Для распространения общеполезных знаний

И ВСЕОБЩЕГО БЛАГОПОЛУЧИЯ

Новиков Н. И. О воспитании и наставлении детей для распространения обще­полезных знаний и всеобщего благополучия // Русская педагогика в главнейших ее представителях. Опыт историко-педагогической хрестоматии / Сост. М. И. Демков. - 2-е изд. - М., 1915. - С. 104-109. (с.177-180)

 

Процветание государства, благополучие народа зависит неот­менно от доброты нравов, неотменно от воспитания... (с.177) Единое воспитание есть подлинный творец добрых нравов; чрез него вкус добродетели, привычка к порядку, чувствование изрядного, чрез него отечественный дух, благородная (на истине и знании осно­ванная) народная гордость, презрение слабости и всего прикра­шенного и маловажного, любовь к простоте и к натуре, со всеми добродетелями должны овладеть сердцами граждан; чрез него муж­чины и женщины должны образованы быть сходственно с их по­лом, а всякий особенный класс государства тем, чем быть ему надлежит. <...>

Все прочее сделается удобным, когда воспитание достигнет возможной степени своего совершенства; законы успевают тогда сами собою; религия в величестве своем исполнена простоты, пребывает тем, чем вечно бы быть ей надлежало, то есть душою всякой добродетели и твердым успокоительным предметом духа; науки делаются неисчерпаемыми источниками действительных выгод для государства; художества украшают жизнь, дают благо­родство чувствию, становятся ободрительными средствами доб­родетели; всякой отдел граждан пребывает верен своему опреде­лению; и всеобщее трудолюбие, подкрепляемое умеренностью и добрым домостроительством, доставляет и самому многочислен­ному народу безопасность от недостатка и довольствие своим со­стоянием.

Детей нередко заботятся снабдить знаниями, а первое, вели­кое, столь много в себе заключающее дело воспитания, то есть образование сердца, пренебрегается; когда вместо того, чтоб при­учать разум их к правильному размышлению и вести к познанию истины и добра, наполняют головы их ветром, и вместо того, чтоб очистить волю их и направить склонность к добру, благород­ству и величеству, делают сердце их чувствительным только к малостям или совсем к глупости и пороку. Воспитание есть весьма запутанное, трудное дело. Оно есть особенная тонкая наука, пред­полагающая себе многие знания и в исполнении требующая мно­го наблюдательного духа, внимания и просвещенного практиче­ского рассудка.

Не следует задаваться посторонними и специальными целями при воспитании (напр[имер], сделать ученого), ибо главный пред­мет воспитания... образовать детей счастливыми людьми и полез­ными гражданами.

Не нужно, чтоб родители всегда упражнялись в трудах или боль­шую часть дня посвящали своим детям. <...> Но непременно нуж­но, чтоб все родители подавали детям своим пример полезного упражнения и никогда не были бы образцом проспания своей жизни или проведения ее в безделках и чтоб они, хотя один час в день, содействовали воспитанию своих детей приличным сему предмету с ними разговором. (с.178) Итак, если сын знает, что отец его по несколько часов в день занимается в кабинете своим важным чтением, или письмом, либо чем-нибудь иным; а дочь равным образом видит мать свою упражняющуюся в домостроительстве, пристойном рукоделии или тому подобном, то сего уже довольно для отвращения худого примера у таких родителей. <...>

Образовать разум, или дух, детей называется вперять в них спра­ведливые представления о вещах и приучать их к тому образу мыс­лей и рассуждений, который соразмерен истине и посредством которого могли бы они быть мудрыми. <...> Разум их должен быть не только упражняем и обогащаем разными познаниями, но и так упражняем, чтобы они мало-помалу приобретали способность исследовать и разбирать то, что они знать желают, удобно отли­чать истинное от ложного и при сих исследованиях и рассуждени­ях следовать всегда надежнейшим правилам и по кратчайшему идти пути. Но сие делается не столько посредством научения их сим правилам размышления и впечатления оных в память их, как наи­паче посредством того, когда при всех случаях учат их примечать, справедливо или несправедливо они мыслили и рассуждали и для чего то делали; также когда обще с ними и соразмерно их возра­сту думают, рассуждают, исследуют, сомневаются или решают. Это всеобщее предписание сделается более понятным, когда ста­нут наблюдать следующие правила.

