Начальный период формирования человеческого общества. Рабовладельческая общественно-экономическая формация

Рабовладельческая общественно-экономическая фор­мация, как и всякая стадия всемирно-исторического про­цесса, проходит в свою очередь следующие субстадии: начало, первоначальное возникновение сущности, фор­мирование, зрелость, умирание.

Рассмотрим сущность рабовладельческой формации в классическом, зрелом и «чистом» виде. Непосредствен­но господствуют община, общинное устройство, общин­ная собственность, измененные воздействием возникшей собственности на рабов. Отношение рабовладельца (ра­бовладельцев) и раба (рабов) — отношение, еще суще­ственно не расчлененное и вместе с тем начавшее рас­членяться.

Во-первых, рабовладелец как собственник раба есть собственник тела раба. С этой стороны раб выступает в качестве объекта собственности, субъектами же соб­ственности являются рабовладельцы. Раб в таком ас­пекте — орудие производства, одно из средств произ­водства, отношение рабовладельца к рабу представляет собой производительное отношение к природе.

Во-вторых, отношение рабовладельца и раба может быть, по нашему мнению, рассмотрено и как еще толь­ко начавшее отчленяться от первого производственное отношение. Собственность как производственное отноше­ние есть отношение субъектов собственности по поводу объектов, являющихся компонентами производства. Пусть и в недостаточно вычленившемся виде, но раб, на наш взгляд, не только объект, но и субъект. О том, что раб в какой-то степени не только объект, а и субъ­ект, свидетельствуют и возможность порабощения сво­бодных (в том числе самопродажа в рабство), и воз­можность освобождения раба, и возможность различных степеней рабства, и наличие у раба, как и у всякого че­ловека, воли и сознания. Если признать, что раб в ка­кой-то степени — субъект (а для этого, думается, есть. основания), то отношение раба и рабовладельца оказы­вается также производственным отношением.

В-третьих, собственность рабовладельца на раба представляет собой собственность на раба как на осо­бое тело природы, а не только как на производителя. В таком аспекте связь рабовладельца с рабом остается. еще природной связью, связью с природным телом.

Следовательно, производственное отношение еще по­ка только отчленяется от природных связей.

Из сказанного следует, что на протяжении всего су­ществования рабовладения отношение рабовладельца и. раба никогда не может быть только производственным. отношением, а именно таким их видом, как частная соб­ственность, и его нельзя охарактеризовать лишь с по­зиций развития частной собственности.

Общинная собственность на рабов означает их ис­пользование в рамках «естественно возникшей общно­сти». Тут производственные отношения тоже еще не от­делились вполне от природных связей.

На всех стадиях рабовладельческого общества в зна­чительной степени сохраняется основа, унаследованная от прошлого (ниже мы скажем о ней конкретнее), а по­этому вопрос о классической, зрелой форме этого об­щества решается не совсем так, как для общества ка­питалистического, когда формирование человеческой ис­тории переживает стадию (или субстадию) завершения.

Положение эксплуатируемых на незрелых стадиях рабовладельческого общества внешне похоже на поло­жение крестьян при феодализме. Однако, по сути дела,. между тем и другим имеется существенная разница. В процессе становления³ рабовладельческого общества характерным является образование отношения к части людей как к объектам частной собственности, именно через посредство образования частной собственности на людей происходит преимущественно развитие частной собственности на землю. Причем в общем и целом ча­стная собственность на людей достигает более высоко­го развития, частная же собственность на землю оста­ется подчиненным моментом общинной собственности, общинных отношений. Для становления феодализма, напротив, характерно прежде всего образование частной собственности на землю.

