны для нас, поскольку это практически единственный случай, когда в древних текстах мы сталкиваемся не с простой констата­цией факта применения рунической магии, а со своего рода, вве­дением в её основы.

Итак, начало фрагмента (пер. с др.-исл. А. Корсуна):

Руны найдешь

и постигнешь знаки,

сильнейшие знаки,

крепчайшие знаки,

Хрофт их окрасил,

а создали боги

и Один их вырезал.

Речи Высокого, 142

И, далее:

 

Умеешь ли резать?

Умеешь разгадывать?

Умеешь окрасить?

Умеешь ли спрашивать?

Умеешь молиться

и жертвы готовить?

Умеешь раздать?

Умеешь заклать?

Речи Высокого, 144

Эти восемь строк справедливо считаются всеми — и «академи­ческими», и «эзотерическими» — рунологами перечнем сакрализованных навыков, необходимых мастеру рун, эрилю. Действи­тельно, кое-что из перечисленного довольно очевидно. «Умеешь ли резать?» — разумеется, маг или жрец[151] говорит здесь об умении вырезать руны. «Умеешь окрасить?» — здесь речь идет о ритуаль­ном окрашивании рун кровью, известном по многим примерам.

Однако почти все остальное остается неясным. Кроме того, перевод А. Корсуна — при всех своих несомненных поэтических достоинствах — остается именно поэтическим переводом, кото­рый не может быть дословным. А ведь здесь, в отсутствие кон­текста — каждый необходимый эрилю «навык» охарактеризо­ван всего лишь одним глаголом — здесь необходима предельная чёткость...

Между тем разобраться, о каких именно восьми навыках мастера рун сообщает нам данный эддический текст, было бы чрезвычайно интересно: ведь это позволило бы нам понять, чему обучались будущие мастера рун, а значит, понять, что именно составляло работу эриля и являлось компонентами ритуалов рунического Искусства...

Итак, отправная точка — исходный текст на языке оригина­ла — древнеисландском:

 

Veistu hvé rísta skal?

Veistu hvé raða skal?

Veistu hvé fáa skal?

Veistu hvé freista skal?

Veistu hvé biðja skal?

Veistu hvé blóta skal?

Veistu hvé senda skal?

Veistu hvé sóa skal?

 

Навык 1: RÍSTA

Умеешь ли резать? Значение глагола в первой строке не вызы­вает никаких сомнений, как и то, что глагол «резать» относится к рунам. И сам глагол достаточно древен (скандинавское rísta и славянское резать — «потомки» одной североевропейской осно­вы); и в словосочетании «вырезал руны» он встречается ещё на древних рунических камнях.

Другое дело, что именно подразумевает данная строка. Оче­видно, речь не идет о мастерстве резьбы по дереву или камню (даже если говорить о вырезании рунических знаков). Можно предполагать, что сакрализованное умение «резать руны» под­разумевает:

 

• знание рун, их фонетических и символических соответствий;

• владение основными принципами рунического письма;

• умение как минимум составлять простейшие заклинательные рунические комбинации рун.

Навык 2: RÁÐA

Уже со Второго Навыка — будем начинать эти слова с пропис­ных букв, чтобы отличать от навыков бытовых, — уже со Второго Навыка начинаются лингвистические проблемы. Казалось бы, «Умеешь разгадывать?» в русском переводе Корсуна довольно понятно — речь может идти, например, о разгадывании смыслов в процессе «рунического гадания». Может. Только к этому нет никаких указаний, а сам перевод «разгадывать» не совсем адеква­тен для др.-исл. глагола ráða.

Так, в датских, например, переводах Эдды в данной строке используются глаголы tyde «толковать», «разъяснять» и råde «советовать» (последний — явно однокоренной с др.-исл. raða). Заметьте — не «получать совет», но — именно «советовать».

Среди англоязычных переводчиков Эдды царит существенно большее единство. Только Беллауз перевел это слово архаичным to rede «разгадывать»; большинство выбрали родственный древнему скандинавскому английский глагол to read «читать».

