О человеке, его умственных способностях и его воспитании

[...] К чему сводится наука о воспитании? К науке о средствах понудить людей приобрести добродетели и таланты, которые желательны в них. Есть ли что-нибудь невозможное для воспитания? Нет (стр. 447).

До какой бы степени совершенства не довели вос­питание, не следует, однако, думать, будто можно сде-

кондильяк

Этъен-Бонно Кондилъяк (1715—1780) — французский фило­соф-просветитель, историк и экономист. Сотрудничал в «Энцик­лопедии», руководимой Дидро, и был близок к его кружку. Автор «Трактата о системах» (1749), в котором подверг критике ряд положений метафизики Декарта, Малъбранша, Спинозы и Лейбница с позиций эмпиризма. Главное философское произве­дение Кондильяка — «Трактат об ощущениях» (1754), в котором автор стремится пойти далее Локка по пути сенсуалистического

истолкования знания. Отрыв­ки из этого произведения публикуются ниже по изда­нию: Э. В. Кондильяк. Трактат об ощущениях. М., 1935.

ТРАКТАТ ОБ ОЩУЩЕНИЯХ

ВАЖНОЕ

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ЧИТАТЕЛЮ

[...] Я предупреждаю читателя, что очень важно поставить себя в точности на место статуи, которую мы собираемся наблюдать. Надо начать существовать вместе с ней, обладать

только одним органом чувств, когда у нее будет только один такой орган; приобретать лишь те идеи, которые она приобретает; усваивать лишь те привычки, кото­рые она усваивает, — одним словом, надо быть лишь тем, что она есть. Она сумеет судить о вещах, подобно нам, лишь тогда, когда она будет обладать всеми на­шими органами чувств и всем нашим опытом, а мы сумеем судить, подобно ей, лишь тогда, когда мы пред­положим себя лишенными всего того, чего ей не хва- · тает. Я полагаю, что читатели, которые поставят себя в точности на ее место, без труда поймут предлагае­мый труд; другие же читатели выдвинут против меня бесчисленные возражения (стр. 41).

Главная задача предлагаемого труда — показать, ка­ким образом все наши знания и все наши способности происходят из чувств или, выражаясь точнее, из ощу­щений, ибо по сути дела чувства являются лишь по­водом. Чувствуют не они, чувствует только душа по поводу органов, извлекая из модифицирующих ее ощу­щений все свои познания и все свои способности.

Это исследование может оказать неизмеримую поль­зу искусству рассуждения; оно одно может довести его до его первых начал. Действительно, мы сумеем от-

63Θ

крыть надежный способ руководить постоянно нашими мыслями лишь тогда, когда мы узнаем, каким образом они возникли. Чего ожидать от философов, вечно апел­лирующих к какому-то инстинкту, которого они не в состоянии определить? Неужели можно надеяться уничтожить источник наших заблуждений, предостав­ляя нашей душе действовать столь таинственным обра­зом? Нет, мы должны начать наблюдать себя с первых испытываемых нами ощущений, мы должны вскрыть причину наших первых операций, добраться до источ­ника наших идей, показать их происхождение, просле­дить за ними до границ, поставленных нам природой; одним словом, мы должны, как выражается Бэкон, возродить весь человеческий разум.

Но, могут возразить нам, все уже сказано, когда вслед за Аристотелем повторяют, что наши знания про­исходят из чувств. [...]

Уже давно было сказано, что все наши знания про­исходят из чувств. Однако перипатетики еще так плохо понимали эту истину, что, несмотря на всю талантли­вость некоторых из них, они никогда не сумели раз­вить ее, и по истечении ряда веков ее пришлось наново открыть [...].

Непосредственно за Аристотелем, минуя прочих фи­лософов, писавших по тому же самому вопросу, мы имеем Локка. Этот английский мыслитель, несомненно, пролил на него много света, но он все же не выяснил его до конца. Мы увидим, что от его внимания ускольз­нуло большинство суждений, примешивающихся ко всем нашим ощущениям; что он не понял, насколько нам необходимо научиться осязать, видеть, слышать и т. д., что все способности души он принял за врож­денные качества, не подозревая, что они могут проис­ходить просто из ощущения [...].

«Трактат об ощущениях» — единственное сочине­ние, в котором у человека отняли все его привычки. В нем показывается на основании наблюдения ощуще­ния в его возникновении, как мы научаемся пользо­ваться нашими способностями; те, кто хорошо поймет нашу теорию ощущений, должны будут признать, что нет больше необходимости обращаться к туманным

словам об инстинкте, машинальном движении и подоб­ным выражениям; во всяком случае, если ими станут пользоваться, то смогут составить себе о них точное представление [...].