Первое правило есть сие: не погашайте любопытство детей ва­ших или питомцев. Второе правило есть сие: упражняйте детей ваших или воспитанников в употреблении чувств, научайте их чувствовать справедливо. Впечатления, делаемые в нас внешними вещами посредством наших чувств, и представления, происходя­щие от того в душе нашей, суть якобы материалы, которые дух наш обрабатывает и на которых основываются, наконец, все по­знания и науки человеческие. Чем многоразличнее, справедливее и полнее сии представления, тем более может упражняться в раз­мышлении, и тем удобнее и безопаснее может он подниматься к высочайшим и всеобщим познаниям. Но как мы чувственные вещи гораздо лучше научаемся знать по впечатлениям, делаемым в нас их присутствием, нежели по описаниям, какие делают нам о них словами, то не заставляйте детей ваших из книг или по изустному наставлению учиться тому, что они сами могут видеть, слышать и чувствовать; но показывайте им то действительно, как скоро и как часто будет находить к сему случай. Так давайте им видеть и примечать красоты природы, чудеса царства растений и живот­ных, многоразличные воздушные явления, великолепие усеян­ного звездами неба и помогайте им мало-помалу различать и при­водить в порядок множество темных представлений, теснящихся со всех сторон в их души. <...> Но давайте им видеть все сие соб­ственными глазами и чувствовать свойственным им образом, и не ослабляйте получаемых ими от того впечатлений неблаговремен­ными и издалека занятыми изъяснениями. (с.179)

При этом упражняйте их всегда по внимательности. Вниматель­ность есть мать всякого основательного познания. Приучайте их не переходить слишком скоро от одной вещи к другой, всякую вещь рассматривать со многих, и если возможно, со всех сторон, смот­реть не только на целое, но и на особенные части его.

Третье: остерегайтесь подавать детям ложные или не довольно точно определенные понятия о какой-либо вещи, сколько бы ни была она маловажна. Гораздо лучше не знать им совсем многих вещей, нежели несправедливо оные себе представлять.

Четвертое правило: не учите детей ничему такому, чего они по возрасту своему или по недостатку других предполагаемых позна­ний при том разуме не могут.

С сим предписанием соединяется пятое, не менее важное: ста­райтесь не только умножить и распространить их познание, но и сделать его основательным и верным.

Научайте их смотреть на все с практической стороны и при всех способных случаях производить то в действо. Преимущественно же и беспрестанно старайтесь научать их судить право о цене ве­щей. Сия есть истинная мудрость, которая гораздо дороже всех наук вообще и которую не можно вперить в человеке слишком рано, если надлежит ей быть путеводительницею в его жизни.

 

Острогорский Алексей Николаевич (1840— 1917),

видный педагог и пи­сатель.

СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ИХ ВОСПИТАТЕЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ

Острогорский Л.Н. Семейные отношения и их воспитательное значение // Острогорский А. Н. Избранные педагогические сочинения. — М., 1985. — С. 274— 305 (с. 180-192)

Так как тему... брошюры составляет воспитательное значение отношений людей, связанных в семью, то мы и имеем в виду собрать наблюдения, которые дает нам семья, и сделать из них выводы.

Прежде всего следует иметь в виду, что мысли и интересы де­тей отнюдь не ограничиваются теми рамками, какие мы вообра­жаем, предполагая, что их мир — это детская и сверстники. Они интересуются взрослыми, ищут их общества, по-своему наблюда­ют их, предъявляют к ним свои требования и судят их. <...> Им... есть дело до того, как живут между собою отец с матерью, какое занимает общественное положение отец, любимы ли и уважаемы родители и пр. Жизнь взрослых членов семьи кладет свои отпечат­ки в их сознании гораздо раньше, чем они начинают отдавать себе отчет, что у них уже сложились привычки, потребности, вку­сы, готовые представления и сознание. (с.180) Психический организм воспринимает впечатления и перерабатывает их, часто незаметно для самого субъекта, и копит умственное достояние, которое позже приводится им к ясности и убедительности.

Родители воспитывают, а дети воспитываются той семейной жизнью, какая складывается намеренно или ненамеренно. <...> Жизнь, та или иная, семьи тем и сильна, что впечатления ее постоянны, обыденны, что она действует незаметно, укрепляет или отравляет дух человеческий, как воздух, которым мы дышим, укрепляет или отравляет наш физический организм. <...> Бывает нередко, что дети вырастают со складом, как раз обратным тому, какой должен бы получиться, если бы семья неизбежно засасыва­ла. Но, во-первых, и у самых горячих протестантов всегда замеча­ются следы того, что детство было проведено ими именно в такой среде, против которой они протестуют... а во-вторых, семейные впечатления служат почти единственным источником чувств и мыслей в том возрасте, когда человек наиболее восприимчив и делает приобретения на всю жизнь. Это самая ранняя и самая влиятельная пища, которую питает дух человеческий.

