Автопереводы Иосифа Бродского в свете коммуникативного подхода

Поэтический перевод - одна из наиболее тонких и сложных форм межкультурной коммуникации. В цепи «автор - произведение - читатель» появляется дополнительное звено - «переводчик», что приводит к усложнению всей системы «литература» и зачастую становится причиной смысловых сбоев. Посредник одновременно выступает в роли читателя и соавтора, отправителя и получателя художественного текста. Автоперевод - еще более сложный случай совмещения коммуникативных ролей. Прекрасным примером такого рода являются поэтические автопереводы И. Бродского.

Престижные литературные премии Великобритании и США, полученные этим поэтом, исключают какие-либо сомнения в его языковой компетенции. Волею судьбы И. Бродский достиг билингвизма. Он сам признавался в том, что необходимость выбрать для творческого самовыражения какой-то один из двух ставших для него равнозначными языков грозила бы утратой рассудка.

В случае автоперевода читателем и интерпретатором произведения выступает сам автор, что практически исключает возможность непонимания текста переводчиком. Однако известно, что автопереводы Бродского не были приняты многими англоязычными читателями и критиками. Очевидно, произошел информационный сбой в канале межкультурной коммуникации. Чтобы установить его место и возможные причины, представим тексты Бродского в системе:

Основную задачу автоперевода (как и художественного перевода вообще) можно определить как попытку создания адекватного оригиналу текста,

⁴⁸См.: В. Г. Зинченко, В. Г. Зусман, 3. И. Кирнозе. Система «литература...», с. 24. 262

который был бы способен вступить в системные связи с иноязычной реальностью и лингвопоэтической традицией, а также со сформированным в их русле иноязычным читателем. Связь эта должна осуществляться посредством нового кода - переводящего языка. В процессе автоперевода формируется некая вторичная авторская личность: поэт должен воспринять собственное произведение как читатель и затем перетранслировать его при помощи нового кода иноязычному читателю. Таким образом, в идеале система должна выглядеть следующим образом:

Рассмотрим последовательно основные компоненты системы: «читатель», «код», «произведение» и «автор», уделяя особое внимание проблемам, связанным с межкультурной коммуникацией, - взаимоотношениям оригинальной и переводной частей системы. Разумеется, такое разделение в значительной степени условно и мы должны будем постоянно учитывать все компоненты и их системные связи, выдвигая на первый план один из них.

Проблема «читателя» здесь, видимо, должна решаться в первую очередь в связи со специфическим взаимодействием автопереводных текстов Бродского с русской и англосаксонской лингвопоэтической традицией. Обзор критической литературы и количественный анализ метрики, строфики и рифмы Бродского позволяет сделать вывод о том, что и на уровне прямых цитат, и на уровне аллюзий, и на уровне формальной организации стиха лирика Бродского прочно связана с русской поэтической традицией. Тонкие семантические связи с предшествующей поэзией, ассоциации, организующие ткань стиха Бродского, требуют если не рационального вскрытия, то глубокого вчувствования - без этого понимание не состоится. Но уровень традиционных тем, мотивов, художественных средств в произведениях Бродского практически полностью потерян для англоязычного читателя. Воспроизведение того, что стоит за текстом, ни в коем случае не сводится к подбору лексических соответствий. Полностью же перенести сложную структуру стиха в пространство иностранного языка невозможно. К тому же ряд культурных концептов, реализованных в русской поэтической традиции, вообще не свойствен носителям англосаксонской ментальное™.

Формальная сторона поэзии Бродского, даже точно воспроизведенная аналогичными средствами английской просодии, не может быть адекватно воспринята англоязычной аудиторией. Тяготение Бродского к строгой мет-ричности принципиально чуждо англосаксонской поэтической традиции на ее современном этапе. Семантический ореол метров в русской и английской просодии различен. Точные, преимущественно женские рифмы Бродского не

вписываются в картину англо-американской поэзии XX века, в которой превалирует нерифмованный стих. На ее фоне рифмы Бродского, по свидетельству англоязычных критиков, ассоциируются в сознании современных читателей с комической или детской поэзией.