Впрочем, несмотря на существующие разногласия, смысл вто­рого навыка тоже ясен. Речь идет о «понимании», «чтении» рун, что, вероятно, подразумевало:

 

• читать и понимать надписи, выполненные рунами;

• разбирать и осмысливать — насколько это возможно — их комбинации, созданные другими мастерами.

Навык 3: FÁA

А вот здесь с лингвистической точки зрения нет ни единого разночтения. В полном соответствии с переводом Корсуна: «Умеешь окрасить?» Нет проблем и с точки зрения историче­ской: действительно, мы знаем, что вырезанные руны — и на мобильных объектах, и на рунических камнях — часто окрашива­лись, в одних случаях кровью, в других (на части камней) специ­альными красителями.

Зато здесь есть тонкость, принципиальная с точки зрения рунического Искусства. Вырезать руны и Окрасить руны — выне­сено в две разные строки; это два разных навыка эриля. И два независимых элемента рунического ритуала.

Мы можем увидеть, что это так, и просто обратившись к древ­ним текстам. Так, например, нам известно три примера примене­ния Эгилем Скаллагримссоном рунической магии, и только в одном из этих трёх случаев он совершает окрашивание вырезан­ных рун своей кровью.

Навык 4: FREISTA

Определение четвертого из «Восьми Навыков», пожалуй, наи­более сложно для интерпретации.

Начнем с того, что лингвистически перевод Корсуна «Умеешь ли спрашивать?» имеет довольно косвенное отношение к др.-исл. глаголу freista. Обратимся к другим переводам Эдды.

Наибольшим разнообразием отличаются существующие пере­воды на датский. Датчане для обозначения данного навыка исполь­зуют глаголы søge «искать», prøve «пробовать» и даже male «измерять», «определять».

В переводах на норвежский, максимально близкий (не считая исландского) к языку Эдды, мы встретим глагол freiste «искать», очевидно, родственный использованному в «Речах Высокого», и — параллельно с датчанами, но немного с иным значением — глагол prøve «судить [о чем-либо]», «испытывать».

Английских переводов Эдды, разумеется, существует едва ли не больше, чем всех остальных вместе взятых однако практически все они (Торп, Брэй, Одэн и Тэйлор и т.д.) используют глагол to prove — за исключением, как всегда, Беллауза. Беллауз предлагает trial — такого глагола в «официальном» английском вообще нет, но смысл понятен.

Именно перевод Беллауза в свое время подтолкнул меня к вероятному решению этого ребуса. Дело в том, что в английском существует устойчивое выражение trial the truth, имеющее однозначное русское соответствие — «пытать истину». «Искать», «испытывать», «[выносить] суждение», «определять» — все эти оттенки древнего freista сливаются в контексте рунического Искусства в обозначении рунической мантики.

Итак, Четвертый Навык — умение искать истину с помощью рун, т.е. пользоваться руническими жребиями (как, например, нам описывает то Тацит), интерпретировать руны и понимать их совет.

Навык 5: BIÐJA

«Умеешь молиться?..»

В данном случае использованный в Эдде глагол сохранился во всех скандинавских языках до настоящего времени: швед, bedja, дат. bede и т.д. Он действительно может быть переведен как «молиться», и именно эти глаголы используют в своих переводах «Речей Высокого» скандинавы. Однако в скандинавских языках эти глаголы сохраняют ряд оттенков, которые просто исчезают при использовании русского аналога.

Более того, рус. молиться к настоящему времени настолько прочно вошло в наш обиход, что мы забываем о том, что данный глагол находится здесь в возвратной форме, т.е. замкнут на себя (сравн. купаться — «купать себя», играться — «играть сам с собой» и т.д.). Это имеет совершенно определенный и глубокий смысл в народной православной культуре, но не имеет ни малей­шего отношения к данной строфе Старшей Эдды.

Уже по двум этим причинам — иные смысловые оттенки и воз­вратная форма, перевод Корсуна («молиться») для нас непригоден.