Искусственное воспитание часто отвергается в самом принци­пе. Понятно, что воспитывать можно только во имя какого-либо идеала, в силу стремления склонить или заставить ребенка посту­пать так, а не иначе, усвоить известные привычки и воззрения. Но справедливо указывают, что мы не имеем права насиловать чело­века и навязывать ему наш идеал, так как и мы можем ошибаться и считать идеалом то, что вовсе не должно быть ставимо на пьеде­стал, да и нашему питомцу предстоит жить, может быть, в других условиях, в иное время. Указывают, кроме того, что натура чело­века намечается весьма рано и что все наши благие меры к тому, чтоб переломить натуру, сделать человека тем или иным, по на­шему плану, ни к чему не приводят. <...>

Вопрос не в том, чтобы совершенно избежать искусственного воспитания, а в том, чтобы оно не приняло боевого характера, чтобы оно не обезличивало и не ломало, чтобы подчинение ре­бенка родителям сложилось естественно, само собой, в силу того, что ребенок и сам предрасположен довериться авторитету матери.

Но мирный характер искусственное воспитание всего легче принимает тогда, когда семья сильна своим естественным влия­нием, когда она хорошо настроена и живет разумной, сердечной жизнью. Хорошая семейная атмосфера обыкновенно и детей на­страивает хорошо. Здесь искусственное воспитание утрачивает свой резкий, надуманный характер, не прибегает ни к каким необы­чайным, экстраординарным мерам, принимает характер есте­ственный. Дети не дрессируются, а живут в семье, окруженные и заботой, и контролем любящей матери, которая может соединить в своем сердце и любовь, и нравственную требовательность в той мере, какая может быть допущена в отношении к детям. <...> (с.181)

●●●

Казалось бы, из всех союзов общественных семейному всего легче принять характер союза, от которого члены его только вы­игрывают. Он составляется добровольно, по свободному выбору, скрепляется общностью интересов, вкусов, потребностей. Развра­щающему столь многих принципу борьбы за существование здесь не должно быть места. Мужу не должно бы быть тесно от соседства жены, и наоборот. Жизнь в известной мере можно устроить по своему вкусу и в ней находить отдых от забот, обид, неудач обще­ственной жизни. «С хорошею женой горе — полгоря, а радость вдвойне», — говорит пословица.

К сожалению, идеальные семьи встречаются редко. <...>

Каждый раз, когда мы, родители, сдерживаем в себе какое-нибудь дурное побуждение ради детей, мы исполняем только свою обязанность. Дети, наверное, заметят, хотя в детстве, может быть, и не формулируют ясно, эту работу родителей над собой, оценят ее и привыкнут — сперва из подражания, потом по убеждению — управлять собою, сдерживать себя в дурном, а это одно из круп­ных приобретений воспитания.

●●●

<...> Жизнь тянет из семьи, оставляет семейным связям и инте­ресам сравнительно с другими меньшее место и значение. Ничего нет мудреного, что при этих условиях у. каждого члена семьи — и прежде всего у отца с матерью — появляются свои интересы, свое общество, свои избранники и друзья, свое счастье. <...> Общение родителей с детьми... возможно главным образом в ранние годы детства, а позже, лет уже с 10—12, дети подвергаются обиль­ным, внешним, внесемейным влияниям, и очень важный период перехода их в юношеский возраст часто ускользает от внимания и наблюдения родителей. Стать ближе к детям, пока они малы, мы еще можем, позже это уже труднее, и здесь чаще могут случаться всяческие сюрпризы в виде дурных знакомств, образования стрем­лений и вкусов, не одобряемых нами. <...> Эти сюрпризы потому и возможны, что жизнь наших детей протекает вне тесного обще­ния с семьей, что мы зачастую живем с ними вместе только внеш­ним образом, не зная большей частью, что у них творится в душе, чем они интересуются, чем живут. У каждого есть своя жизнь, корни которой вне семьи. <...>

