Формирование и эволюция идеологии европейского национализма

В 19 веке существовало противостояние не только либерализма и консерватизма, в этот период появляется и национализм как идеология, для которой характерна противоречивость становления. Термин «национализм» впервые ввели в употребление в 19 веке философ Гердер (в Германии) и аббат Баррюэль (во Франции).

К концу XVIII века национальное чувство проявило себя как один из важнейших факторов, смыкающих личную и общественную жизнь. Ярким проявлением стала борьба элит Нового Света против испанского колониализма. Однако наиболее мощными всплесками национализма стали либеральные революции в Америке и Франции. Поселенцы в Америке стали нацией в борьбе за личную свободу и индивидуальные права. Французы также восстали под лозунгом «свобода, равенство, братство», который, как им казалось, они должны были донести до всех людей в мире. Главным пунктом новой идеологии стали утверждения о народном суверенитете и о правах человека. Многие члены высшего общества стали рассматривать себя и «чернь» как составляющие единого целого, которому они подчинялись. Воля народа стала определяться путём плебисцита. Каждый человек на всей территории страны стал иметь дело с государственной властью непосредственно, что сопровождалось отмиранием феодальной иерархии. Если прежде государство отождествлялось с его главой, то теперь государство стало отождествляться с нацией.

К 1815 г. национализм стал одной из ведущих идеологий в мире. Он оказался способен обеспечить мобилизацию общества в период перехода к капиталистической экономике, что привело к повышению эффективности национальных государств и росту их экономической мощи. Молодые нации также проявили высокую эффективность с военной стороны. Профессиональные армии, состоящие из подданных монархов, часто терпели поражения от необученных граждан-ополченцев.

Национализм конца XVIII века во Франции и США был преимущественно гражданским (культурная компонента развилась этих странах позднее). К той же категории относится объединение Италии в конце XIX века. Однако в большинстве стран центральной и восточной Европы национализм возник как реакция на французскую оккупацию и поначалу носил выраженный культурно-этнический характер. В частности, на революционной волне 1848 г. возник панславизм. Объединение Германии Бисмарком, а также аннексия Эльзаса-Лотарингии, были осуществлены в русле пангерманизма. Со временем этнический национализм вобрал в себя элементы ксенофобии и расизма.

Либеральный национализм Мадзини (XIX век):

· Национальное самоопределение решит все проблемы

· Каждая нация наделена своими талантами, и именно это помогает достичь универсального прогресса

· Интересы людей – это служение богу и человечеству, но служить человечеству = служить нации

· В отличие от либерализма, Мадзини говорил о свободе национальных коллективов, а не индивидов

· Утопизм концепции

 

В целом, можно выделить основные тенденции эволюции либерального направления национализма:

1) ассоциировался с консервативными традициями (ассоциация с монархией). Консерваторы сделали национализм своеобразным брендом

2) Национализм и демократическое правление, т.к. в своих истоках национализм апеллирует к воле народа

3) Жертвование некоторыми традициями ради национального единства. Например, национализм в Германии был несовместим с традиционными институтами и архаичностью

4) Идея самоуправления - общая для национализма и либерализма

5) Революция становилась национальной, если в рамках неё проходила борьба народов за независимость и самоопределение

6) Национализм основан на вере в верховенство национальных интересов и необходимости сильного правительства для их реализации (в рамках либерализма борьба за самоопределение предполагала уменьшение функций правительства)

7) Национализм и либерализм не были слишком серьезными антагонистами, но определённого рода конфликт между идеологиями существовал

8) Проблемы: утопизм предпосылок права национального самоопределения

Националистическая идеология, направленная против национального угнетения, колониальной зависимости и различных форм национальной дискриминации, играет важную роль в истории народов: способствует консолидации и освобождению наций, созданию самостоятельных государств, развитию национальной культуры. Такая прогрессивная сущность национализма особенно ярко проявилась после первой и, особенно, после второй мировых воин, когда в ходе развернувшейся национально-освободительной борьбы рухнули мировые колониальные империи и образовались десятки независимых государств в Азии, Африке и Латинской Америке.

