Первоначальной религией людей был политеизм

Мне думается, что если мы рассмотрим развитие человече­ского общества от грубых [его] начал до более совершенного состояния, то окажется, что политеизм, или идолопоклонство, был и необходимо должен был быть первоначальной и наибо­лее древней религией человечества.

[...] Итак, в древнее время, поскольку от него сохранились письменные или исторические свидетельства, человечество, по-видимому, повсеместно исповедовало политеизм. Станем ли мы утверждать после этого, что в еще более древние времена, до овладения письменностью или же до изобретения каких-либо искусств и наук, люди придерживались принципов чистого те­изма, другими словами, что люди открыли истину, будучи не­веждами и варварами, но впали в заблуждение, как только приобрели познания и образование?

Утверждая это, мы не только противоречим всякой веро­ятности, но и тому, что нам известно относительно взглядов и мнений варварских народов. Все дикие племена Америки, Африки и Азии придерживаются идолопоклонства; нет ни од­ного исключения из данного правила.

[...] По-видимому, не подлежит сомнению, что в соответствии с ходом естественного развития человеческой мысли невежест­венная масса уже должна обладать каким-нибудь примитивным и обыденным представлением о высших силах, прежде чем она окажется в состоянии достигнуть понятия о том совершенном существе, которое внесло порядок во все мироздание. Мы имеем столько же оснований воображать, что люди жили во дворцах раньше, чем в хижинах и хибарах, или же изучали геометрию раньше земледелия, как и утверждать, будто они представляли себе, что божество есть чистый, всеведущий, всемогущий и вез­десущий дух, до того, как рисовали его в образе хотя и могу­щественного, но ограниченного существа, обладающего челове­ческими страстями и стремлениями, человеческими телом и органами. Наш ум постепенно восходит от низшего к высшему; отвлекаясь от того, что несовершенно, он образует идею совер­шенства; понемногу начиная различать более благородные сто­роны своей собственной организации от более грубых, он на­учается переносить на свое божество только первые из них, придавая им притом гораздо большую возвышенность и утон­ченность. Ничто не в состоянии нарушить этот естественный ход мысли, кроме разве какого-нибудь очевидного и неопро­вержимого аргумента, который непосредственно мог бы при­вести ум к чистым принципам теизма и заставить его сразу преодолеть то огромное расстояние, которое отделяет челове­ческую природу от божественной. Но хотя я и допускаю, что тщательное исследование порядка и организации Вселенной доставляют нам такой аргумент, однако не думаю, чтобы это соображение могло оказать влияние на человечество, когда по­следнее создавало свои первые грубые представления о религии. [...] Если бы люди с самого начала путем умозаключения, отправляющегося от строя природы, пришли к вере в единое верховное существо, они бы никогда уже не могли оставить это верование и перейти к политеизму: ведь те же принципы разума, которые с самого начала могли породить и распростра­нить среди человечества такое возвышенное воззрение, должны были с тем большей легкостью сохранить его. Первоначальное

открытие и обоснование какой-нибудь доктрины гораздо труд­нее, чем ее поддержание и сохранение.

