Великая французская революция как источник идеологий либерализма и консерватизма

6. Либерализм и консерватизм являются классическими глобальными политическими идеологиями, которые достигли теоретической зрелости, т.е. были сформулированы и дополнены в эпоху Великой Французской революции 1789 – 1799 гг., которые советские историки именуют «буржуазной», поскольку она стремилась покончить со старым феодальным порядком. И в то же время исследовательница указывает, что американская и французская революции стали возможными благодаря интеллектуальному наследию Просвещения. Идеи, которые были восприняты революцией на практическое вооружение (Локка, Монтескье и др.), возникли за несколько десятилетий до события и их носителями были представители, скорее, образованной знати, нежели выходцы из среды только-только формирующегося класса буржуазии.

7. Буковански повторяет идею Токвилля, согласно которой, западные революции совпали с процессом глобализации и международной интеграции, а лозунги и ценности носили универсальный характер. В этой связи ВФР внесла вклад в становление международного права и развитие похожих политико-правовых систем, легитимированных новым порядком. Ключевыми стали концепции прав человека, светского государства и суверенитета народа.

8. «Французская революция рассматривала гражданина с абстрактной точки зрения, вне конкретного сообщества… В определенные периоды и эпохи важно, чтобы «замаячил» образ подобного универсального и человеческого закона, чтобы сам закон был признан и люди устремились бы к нему» (Токвилль)

9. Политическое мышление эпохи ВФР концентрирует в себе множество различных планов, имевших различную логику развития и язык выражения. Поэтому такие несколько парадоксальные на первый взгляд формулировки, как например, "всякий консерватор с необходимостью либерал, а всякий либерал - консерватор" или "контрреволюционер - тот же революционер, не важно, что он контр", при более тщательном анализе предстают не такими уж и парадоксальными. Оба политических течения - и либерализм, и консерватизм - взаимодополняются и взаимокоррелируются, давая происхождение весьма сложным смешанным формам, идейная направленность и сущность которых определяется даже не столько их принадлежностью к тому или иному политическому направлению (как и любые категории, либерализм и консерватизм нигде не существуют в "чистом" виде, это всего лишь абстракции, понятийные орудия), сколько всей совокупностью культурно- исторических и национальных особенностей.

10. Эпоха западных революций несла в себе не только коренные преобразования общественного строя, но и, что вполне естественно, революцию в понятиях, отражающих эти социальные сдвиги. Понятие свободы из сферы чисто морального философствования перемещается в область политического дискурса и занимает там одно из первых мест. Тройственная формула Локка "свобода, жизнь, собственность", равно как и главный лозунг французской революции, за- фиксированный в "Декларации прав человека и гражданина" - "свобода, равенство и братство" - у всех на устах. При этом само понятие свободы в политическом аспекте наполняется принципиально новым содержанием. В феодальном, строго иерархизированном, обществе свобода была своего рода привилегией, и, соответственно, речь велась о некоторой совокупности, сумме свобод различных социальных страт. Свобода (в единственном числе) в иерархическом христианском обществе в полной мере принадлежала только Божественному бытию.

 

11. Развивающиеся рыночные отношения, правовое государство, ненарушимость контрактов, целостность личности переместили свободу в иную плоскость: открытие свободы как самоопределения личности, проецирующееся на общественную жизнь. Для Локка свобода "представляет собою свободу человека располагать и распоряжаться как угодно своей личностью, своими действиями... и всей своей собственностью." Поэтому либерализм определяют иногда как логику новой свободы.