Частная собственность возникает с переходом к зем­леделию и скотоводству. В зависимости от природных условий постепенно основным занятием людей станови­лись либо земледелие, либо скотоводство (оседлое или полукочевое), либо то и другое в различных сочетани­ях. Впервые люди стали производить основные предме­ты потребления. Переход к производству основных пред­метов потребления означал регулярность, постоянство, устойчивость их получения и притом в количестве, пре­вышающем уровень, совершенно необходимый для под­держания биологического существования. Возникла воз­можность присвоения этого излишка над совершенно не­обходимым для поддержания биологического существо­вания частью людей. Вместе с тем его было недостаточ­но для полного оптимального удовлетворения биологи­ческих потребностей, что вызывало борьбу людей друг с другом из-за предметов потребления. Реализацию этой возможности нельзя понять, если исключить из виду происхождение людей от животных предков. В стадах обезьян при ограниченности пищи лучшей ее частью овладевает прежде всего вожак, затем детеныши, чле­ны стада, близкие к вожаку, и т. д. При первобытно­общинном строе это «неравенство» определенным обра­зом трансформировалось (например, вожак стада транс­формировался в вождя и т. п.). однако не исчезло со­всем, и, когда появилась упомянутая возможность, ста­ло развиваться уже не биологическое, стадное неравен­ство, а социальное неравенство.

Эксплуататорские общества возникают тогда, когда появляется возможность постоянно, регулярно произво­дить излишек, сверх совершенно необходимого для под­держания биологического существования его членов, и сохраняют историческое оправдание своего бытия до тех пор, пока не становится возможным оптимальное удовлетворение биологических потребностей, если не всех, то по крайней мере большинства членов общества. Естественно, что первая историческая форма эксплуа­тации складывается и существует при минимальных раз­мерах этого излишка и даже подчас при тяготении его к нулю. Поэтому первая историческая форма эксплуа­тации неизбежно оказывается, во-первых, самой жесто­кой формой, при которой существует тенденция изъятия предметов потребления в количестве, даже превышаю­щем упомянутый излишек. Конечно, такие изъятия боль­ше свойственны начальным ступеням первой историче­ской формы эксплуатации, и эксплуатация при этом но­сит чаще случайный, спорадический характер (напри­мер, ограбление во время набегов). Во-вторых, в изве­стном отношении положение эксплуатируемого улучша­ется по сравнению с существованием членов первобыт­ного общества, ибо эксплуатируемый с утверждением первой исторической формы такого общества обеспечи­вается постоянным минимумом жизненных средств (тен­денция к присвоению даже минимума жизненных средств — имея в виду в целом всю первую историче­скую форму эксплуататорского общества — не является преобладающей тенденцией).

Это все относится скорее к количественной стороне дела. Но сама форма в ее специфике должна быть рас­смотрена также с качественной стороны. В масштабах истории человечества первой исторической формой экс­плуататорского общества с необходимостью стало рабо­владельческое общество.

Собственность на излишек (сверх совершенно необ­ходимого для поддержания биологического существова­ния) чужого труда могла стать постоянной лишь в том случае, если она в той или иной мере распространялась на сам процесс производства, труда, на их компоненты. Частная собственность — с точки зрения всемирной ис­тории — первоначально возникает в недрах родоплеменного строя и преломляется через него. Разложение первобытнообщинного строя идет прежде всего через взаимодействие родоплеменных общин, а внутри родовой общины — в процессе взаимодействия родового яд­ра общины и остальных ее членов, т. е. в последнем случае отношения разных общин существуют как внут­ренние отношения каждой общины. Основное деление людей, проходящее через их сознание. — деление на своих и чужих, деление по степени свойственности и чуждости. Вместе с тем такое сознание есть сознание той или иной степени родства со всем что существует. Такое сознание соответствует тому, что приобретение средств к существованию еще происходит при помощи естественно возникших средств и в естественно возник­шем коллективе. Поэтому люди еще в значительной ме­ре относятся и к окружающей природной среде, есте­ственно возникшим средствам воздействия, другим лю­дям, как существенно тождественным с ними самими. Частная собственность, разумеется, легче всего и быст­рее всего развивается на нечто подвижное, на то, что само перемещается, или на то, что может быть переме­щено усилиями людей. Причем частная собственность, поскольку она развивается в «среде», в «эфире» перво­бытного строя, который и определяет ее «удельный вес», в «эфире» естественно возникших отношений и друг к другу, и ко всему остальному, есть также подчиненный момент естественного, природного отношения. Это, так сказать, «естественно»-частная, «природно»-частная собственность. В первую очередь обособленная собствен­ность развивается на предметы личного обихода. С пе­реходом к земледелию и скотоводству развивается «природно»-частная собственность преимущественно на про­дукты производства, на орудия земледельческого труда, на скот и, медленнее, на землю. Это была не чистая ча­стная собственность, а 'частная собственность, сущест­венно не отчленившаяся от естественно возникших от­ношений. Это была частная собственность в «растворе» естественных, природных отношений.