Таким образом национализм может носить прогрессивный характер, когда он способен создать благоприятные условия для общественного развития своего народа, не ущемляя интересы и достоинство иных народов. Национально-демократическая идеология получила широкое распространение в странах Восточной Европы после распада СССР, в некоторых из них сформированы правительство национально-демократической направленности (Литва, Латвия, Эстония, Словакия, Украина, Грузия, Черногория, Македония и др.).

Но национализм часто приобретает агрессивный и разрушительный характер, когда содержание его идеологии строится на противопоставлении наций, признании исключительности и превосходства собственной нации над другими и стремление обеспечить ее привилегии за счет других народов (расизм, нацизм, фашизм).

7. «Русский вопрос» и классический марксизм [1]

В 1917 г. в России произошла Октябрьская революция, а в 20-е гг. установлен общественно-политический строй, именуемый «социалистическим», переходным к коммунизму. Однако, если обратиться к историческим реалиям и фактам, если учитывать, что «в советской России после революционных неистовств, после раскулачивания, после уничтожения работоспособного крестьянства, во время Второй мировой войны, и в послевоенный период спонтанно стали формироваться структуры, схожие с теми, которые, так или иначе, существовали в старой имперской России», - то, выходит, что сложившийся социалистический строй был обскурантистским.

В «Экономико-философских рукописях 1844 года» Маркс пишет о грубом уравнительном коммунизме, который низводит человеческую жизнь к животному состоянию: «Грубый коммунизм – есть лишь завершение зависти и нивелирования, исходящего из представления о некоем минимуме. У него – определенная ограничительная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее. Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом… грубый коммунизм, есть только форма проявления гнустности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве положительной общности». Основой грубого коммунизма и является отчуждение, тоталитаризм, социально-политические репрессии и эксплуатация. Грубый коммунизм как историческая коллизия может быть объяснен с позиции противоречия между производительными силами и формой общения – такой вывод следует из положения, выдвинутого Марксом в «Немецкой идеологии».

Гуторов: Большевики установили «жесткий авторитаризм (а Сталин довел его до радикальной формы), который отличался от других авторитарных диктатур тем, что помимо стремления контролировать экономику, ликвидировать частную собственность и конкуренцию, он претендовал на полную индоктринацию. Под полной индоктринацией обычно понимается запрет любых альтернативных идеологий и создание специфической модели политического образования, основанной на идеологической пропаганде». Кроме того, очевидно, что «цивилизационный тип, который сложился в Советском Союзе, не имеет отношения к западной традиции, хотя марксизм был западным учением, был заимствован с Запада». Таким образом, уже сам адаптированный и догматический советский (или «кастрированный», выражаясь словами В.А.) марксизм, привел отнюдь не к реализации социалистической утопии, а, скорее, к реставрации средневековья.

Данное противоречие было очевидным для Бердяева, который в работе 1937 г. «Истоки и смысл русского коммунизма» посвящает несколько глав историко-философскому анализу и генезису специфического «русского марксизма», а также его сопоставлению с идеями собственно Маркса и Энгельса.

На основании главы: «Классический марксизм и марксизм русский» (Бердяева):

В 80-м году народнический социализм («Народная воля») терпит фиаско, лишаясь своей социальной базы (крестьянства), в т.ч. из-за собственной террористической политики.

В это же время за границей в среде эмигрантов рождается организация «Освобождение труда» (Плеханов, Аксельрод, Засулич, Дейч), с которой начинается русский марксизм и социал-демократическое движение. Ключевой фигурой русского марксизма стал экс-народник Плеханов, на трудах которого было воспитано не одно поколение будущих революционеров, в том числе и Ленин. Сам же Плеханов не мог стать лидером революции, так как был марксистом исключительно теоретическим, книжным.