Дети, начав свою жизнь вполне беспомощными существами, так много получают от родителей, что последние, естественно, порождают в них чувства благодарности, любви и своего рода гордости своими отцом и матерью. Не только сам по себе уход, помощь, забота родителей, но и участие, и ласка их играют в этом роль. (с.182) Дети, рано осиротевшие или по чему-либо другому лишившиеся отца и матери, часто позже, в зрелые годы, чув­ствуют горечь, тоску от отсутствия в их воспоминаниях памяти о родительской ласке, семейных радостях, неиспытанных сынов­них чувствах и т. п. Наоборот, испытавшие счастье, которое дает­ся сколько-нибудь хорошею семейною жизнью, вспоминают, что они, детьми, считали мать красавицей, необыкновенно доб­рой, а отца — умным, умелым и т.п., хотя в то время, когда вспоминают это, они могут уже сказать, что в действительности мать вовсе не была красавица, а отец был не более как неглупый человек. Эта иллюзия детства свидетельствует о потребности этого возраста, проявляющейся притом очень рано, видеть в тех, кто им в это время всех дороже, всевозможные качества, какие их воображение может рисовать им. Они всегда любят тех, кто лю­бит и уважает их родителей. И когда родители действительно об­ладают крупными достоинствами и детям приходится видеть выражения благодарности или уважения к их родителям, это почти всегда производит на них впечатление, остающееся на всю жизнь и нередко определяющее характер жизни и деятельности сына.

В тех семейных неладах, которые образуются, когда между му­жем и женою является третье лицо, особенно близкое тому или другому, точно так же обнаруживается потребность детей в любви и ласке и смутно сознаваемые ими права на отца и мать. Пока дети в том возрасте, когда они не понимают, в чем дело, они все же относятся к этому третьему лицу враждебно, как к нарушите­лю их прав, отнимающему у них то, что принадлежит им: время, любовь, заботы о них того или иного родителя. Позже они явля­ются либо судьями, либо несчастными людьми. В детях и юношах сказывается весьма сильная потребность видеть родителей суще­ствами нравственно чистыми. Бывали случаи, что молодые люди решались на самоубийство, узнав, что они были незаконными детьми и что на матери их лежит пятно. <...>

Распущенность общества должна притуплять чувствительность юношества к проявлениям ее в своей семье. Но, тем не менее, все же следует признать, что одновременно с одной крайностью — безразличием — может существовать другая — болезненная чув­ствительность к доброму имени отца и матери, приводящая к са­моубийству, когда оно загрязнено, и между этими двумя крайно­стями располагаются тысячи градаций. Дети могут проявляться весьма различно в подобных случаях, в зависимости от своего темперамента, от обстоятельств, вызвавших раскол семьи, и пр. Но для нас интересно то, что и эти равнодушные, заразившиеся своим равнодушием от окружающей среды, обыкновенно обна­руживают пробуждение в них потребности к доброму имени их родителей, когда находится человек, бесцеремонно будящий их чувство. <...> (с.183)

●●●

<...> Семейная жизнь сложилась с давних пор так, что роди­тельские обязанности делятся между отцом и матерью, и притом делятся неравномерно. Важнейшие заботы по уходу за детьми и первоначальному воспитанию детей ложатся на мать, как пото­му, что она в состоянии отдать детям больше времени, чем отец, так и потому, что по традициям она больше привыкла к этому, а по натуре может внести в это больше нежности, мягкости, ласки и внимательности. Этим близким участием матери в жизни детей в их раннем возрасте определяется и нравственное ее влияние на них в эти первые их годы. С годами, однако, значение этого не­посредственного ухода утрачивает первенствующую роль. Дети начинают становиться самостоятельнее, несколько определяют­ся, продолжая нуждаться в помощи родителей и взрослых, но ищут уже не исключительно материальной поддержки.

Они хотят слышать сказочки, они любят поговорить, порас­спросить, сами рассказать что-нибудь, выступают на сцену игры и занятия. Дети индивидуализируются. У одних являются вкусы и потребности, которые лучше удовлетворяет отец, чем мать, у дру­гих — наоборот. Понемногу дети приобретают черты, свойствен­ные полу. Намечаются характеры: усидчивые, вдумчивые или не­поседы и живые, спокойные и впечатлительные, забияки и смир­ненькие. И опять-таки на одних лучше влияет отец, на других — мать, потому что во всех такого рода услугах детям сказывается натура, склад, характер взрослого, которые не могут быть одина­ковы у отца и матери. <...> Влияние отца может быть и одинако­во, и больше материнского, по крайней мере, на некоторых де­тей, хотя он и меньше бывает с ними, чем мать. Вопрос тут уже не в количестве времени, а в качестве влияния, которое опреде­ляется многими причинами, лежащими в личных свойствах чело­века. Более сильный может дать духовную пищу ребенку, которая будет заполнять его и в то время, когда он предоставлен себе.