Исторически первая форма эксплуатации человека могла быть лишь эксплуатацией членами естественно сложившегося коллектива прежде всего и главным об­разом чужих. Исторически необходимое отношение к чужим было отношением к ним, как и к другим телам природы, в отличие от себя как тела природы, а исполь­зование чужих—использованием их в качестве тел при­роды, естественно возникших средств воздействия.

Иначе говоря, рабовладельческие отношения есть от­ношения частной собственности, существующие как под­чиненный момент отношения членов естественно воз­никших коллективов друг к другу и к естественно воз­никшим условиям производства. Рабовладельческая ча­стная собственность в качестве необходимой ступени в истории человечества произрастала на почве естествен­но сложившихся отношений людей друг к другу и к ес­тественно возникшим условиям производства, и без этой почвы как своей широкой основы она не могла сущест­вовать.

Присваивающее хозяйство давало возможность об­разования лишь доклассового общества. Возможности для перехода к классовому обществу стали появляться лишь с переходом к производящему хозяйству, с уста­новлением его господства, с развитием скотоводства и земледелия. Скот и земля — естественно возникшие средства производства. Собственность охотников, соби­рателей, рыболовов — родовая общинная собственность, сами охотник, собиратель, рыболов — члены родовой общины. Каменные, деревянные, костяные орудия, при­меняемые для производства предметов потребления, в эпоху перехода к рабовладельческому обществу сами являются продуктами труда, произведенными средства­ми производства. Однако основными средствами произ­водства у скотоводов и земледельцев остаются естест­венно возникшие средства производства — скот и зем­ля. Кроме того, каменные, деревянные, костяные ору­дия, во-первых, создаются из материалов, которые мо­гут достаточно широко применяться в качестве средств воздействия без предварительной обработки, во-вторых, по преимуществу это средства труда, приводимые в дей­ствие непосредственно человеком, ручные средства тру­да, человек играет тут роль главной движущей силы, от его навыков, умений, от организации его труда и т. п. решающим образом зависит эффективность этих средств труда.

Таким образом, среди компонентов производитель­ных сил при переходе к первой исторической форме эксплуататорского общества на первый план выходят естественно возникшие средства производства (скот, земля) и человек как производительная сила, человек, отрывающийся от связи с естественно возникшим кол­лективом. Напротив, орудия труда при этом переходе, как и на протяжении по крайней мере всего рабовла­дельческого общества, не имели столь большого значе­ния. Только с образованием капитализма роль произ­веденных орудий труда окончательно становится наибо­лее важной по сравнению с другими компонентами про­изводительных сил.

По самой своей природе движимая частная собст­венность возникает и развивается быстрее, чем недви­жимая. Для первой исторической формы эксплуататор­ского общества характерно опережающее и определяю­щее развитие частной собственности на человека и на скот. Частная собственность на землю также развива­ется, но медленнее и не является характерной, преоб­ладающей тенденцией именно для рабовладельческого общества. Частная собственность на землю превращает­ся в основной вид частной собственности в феодальном обществе.

Из сказанного следует, что наиболее быстро разви­вались рабовладельческие отношения у тех родоплеменных общин, которые переходили к скотоводству, к пастушеству.

Внутреннее развитие уже возникшего рабовладель­ческого общества могло происходить благодаря разви­тию средств и способов обработки скота и земли, бла­годаря развитию умений, навыков и т. п. производите­лей и совершенствованию организации их труда.

Прежде всего скажем о соотносительных возможно­стях развития скотоводства и земледелия за счет раз­вития средств и способов их обработки.