Отсутствие какого-нибудь предмета, который мы считаем необходимым для нашего счастья, вызывает в нас то неприятное состояние, то беспокойство, ко­торое мы называем потребностью и из которого про­исходят желания. Потребности эти повторяются в за­висимости от обстоятельств, часто даже образуются но­вые потребности, и это способствует развитию наших знаний и наших способностей.

[...] Это беспокойство есть тот первый принцип, кото­рый порождает в нас привычки осязать, видеть, слышать, обонять, вкушать, сравнивать, судить, размышлять, желать, любить, ненавидеть, бояться, надеяться [...], одним словом, благодаря ему возникают все душев­ные и телесные привычки. [...]

Чтобы понять ход развития всех наших знаний и всех наших способностей, важно было вскрыть то, чем мы обязаны каждому чувству в отдельности, и проде­лать таким образом работу, которая до сих пор еще не была сделана. Так возникли четыре части «Трактата об ощущениях».

В первой части исследуются те чувства, которые сами по себе не могут судить о внешних предметах.

Во второй части исследуется чувство осязания, т. е; то единственное чувство, которое способно само по себе судить о внешних предметах.

В третьей части исследуется, каким образом чув­ство осязания научает другие чувства судить о внеш­них предметах.'

В четвертой части рассматриваются потребности, идеи и деятельность изолированного человека, поль­зующегося всеми своими чувствами.

Мы видим, таким образом, что задача предлагае­мого труда — показать, каковы идеи, которыми мы обя­заны каждому нашему чувству, и каким образом чув­ства эти, вместе взятые, дают нам все знания, необхо­димые для нашего самосохранения. [...]

Резюме первой части

Локк различает два источника наших идей: чувства и рефлексию. Правильнее было бы принять только один источник их как потому, что рефлексия является по своему происхождению просто тем же ощущением, так и потому, что она является не столько источником идей, сколько каналом, по которому они вытекают из чувств.

Как ни мелкой кажется эта ошибка, она вносит зна­чительную неясность в его систему, ибо она мешает ему развить принципы ее. Поэтому названный фило­соф ограничивается указанием, что душа воспринимает, мыслит, сомневается, верит, рассуждает, познает, же­лает, размышляет; что мы убеждены в существовании этих операций, ибо мы их находим в 'себе самих, и что они содействуют развитию наших знаний. Но он не счел необходимым вскрыть принципы и происхождение их, он не подозревал, что они, может быть, являются лишь приобретенными привычками. По-видимому, он считал их чем-то врожденным человеку, утверждая только, что они совершенствуются благодаря упражне­нию (стр. 42—47).

Резюме второй части

С одной стороны, все наши знания вытекают из чувств, а с другой — наши ощущения представляют лишь наши модификации. Каким же образом можем мы видеть предметы вне нас? Действительно, мы, по-видимому, должны были бы видеть лишь нашу различ­ным образом модифицируемую душу (стр. 55).

Резюме третьей части

[...] В настоящее время все признают, что цвета представляют лишь модификации нашей души. [...]

Осязания — вот учитель всех этих чувств. Едва только предметы начинают принимать под действи­ем руки известные формы, известную величину, как

639 V

обоняние, слух, зрение и вкус начинают взапуски про­ецировать свои ощущения на них, и модификации души становятся качествами всего того, что существует вне ее (стр. 57—58).

Резюме четвертой части

[...] Здесь показывается, как человек, бывший перво­начально лишь ощущающим животным [...], становится размышляющим животным, которое само способно за­ботиться о своем самосохранении. [...]

Слово идея выражает некоторую вещь, которую ни­кто, осмеливаюсь это сказать, еще не объяснил толком. Вот почему продолжают спорить по вопросу о проис­хождении идей.

Какое-нибудь ощущение не есть еще идея, пока его рассматривают лишь как переживание, ограничиваю­щееся модификацией души. [...]

Наличные ощущения слуха, вкуса, зрения и обоня­ния остаются лишь ощущениями, пока соответствую­щие органы чувств не получили еще уроков от осяза­ния, ибо в этом случае душа может принимать их лишь за модификации самой себя. Но если эти ощущения существуют только в памяти, вспоминающей их, то они становятся идеями. В этом случае не говорят: я имею ощущение того, чем я был, а говорят: я имею воспоминание или идею этого.

Только ощущение твердости, как наличное, так и прошлое, является само по себе одновременно ощуще­нием и идеей. Оно — ощущение по своему отношению к модифицируемой им душе; оно — идея по своему от­ношению к чему-то внешнему.

Это ощущение вскоре заставляет нас считать на­ходящимися вне нас все модификации, испытываемые душой благодаря осязанию. Вот почему каждое ощу­щение осязания оказывается представителем предмета, который схватывает рука.