Однако эти понятия и категории принадлежат механицистской картине мира и общества, которой присуще почти религиозное преклонение перед сведением сложного к простому. В модели общества, основанном на общественном договоре, нет места тщательному разбору исторических реалий, это общество полностью редуцируется из естественного состояния - чисто теоретическая ловушка, в которую надолго угодила общественно-политическая мысль. Подлинное же общество, реальное и живое, сравниваемое с идеальной моделью, не может быть ни чем иным, как нагромождением несправедливостей и несовершенств. И оно подлежит коренному переустройству в соответствии с идеальной моделью, созданной человеческим (а не божественным!) Разумом. "Что значат все эти жалкие свободы, свободы обкромсанные,.. свободы льгот и привилегий, все эти отдельные конкретные свободы, hic et nunc, свободы клерков, провинций, городов, сообществ, буржуа, корпораций ткачей, портных, булочников или кожевенников перед лицом Свободы Народа?", - спрашивает историк П.Шоню, резюмируя мысль философов Просвещения. Эти свободы должны быть отброшены во имя общества, основанного на утопических понятиях равенства и свободы, причем равенство здесь выступает как аспект свободы. Таким образом, самая совершенная свобода - это свобода сведения других к самому себе, к собственному Я (равенство всех людей в их возможностях и притязаниях). Видимое противоречие между системой естественных законов, исключающих в природе малейшее отклонение от универсального детерминизма, и возможностью существования подлинных свобод - реальных, конкретных, живых - разрешалось путем вытеснения свободы из природы, космоса, реального общества в общество утопическое, которое еще предстоит построить народу (не монарху, правительству и т.п.).

Таким образом, мы имеем здесь дело с основами политического проекта модернизма (либерализма), к характерным чертам которого относятся, во-первых, рационализм (общественно- политический порядок - порождение человеческого разума), во-вторых, эгалитарный индивидуализм (общество мыслится исходя из индивида и его равных прав с другими индивидами), и, в-третьих, утилитаризм (политический и общественный порядок должен быть основан не на мнении, но на чувстве, разделяемом всеми - на заботе о собственном интересе).

Развитие же консерватизма, также зарождавшегося вместе с эпохой модернизма, идет в несколько иной плоскости. Имея своей целью и задачей защиту традиционного политического порядка, конституированного европейскими нациями, консерватизм предстает как традиционализм. И как таковой, он антимодернистичен.

 

12. Э. Берк: либерализм или консерватизм?

 

13. Обратимся к его ситуационной работе "Размышления о революции во Франции" (1790), которое дало толчок к развитию столь различных направлений политической мысли, как французский контрреволюционный традиционализм, немецкий политический романтизм, английский либеральный консерватизм.
Берк предстает защитником классического естественного права и представителем английской либеральной традиции; противником и одновременно защитником историцизма; защитником свобод и сторонником авторитарного государства. В центре его "Размышлений" - защита Истории в ее длительности и естественном течении в противоположность революционному проекту сознательной реконструкции общественного порядка; защита предрассудков против Разума; общественного опыта - в противовес опыту индивидуальному.
"Размышления" были написаны Берком по поводу попытки лондонского "Общества революции" поставить на одну доску две столь различные революции и выработанные в ходе них две различные конституции - английскую конституцию 1688 г., вобравшую многовековые традиции английских национальных свобод и соответствующую духу протестантизма, и французскую Декларацию прав человека и гражданина, разрушительную и атеистическую, созданную разумом теоретиков, а потому искусственную и ошибочную.

14. Федорова М.М.: причина «колебаний» Берка в поиске «правильного строя», который следует легетимизировать.

Английские радикалы во главе с Томасом Пейном, утверждавшим, что их политический строй был недостаточно либеральным, поскольку монархия являла собой чуждый принцип для свободы и представительства. В противоположность им либералы (в том числе и Берк в начале своей политической карьеры), хотя и выступали за ограничение прав короны и передачу их Парламенту, сам монархический принцип под сомнение не ставили. Сторонники теории национального суверенитета утверждали, что революция основана на субъективных правах нации; по Берку, напротив, английская революция (в отличие от французской) была законна в той мере, в какой она не выражала субъективной воли Парламента, была высшей исторической необходимостью и восстанавливала исторически приобретенные свободы, единый план развития английской истории. При этом Берк исходил из неприятия рационалистических схем, конструкций и упрощений. Природа человека сложна, утверждал он, человек больше повинуется страстям и сиюминутным эмоциям, нежели разуму, поэтому очень трудно предвидеть человеческое поведение, опираясь на абстрактные формулы, особенно в той сфере, где частное лицо выступает как гражданин. Когда государственный деятель сталкивается с огромной массой, "пронизанной страстями и интересами", простых решений быть не может.