Изначально русский марксизм был крайней формой западничества. Первые марксисты прежде всего боролись со старыми направлениями революционной интеллигенции (с народничеством). Они выступали 1) за пролетаризацию крестьянства, которой народники хотели не допустить. В образующемся 2) пролетариате русские марксисты также как и западные предпочитали видеть единственную социальную силу, на которую можно опереться, если развить классовое революционное сознание этого класса. Они хотели опереться не на революционную интеллигенцию, не на роль личности в истории, а на объективный социально-экономический процесс. В их размышлениях 3) преобладали детерминистские и эволюционные элементы учения Маркса. Они 4) боролись с утопизмом и мечтательностью и 5) гордились тем, что наконец «обрели истину научного социализма». 6) Русские марксисты «очень любили говорить о развитии материальных производительных сил как главной надежды и опоры». 7) Их интересовали не столько вопросы экономического развития России, сколько вопросы революционной борьбы, методов и власти. 8) Они приняли упрощенные формулы социально-экономического детерминизма, диспозицию «экономика – есть базис, идеология – есть надстройка». 9) В их интерпретации «форма производства и обмена есть как бы первородная жизнь, и от нее все остальное зависит. В человеке мыслит и творит не он сам, а социальный класс, к которому он принадлежит, он мыслит и творит как дворянин, крупный буржуа, мелкий буржуа или пролетарий. Человек не может освободиться от определяющей его экономики – он ее лишь отражает».

Бердяев: «Возникновение русского марксизма было серьезным кризисом русской интеллигенции, потрясением основ их миросозерцания». Если тип народника был, прежде всего эмоциональным, то тип русского революционера-марксиста первого поколения был по преимуществу интеллектуальным, рациональным.

Постепенно происходило незаметное соединение традиций революционного марксизма с традициями старой русской революционности, не желавшей допустить капиталистической стадии в развитии России, с Чернышевским, Бакуниным, Нечаевым, Ткачевым. Происходило также и разделение внутри русского марксизма на а) ортодоксальное крыло (более радикальное, революционное и догматическое) и б) критическое крыло (более верно научной и детерминистской стороне марксизма).

Революционер имеет интегральное миросозерцание, в котором теория и практика органически соединены друг-с-другом. Русские революционеры и в прошлом были всегда тоталитарны. Революция была для них религией и философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни. И должен был выработаться русский марксизм, соответствующий этому революционному типу и революционному инстинкту. Это и Ленин, и большевики, которые восприняли именно ортодоксальный марксизм.

Ортодоксальный марксизм и есть – адаптированный и трансформированный русский марксизм, который воспринял прежде всего не детерминистическую, эволюционную, научную сторону западного марксизма, а его мессианскую, мифотворческую, религиозную сторону, допускающую экзальтацию революционной воли и выдвигающую на первый план борьбу пролетариата, организованного и руководимого партийным меньшинством.

Однако в марксизме-большевизме пролетариат перестал быть эмпирической реальностью (ибо в ее качестве он был ничтожен), он был, прежде всего, Идеей Пролетариата, носителем которой может быть незначительное «избранное» меньшинство. Ленин сумел доказать, что если революционная воля экзальтированна, если квази-пролетарские массы хорошо организованы и детерминированы, то она, эта эмпирическая реальность, может совершать чудеса и преодолеть детерминизм социальной закономерности.

Иллюзия Ленина, его «обскурантистский марксизм», заключался в том, что промышленная отсталость России, зачаточный характер капитализма – преимущество социальной революции. Ошибочной была и его позиция по отношению к крестьянству, в котором он видел исключительно протобуржуазный класс.

Но фигура Ленина импонировала массовой публике. И Троцкий в этой связи пишет:

«Ленин олицетворяет собой русский пролетариат -- молодой класс, которому политически, пожалуй, не больше лет, чем Ленину, от роду, но класс глубоко национальный, ибо в нем резюмируется все предшествующее развитие России, в нем все ее будущее, с ним живет и падает русская нация. Свобода от рутины и шаблона, от фальши и условности, решимость мысли, отвага в действии -- отвага, никогда не переходящая в безрассудство, характеризуют русский пролетариат и с ним вместе Ленина.