Первоначально скотоводство, т. е. скотоводство, на­ходящееся на путях экстенсивного развития, означало главным образом приобретение людьми умения влиять на поведение животных. Такое скотоводство само по се­бе, если исключить обработку продуктов скотоводства (а это, по сути дела, та же обработка предметов охо­ты, только в больших масштабах и более регулярная), не требует существенного дальнейшего (по сравнению с охотой) применения и развития средств труда. Когда же экстенсивное скотоводство исчерпывает свои возмож­ности, когда оно разрастается настолько, что дальней­шее освоение свободных, пригодных для скотоводства земельных пространств оказывается затруднительным или невозможным, происходит переход к интенсивному скотоводству, т. е. к собственно животноводству, а оно требует прежде всего увеличения и улучшения кормов, что невозможно без земледелия.

В отличие от скотоводства даже примитивное зем­леделие требует усовершенствования средств воздейст­вия по сравнению с собирательством. Уже экстенсивное развитие земледелия, увеличение размеров обрабатыва­емой даже мягкой земли при наличии одного и того же количества рабочих рук порождают потребности в со­вершенствовании средств обработки земли, не говоря уже о переходе к обработке более трудных для обработ­ки земель.

Конечно, и при преобладании экстенсивного ското­водства развиваются обработка, хранение, использова­ние шкур, костей, мяса, позже молока. Тем не менее основное занятие скотоводов (при экстенсивном ското­водстве) — воздействие на поведение животных, осуще­ствляемое при помощи самых примитивных средств, в то время как основное занятие земледельцев — воздей­ствие на землю — требует более совершенных, чем при собирательстве, средств воздействия и даже при экстен­сивном земледелии порождает потребность в их даль­нейшем совершенствовании.

Переход к земледелию и развитие земледелия ока­зывают в конечном счете более мощное влияние на раз­витие средств и способов труда, а значит, на развитие человечества, чем скотоводство.

Наибольшие возможности для развития получают те земледельцы, которые сочетают земледелие как основ­ное занятие со скотоводством и научаются применять в земледелии, для обработки земли силу животных.

Именно переход к земледелию, а не к скотоводству в конце концов вызвал к жизни широкое распростране­ние применения металлов для создания средств труда. Весьма важным было то" обстоятельство, что с перехо­дом к скотоводству и земледелию значительно возросла обеспеченность людей жизненными средствами, в связи с этим произошло значительное увеличение численно­сти населения, а вместе с тем и столкновений между различными сообществами. что вызвало потребность в дальнейшем совершенствовании оружия, между тем как возможности каменного неолитического оружия были в основном исчерпаны.

Переход к земледелию происходил прежде всего на тех землях, которые нуждались в минимуме обработки. Земледелие начинается тогда, когда люди стали бро­сать зерна, семена в землю, а через некоторое время со­бирать урожай. На этой стадии земледелие было не­устойчивым и не могло стать главным занятием и глав­ным источником получения предметов потребления.

Земледелие становится устойчивым занятием и ус­тойчивым источником получения предметов потребления тогда, когда переходят к обработке земли (рыхлению, поливу и т. д.). Но чтобы стать одним из основных или основным занятием и источником получения предме­тов потребления, земледелие должно было вестись в до­статочно широких размерах.

Сначала подвергались обработке прежде всего мяг­кие земли на местах, не затопляемых разливами боль­ших рек, с достаточным количеством влаги, у неболь­ших источников воды (ручьев, небольших речек, не' больших водоемов со стоячей водой).

При употреблении средств обработки земли, изго­товляемых главным образом из камня, самое широкое распространение земледелие могло получить лишь в плодородных долинах больших рек с мягкими землями. Но необходимым условием такого земледелия было регулирование течения вод реки, создание ирригационной системы.

Распространение использования меди, а затем брон­зы в качестве оружия и орудий не могло резко повысить производительность земледелия и вывести его (в значи­тельных размерах) за пределы, доступные каменным орудиям.