Это разделение влияния между отцом и матерью есть явление естественное. <...> Детское сердце вполне способно вместить лю­бовь и к отцу, и к матери, хотя бы его и тянуло в одну сторону сильнее, чем в другую. На долю более слабой стороны все же ос­танется достаточно. Бороться против этого явления значило бы желать более сильное влияние заменить более слабым, выгоднее его утилизировать. Утилизировать же можно лишь при условии взаимной поддержки, взаимной помощи, так, чтобы более ус­пешно действующий мог принести возможно большую пользу, а менее влиятельный все же не занимал бы относительно детей неподобающего места. (с.184)

Но поддержка эта не должна выражаться в признании за од­ним из родителей положения своего рода «старшего». «Вот пого­ди, придет отец (или мать), расскажу я, как ты набедокурил, задаст он тебе». Такими словами выражается слабость, прячущая­ся за чужую спину. В глазах детей родители должны быть равны, оба хороши, каждый по-своему. Пусть дети знают, что родители живут дружно и оба интересуются детьми, любят их и желают им добра. Естественно, что если ребенок набедокурил без матери, но при отце, мать все равно будет знать об этом, потому что отец ей расскажет. Но это будет не жалоба, не апелляция к старшему, а простое сообщение. И то, что сделал один, того не должен пере­делывать другой. Мальчик нашалил, его остановили, и этим эпи­зод исчерпан. Возвращаться к нему не стоит. Если, по мнению одного из родителя, другой родитель сделал ошибку, обнаружил слабость, то об этом можно переговорить между собою, не выно­ся своего разногласия на позорище детей. Родитель, переделыва­ющий дело другого по-своему, даже не всегда роняет авторитет этого другого, а часто достигает противоположного результата — вызывает критику своих действий, которая иногда может служить и к его невыгоде.

Мы указывали уже, что причины разделения влияния на де­тей между родителями многообразны, что они лежат в натуре и характере тех и других. Но изо всех этих причин всего виднее обнаруживается, как нам кажется, половое различие. Часто за­мечается естественное тяготение дочерей к матерям, а сыновей к отцам, и во всяком случае дочь любит мать иначе, чем отца, и сын любит отца иначе, чем мать. В более поздние года, когда подростки уже начинают заглядывать во внесемейную жизнь, строить идеалы своей будущей деятельности, чувствуют в себе зарождение призвания, это намечается еще более резко. Сын все­гда ожидает, что его лучше поймет отец, а дочь — что мать. И в этом есть свое основание. <...>

Наш идеал — совместная работа обоих родителей детей... в интересах ее, этой совместной работы, мы высказались за то, что не следует давать места ревности, когда мать видит, что отец ока­зывается более ее влиятельным лицом. Конечно, и наоборот. В по­следнее время приходится слышать и читать совсем о другом.

Матери нередко жалуются, что отцы вполне устраняются от воспитания детей, сваливая всю заботу о них на мать, что с ними некогда и переговорить о детях, потому что разговоры этого рода их вовсе не интересуют и они, отдохнув от своих профессиональ­ных трудов, спешат в клуб или в другое место, считая, что их отцовские обязанности исчерпываются заботою о заработке средств, необходимых для содержания семьи и воспитания детей. Само собою разумеется, что такое положение отца в семье и не­справедливо, и неестественно. (с.185) Несправедливо... что весь труд вос питания детей ложится на мать, тогда как она имеет право на помощь и совет в трудных или вызывающих сомнение случаях; воспитание детей ведь и есть тот первейший общий интерес, ко­торый служит связующим цементом семьи. Несправедливо отно­сительно детей, потому что лишает их влияния отца, на которое они имеют право. Но такое положение и неестественно потому, что дети эти — его дети, а даже животные любят свое потомство и не только кормят его, но и играют с ним, и учат его. <...> Обра­щаясь к жалующимся матерям, можно спросить их: не ушли ли вы в мелочи, которые важны в ваших глазах и несерьезны в глазах отца, не слишком ли вы страстно стоите за свои взгляды, так что отец, поспорив раз-другой, махнул рукою и сказал: а управляйся сама, как знаешь; были ли вы сами внимательны к заботам и тревогам мужа, которые вызывались его деятельностью вне дома? Обращаясь к отцам, на которых жалуются матери, можно спро­сить их: ваша жена, конечно, прекрасная жена и мудрая воспита­тельница ваших детей; вы ей вполне доверяете, но ведь она ищет вашего совета, желает хотя бы обмена мыслей, — вправе ли вы отказать ей в этом? Не лукавите ли вы с собой, прячась за доверие к талантам жены? Может быть, вы просто считаете, что воспита­ние детей, выражаясь грубо, — дело бабье, а не мужское. <...>