Смысловые оттенки, присущие др.-исл. глаголу biðja, удобно проиллюстрировать, рассмотрев существующие английские пере­воды Эдды. Только в одном (!) из них — в переводе Торпа — упо­треблен глагол to pray, который действительно стоит переводить на русский как «молиться».

Беллауз и Брэй в своих переводах используют to ask «спраши­вать», «просить».

И, наконец, Одэн и Тэйлор предлагают to evoke — «призывать».

Вероятно, именно эти два аспекта и являются основными в Пятом Навыке мастера рун — умение призвать богов и просить их — именно о том, что должно.

 

Славься, день!

И вы, дня сыны!

И ты, ночь с сестрою!

Взгляните на нас

благостным взором,

победу нам дайте!

 

Славьтесь, асы!

И асиньи, славьтесь!

И земля благодатная!

Речь и разум

и руки целящие

даруйте нам!

Речи Сигрдривы, 3— 4

Навык 6: BLÓTA

Смысл этого слова в скандинавских языках не изменился за время, прошедшее с записи Эдды. У Корсуна: «...и жертвы гото­вить». Здесь лишнее — только несколько сбивающее с толку «готовить». В современных, например, норвежском и датском языках это звучит как blote, «жертвовать».

Шестой Навык — умение совершать жертвоприношение во время рунического ритуала.

Навык 7: SENDA

Определения Седьмого и Восьмого Навыков перевраны у Корсуна настолько, что просто не имеют никакого отношения к реальности.

Седьмой Навык Корсун определяет вопросом «Умеешь раз­дать?», а в комментарии к данной строке в академическом издании Эдды мы можем прочитать: «Умеешь раздать — раз­делить принесенных в жертву животных и раздать присутству­ющим».

Между тем др.-исл. глагол senda со значением «послать» имеет общегерманский корень: совр. англ. to send, исл. senda, дат. sende, шв. sanda и т.д. — все эти глаголы, используемые в данном случае переводчиками Эдды, означают «послать», «отправить».

Ни о каких убиенных животных, которых нужно «раздать присутствующим», нет и речи.

Перевод данной строки: «Умеешь послать?»

Другой вопрос — что и кому. Вероятно, здесь идет речь об умении «отправить» руническое заклинание (или, точнее, его действие) объекту магии, отделенному расстоянием от челове­ка, вырезающего руны. Примеры такого умения мы неодно­кратно встречаем в древних текстах — достаточно вспомнить проклятие Эгиля, «посланное» им через море конунгу Эйрику и Гуннхильд.

Более поздние предания и сказки часто говорят об этом в иносказательном виде. Так, например, в датской песне «Руны благородного Тидемана» (XVI век) говорится о том, что короле­вич Тидеман, проникнувшись любовью к прекрасной Биделиль, вырезает руны любви на дощечке и бросает ее в воду. Руническое заклятье «приплывает» к Биделиль, и та отправляется к кораблю королевича[152].

Итак, Седьмой Навык — умение направить действие руниче­ского заклинания через расстояние.

 

Навык 8: SÓA

В переводе Корсуна последний Навык характеризуется вопро­сом «Умеешь заклать?»

Между тем, др.-исл. глагол sóа, действительно обозначаю­щий действие, связанное с уничтожением, расточением чего-либо, совершенно не обязательно имеет окраску жертвенности. В норвежских переводах Эдды в данной строке «Речей Высокого» используются глаголы slette — «уничтожать» и stoppe — «остановить»; в датских — øde, «расточать», «тра­тить» и slette — «удалять»; в английских, как правило, — to spend.

Что же можно уничтожить/ остановить, если мы говорим об искусстве применения рун? Очевидно, что — как и в большинстве других строк («резать», «окрашивать») — речь здесь идет именно о рунах: о том, чтобы уничтожить ненужное или неправильно вырезанное руническое заклинание и тем самым остановить дей­ствие рун.