Все более или менее неоднородные земли становят­ся доступными для обработки лишь с широким распро­странением и применением железа. Земледелие получа­ет возможность распространиться на подавляющее боль­шинство земель, доступных скотоводству. Только с рас­пространением железа и его применением для обработ­ки земли образуется возможность широкого и в конце концов полного перехода к интенсивному скотоводству. Создается возможность для изживания обособленного существования и развития скотоводства.

Создается возможность для окончательной победы,. преобладания во всемирно-историческом масштабе ком­плексного развития сельского хозяйства как единства земледелия и скотоводства.

Превращение скотоводства и земледелия в постоянное и главное занятие и основной источник существова­ния означало также, что постоянным занятием оказы­вались обработка и хранение продуктов скотоводства и земледелия, а следовательно, и производство средств обработки и хранения этих продуктов.

Сначала распространение скотоводства и земледелия привело к разделению труда между скотоводами и зем­ледельцами, а затем обработка главным образом про­дуктов скотоводства и земледелия выделилась в особую область общественного разделения труда — ремесло. Ремесло — вторичная обработка уже полученных бла­годаря прошлому труду продуктов, причем обработка преимущественно индивидуально приводимыми в движе­ние средствами труда.

Ремесло могло занимать и занимало второстепенное, подчиненное положение по сравнению со скотоводст­вом и земледелием. От природных условий зависело, пойдет ли развитие тех или иных сообществ по пути преимущественно скотоводства или земледелия или по пути сочетания того и другого.

Переход к скотоводству и земледелию вызвал и дру­гие существенные изменения.

Экстенсивное развитие скотоводства обусловливало необходимость передвижения на все более значительных пространствах и при широком развитии экстенсивного скотоводства в конце концов становился неизбежным кочевой образ жизни.

Распространение и совершенствование земледелия, напротив, вели к установлению господства оседлого об­раза жизни. Охотники и собиратели чаще всего вынуж­дены были вести полубродячий, бродячий, полукочевой образ жизни (исключения были возможны лишь в осо­бо благоприятных условиях). С переходом к земледе­лию жизнь на одном месте становилась не исключени­ем, а скорее правилом. Образуются постоянные посе­ления.

Скотоводство и земледелие дали возможность по­лучать больше и притом устойчиво больше предметов потребления, чем при занятиях охотой, рыбной ловлей, собирательством. Если уже последние занятия позво­ляли выживать, поддерживать биологическое существование, то скотоводство и земледелие обеспечили не­который постоянный излишек сверх совершенно необ­ходимого для поддержания жизни.

Прежде всего это сказалось на темпах прироста на­селения. Население быстро росло. Биологические воз­можности размножения получили качественно более благоприятные условия реализации вследствие увели­чения количества предметов потребления. Соответст­венно произошел и скачок в численности населения.

Учащались встречи различных сообществ, поселе­ния располагались все ближе друг к другу. Вместе с тем становились все более частыми столкновения, про­исходившие главным образом из-за земель, пригодных для скотоводства и земледелия, а также ради ограбле­ния. Такие столкновения превращались в постоянные спутники существования, т. е. это уже были войны.

Пока переход к земледелию и скотоводству только совершался, побежденные могли быть либо убиты, а их земли и имущество захвачены, либо согнаны с преж­ней территории на худшую, либо оставлены на преж­ней территории, но ограблены. Ограбление во время набега было еще случайной, не регулярной формой эксплуатации. Так сказать, развернутой формой пер­воначальной, еще только возникавшей эксплуатации была дань с покоренных. Ограбление и дань представ­ляли собой внешние формы эксплуатации, которые сначала не преобразовывали соответственно себе внут­ренний строй жизни ни побежденных, ни победителей. (Конечно, ограбление и дань могут сохраняться и в более развитых обществах, но уже не как характерные формы.)

Общение различных сообществ имело и мирный ха­рактер — характер обмена излишками продукции меж­ду разными сообществами. Обмен в основном был обусловлен разделением труда между скотоводством и земледелием, зависел от различия природных условий труда. Так как ремесло занимало подчиненное положе­ние, то обмен продуктов земледелия и скотоводства на продукты ремесла и наоборот в целом также был под­чиненным моментом обмена продуктов земледелия и скотоводства друг на друга.