Подлинной природе человека чуждо понятие "свободы вообще", безотносительно к чему-либо - имеют смысл только конкретные свободы, как они сформировались в процессе развития того или иного народа. "Наша свобода обладает своей генеалогией, чертами, галереей портретов". Англичане унаследовали эту свободу, основывая свои претензии не на абстрактных принципах вроде прав человека, но на правах англичанина, как наследие, доставшееся от предков". Равенство же существует только в области морали - все обязаны исполнять свой долг. Французы перевернули эту пирамиду, что привело их к узурпации прерогатив "природы" и усугублению естественного неравенства. "Права человека" - это пустая абстракция, лишенная исторических корней, в отличие от "прав англичанина". За эти бессодержательные абстракции Берк критикует деятелей французской революции (за недообразованность), а само событие категорически осуждает. Высказываясь за естественные права человека вне зависимости от какой бы то ни было политической организации, французские революционеры не видят ни собственно величия, ни принуждения, вытекающего из политического статуса Человека

15. Обращение Берка к традиционному порядку вещей проникнуто отнюдь не ностальгией по дням минувшим, но вполне современным беспокойством перед последствиями рационализации общественных связей. "Все меняется, - пишет он в "Размышлениях", - все иллюзии, делавшие власть благосклонной, а подчинение либеральным, придававшие гармонию различным теневым сторонами нашей жизни и достаточно мягко все обращавшие на пользу политике, все чувства, смягчавшие и украшавшие частную жизнь - все померкнет перед неукротимым наступлением Разума". Берк защищает, прежде всего, "дух свободы", которым были проникнуты прежние институты, и "рыцарские нравы". Таким образом, дилемма свободы и равенства разрешается Берком в пользу свободы вне равенства - в традиционном иерархическом обществе.

Аналогично обстоят дела и с дилеммой классическое: естественное право - современное естественное право. Когда речь заходит об идейных истоках консервативной мысли, то обычно указывают, что консерваторы в значительной степени опирались на классическую политическую философию (Платон, Аристотель, Цицерон, Фома Аквинский) с ее идеей естественного права и порядка. Берк же, с одной стороны, остается верным идее, что всякая политика являет собой "подражание природе", а с другой - прибегает к гоббсовской аргументации, чтобы доказать, что естественные права как таковые не могут быть противопоставлены авторитету. "Одна из первейших целей гражданского общества, превращающаяся в фундаментальное правило - это то, что личность не является уже судьей самоей себе. Индивид освобождается от фундаментального права человека, не связанного никаким договором - права быть судьей и утверждать собственное право. Он передает право самоуправления, насколько это возможно, право самозащиты, этот первейший естественный закон... Он передает эти права государству с тем, чтобы получить справедливость... и чтобы сохранить свободу...". Таким образом, Берк использует гоббсовскую схему и идею общественного договора в аргументации против абстрактных прав человека, как они сформулированы Французской революцией, превращая право не в имитацию природе (в классическом смысле), а в искусственную конструкцию.

16. Таким образом, мы видим постоянные колебания Берка между принципами раннебуржуазной политической философии, легшими в основу либеральной традиции, и традиционалистскими постулатами, составившими впоследствии ядро консервативной мысли. В более поздних работах он все больше вдохновляется принципами экономического либерализма, утверждая, что рынок обеспечивает спонтанную регуляцию экономической деятельности и объединяет частные интересы.