Осязание, привыкнув относить свои ощущения во­вне, сообщает ту же самую привычку другим чувствам. Все наши ощущения начинают казаться нам качест­вом окружающих нас предметов; следовательно, они их представляют, они становятся идеями.

Но очевидно, идеи эти не дают нам познания того, что суть вещи сами по себе; они только описывают их при помощи их отношений к нам, и одно это доказы­вает, насколько тщетны старания философов, вообра­жающих, будто они способны проникнуть в природу вещей.

Наши ощущения соединяются между собой вне нас, образуя столько совокупностей, сколько мы различаем чувственных предметов. Это дает начало двум видам идей: простым идеям и сложным идеям.

Каждое ощущение, взятое в отдельности, можно рассматривать как простую идею, сложная же идея образуется из нескольких ощущений, которые мы. объ­единяем вне себя. Так, например, белизна этой бума­ги есть простая идея, а совокупность нескольких та­ких ощущений, как твердость, форма, белизна и т. д., есть сложная идея. [...]

Таким образом, если спросить, что такое тело, то на это надо ответить следующим образом: это та сово­купность качеств, которые вы осязаете, видите и т. д., когда предмет имеется налицо; а когда предмет отсут­ствует, то это воспоминание о тех качествах, которые вы осязали, видели и т. д.

Идеи можно классифицировать еще и иным спосо­бом: одни идеи я называю чувственными, другие — интеллектуальными. Чувственные идеи представляют нам вещи, действующие на наши чувства в данный мо­мент; интеллектуальные идеи представляют нам пред­меты, исчезнувшие после того, как они произвели свое впечатление. Эти идеи отличаются друг от друга так, как воспоминание отличается от ощущения.

Чем обширнее наша память, тем мы способнее при­обретать интеллектуальные идеи. Эти идеи составляют фонд наших познаний, подобно тому как чувственные идеи представляют источник их.

Этот фонд становится предметом наших размышле­ний. По временам мы можем заниматься только им, не пользуясь вовсе нашими чувствами. Вот почему начи­нает казаться, будто этот фонд всегда существовал, будто он предшествовал всем решительно ощущени­ям, и вот почему мы оказываемся бессильными перед

вопросом о его происхождении. Здесь берет начало оши­бочная теория о врожденных идеях.

Если мы хорошо освоились с интеллектуальными идеями, то они появляются в нашей душе почти вся­кий раз, когда мы этого хотим. Благодаря им мы ока­зываемся в состоянии правильнее судить о встречаю­щихся нам предметах. Мы непрерывно сравниваем их с чувственными идеями, и благодаря им мы открываем отношения, представляющие новые интеллектуальные идеи, которые обогащают фонд наших познаний.

Рассматривая.отношения сходства, мы относим к одному и тому же классу все особи, у которых мы замечаем одни и те же качества; рассматривая отно­шения различия, мы увеличиваем число классов, мы подчиняем их друг другу или отличаем друг от друга во всех отношениях. Это дает начало видам, родам, абстрактным и общим идеям.

Но у нас нет такой общей идеи, которая не была бы раньше частной идеей. Какой-нибудь первый пред­мет, который мы случайно заметили, становится образ­цом, к которому мы относим все, что похоже на него; и идея эта, бывшая первоначально частной идеей, ста­новится тем более общей, чем менее развита наша способность различения. Таким образом мы переходим сразу от частных идей к очень общим идеям, и мы спускаемся к подчиненным идеям лишь в той мере, в какой мы учитываем различия вещей.

Все эти идеи образуют одну цепь. Чувственные идеи связываются с понятием протяженности, и таким образом все тела начинают казаться нам лишь различ­ным образом модифицированной протяженностью. Ин­теллектуальные идеи связываются с чувственными, в которых они берут свое начало, и поэтому они часто всплывают в душе по поводу самого легкого впечат­ления, испытываемого чувствами. Потребность, поро­дившая их в нас, ярляется принципом их повторных появлений; и если они непрерывно проходят перед на­шим духом, то потому, что наши потребности непре­рывно повторяются и сменяют друг друга.

Такова в общем система наших идей. Чтобы при­дать ей эту простоту и эту ясность, пришлось проана-

лизировать операции органов чувств. Философы не сде­лали этого анализа, и вот почему они плохо рассуж­дали в этом вопросе (стр. 61—65).

ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ

О ПОТРЕБНОСТЯХ, ЛОВКОСТИ И ИДЕЯХ

ИЗОЛИРОВАННОГО ЧЕЛОВЕКА, ПОЛЬЗУЮЩЕГОСЯ

ВСЕМИ СВОИМИ ЧУВСТВАМИ

ГЛАВА VIII