С широким распространением скотоводства и зем­леделия обмен стал постоянным, но в масштабах че­ловечества в целом продолжал преобладать обмен из­лишками продукции.

Обмен как изначальная цель производства, т. е. производство, основанное на обмене, не может существовать без такой необходимой, хотя и недостаточной, предпосылки, как решающая роль производства, в ко­тором употребляются средства и предметы труда, пред­ставляющие собой в свою очередь продукты труда. В скотоводстве же и земледелии основные средства производства — скот и земля — в общем и целом не представляют собой продукта труда.

Из сказанного следует, что в обществах, в которых главным занятием было либо земледелие, либо ското­водство, либо сочетание того и другого, непосредст­венное единство друг с другом людей как природных существ должно было оставаться преобладающим, т. е. преобладающей широкой основой продолжала оста­ваться природная связь людей. Эти связи людей на­зывают личностными связями, однако нам это пред­ставляется неточным. Индивид есть личность лишь по­стольку, поскольку он находится с обществом в специ­фически общественной связи. Между тем упомянутые выше связи есть связи людей, поскольку они еще не оторвались от природной пуповины, поскольку они свя­заны друг с другом природной связью.

Впервые, правда, в превращенной, в вещественной, т. е. в конце концов природной же, форме обществен­ные связи людей приобретают господство лишь в об­ществе, покоящемся на производстве, основанном на обмене.

Переход к земледелию и скотоводству был возмо­жен уже при наличии каменных, деревянных, костяных орудий. Занятия земледелием при наличии такого рода орудий, естественно, могли осуществляться вначале в небольших масштабах и при наличии достаточного количества воды: в долинах ручьев, небольших рек, по берегам озер. Переход к земледелию в широких мас­штабах мог произойти там, где имелись большие тер­ритории мягкой и достаточно увлажненной земли. Та­ковы местности в долинах ряда больших рек. Именно тут скапливается и растет население в наибольшей ме­ре, создаются наиболее благоприятные условия для об­разования крупных объединений людей, значительно превосходящих по размерам прежние объединения. Именно тут осознается и реализуется необходимость кооперирования труда в широких масштабах (главным образом для ирригации). Это была преимущественно простая кооперация.

По нашему мнению, для рабовладельческого общества характерны полукочевое скотоводство (без широкого использования лошади) и земледелие на мягких землях с преимущественным применением для обработки земли каменных и деревянных орудий. Конечно, уже в эпоху рабовладения была приручена лошадь, и началось ее применение в хозяйственных целях. Одна­ко это было скорее лишь начало использования лоша­ди в хозяйстве. (Только позднее, с изобретением упря­жи с мягким хомутом, постромками и оглоблями, а также подков научились полностью использовать тяг­ловую силу лошади, а до того она использовалась лишь в незначительной степени.) Применение силы быков, волов малоэффективно. Применялись в древности и ме­таллические сельскохозяйственные орудия, но они все же не стали основными в земледелии.

Главной силой в хозяйстве, несмотря на начавше­еся применение силы животных, была сила человека, приводившая в движение ручные орудия труда. Собст­венность на производителя неизбежно оказывалась та­ким видом собственности, от которого в основном зави­сели существование и развитие общества. Причем, если брать процесс в чистом виде, пока в древнем мире имелся запас мягких земель, незанятых земледельцами (мы фиксируем весь древний мир в целом, но то или иное сообщество может увеличивать запас своих зе­мель и путем вытеснения земледельцев других сооб­ществ), шло экстенсивное развитие, тенденция роста эксплуатации за счет собственности на производите­лей, безусловно, преобладала над эксплуатацией за счет частной собственности на землю. Но, по мере того как запас незанятых мягких земель исчерпывался (или одно сообщество, например римляне, завоевывало поч­ти все мягкие земли), преобладающей возможностью становилось интенсивное развитие земледелия на мяг­ких землях, и тогда выдвигалось все больше на первый план развитие эксплуатации за счет частной собствен­ности на землю, т. е. начинался период разложения ра­бовладельческого и подготовки феодального общества.