Проблема «кода» в связи с автопереводами И. Бродского возникает как проблема взаимоотношений русского и английского языков в восприятии самого поэта. Бродский, высоко оценивая способность английского языка точно и лаконично выражать мысли, вынужден был констатировать его несостоятельность в изображении эмоций, тонких душевных движений, в передаче эстетического и жизненного опыта, приобретенного в рамках иной культуры. Бродский полагает, что английский уступает русскому и в гибкости грамматической системы, и в разнообразии просодических средств. Английский язык входит в художественный мир Иосифа Бродского как деталь и поэтологическая возможность, открывающая инобытие русских текстов, но он не может стать организующим принципом этого мира. В системе «автор - произведение - читатель», центром которой являются стихотворения Бродского, английский язык не может заменить русский в функции кода, поскольку в представлении самого поэта он не эквивалентен русскому как средство эстетической коммуникации.

Рассмотрение проблемы «произведения» предполагает анализ ряда автопереводов Бродского, выявление значимых трансформаций текста. И здесь исследователь неизбежно приходит к неутешительному выводу: из всех аспектов, составляющих ткань русского стихотворения, вполне переводимым оказался лишь заложенный в текстах повествовательный элемент. Значения, скрытые в подтексте оригинала, выводятся на поверхность: английский текст становится своеобразным комментарием к русскому и, как ни парадоксально, способствует его пониманию. Но в то же время «буквальный» перевод нередко приводит к разрушению метафорического строя стихотворения, ибо в поэзии на первый план выходит не прагматическое значение отдельных слов, а тонкие ассоциативные связи между ними, коннотации. В этом отношении авторские метафоры оказываются в несколько лучшем положении, нежели «метафоры языка», также широко используемые Бродским и составляющие значимую часть образной структуры его поэтических произведений. Так, в автопереводе стихотворения «То не Муза воды набирает в рот» (1980) строки «И глазами по наволочке лицо / растекается, как по сковороде яйцо...» переведены практически дословно и, поскольку образ сугубо авторский, не теряют первоначального смысла. Даже, возможно, в английском тексте острее чувствуется скрытая здесь метафора слез: «The face spills its eyes all over the pillowcase» («лицо разливает свои глаза по наволочке»). Но в переводе сравнение «like eggs in the frying pan» («как яйца на сковороде») выглядит необоснованным, поскольку у англоязычного читателя не может возникнуть ассоциация, обусловленная внутренней формой рус-

ского языка («на сковороде яйцо» - «глазунья» - «глаз»), а в английском понятия «fried eggs» («яичница») и «eye» («глаз») не связаны. Возникающая в третьей строфе стихотворения авторская метафора поцелуя («точно рыба -воздух, сырой губой / я хватал что было тогда тобой») сохраняется в переводе, но сравнение также разрушается: «like fish that gasps... my raw lip was catching...» («как рыба, которая тяжело дышит,... моя сырая губа хватала...») - фразеологизму «хватать ртом воздух» не найден аналог, приемлемый в данном контексте.

При переводе Бродский сталкивается с проблемой, сформулированной им в эссе «Меньше единицы»: «язык отказывается воспроизвести негативные реалии другой культуры». Так, в автопереводе стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку...» (1980) тюремное «кликуха» уступает место «nickname», звучащему, по выражению В. Полухиной, «почти нежно», а «вороненый зрачок конвоя» (ср. «вороненая сталь», «черный воронок») превращается в «третий глаз часовых» («the sentries' third eye»), не вызывающий и тени мысли о ночных арестах, одиночном заключении или расстреле без суда и следствия. Убедившись в непереводимости реалий советского социума, возникающих в тексте и в подтексте стихотворений, Бродский зачастую отказывается от попыток «пересоздать» свои произведения в рамках другой культурной традиции. Даже когда подобный русскому феномен может быть найден в англосаксонском мире, Бродский может пойти на неэквивалентную замену реалии, в результате чего рождается новый смысл, а быть может, и бессмысленность.

Попытки сохранить метроритмический облик стихотворений провоцируют значимые лексические трансформации текста, грамматические неточности, обрекают поэта на многословие (многосложный характер русского словаря позволяет девяти - четырнадцатисложной строке остаться лаконичной, в то время как практически каждый лишний слог в английском означает введение еще одной лексической единицы, что, в свою очередь, влияет на графический образ стихотворения - массив текста значительно увеличивается). Очевидно, что когда поэт решается пренебречь формой, произведение в целом выигрывает. Так произошло, например, с автопереводом стихотворения «Английские каменные деревни...»(1977), где Бродский вопреки обыкновению пожертвовал рифмой. Женская рифмовка сохранилась только в первом катрене. Точная рифма, нарушенная в оригинале лишь единожды («молью - морю»), уступает место неточной («England - window», «fields -kings»), популярной в английской поэзии «рифме для глаз» («tiles - fills») и даже ассонансу («suit - sea», «East - blows»).