17. Берк идет даже дальше А.Смита, осуждая вмешательство государства в рыночные отношения. При этом, однако, он остается верным антимодернистской традиции, сводя к минимуму творческую роль человеческого разума. Поэтому, даже считая Берка основателем консервативного направления в политической философии, нельзя не подчеркнуть, что его воззрения развивались в русле английской политической мысли, носившей преимущественно либеральный характер. Говоря о консерватизме Берка, мы должны подчеркнуть либеральный характер этого консерватизма.

18.
Иную традицию прослеживаем мы в развитии французской политической мысли. Некоторые исследователи, работающие в области политической истории (П.Шоню, Ф.Бенетон) усматривают различие между английской и континентальной (в первую очередь французской) ветвями политической философии в различии моделей исторического развития: длительное, эволюционное развитие английского общества и революционное, скачкообразное - французского. В ХVII веке Европа еще не очень различает Англию и Францию по характеру их развития, - говорит Шоню, профессор истории и последователь школы Анналов. Однако с эпохи Великой Французской революции начинается противостояние двух моделей: "в то время как английская модель углубляется по консервативному пути - ритм изменений очень осторожный, незаметный, - на континенте верх берет французская модель, основанная на разрыве..."(13). Английская модель - модель свободы, обеспечившая на протяжении последних трех веков наиболее полное развитие гражданских свобод, совместимых с защитой ценности личности. Французская же революция, вопреки начертанным на ее знаменах лозунгам, выдвинула на первый план идею равенства, подчинив ей идею свободы, что нанесло огромный ущерб как самому понятию свободы, так и реальным свободам граждан. Из "смеси" английской и французской моделей вытекает двойственность свободы в политической мысли и практике ХIХ века.

 

19. Английскую буржуазную революцию 1688-1690 гг. Шоню революцией не считает: суть английской революции "именно компромисс, достаточно гибкий, чтобы сделать невозможными все нападки на общественное целое, и способный разрешить все конфликты мирным путем". С этой точки зрения либерализм есть "принятие и систематизация компромисса. Как только мы принимаем, что люди действуют сознательно, свободно, конкретно (то есть как они есть и где они есть, в сложном стечении и переплетении обстоятельств), то общество не может быть ни чем иным, как компромиссом" (Сhaunu P. Op. cit. Р. 288).

Англия рубежа ХVIII-ХIХ ст. в отличие от Франции и других европейских стран являет собой пример высоко развитого (для своего времени) гражданского общества, что обусловлено целым рядом причин социально- экономического характера. К числу этих факторов можно отнести и высокие темпы промышленной революции в Англии, и тот момент, что феодальные отношения в области землевладения были сведены к минимуму; gentry представлял собой открытый класс, который быстро рос и формировался и подчинялся рыночным законам; происходит и "пробуждение" городских масс, и их быстрое втягивание в рыночные отношения. Англия ограничивает монархию, ограничивает вмешательство государства, защищает свободу, или, скорее, свободы личности". Именно здесь общественное мнение впервые становится фактором политической жизни одновременно с образованием средних слоев и пробуждением городских масс. Пресса в обществе, где читающее население составляет 60-70%, играет все более заметную роль.

20. Во Франции же, напротив, развитие государства опережало развитие гражданского общества, поэтому все попытки адаптации политических структур к изменявшимся отношениям происходили "сверху". Кроме того, для Франции с ее преобладанием сельского населения медленный распад общины с ее системой моральных ценностей, повлекший за собой крушение личных взаимосвязей между сельскими старейшинами, ремесленными корпорациями церковью, явился мощным источником консервативных, традиционалистских настроений. Не случайно
поэтому некоторые обществоведы ведут "родословную" консерватизма не с Берка, де Местра и Бональда, а с гораздо более отдаленных времен - с ХVI-ХVII вв., когда абсолютизм предпринял наступление на полномочия и привилегии дворянства, церкви, цеховых мастеров и пр. полуфеодальных структур. Обороняясь, аристократия выдвинула идеи, воспринятые и переформулированные позднее консерваторами: государству не следует расширять свою власть за счет местного самоуправления (Монтескье и его известный труд "О духе законов", из которого почерпнули идеи как консерваторы, так и либералы).