Тем не менее для всей рабовладельческой эпохи специфично преобладание именно частной собственно­сти на производителей над частной собственностью на землю. Собственность одних людей на других, в том числе на их тело, есть производственное отношение, слитое существенно с природным, естественным отно­шением. Вместе с тем тот, кто служит собственностью, есть человек, он обладает волей, сознанием, а потому способен на осознаваемую тягу к свободе, имеет волю. Собственность на человека всегда должна дополняться принуждением, т. е. мерами, ограничивающими свободу воли, подавляющими волю.

Главные средства принуждения эксплуатируемых — организация эксплуататоров и оружие. Средства, воз­действующие на сознание эксплуатируемых, хотя и важны, являются все же вторичными. Правда, чем бли­же к началу человеческой истории, тем непосредствен­нее, теснее эти вторичные средства были связаны с пер­вичными. И наоборот.

Пока оружие оставалось каменным, деревянным, костяным, главным средством развития эксплуатации была организация. Отсюда следует, что при наличии такого рода оружия эксплуатация, во-первых, могла осуществляться теми лицами, которые выполняли в об­ществе организаторские функции, причем эти функции были необходимы (вожди, старейшины), во-вторых, рабство не могло принять более или менее широкие размеры (ведь каменные орудия, применявшиеся раба­ми, возможно было использовать и как оружие, почти или совсем не уступающее по своей боевой эффектив­ности оружию рабовладельцев). Рабство должно было носить по преимуществу патриархальный характер. По­ложение рабов и свободных при неразвитых рабовла­дельческих отношениях должно было меньше отличать­ся друг от друга, чем при развитых рабовладельчес­ких отношениях. Рабы должны были чаще применять­ся в домашнем труде порознь или небольшими груп­пами.

Развитые рабовладельческие отношения не могли сложиться без того, чтобы в руках эксплуататоров не оказалось оружие более мощное, чем каменные и де­ревянные орудия эксплуатируемых, которые могли быть использованы и в качестве оружия. Такое оружие бы­ло получено с переходом к изготовлению металлического оружия (медного, бронзового и железного). С. Лилли совершенно верно замечает: «Бронза, являв­шаяся слишком редким и дорогим материалом, мало расширила власть человека над природой. В больших количествах из нее никогда не делали земледельческих орудий, вследствие чего земледелие в бронзовом веке так и задержалось почти на том же уровне, что и в эпоху позднего неолита...» [138, с. 38]. Добавим, что если бронза существенно не расширила власть человека над природой, то она позволила существенно расши­рить власть человека над человеком, а это в то время было весьма важно для развития общества.

Изобретение и распространение железных орудий и оружия были технической революцией, совершавшей­ся в недрах древнего мира, предварявшей и подготов­лявшей смену рабовладельческой общественно-эконо­мической формации феодальной. Она означала, что ра­бовладельческий мир в целом вступает или уже всту­пил в период своего разложения.

Как же происходило развитие рабовладельческого общества? Каковы источники его развития?

Остановимся на отношении «рабовладелец—раб», Чем больше развивается это отношение, тем больше раб низводится на положение только объекта, «говоря­щего инструмента», а рабовладелец исключается из процесса производства. В совершенно чистом виде это отношение таково: раб — лишь объект, лишь «говоря­щий инструмент», полная собственность рабовладель­ца, рабовладелец полностью вышел из процесса произ­водства и может абсолютно распоряжаться жизнью раба. Отсюда следует, что с установлением такого от­ношения все больше и больше исчезают внутренние возможности его изменения. Действительно, произво­дитель, т. е. здесь раб, положение которого приближа­ется к положению объекта, «говорящего инструмента», теряет стимулы к совершенствованию как себя, так и средств труда. Рабовладелец все в большей мере ста­новится непроизводителем, который, низводя произво­дителя на положение объекта, лишает последнего сти­мулов к совершенствованию производства, возможно­сти развивать свои духовные и физические силы. Та­ким образом, отношение «рабовладелец — раб» захо­дит в тупик: раб, доведенный до состояния животного, теряет способность и к сопротивлению, рабовладелец самим таким отношением к рабу не побуждается к из­менению этого отношения.