Эта уступка английской просодии позволяет сохранить образность, коннотативный фон и лаконичность оригинала. Но чаще Бродский предпочитает сохранить форму, казалось бы, в ущерб содержанию. Объяснение этому можно найти в его философии языка (формальные аспекты для него

гиперсемантичны). Однако отметим, что акустический облик стихотворения, как ни парадоксально, в ряде случаев восстанавливается достаточно точно, что свидетельствует об «абсолютном слухе» поэта. Так, например, в уже упомянутом стихотворении «То не Муза воды набирает в рот...» Бродский создает ощущение страстного, стремительного шепота при помощи инструментовки на з, с, ч, ш, ц («Горячей ли тебе под сукном шести / одеял в том садке, где - Господь прости -...»; «Я бы заячьи уши пришил к лицу, / наглотался б в лесах за тебя свинцу...») и сохраняет принцип инструментовки в автопереводе: «are you warm tonight under those six veils / in that basin of yours whose strung bottom wails», «I would have hare's ears sewn to my bold head». Для Бродского точность перевода означает, в первую очередь, тщательное сохранение формы русского стихотворения. Лишь в этом случае, по его мнению, перевод может быть адекватен русскому оригиналу. Но это требование вступает в конфликт с выдвинутым самим же Бродским принципом «не столько переводить, сколько воссоздавать для читателя иноязычную литературу средствами отечественной языковой культуры». Ибо перенесенные в иное культурное пространство метр, ритм, принципы рифмовки также приобретают характер реалий чужой культуры. Парадокс разрешается, если следовать рассуждениям самого поэта. Автоперевод, по замыслу автора, не выполняет функцию самостоятельного произведения: он лишь подталкивает англоязычного читателя к знакомству с исходным текстом, направляет и облегчает восприятие, «вынуждает читателя ориентироваться» на русский язык.

Если мы вновь соберем рассмотренные нами компоненты в единую систему, то увидим, что она принципиально отличается от «идеальной» схемы межкультурной коммуникации, приведенной в начале данного рассуждения об англоязычном творчестве Бродского.

Автопереводы Бродского (П1) сохраняют многоуровневые связи с русскоязычной традицией и реальностью, так и не став явлением англо-американской культуры. Поэтические произведения Бродского даже в переводе фактически ориентированы на русского читателя. Категория читателя выпадает из коммуникативной цепи: англоязычный читатель не связан с традицией и реальностью оригинала, а русскоязычный, способный увидеть культурную и реальную основу, не владеет кодом перевода. Следовательно, в любых условиях автоперевод следует относить к категории «текстов на непонятных аудитории языках» - это один из немногих примеров сообщений, транслируемых только по каналу «Я - Я», которые были выделены Ю. М. Лотманом. Система как целое прекращает свое существование.

Наиболее интересные, глубинные процессы происходят в подсистеме, связывающей первичную (А) и вторичную (AI) авторскую личность, оригинальное произведение (П) и автоперевод (Ш).

Вторичная авторская личность, осознающая себя переводчиком и испытывающая потребность «раствориться» в первичной (что также является

частью авторской установки), в то же время обеспечивает поэту позицию «остранения», возможность нового взгляда на собственный текст. К тому же автоперевод являет собой некий прозаизированный вариант оригинала (происходит вскрытие метафорического строя, возникает эффект «комментария» к оригиналу, «пересказа поэзии прозой»). Английский язык как дополнительный код также способствует «прозаизации» - он, по мнению Бродского, самой структурой своей предназначен для изложения, повествования, истолкования. Между автором и произведением образуется коммуникация двух типов: непосредственная - эстетическая, и опосредованная автопереводом - интеллектуальная. Удлинившаяся цепочка позволяет поэту рационально осмыслить, понять некогда созданное им в интуитивном порыве. Однако это понимание так и остается замкнутым на самого' автора-переводчика.

В. П. Григорьева