●●●

Наблюдая отношения родителей к детям, приходится между множеством различных оттенков, какие они могут принимать, выделить две крайности, между которыми они размещаются. Таки­ми крайностями являются: или постановка детей в самый центр семейной жизни, или, наоборот, на крайнюю ее периферию. В пер­вом случае дети становятся во всем на первый план: им отводятся лучшие комнаты, с их нуждами соображается время; затем в их воспитании ставится выше всего принцип их самостоятельности, и в угоду им с большой уступчивостью и даже предупредитель­ностью взрослые делают все возможное, чтобы дети не чувствова­ли стеснений своему индивидуальному развитию. Из таких детей весьма часто, может быть, в большинстве случаев вырастают ба­ловники, эгоисты, натуры неуравновешенные и неустойчивые. Психиатры нередко констатируют среди своих пациентов следы такого балующего воспитания. <...> Нередко родителям прихо­дится разочаровываться в своей системе воспитания позже, когда дети уже вырастают, потому что тогда вполне обнаруживается, до какой степени их питомцы дрянны, непривычны к труду, себя­любивы, нестойки при встречаемых препятствиях и пр. <..->

В натуре ребенка лежат силы, благодаря действию которых он растет не только физически, но и духовно. Он чувствует, наблю­дает, обобщает и классифицирует свои наблюдения, мыслит, ищет удовлетворения своих потребностей, пробует и упражняет свои силы, и благодаря этому на каждой ступени его развития у него есть свои мысли, свои вкусы, свой темперамент и характер. (с. 186) Вос­питывается он сам, своими силами, воспитывается неизбежно, шаг за шагом приобретая и копя содержания своего «я». <...>

Мать учит ребенка есть: она сперва кормит его с ложки, потом учит держать ложку, попасть в рот, придерживать тарелку и пр. Она выбирает ему пищу. От нее он учится говорить, перенимает от нее язык, т.е. усваивает от нее условное значение звуков, на­чальную этимологию и синтаксис. Она учит его писать. Она дает пищу его уму и воображению, читая, рассказывая, показывая картинки; этим путем она не только дает работу его силам, но и обогащает запас его личного опыта и наблюдений. Страшно мно­го в первые годы приобретает ребенок знаний, умений, навыков, и приобретает благодаря общению со взрослыми людьми и боль­шей частью то, что теперь или позже нужно ему как средство для общения с людьми вообще.

Начальную роль в этого рода приобретениях играет, с одной стороны, подражание, с другой — показ, пример; но за первым, внешним толчком следует у ребенка внутренняя переработка. Он учится писать, подражательно воспроизводит буквы и в то же время вырабатывает почерк, в котором есть уже нечто индивидуальное. Когда ребенку читают, ему нравится одно больше другого. У него образуется своя манера говорить, рассказывать, думать, своя по­ходка, свои вкусы, свой темперамент. Нет никакой нужды и со­вершенно бесполезно пытаться сгладить эту индивидуальность и как бы то ни было насиловать натуру.

Но не одно это приобретает ребенок при общении со взрослы­ми: оно расширяет его нравственный кругозор. <...> Общение с людьми вообще... непременно вносит нечто в его нравственный мир. При этих сношениях он может привыкать быть правдивым, уступчивым или назойливым, ценить или нет собственность свою и чужую, дружелюбно помогать или бороться за себя и свое и пр. Научается этому он и от своих родителей, наравне, а вернее боль­ше, чем от кого-либо. Но роль родителей в этой сфере иная, чем других: от них по преимуществу можно требовать благого назида­ния. <...> Человек постепенно учится общежитию, и путь этот представляет такую перспективу, которая совершенно недоступ­на ребенку. Естественно, что он начинает с проявления своих потребностей, вкусов, желаний, но он уже в детской должен на­чать учиться уважать права других и не все делать, что ему захо­чется. У детей часто является желание играть игрушкой, которую только что взяли поиграть брат или сестра, и если ему не дают ее, то он очень склонен отнять ее. Если он старше и сильнее, то он отнимет, встретя, может быть, не отпор, а слезы, и никакого назидания для себя не извлечет из этого. Дать почувствовать ему, что он не прав, надо будет кому-нибудь из взрослых: матери, отцу, няне. (с.187) Это не значит, что для вразумления надо будет наказать его, но это указывает, что родителям нужно иметь авторитет, чтобы за ними признавалось право вразумления, право сказать слово, ко­торого надо послушаться. <.„>