Пример применения Восьмого Навыка напрашивается сам собой — то место в Саге об Эгиле, где он исцеляет больную жен­щину. «Тогда Эгиль поговорил с больной, потом попросил припод­нять ее со скамьи и подстелить ей чистые одежды. Затем он обша­рил то место, на котором она лежала, и нашел там китовый ус, на котором были вырезаны руны. Эгиль прочел их, соскоблил и бро­сил в огонь».

* * *

Итак, Восемь Навыков эриля, применяемых в ритуалах руни­ческого Искусства:

1) резать руны (в том числе — составлять рунические фор­мулы);

2) читать руны (и интерпретировать чужие формулы);

3) окрашивать руны;

4) «пытать истину» с помощью рун;

5) призывать богов и обращаться к ним;

6) приносить жертвы;

7) «посылать» магию вырезанных рун через расстояние;

8) уничтожать руны и останавливать действие рунических заклятий.

Руническая мантика

Собственно говоря, как мы уже видели, руническая мантика — это один из общих Восьми Навыков мастера рун. Тем не менее, я предпочел выделить мантику еще и в отдельную форму руниче­ского ритуала. Прежде всего, потому, что это совершенно особая область рунического Искусства, о которой, несомненно, стоит и говорить особо.

Сегодня «гадание на рунах» стало очередной «оккультной модой» — одной из многих; изрядно профанированное, как и большинство подобных «техник», такое гадание не имеет практи­чески никакого отношения к традиционным ритуалам и сакраль­ным практикам. Достаточно упомянуть, что традиционно руниче­ская мантика — как и другие архаичные мантические техники, связанные с использованием жребиев, — предполагает возмож­ность советоваться с богами, а вовсе не удовлетворение тривиаль­ного «желания знать, что будет». Если же рассматривать техниче­ские подробности...

Несмотря на обилие, в целом, свидетельств о большом значе­нии мантических техник в европейской сакральной Традиции, на настоящее время мы располагаем только одним полностью понят­ным и достаточно подробным историческим описанием, относя­щимся к рунической мантике. Речь, разумеется, идет об описании Тацита (I век н. э.), приводимом им в «Германии»:

«Они как никто боле принимают во внимание гадания по полету птиц и по жребию. Способ гадания по жребию прост. Срубленную ветку плодоносного дерева они режут на плашки и, разметив их некими знаками, высыпают наудачу на белое полотнище. Затем жрец общины, если решается общественное дело, или сам отец семейства, если частное, вопрошая богов и небо, поднимает три [из них], одну за другой, и истолковывает в соответствии с ранее нанесенными знаками» [153].

Фактически, перед нами описание ритуала, и описание довольно подробное. Первое, на что мы обращаем внимание, — это использо­вание специальных деревянных плашек, на которые нанесены «некие знаки», довольно четко ассоциирующиеся именно с рунами[154]. Сегодня комплект таких плашек с нанесенными на них рунами Футарка можно купить в любом оккультном магазине; «гадание на рунах» стало широко популярным после выхода в свет в 1982 году «Книги рун» американца Р. Блюма. Блюм предложил собственную систему «рунического гадания», формально исходя из указаний Тацита, на деле же — не переняв из приведенного описания ничего, кроме факта использования плашек с руническими знаками.

Действительно, достаточно просто вчитаться в слова Тацита, чтобы увидеть: речь идет о совершенно иной процедуре, чем та, которую практикуют сегодня многочисленные гадатели. Прежде всего: «Срубленную ветку плодоносного дерева они режут на плашки и, разметив их некими знаками, высыпают наудачу на белое полотнище». Здесь нет речи об использовании готового «рунического комплекта» (я уж не говорю про покупные ком­плекты), напротив, Тацит совершенно ясно указывает, что выреза­ние рунических жребиев является частью ритуала вопрошания рун. Соответственно и пресловутый мешочек для рун (также при­думанный Блюмом), без досконального описания которого не обходится, пожалуй, ни одно пособие по «гаданию на рунах», вообще не имеет никакого отношения к Традиции — он просто не нужен, учитывая, что рунические жребии изготовляются для одного-единственного ритуала обращения к богам...

