Рефлекс, инстинкт – и всё. Два тезиса и одно следствие.

За последние десятилетия зоопсихологи и представители смежных с нею научных дисциплин не раз ломали копья в попытке вывести общее определение рефлекса. Говорили об инстинктах, условных и безусловных рефлексах, вводили даже понятие тропизма – мелкого безусловного рефлекса вроде ресничного или чесательного (есть такой у животных). При этом даже границы между понятиями были определены совсем неудовлетворительно Чем, например, инстинкт отличается от безусловного рефлекса и тот, в свою очередь, от тропизма? Только лишь сложностью или еще и смыслом поведения? В литературе можно встретить определения по разным признакам. Лично мне, как, впрочем, и многим ученым, больше всего импонирует определение рефлекса, предложенное В.М.Бехтеревым: "Рефлекс – это жесткая однозначная связь между стимулом и реакцией". По крайней мере, граница понятия определена четко: там, где появляется неоднозначность, выбор между разными вариантами, рефлекс заканчивается.

Для того, чтобы избежать путаницы в терминах, было введено еще одно понятие – "стереотип". Это фиксированная форма поведения любой сложности, в том числе и объединяющая несколько последовательных действий, в том же смысле этот термин будет употребляться и здесь.

А все-таки, как ни определяй рефлексы, инстинкты, стереотипы, доминанты, смысл однозначной связи между стимулом и ответной реакцией сохраняется. И в течение веков все исследователи сходились, в общем-то, на одном: как ни определяй для объяснения поведения животных хватит только автоматически запускаемого фиксированного поведения, ничего большего не понадобится.

Исходило это из древнего правила, введенного в науку еще в ХII веке монахом Оккамом, и названного в его честь "бритвой Оккама" – в надежде, что это правило поможет науке решительно и четко, как бритва, отрезать лишнее от нужного. Для зоопсихологии это правило пересказал в конце XIX века Ллойд Морган: "Не следует привлекать для объяснения поведения животных более сложных понятий, чем это необходимо ". Но кто определил, какой сложности концепции необходимы для объяснения поведения животных? Ведь математическая теория моделей, показывающая, как и почему сложность модели (теории) должна соответствовать сложности моделируемого объекта, родилась только в самом конце двадцатого века. Вот и считали, упрощая жизнь в первую очередь себе самим, что не стоит и заниматься ничем, кроме рефлексов. Спасибо еще, что разделили их на условные и безусловные – это ведь уже усложнение.

А ведь до чего ж удобно! Сказал, что зверь руководствуется, например, материнским инстинктом, и можно ни о чем другом уже не думать. Но сколько же разнообразных видов поведения скрывается за этим инстинктом, данным от Бога и якобы срабатывающим автоматически и бездумно!

Притом эти виды поведения не только меняются с развитием щенков, но и в одном и том же периоде не совпадают в точности. Мать и в первые сутки, когда детишки почти ничем не отличаются друг от друга, вылизывает щенков не одинаково. Я уж не говорю об известном всем заводчикам факте, что сука может выбрасывать из гнезда крепкого с виду, но нежизнеспособного щенка, а порой возится, не щадя сил, со слабеньким и хрупким. Вот только на днях по телевизору говорили о тигрице, отказавшейся от котят, у которых была катаракта на обоих глазах… но мать-тигрица знала это сразу, а люди выяснили причину только спустя месяц или два. Ясно, что тут недостаточно автоматических действий, но совершенно необходимо оценить состояние детей и их жизненные перспективы.

Суки по-разному играют с подрастающими детьми, учат их не совсем одинаковым приемчикам, ориентируясь на особенности телосложения и развития каждого из малышей. Есть у них и любимчики-отличники, и "недотепы", с которыми приходится проводить дополнительные занятия; я видела это не раз и не два. И если вы склонны приписать это безмозглому инстинкту, то, стало быть, и я, разбираясь вместе со взрослым сыном в его житейских проблемах, тоже не имею за душой ничегошеньки, кроме инстинкта. Наверное, сказываются многие и многие поколения матерей в моем роду (все мы от Адама и Евы!) плюс условные рефлексы семейной жизни, сложившиеся в жизненном опыте, правда?

Я даже не иронизирую, говоря о рефлексах семейной жизни. Они есть, и в немалых количествах. Если я знаю, какую чайную чашку предпочитает мой муж и как именно он любит заваривать и наливать чай, я не стану всякий раз заново допытываться об этом у него или придумывать, как сделать это поаппетитнее. И он тоже нальет мне утренний кофе так, как я люблю, не задумываясь – где уж там, задумываться с утра! Таких мелких привычек, которые в точности совпадают с определением рефлекса, в нашей жизни хоть отбавляй. Чего уж и говорить о прискорбном рефлексе на звонок будильника! А когда-то меня дрессировали на навык завязывания шнурков или пользования ложкой и вилкой; немного позже мне довольно сурово вдалбливали навыки изображения букв и умножения, скажем, 7 на 9. И вам, наверное, тоже? Проанализируйте, пожалуйста, любой свой день или час: вы убедитесь, что примерно 80% действий выполняете автоматически, не думая о них специально. Как собака.