Жизнь семьи общая. У взрослых есть свои права, есть они и у детей; у взрослых есть обязанности, и у детей они есть, посиль­ные, соответствующие их возрасту, но есть. Когда дети легли спать, в детской не шумят; но когда работает отец, то дети не входят к нему, чтобы не помешать. Взрослые берегут свои вещи, и дети должны стараться беречь их. День расписан, и дети должны обе­дать вовремя, гулять и спать ложиться вовремя. Они приучаются в семье к порядку, труду, дружелюбию, правдивости и честности, и это достигается тем легче и прочнее, чем жизнь взрослых скла­дывается разумнее, любовнее, проще, носит более трудовой ха­рактер. <...>

Каждому случалось наблюдать, как охотно дети услуживают взрослым, простодушно воображая, что они делают нечто серьез­ное, нужное. Но не в физическом труде главное дело. Нравствен­ная связь семьи поддерживается общими интересами будничной жизни. Пусть дети знают, что все, что их окружает, все, что они имеют, создается трудом отца и матери, что, когда отец уходит из дому на работу, мать заботится, чтобы дома было сделано все, чтобы накормить отца и детей, дать им покой и отдых, а если нужно, то устроить, чтобы ему удобно было работать у себя в кабинете. <...> Случится горе, видят дети, что отец с матерью печальны, озабочены, почему бы им не объяснить, в чем дело, если дело может быть понято ими. Лишь бы оно было не такое, за которое приходится краснеть. Мы часто охраняем золотое детство от впечатлений, благодаря которым позолота может потускнеть. Но ведь это вносит в жизнь нечто искусственное, фальшь. Позо­лота тускнеет, но зато нечто выигрывается: рождаются дружба, более тесное сближение, прямота и задушевность. <,..> Родители в раннем детстве сеют то, плоды чего они собирают позже, в годы юности и начала зрелости. <...>

Если мы хотим, чтобы дети наши были друзьями нашими и в юности, и в зрелом возрасте, надо с раннего детства стать с ними на дружескую ногу, избегая всего того, в чем чувствуется взгляд на них сверху вниз. Недостаточно говорить им: не лги, будь откро­венен с родителями, не скрывай от них ничего, сделав что-ни­будь дурное, имей мужество сознаться и т. д. Надо не только само­му не лгать и не рядиться в плащ проповедника добродетели, а жить так, чтобы нечего было прятать от детей, нечего было боять­ся, что они осудят (хотя бы и позже), потому что они могут осу­дить только за дурное, а не за несчастие, потому что они способ­ны оценить многое из того, что мы считаем достоинством челове­ка, и рады будут найти это хорошее в своих родителей. (с.188)

●●●

<...> У слабых матерей чрезмерная, неразумная любовь выра­жается баловством, у сильных она нередко выливается в иные формы, которые тоже нельзя не признать неразумными. Любя де­тей, они желали бы видеть их наделенными всякими добродете­лями, всякими талантами, им рисуются их будущее обществен­ное положение, профессия, слава и счастье. Горе только в том, что не всегда личность ребенка подходит к той золотой рамке, которую мать заранее заказывает для своего любимца, что она не сознает, что счастье ребенка она подменила своим счастьем, счасть­ем, какое испытывала бы она, если б ее ребенок вырос таким-то, и она видела бы, любовалась, гордилась им в созданной любящею фантазиею матери позе и наряде. Нередко, если у матери сильный характер, начинается не любовь, а материнский эгоизм. <...>

●●●

<...> Нормальная семья представляется нам союзом, в кото­ром, при всей индивидуальности ее членов, царят дружествен­ные отношения, взаимная поддержка и помощь, неразделимость радостей и горестей, — словом, совместный труд с целью сделать жизнь и лучше, и легче. Дети в семье не первые и не последние, а равноправные члены ее. Но появление их в семье составляет со­бытие, с которого начинается новая полоса жизни. <...> Дети вызывают необходимость строже относиться к самим себе, к вза­имным отношениям, к своим отношениям к детям, к родным, к друзьям. Справедливо говорят, что, воспитывая других, мы вос­питываем прежде всего и самих себя, ибо присутствие детей часто служит уздой против распущенности, несдержанности, требует обдуманности и труда, чтобы придать жизни больше порядка, удовлетворить разнообразным запросам и потребностям, матери­альным и духовным.