Подобных «оплошностей» в отношении рунической мантики — множество, и число их растет с каждой новой книгой о рунах, поскольку каждый автор считает своим долгом внести в описание рунических практик что-нибудь новое. Рассмотреть их все — невозможно (да и неинтересно), но кратко упомянуть наиболее значительные — необходимо.

Использование «пустой» руны

Двадцать пятая, «пустая», руна придумана, как и многое другое в данной области, Ральфом Блюмом и с тех пор уверенно кочует из одного издания в другое. Прежде всего, разумеется, это отступле­ние от Традиции. Можно, конечно, говорить, что и Традиция должна развиваться (это так), но к этому случаю данная сентен­ция не имеет отношения: Футарк как магическая система описа­ния мира замкнут, и добавление к нему новых символов может способствовать лишь разрушению его структуры;

«Рунические расклады»

Практически все книги о рунах приводят описания многочис­ленных гадательных «раскладов», в которых каждая позиция озна­чает что-то определенное. Нет нужды упоминать, что все это — чистой воды фантазии авторов, не имеющие никакого отношения к Северной Традиции. Гораздо хуже другое — то, что данный под­ход имеет отношение к иной традиции: к традиции карточных гаданий. («Но смешивать два эти ремесла...») Просто вспомните то, что мы говорили о функциях ритуала в начале этой главы.

Вопросы о будущем

«Что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоит­ся...» Из традиции карточных гаданий многие авторы заимствуют не только идею использования раскладов (нередко — довольно вычурных), но и сам подход к задачам мантического действия. Между тем мы не только нигде в источниках не встречаем упо­минаний о том, чтобы северные предсказатели (не только германские) обращались к богам с вопросом о том, «что будет», но и просто не можем сопоставлять такой интерес к собственному будущему с традиционными ценностями Севера. Как мантический инструмент, руны предназначались для того, чтобы получить совет богов...

Толкования для рун в «прямом» и «перевернутом» поло­жении

Еще одна современная «придумка» — не столь катастрофиче­ская, как «рунические расклады», и тем не менее. Обратимся к Тациту: «ветку плодоносного дерева они режут на плашки...» — как правило, ветка здорового дерева в сечении образует круг, соот­ветственно рунические жребии, изготовленные таким образом, ни «верха», ни «низа» иметь не будут. Руна на упавшем на полотно жребии может оказаться в произвольном положении (лежащей на боку, например). Очевидно, что в ритуале, о котором говорит Тацит, прямого значения этому не придавалось.

Впрочем, это как раз та область, в которой, на мой взгляд, «раз­витие» вполне допустимо — именно в силу отсутствия излишнего формализма в северных ритуальных практиках. Другое дело, что подходить к этому «развитию» следует, не слепо следуя описани­ям «прямых и перевернутых рун» в современных книжках, а, скорее, используя некие интуитивные соображения, возникаю­щие непосредственно в ходе ритуала.

* * *

Говоря вообще, у Тацита мы видим либо две фазы мантического ритуала, либо смешение двух его различных вариантов.

Первая фаза, или первый вариант вопрошания характеризу­ется словами «и высыпают наудачу на белое полотнище». Я полагаю, что речь здесь идет не просто о подготовке, но имен­но о мантической процедуре: рассматривая жребии, упавшие знаком вверх, и анализируя их взаимное расположение, жрец получает некую предварительную информацию по своему вопросу.

Вторая фаза, или второй вариант вопрошания описывается так: «вопрошая богов и небо, поднимает три [из них], одну за другой, и истолковывает в соответствии с ранее нанесенными знаками». Указание на число 3, сакральное и само по себе, и в рунической Традиции в частности, явно имеет здесь принципиальное значе­ние. Конечно, мы уже никогда не узнаем достоверно, какая имен­но священная триада смыслов использовалась в данном случае германскими магами начала нашей эры. Однако до тех пор, пока мы остаемся в рамках тр