Между историческими фактами и умозрительными мнения­ми существует большое различие, и знание первых передается совсем иным путем, чем знание вторых. Исторический факт, устно передаваемый очевидцами и современниками, при каждом последующем рассказе претерпевает искажения и, наконец, может сохранить лишь едва заметное сходство с подлинным первоначальным фактом, на котором он был основан. Неустой­чивость памяти людей, их любовь к преувеличениям, их бес­печность и беззаботность — все эти факторы, если только их воздействие не исправляется при помощи книг и письменных документов, вскоре искажают сведения об исторических собы­тиях: ведь аргументы и рассуждения не играют в данном слу­чае почти никакой роли и не могут, восстановить истину, коль скоро последняя исчезла из этих рассказов. Так, предполагают, что мифы о Геркулесе, Тесее и Вакхе сперва были основаны на действительных исторических фактах, которые при пере­даче были искажены. С умозрительными же взглядами дело обстоит совсем иначе. Если такие взгляды основаны на аргу­ментах, достаточно ясных и очевидных, чтобы убедить боль­шинство людей, то эти аргументы, способствовавшие вначале распространению данных взглядов, будут способствовать и их сохранению в первоначальной чистоте. Если же эти аргументы трудны и недоступны обычному пониманию, то соответствую­щие взгляды никогда не будут более чем достоянием немногих лиц, и, как только люди перестанут рассматривать такие аргу­менты, они немедленно будут утрачены и преданы забвению. Какую бы сторону данной дилеммы мы ни рассматривали, мы должны будем прийти к выводу о невозможности того* чтобы обоснованный при помощи рассуждений теизм был первона­чальной религией человечества, а впоследствии в силу его из­вращения дал начало политеизму и всем различным суевериям языческого мира. Если обоснование при помощи разума оче­видно, то оно предупреждает такого рода извращения; если же такое обоснование непонятно, то оно делает соответствующие принципы совершенно недоступными познанию толпы, которая одна только и может извратить какой-либо принцип или взгляд.

глава Π

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПОЛИТЕИЗМА

[...] Если бы люди приходили к идее о'невидимой разумной силе посредством созерцания творений природы, они никогда не могли бы иметь иного представления [о такой силе], кроме представления о едином существе, дарующем существование и порядок этому огромному механизму и располагающем все его части сообразно определенному плану или связной системе.

Хотя людям с известным складом ума может и не показаться совершенно нелепым предположение о том, что несколько не­зависимых друг от друга и обладающих высшей мудростью существ вошли в соглашение с целью продумать и выполнить определенный единый план, однако такое предположение со­вершенно произвольно; если мы и вправе допустить его возмож­ность, то нам следует признать, что вероятность или необходи­мость его не доказывается ничем.

[...] Итак, мы можем заключить из вышеизложенного, что первоначальные религиозные представления у всех народов, исповедовавших политеизм, были вызваны не созерцанием тво­рений природы," но заботами о житейских делах, а также те­ми непрестанными надеждами и страхами, которые побуж­дают к действию ум человека. В связи с этим мы видим, что все идолопоклонники, разделив сферы деятельности своих бо­жеств, прибегают к тому невидимому агенту, власти которого они непосредственно подчинены и в ведении которого нахо­дится надзор за действиями, совершаемыми ими в тот или иной момент. Юнону призывают во время бракосочетания, Люпину — при рождении, Нептун выслушивает молитвы моряков, а Марс — моления воинов. Земледелец обрабатывает свое поле под покровительством Цереры, а купец признает над собой власть Меркурия. Предполагается, что каждым естественным явлением управляет какой-нибудь разумный агент и нет такого счастливого или несчастливого события в жизни, которое не могло бы стать предметом особых просительных или благодар­ственных молитв.

Действительно, для того чтобы вывести интересы людей за пределы нынешнего существования или же подвести их к ка­кому-нибудь заключению относительно невидимой разумной силы, требуется влияние на них какого-либо аффекта, который побуждад бы к деятельности их представления и мысли, какого-либо мотива, который подталкивал бы их к тому, чтобы задать первый вопрос [об этой силе]. Но к какому же аффекту мы прибегнем с целью объяснить столь важное по значению дей­ствие? Очевидно, не к отвлеченной любознательности или чи­стой любви к истине. Это мотив слишком утонченный для гру­бых умов; он привел бы людей к вопросам о миропорядке, т. е. к предмету, слишком необъятному и чересчур широкому для их узкого кругозора. Итак, следует предположить, что на вар­варов могли повлиять лишь повседневные человеческие аф­фекты: тревожные заботы о счастье, страх перед грядущим не­счастьем, боязнь смерти, жажда мести, стремление удовлет­ворить голод и другие жизненные потребности. Обуреваемые подобного рода надеждами и страхами, в особенности же последними, люди с трепетным любопытством исследуют на­правление будущих причин и рассматривают разнообразные противоречивые происшествия человеческой жизни. И в этом беспорядочном зрелище их смущенный и изумленный взор усматривает первые смутные проявления божества.