Так почему же мы не считаем, что наше поведение столь же рефлекторно, как у дрессированных животных? И для чего на самом деле нужны – и им, и нам! – эти самые рефлексы?

Ответ прост до неожиданности: именно для того, чтобы меньше думать, как о кофе с утра. Причем это означает не только высвободить мозги для более серьезной и ответственной работы, но и сэкономить время в экстренной ситуации: таков, например, рефлекс на сигналы светофора при желании перейти через улицу.

В природе такие устойчивые формы поведения нужны в точности для тех же целей: чтобы сэкономить время и силы при решении срочных и критически важных задач. Само собой разумеется, что весьма желательно свести целый ряд задач к ранее решенным, используя испытанные алгоритмы и программы. И неважно, свои ли собственные или освященные опытом предков. Точно так же, как мы в конструкции наисовременнейшего автомобиля используем технические решения, заложенные в египетской колеснице. И что толку придумывать заново то, что уже кем-то не только придумано, но и испытано? Вот так же и поведенческие программы хороши тем, что уже доказали свою результативность. К тому же, они обладают еще одним важнейшим свойством – это их эффективность, то есть, наименьшие затраты при определенной вероятности достижения результата.

Понятно, что наиболее экстренные ситуации в звериной жизни связаны с выживанием. Это и пропитание (охота), и возможная защита от врагов, и отработанные веками действия по уходу за младенцами, и кое-что еще. За счет этих действий, которые знаменитый этолог Конрад Лоренц называл "видосохраняющими функциями", животные выполняют самые необходимые для жизни действия наиболее эффективным, оправдавшим себя в поколениях, способом. Но даже это вовсе не означает, что звери по ходу выполнения инстинктивных действий вообще ни о чем не думают.

Может быть, моего примера с материнским поведением недостаточно? Тогда возьмем инстинкт самосохранения, уж самый базовый из базовых. В каждой конкретной ситуации зверю первым делом надо определить, откуда исходит угроза, в чем она может выразиться… да больше того, угроза ли это! Самосохранение подразумевает не только схватки с врагом, но и спасение, например, от весеннего паводка или, не приведи Господи, землетрясения и много чего еще. Понятно, что в каждом из этих случаев действия по необходимой самообороне будут в корне различны.

И если вы скажете, будто эти различия в вариантах поведения тоже заложены в рефлекс, я спрошу вас: а как насчет распознавания ситуации? Известно, что эта задача, едва ли не самая сложная в обработке информации, не решается ни одним из современных суперкомпьютеров. А зверю раньше, чем сделать что-то, необходимо понять, с чем имеешь дело. Представляете себе волка, который дерется с падающим на него камнем? Нет бы ему подумать и вовремя удрать из зоны бедствия!

О, вот мы и добрались до главного: подумать!

Думать в природе приходится часто: и тогда, когда зверь охотится на крупную добычу или мышкует; тогда, когда он должен определить, поднимет ли его на рога вожделенный олень; тогда, когда решает, где обосноваться для дальнейшей благополучной жизни… словом, нет числа жизненным задачам, требующим основательной умственной деятельности. Еще больше и чаще приходится думать собакам, живущим вместе с человеком и в условиях, созданных человеком.

Помню, как однажды в нашей псковской деревне мой овчар Акела прекрасно продемонстрировал пастушье уменье пасти овец. Тогда он не только весьма грамотно отогнал от дороги стадо овец, почему-то ушедшее с пастбища не вовремя, но и принес к ногам хозяев неразумного ягненка, не последовавшего за матерью. Притом он ни чуточки не повредил дитяти, аккуратно взяв его за холку! И ведь никто и никогда его этому не учил!

"Что же это, как не мгновенная активизация наследственной программы и инстинктов его европейских предков?" – обрадуются сторонники теории "сугубого рефлекса".

Но если это поведение запустилось автоматически, без размышленья, то почему же он годами пропускал тех же овец мимо нашего дома, когда они отправлялись по домам в положенное время или в сопровождении хозяев? Почему не обращал на них внимания, когда мы проходили мимо пастбища или когда они паслись возле хозяйских домов? Разве мало было случаев, чтоб потешить свою овчарочью душу?