Наша история не дала в прошлом ни Лютера, ни Фомы Мюнстера, ни Мирабо, ни Дантона, ни Робеспьера. Именно поэтому русский пролетариат имеет своего Ленина. Что потеряно в традиции, то выиграно в размахе революции.

Маркс родился и вырос на иной национально-культурной почве, дышал иной атмосферой, как и верхи немецкого рабочего класса своими корнями уходят не в мужицкую деревню, а в цеховое ремесло и в сложную городскую культуру средних веков.

Ленин отражает собой рабочий класс не только в его пролетарском настоящем, но и в его столь еще свежем крестьянском прошлом. У этого самого бесспорного из вождей пролетариата не только мужицкая внешность, но и крепкая мужицкая подоплека».

Примечательно, что в сохранившейся личной анкете для делегатов ХI съезда РКП(б) от 1922 г. Ленин определяет свою профессию как… «литератор». Бердяев подчеркивает тот факт, что в начале ХХ века в Росси наблюдался культурный ренессанс – религиозный, философский, художественный. Происходил возврат к традициям золотого века русской литературы и метафизики. «От Чернышевского и Плеханова обратились к Достоевскому, Толстому, Соловьеву. Но эти культурные идеалистические течения начали терять связь с социальным революционным движением, они все более и более теряли широкий социальный базис».

В этой социо-культурной среде рождается и восходит фигура Ленина, под руководством которого «Россия перескочила через стадию капиталистического развития, которое представлялось столь неизбежным первым русским марксистам. И это оказалось согласованным с русскими традициями и инстинктами народа». (Бердяев)

Согласно маркси­стской теории, установление диктатуры пролетариа­та совершается в результате социальной революции, которая носит объективный, с исторической точки зрения, характер и вызывается несоответствием существующих производственных отношений достигнутому уровню развития произво­дительных сил. Показателем этого несоответствия яв­ляется «раскол общества» на немногочисленный бо­гатый класс, который «задыхается в своем собствен­ном изобилии», и громадную «пролетаризированную» массу трудящихся, едва защищенных «от самой край­ней нужды» и чья жизни сведена к животному состоянию. Классики марксизма допускали ослаб­ление нищеты рабочего класса по мере универсали­зации капиталистического производства, но в то же время прогнозировали возрастание общей «необеспе­ченности» большинства трудящихся «работой и при­личной оплатой труда», в связи с соответствующими демографическими процессами в их среде. Следова­тельно, по их мнению, всегда будет сохраняться базисная причина «волнений», революций пролетариата.

При этом в классическом марксизме исключалась возможность победы социалистической революции в одной отдельно взятой стране. «Освобождение пролетариата может быть только международным делом». Какая-либо одна страна может лишь подать «сигнал», который долж­ны подхватить другие страны; например, «если Фран­ция - может быть - подаст сигнал, то в Германии, стране, наиболее глубоко затронутой социализмом... будет решен исход борьбы, и все же еще ни Фран­ция, ни Германия не обеспечат окончательной побе­ды, пока Англия будет оставаться в руках буржуа­зии». Таким образом, для полного успеха социалис­тической революции необходим интернациональный «европейский ураган».

Теоретически «сигнал» мог исходить и из России, где, с одной стороны» в избытке «накопились революционные элементы», а с другой - сохранилась община, кото­рая может стать «исходным пунктом коммунисти­ческого развития». Но для этого русская революция должна быть дополнена пролетарской революцией на Западе; без поддержки диктатуры международного пролетариата она не способна самостоятельно решить задачу социального возрождения России.

1. Ортодоксальный марксизм: Г.В.Плеханов (1856-1918). Оказавшись в 1880 г. в эмиграции, Плеханов не только приобщается к марксизму, но и создает первую рус­скую социал-демократическую группу «Освобождение тру­да». Он сразу берет на вооружение идею диктатуры проле­тариата и обращает ее в орудие критики народничества.