Таким образом, в Англии сложилась мощная либеральная традиция, на которую опирался в своих исканиях в значительной степени и консерватизм. Во Франции же либерализм не имел таких глубоких корней и опирался лишь на опыт Французской революции, что наложило на него особый отпечаток и придало особую национальную специфику, которая очень тонко была подмечена Шоню. "Декларация прав", отмечал он, означала не столько утверждение новых прав, сколько отрицание прежних. Свобода в ней остается чисто декларативным принципом, а равенство превращается в основную ценность. Она декларирует, что все люди от рождения свободны и равны в правах. На самом же деле под равенством понимается только разрыв с прежней общественной ассиметрией - наследственной, привилегированной, и эта ассиметрия уступает место новым ценностям - свободный доступ к новой сетке иерархий. Чтобы ускорить этот процесс, успокоить нетерпение новых элит, нужно было опереться на силу, политическую власть. Поэтому насильственная ликвидация прежних ассиметричных свобод во имя нового равенства повлекла за собой прежде всего резкое ограничение или полную отмену прежних сословных прав и свобод, главная из которых - свобода совести. По мнению Шоню, революция осуществила невиданное давление на религиозное большинство, абсолютно не организованное и не способное отстаивать свои права. Национальная ткань оказалась полностью разорванной, все общественные клеточки распались. Это нанесло непоправимый ущерб развитию ценности свободы на французской почве - свобода стирается, уступая место популистскому и эгалитарному искоренению инакомыслия. Тем самым нормальный процесс развития либерального мышления, первые ростки которого появились во Франции в 70-е годы ХVIII века, был приостановлен. Террор расколол общество на революционеров и контрреволюционеров, между которыми оказалась зажатой небольшая группа французских либералов - "малое семейство, подозрительное и всеми презираемое.

Несмотря на "малочисленность семейства", тем не менее, либерализм на французской почве смог стать значительной идейной силой, имеющей собственное лицо и специфическую окраску и сыгравшей свою роль в становлении западноевропейской политической философии. Однако доминирующего положения в духовной жизни общества, подобно английскому либерализму, он не занял. Поэтому и французский консерватизм не имеет той либеральной окраски, которую мы прослеживаем в творчестве Берка, углубляя традиционалистскую, провиденциалистскую, мистическую ориентацию беркианских взглядов. Французский либерализм, оформление которого в полной мере можно отнести лишь к периоду Реставрации и Июльской монархии, приобретает умеренно консервативные черты. Французские либералы, с одной стороны, продолжили традицию раннебуржуазных мыслителей (Локк, Гоббс) в трактовке политических и гражданских свобод, но с другой стороны, произвели их переоценку в духе эволюционизма и его противопоставления революции.

Самый характер и формы, которые обрело течение буржуазной революции во Франции, определили весьма специфическое отношение к проблеме равенства и антиномии свобода/равенство и недоверие к демократии. Равенство, основанное на архаической концепции свободы, предполагающей разделение власти между всеми гражданами, ведет лишь к порабощению индивида в частной жизни. Гойе-Коллар и Гизо также признавали равенство гражданское и восставали против равенства политического, выступали за создание новой политической аристократии на основе эгалитарного общества, рожденного Революцией. Аналогично и Токвиль позднее скажет, что во Франции стремление к равенству было тем сильнее, что оно предшествовало стремлению к свободе. Традиция свободы на французской почве хрупка и ограниченна. Революция явилась кульминацией равенства и административной власти, переходящей из рук в руки. Стремление не к свободе, а к равенству, по Токвилю, - характерная черта демократии, и этот момент чреват деспотизмом.