Рождаясь беспомощными, дети требуют большого ухода за со­бою и, пользуясь этим уходом, постепенно и незаметно привыка­ют видеть в тех, кто ходит за ними, свою опору и наставника. Рождаются любовь и потребность любви, признание руководи­тельства и превосходства родителей над собою, своих прав на них, в своем роде некоторая гордость ими. Дети, играя, болтая, кап­ризничая, в то же время наблюдают за окружающими, подмеча­ют иной раз выражение лица и по-своему ищут причины замеча­емых перемен. «Что, мама, у тебя головка болит?» — спрашивает дитя, когда видит, что у матери невеселое лицо после сцены с мужем. Старшую сестру побранили, и она плачет. Слезы возбуж­дают в ребенке жалость, он думает, что ее обидели, ему так часто приходилось плакать, когда его обижали, и он лезет к сестре, чтобы поцеловать ее, утешить. (с. 189) Давно замечено, что дети прекрасно подмечают, кто их любит, кто нет. Они очень приветливы с теми, кого считают своими друзьями, пристают к ним с расспро­сами, просьбами, и они сдержанны с людьми, которые сторо­нятся детей. Мало-помалу в приговорах детей о людях слышится различение их на добрых и недобрых, отмечается, кто умеет рас­сказывать хорошенькие сказочки, кто умеет все сделать, кто все знает и пр. Тут является не простое констатирование факта, а и оценка его в том смысле, что это хорошее качество, причем каче­ство рисуется в несколько преувеличенном виде: все знает, все умеет. <...>

Часто приходится слышать матерей, открывающих в своих де­тях разные удивительные достоинства, таланты, способности. Но если в этой родительской любви, гордости и могут встречаться преувеличения, то в основе чувства эти вполне естественны. Дело, в которое вложил свою душу, на которое потрачено много сил, каждому дорого. Тем более если это дело — воспитание живой души. <...>

Сыновние чувства не обязательно слабеют с годами, а могут сохраняться и крепнуть, и... тот или другой исход зависит в зна­чительной мере от отношений родителей к детям. В числе неиз­бежных жертв, требуемых воспитанием детей, мы считаем и не­обходимость быть строже к самому себе. Воспитывать не значит говорить детям хорошие слова, наставлять и назидать их, а преж­де всего самому жить по-человечески. Кто хочет исполнить свой долг относительно детей, оставить в них по себе добрую память, которая служила бы потомству заветом, как жить, тот должен начать воспитание с самого себя. <...>

Говорят, дети правдивее нас, взрослых. Мы можем прибавить, что они и чутче нас к ненормальностям житейских отношений, и, прежде чем привыкнут и освоятся с ними, тяжелее переносят их. <...>

И надо думать, что обыкновенные дети, живущие в обыкновен­ных семьях, где семейные дрязги и ссоры, где честолюбие и все другие ненормальности мельче, не столь резки... в детстве уже тя­готятся этими неладами, питаются нездоровой пищей и дурно переваривают ее, унося с собою в зрелый возраст то нравственное худосочие, которое позволяет человеку без борьбы и сомнений втя­нуться в житейскую практику, где люди враждуют и мучают друг друга, либо, наоборот, научает его относиться к подобным явле­ниям равнодушно, презирать людей и не верить в добро.

Нормальное воспитание может быть только в нормально сло­жившейся и живущей семье. К искусственным мерам здесь прихо­дится прибегать редко, и они не имеют боевого характера. Дети живут хорошо и привыкают к хорошей жизни.

Нормальная семья живет дружно, потому что люди и сошлись для того, чтобы пополнить свое существование близостью другого лица. (с.190) У каждого свое дело, и один другому не мешает, а облег­чает, чем может, труд. Семейная жизнь создает общие интересы, в понимании которых нет розни, хотя и могут быть разногласие и соглашение, в достижении которых нет места главенству и често­любию, а есть совесть и поддержка. Горести и радости делятся, невзгоды бодро переносятся, труд чередуется отдыхом, беседой, общими развлечениями. Если горячка любви миновала, то оста­лась иная любовь, любовь-привычка, а главное — взаимное ува­жение. Дети — радость и надежда семьи. <...>