Первый пункт его возражений касается крестьянской общины. Она, с его точки зрения, слишком узка, одностороння, чтобы стать основой для социалистической органи­зации производства. Материальные условия жизни разоб­щают крестьянство, раздробляют его на мелкие хозяйствен­ные единицы, препятствуя осознанию и пониманию необхо­димости «экономического переворота». Для этого нужен «развитой рабочий класс, обладающий политическим опы­том и воспитанием, освободившийся от буржуазных пред­рассудков и умеющий самостоятельно обсуждать свое поло­жение». Но появление его можно ожидать не раньше, чем рухнет старая общинная система. Пока же его еще нет, бес­полезно верить «в близкую возможность социалистического правительства в России». Социализм, по мнению Плеханова, - есть прежде всего диктатура пролетариата.

В этой связи автором подробно разбирается ткачевская идея захвата власти революционной партией. Согласно Плеха­нову, это может быть лишь следствием неразвитости про­летариата, отсутствия в нем осознанного стремления к соб­ственному освобождению. Созревший пролетариат не по­зволит захватить власть даже самым искренним своим «бла­гожелателям». Он сам возьмет инициативу в свои руки, с тем чтобы, покончив со своими врагами, устроить обще­ственную жизнь на началах «пан-анархии», т.е. всевлас­тия. Анархия, по мнению Плеханова, неприемлема для рабочего класса, поскольку она «принесла бы ему новые бедствия», заново подчинив его деспотической власти.

Но допустим, пишет Плеханов, революционная партия благодаря стечению обстоятельств приходит к вла­сти и создает собственное правительство. Что же может получиться в итоге? Одно из двух: либо оно «вынуждено будет организовать национальное производство», чему, ес­тественно, «помешают как его собственная непрактичность, так и современная степень развития национального труда и привычки самих трудящихся», либо искать спасения в идеалах «патриархального и авторитарного коммунизма», внося в них лишь то видоизменение, что вместо племен­ных вождей и их чиновников «национальным производ­ством будет заведовать социалистическая каста». «...При такой опеке, - резюмирует автор, - народ не только не созрел бы для социализма, но либо окон­чательно утратил бы всякую способность к дальнейшему прогрессу, либо сохранил бы эту способность лишь благода­ря возникновению того самого экономического неравенства, устранение которого было бы непосредственной целью ре­волюционного правительства».

«Говорить о результатах захвата власти нашими революционерами» не имеет смысла, ибо «очень, очень мало вероятен» самый этот захват – пишет Плеханов. На третий день после октябрьского переворота 1917 г. Плеханов выразил в одном из очерков сочувствие «обманутому русскому пролетариату»: «Нет наш рабочий класс еще далеко не может, с пользой для себя и для стра­ны, взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть, значит толкать его на путь величайшего исторического несчастья, которое было бы в то же время величайшим несчастьем и для всей России».