Однако, в отличие от Гизо, склонявшегося к английской модели политического устройства, Токвиль приходит к выводу о бесполезности английской модели для понимания французской истории и о необходимости различения идеи демократии и идеи революции, и в этом - его оригинальность и значимость для французской политической мысли. Токвиль пытается отличить абстрактное понятие демократии от его конкретного воплощения во французской революции.

21. Совершенное равенство - абстракция, считает Токвиль, и только в качестве таковой оно управляет индивидами. Равенство открывает путь к воображению и желаниям, но оно никогда их не удовлетворяет в полной мере. Нет общества, в котором все люди были бы равны, но демократия заставляет их тянуться к лучшему. Как и в аристократическом обществе при демократии существует двойственность раба и господина, но в отличие от первого в демократическом обществе эти отношения не являются конформными демократическому принципу общественного устройства, они не создаются традицией, не передаются от отца к сыну, а представляют собой результат свободного соглашения. Таким образом, само понятие "равенство условий" означает не то, что эти условия равны, но то, что они могут быть или даже должны быть таковыми, и осознания этого факта достаточно, чтобы полностью изменить характер самого неравенства. Преследование абстрактной цели изменения своего состояния, каковой и является равенство, - двигатель общественного развития.

Таким образом, суть рассуждений Токвиля и выводы его располагаются вполне в русле развития либеральной мысли первой половины ХIХ века. Однако своеобразие положения Токвиля - этого "самого либерального" из всех французских либералов - в том, что рассуждения его обличены подчас в сугубо традиционалистскую форму, в них проскальзывают темы, являющиеся достоянием консерватизма. "Токвиль принимает и даже усиливает реакционный диагноз, но остается при этом либералом", - отмечает П.Манан.

С консерваторами Токвиля роднит прежде всего негативное отношение к революции, он почти дословно повторяет аргументы Берка, де Местра, Бональда. По его мнению, революция представляет собой либо извращение демократического принципа, либо его абсолютизацию и замещение им всего политического пространства общества. Отсюда он делает вывод о потенциальном деспотизме революционных обществ. Кроме того, демократия ослабляет социальные связи, ей чужды "посреднические корпусы", характерные для аристократического общества и ограничивающие центральную власть, создающие единые для всех законы и условия. Следовательно, заключает Токвиль, необходимо возродить местные свободы и свободные ассоциации граждан, которые воспитывают чувство долга и ответственности, способны смягчить индивидуалистическую изоляцию. "В сумерках будущего можно открыть три очень ясные истины. Первая из них - та, что все современные люди увлечены какой-то неведомой силой, которую можно надеяться урегулировать и замедлить, но не победить, и которая то медленно толкает, то с силой мчит их к уничтожению аристократии; вторая та, что из всех обществ в мире всего труднее будет надолго избегнуть абсолютного правления там, в которых аристократии уже нет и не будет; наконец, третья истина состоит в том, что нигде деспотизм не ведет к более гибельным последствиям, чем именно в таких обществах". Это замечание Токвиля со всей наглядностью демонстрирует двойственность и колебания французской либеральной традиции. Хотя пафос творчества Токвиля был целиком обращен в будущее, прошлое также влекло его внимание, подсказывая образцы и формы общественных организаций, которые могли бы облегчить гражданам защиту их коллективных прав перед централизованной властью. Не случайно Токвиля называют аристократическим либералом, либералом консервативным или даже либеральным консерватором. Нельзя забывать и тот факт, что на идеи Токвиля в значительной степени опирались орлеанисты, чей интеллектуальный и парламентский либерализм имеет мало общего с демократией. Демократия тесными узами связана с равенством, а орлеанский либерализм выступал за неизбежное превосходство социальных элит. Таким образом, для либеральной традиции в ее истоках характерны достаточно сложные отношения с проблемой равенства и демократии. Либерализм, особенно в его французском варианте, скорее элитарен, чем демократичен.