Это сколько же рефлексов нужно придумать, чтобы учесть столь причудливое стечение обстоятельств! Да и тогда… Может быть, мне недостает фантазии, но я не умею объяснить, как у него сформировался рефлекс не на присутствие, а на отсутствие овечьих хозяев?

Может, стоит все-таки подняться над рефлексами и допустить, что он сам сообразил, почему и что именно следует сделать, а наследственный сложный стереотип послужил (как и положено стереотипам) подходящей заготовкой для реализации идеи?

Если мой рассказ об Акеле и овцах показался вам недостаточно убедительным, то вот что я видела на площади Александра Невского в Петербурге ровно час назад.

Площадь эта пересечена пешеходным переходом от Александро-Невской Лавры к станции метро, в самом широком месте. Остановив машину перед этим переходом, мы с сыном с удовольствием наблюдали, как, опережая людей, первой двинулась через проезжую часть дворняжка, напоминающая некрупную лайку. Она не бежала, а шла ровным и спорым шагом, деловито, не оглядываясь на людей. Светофорный цикл там таков, что не всякому человеку удается перейти за один "зеленый", а собака рассчитала скорость хода так, чтобы оказаться на противоположном тротуаре за пару секунд до того момента, когда зажегся желтый свет. Тогда она сбавила ход и потрусила куда-то в сторону по своим дворняжечьим делам.

Я не буду настаивать на том, что собака руководствовалась сигналами светофора (хотя знаю по опыту, что собаки их различают и учитывают, тому много свидетельств). Я готова даже согласиться, что у нее выработался рефлекс на недавно установленный там звуковой репетир, чирикающий при включении зеленого сигнала. Нет, пусть бы кто-нибудь из умных людей объяснил мне другое: как и чем закрепился этот рефлекс?

Да-да, этот рефлекс удовлетворяет самую главную потребность – потребность в самосохранении и безопасности, потому и закрепился. Но как собака поняла, что безопасность обеспечивается именно таким образом? Нет, начнем шагом раньше: нужно было сначала осознать опасность, исходящую от автомобилей, а она для собак вовсе не так очевидна, как для нас с вами. Между прочим, во многих книгах о собаках утверждается даже, что они не в состоянии понять ту скорость, с которой движутся автомобили. А осмыслив опасность, надо было сделать вывод о том, что ее нет при остановках автомобилей, что автомобили останавливаются и не двигаются дальше при определенном стечении обстоятельств (пусть бы даже при звуке репетира). И уж потом собака научилась рассчитывать необходимый для безопасного перехода темп – ей ведь не пришлось ни ускорять, ни замедлять шаг.

Нет, сдается мне, что для построения столь сложной цепочки логического вывода одних рефлексов было бы маловато! Да и почему, собственно, мы считаем, будто собаки глупее нас? По той лишь уважительной причине, что мы их не понимаем? Но если бы речь шла о людях, то которого из собеседников вы сочли бы … м-м-м … недостаточно умным: того, кого не понимают, или того, кто не понимает?

Впрочем, иногда специалисты по собачьим делам удостаивают нас редкостной откровенности: в книгах о собаках разных пород все чаще стало встречаться утверждение: "Эта собака не будет автоматически слушаться, поскольку эта порода – думающая". Не так давно я прочла подобные слова в книге Высоцких о дрессировке аборигенных овчарок, а буквально на следующий день наткнулась на то же самое в журнальной статье о породных особенностях "среднеазиатов".

Думать собакам приходится хотя бы потому, что наследственные стереотипы, какого бы уровня сложности они ни были, не могут, по всей очевидности, решить всех задач, встающих перед каждым следующим поколением. Не только волки и шакалы, но и собаки древних египтян, уверяю вас, в жизни не слыхивали звонка телефона или лая сородичей в динамиках телевизора. До самой середины двадцатого века собакам не приходилось ездить в троллейбусах и электричках и даже переходить улицы с интенсивным транспортным потоком. Но ведь варианты поведения в подобных ситуациях стали, без всякого преувеличения, такими же необходимыми видосохраняющими функциями, как те, которые изучали и изучают в дикой природе этологи, последователи Конрада Лоренца. Каждому живому существу приходится приспосабливаться ко многим и многим жизненным обстоятельствам уже на протяжении собственной жизни. Как тут обойтись без таких же стандартных программ, как и наследственно закрепленные стереотипы? Но только для самостоятельной выработки наиболее эффективных приспособлений может всей жизни не хватить!