2. Большевизм: В.И.Ленин (1870-1924). Между Пле­хановым и Лениным изначально сложились те отношения, что и между Лавровым и Ткачевым: молодой марк­сист находил слишком «барской» позицию старого ветера­на русской социал-демократии. Его не устраивало ни его «постепенство», ни желание исподволь, путем просвеще­ния и воспитания, готовить рабочий класс к самостоятель­ным политическим действиям. И тем более - ждать, пока пролетариат составит большинство населения страны, без чего Плеханов не допускал и мысли о возможности социа­листической революции. Все это неминуемо должно было обернуться расколом русского марксизма, и он действи­тельно произошел на II съезде РСДРП, состоявшемся в Лондоне в июле 1903 г. Социал-демократическое движе­ние разделилось на меньшевиков, сохранивших верность Плеханову, и большевиков, ставших на сторону Ленина. Теоретически Ленину было ясно: социализм может быть только «рабочим», т.е. пролетарским, и никаким иным. Он выступает с критикой «народнического социализма», отчасти повторяя, аргументы Плеханова. Ошибкой этой идеологии он признает то, что она, исходя из веры в коммунистические инстинкты общинного крес­тьянства, именно в нем «видела... прямого борца за социа­лизм...». В результате народники отходили от прямой по­литической деятельности и «шли в народ», чтобы агитиро­вать его «на борьбу с правительством». Они мало обращали внимания на «политико-экономическую структуру дерев­ни», а потому упускали из виду «разложение, раскрестьянивание наших крестьян и кустарей», т.е. превращение их в мелкого буржуа. Неудивительно, пишет Ленин, что вся их «теорети­ческая работа, направленная на изучение того института (общины. - А.З.), который должен был послужить основа­нием и оплотом для устранения эксплуатации, привела к выработке такой программы, которая выражает собой ин­тересы мелкой буржуазии, т.е. того именно класса, на ко­тором и покоятся эти эксплуататорские порядки». Таким образом, в теории народников – ошибка. Они полагают, что зарож­дение сельского пролетариата, сходного по своему положе­нию с пролетариатом городским, промышленным, - революционный процесс, однако «не может быть и иного пути к социализму, как через рабочее движение».

Русские социал-демократы и марксисты были озабочены псотановкой вопроса: существует в России рабочее движение или нет?

Отрицательный ответ на него содержался в зна­менитом манифесте «Credo» Е.Д.Кусковой («экономизм» как еще одно направление русского марксизма), опубли­кованном в 1898 г. Он поднимает, как минимум, две ключевые проблемы: первая касалась «кризиса марксизма», вторая - вытекающих из этого новых задач русской социал-демократии. Логика автора такова: на Западе, с эпохи средневековья, сложил­ся рабочий класс, включающий ремесленно-городс­кой элемент, т.е., собственно, «мещанскую демокра­тию», привыкшую «участвовать в организациях и кас­сах взаимопомощи, религиозных обществах и проч. >>. Она составила ядро социал-демократических партий, из которых выделился «теоретический и практический марксизм». Изначально парламентская политическая борьба превалировала над экономической, «с перспективой захвата влас­ти». Но по мере исчерпания энергии политической борьбы («медленный рост голосов» на выборах, «апа­тия публики на собраниях», «унылый тон литера­туры» и т.д.) марксизм переключился в сторону под­держки едва зародившегося и «дикого» фабричного пролетариата, «почти не поддающегося организации» и не имеющего никаких других стрем­лений, кроме экономических. Таким образом, мар­ксизм переживает эволюцию от «Коммунистического ма­нифеста» с его «примитивным», «слишком схема­тичным представлением классового деления обще­ства», к бернштейнианству, т.е. экономизму, при­знанию реформистского пути развития общества. Экономисты критиковали революционизм как «буржуазную форму» протеста трудящихся и партийный реваншизм, отводя партии исключительно роль «регистратора» стихийного рабочего движения, отстаивающего (мате)риальные (истинные) интересы и склонного к самоорганизации.

Согласно «Credo», русский пролетариат, однако, далек от организован­ного рабочего класса Запада, к тому - малочис­лен и слаб, поэтому его едва ли можно склонить к «политической деятельности». Следовательно, преждевре­менны и разговоры о создании в России мар­ксистской политической партии по революционному образцу, а дискурс русских марксистов «суть не что иное, как продукт переноса чужих задач, чужих резуль­татов на нашу почву». Практика эта не только бес­полезна, но и вредна, поскольку отвлекает от реаль­ных дел, мешает «сосредоточить внимание на обще­ственных проявлениях либерально-политического свойства», т.е. защите прав личности, собственнос­ти, общественного самоуправления. Только так мож­но воспитать «политическое чутье» русского рабо­чего, не получившего «в наследие организационно­го духа», ставшего привычным для западных фабричных рабочих. Следовательно, русским марксистам следует отдать приори­тет не политическим вопросам, а поддержке эконо­мической борьбы пролетариата и участию «в либе­рально-оппозиционной деятельности», по крайней мере, до того момента, пока сам пролетариат не выдвинет собственных политических задач».