И потом, стереотипы, закрепленные в памяти предков, существуют у любого живого существа, но в индивидуальной жизни они понадобятся не все. К чему, например, моей овчарке уметь охотиться на оленя? Даже фоксы мои, грешна, ни разу не были "на норе", у них другая работа. Стало быть, надо уметь выбрать и самые нужные для приспособления к реальности наследственные совершенства. Кроме того, очень важно сообщить подрастающему поколению опыт, накопленный родителями и старшими в реальных условиях, но еще не успевший оформиться в генетической памяти. Этим и занимаются матери, отцы и прочие старшие члены стаи в золотом детстве щенков. Ну, скажем, мои фоксюхи-матери сами, без моей помощи, учат щенков просить о чем-то людей – для этого нужно сесть в определенной позе и чувствительно заглянуть хозяину в глаза. Начинается процесс обучения очень рано – примерно в двухмесячном возрасте.

А там, где чисто собачьего опыта оказывается недостаточно, в процесс формирования стереотипного поведения обязан вмешаться человек. Наши действия по изменению и совершенствованию окружающей среды существенно опережают возможности и темпы эволюционного развития вида. Что и доказывает со всей неизбежностью, что человек обязан учить своих зверей всему, что необходимо для безопасной, благополучной и приятной жизни. Это и есть святая цель любой и всякой дрессировки, если понимать ее не только как обучение профессиональному мастерству.

Но можно ли и стоит ли уповать на "заветную кнопочку", хоть бы даже и в святых целях, связанных с дрессировкой? Ее, эту кнопочку, усердно выискивает полуторагодовалый внучонок моей подруги. Он без устали ходит вокруг лежащего ризеншнауцера и тычет его в бока, дожидаясь ответного "воспитательного" рыка. Рассуждает он просто: раз у любимой игрушки звук включается именно так, то почему бы не включить кнопочкой собаку? Логика малыша понятна. Но людям взрослее полутора лет и умнее этого несмышленыша она все же не к лицу.

Так что лучше, наверное, не спорить об интеллекте и уме, все равно эти вещи всяк понимает по-своему. Лично мне милее всего высказывание кого-то из великих (ох, жаль, не помню, кому именно оно принадлежит!): "Ум есть искусство выбора собственных мыслей". Как видите, тут присутствует главное ключевое слово – выбор! Достаточно согласиться, что там, где появляется выбор, неважно, по каким правилам и законам, действие автоматически запускаемых рефлексов заканчивается. Тут-то зверь или человек и начинает думать, а уж кто лучше, кто хуже – жизнь покажет. Кто умнее – тот и выживет, тому и всяческих благ больше достанется.

К счастью, собаку, как и человека, вполне можно научить не только действовать, но и думать. Думать правильно и эффективно, сэкономив усилия и время в самом мыслительном процессе.

Именно для этого мы с вами претерпеваем неисчислимые школьные неприятности с решением типовых математических и физических задачек. Вероятность того, что в жизни нам встретится именно расчет количества воды, протекающей сквозь трубы в бассейнах, да еще и с теми же значениями, что в задачнике, не просто мала, а на практике сводится к нулю. Но задачи, решаемые по подобным правилам, встречаются во многих инженерных областях, да и не только в них. И сами-то школьные задачки подобраны таким образом, чтобы самые нужные решались активнее и чаще необязательных. Только в школьных методиках этот частотный отбор определяется Министерством Образования, а в жизни – частотой реально возникающих ситуаций.

Нетрудно убедиться, что мыслительные процессы тоже типизируются, становясь стандартами для будущего употребления – то есть, стереотипами, но не в поведении, а в психической деятельности. Это выглядит почти так же, как в компьютерах (собственно говоря, это и впрямь подсмотрено электронщиками в природе) – те процессы, которые участвуют в решении самых разных прикладных задач, реализуются стандартными программами, навсегда занесенными в состав операционной системы, а то и в "железо". Точно так же обстоит дело не только с программами, реализующими собственно автоматические формы поведения, но и с типовыми мыслительными процессами, часто и эффективно срабатывающими в реальных ситуациях.

Только, пожалуйста, не надо напоминать мне позицию Ивана Петровича Павлова, который не переносил слов вроде "думать", "хотеть", "считать" применительно к животным. В конце концов, Иван Петрович имел право ограничить таким образом круг рассматриваемых им явлений - в своей лаборатории он занимался не мышлением и интеллектом, а только физиологическими процессами, регистрируемыми по ходу психической деятельности. Ну, так ровно те же самые процессы происходят и в нашей, человеческой, нервной системе! Что совсем не мешает нам думать, чувствовать, хотеть, радоваться и огорчаться. И нашим собакам – тоже не мешает.

Собственно, я зря говорю "не мешает", когда все обстоит как раз наоборот: это и есть материальное выражение всех, до единого чувств, мыслей, ассоциаций. Это, между прочим, и предоставляет нам возможности широчайшего влияния на реальное поведение собаки.

*******