«Credo» Кусковой вызвало негативную реакцию Ленина. Он решительно восстает против объявления «кри­зиса марксизма» и сведения его к бернштейнианству, ус­матривая в этом попытку «сузить теорию марксизма», пре­вратить революционную рабочую партию в реформистскую. Ленин соглашается с тем, что в России мар­ксистская партия должна действовать иначе, чем на Запа­де. Однако «промедление смерти подобно» и ждать, пока пролетариат достигнет «оп­ределенного уровня культуры», чтобы подняться до социа­лизма, не представляется возможным. Таким образом, партия должна нести идеи социализма в рабочее движение «революционным путем», т.е. осуществив захват власти. Партия как «авангард пролетариата», пишет Ленин, не ограничивая себя «никакими законами, никакими аб­солютно правилами» и опираясь только на насилие, «осво­бодит эксплуатируемых от их рабского положения, улуч­шит их условия жизни немедленно за счет экспроприиро­ванных капиталистов». Затем, «в ходе острой классовой борьбы», совершится «просвещение, воспитание, органи­зация самых широких трудящихся и эксплуатируемых масс вокруг пролетариата, под его влиянием и руководством. Народ избавится от эгоизма, раздробленности, пороков, сла­бости, порождаемых частной собственностью, превратится в свободный союз свободных работников».

Согласно концепции Ленина о «неравномерном развитии капитализма», на рубе­же XIX- начала XX в. старый промышленный капитализм уступает место финансовому капитализму, который разры­вает рамки национальных государств и превращается в целую систему империализма. Начинается новый передел мира, усиливающий одни страны и ослабляющий другие. Борьба за социализм перестает быть интернациональным делом. «Отсюда непреложный вывод: социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит перво­начально в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными или добуржуазными». Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя соци­алистическое производство, приложит в свою очередь все усилия для борьбы с остальным капиталистическим ми­ром, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них вооруженные восстания и поддерживая их в случае необходимости даже военной силой. Политичес­кой формой социалистического общества будет демократи­ческая республика, «все более централизирующая силы пролетариата данной нации или данных наций в борьбе против государств, еще не перешедших к социализму». Ленин не приемлет никаких федератив­ных отношений, называя это «мещанским», т.е. буржуаз­ным идеалом.

По логике Ленина выходит, что наиболее сла­бым звеном в империалистической цепи является Россия. На Западе капитализм развивается с опорой «на все завое­вания современной культуры и техники», поэтому «там подняться труднее, там рабочая революция растет несрав­ненно медленнее».¹⁷ Россия в другом положении. Она все­цело подавлена империалистическими монополиями и не может на равных участвовать в переделе мира. Это усили­вает гнет русского пролетариата, ввергая его в состояние «возбуждения и вспышек», создавая «революционное по­ложение», что, с одной стороны, позволяет ему занять положение «бесконечно более высокое, чем его доля в населе­нии страны», а с другой - перемещает центр мировой рево­люции из Европы в Россию, ставит Россию «вперед любой Англии и любой Германии».

В конечном счете, большевики соглашаются с тем, что «революция может быть начата и весьма малой партией и доведена до победного конца». Победный конец означает реализацию марксистского идеала: «унич­тожение государства, т.е. всякого организованного и сис­тематического насилия, всякого насилия над людьми», - реализацию социалистической, а затем и коммунистической утопии. Такой общественный строй предполагает, что исчезнет необходимость «в подчинении одного человека другому», что все участники договора «привыкнут к со­блюдению элементарных условий общественности».

Последствия октябрьской революции 1917 г. развеяли иллюзию о реализации социализма и коммунизма в обход капиталистической формации, которую впервые выразил русский социалист-литератор Чернышевский – замечает в этой связи А.Ф. Замалеев.