Но отношение рабовладельца к рабу как к объек­ту, как к телу природы, во-первых, необходимо вклю­чает в себя естественно возникшую связь людей друг с другом: о последнем как раз и свидетельствует отно­шение к рабу как к телу природы, собственность на тело раба. Во-вторых, это собственность на тело дру­гого человека, а потому также не только естественно возникшая связь. Поскольку раб остается человеком, он есть не только объект, он есть также субъект, он сопротивляется своему положению раба. Ближайшим и непосредственным образом его сопротивление выра­жается в стремлении избежать рабского труда, в стрем­лении к культуре... и в желании освободиться от раб­ского состояния. Следовательно, рассматривая отно­шение «рабовладелец — раб» с этой стороны, мы впра­ве сказать, что по мере превращения раба в объект растет и сопротивление рабов своему положению, па­дает их заинтересованность в труде, поэтому должно расти и углубляться принуждение рабов к труду. А зна­чит, использование рабского труда становится все ме­нее выгодным и все более трудным. Рост сопротивле­ния раба представляет собой проявление его как субъ­екта, а не только как объекта отношения. Раб же в качестве субъекта выступает как потенциальный собст­венник самого себя.

Уже действие этой второй стороны понуждает рабо­владельцев со временем все больше переводить раба на положение собственника самого себя, некоторых средств производства, даже рабов, однако с сохране­нием, как правило, той или иной степени общей раб­ской зависимости.

Отношение рабовладельца к рабу как к объекту есть отношение к нему как к средству производства, причем самодействующему средству производства. Сам рабовладелец, если он осуществляет функцию контро­лера, организатора и т. п., так же, как и раб, высту­пает в качестве производительной силы. Когда рабо­владелец отрывается от производства, поручая функ­ции контроля, организации и т. п. рабу-управляюще­му, то, по сути дела, имеет место определенное разло­жение общества, растет паразитизм рабовладельцев. Кроме того, на уровне производительных сил, которым соответствует рабовладельческое общество, главным компонентом производительных сил служит непосред­ственный производитель, его умения, навыки (а не средства труда, как в капиталистическом обществе). Поэтому чем больше развиваются рабовладельческие отношения и чем больше раб низводится до положения объекта, средства производства, тем больший застой в развитии наступает.

Отношение рабовладельца и раба есть производст­венное отношение постольку, поскольку не только ра­бовладелец, но и раб выступает как субъект этого от­ношения. Вместе с тем отношение к рабу как «говоря­щему орудию» — производительное отношение рабо­владельцев к природе, опосредствованное таким свое­образным орудием.

Следовательно, мы видим, что при рабовладельчес­ком способе производства производительные силы и производственные отношения и различны, и вместе с тем еще существенно тождественны. Формирование об­щества идет, в частности, и по пути углубляющейся дифференциации производственных отношений и произ­водительных сил.

Возможно ли было уничтожение рабовладельчес­кого производства вследствие развития его внутренних противоречий?

Мы полагаем, что смена античного мира феодаль­ным вследствие развития его внутренних противоречий была возможна, но вероятность ее очень невелика. Та­кая смена требовала длительного периода существова­ния застойного, разлагающегося, а следовательно, ос­лабленного рабовладельческого общества. Но рабовла­дельческое общество необходимо предполагает еще не преобразованные общинные отношения.

На периферии и вне рабовладельческого мира про­должал существовать другой мир, мир первобытнооб­щинных отношений, мир, где переход к рабовладению лишь начинается, мир, еще полный жизненных сил. Самым вероятным и сильным противником рабовла­дельческого мира являются племена, находящиеся на ступени «военной демократии». Именно на этой ступе­ни этот иной мир оказывается и агрессивным, и доста­точно сильным для успешной борьбы с ослабевшими рабовладельческими государствами. Под ударами пле­мен, находящихся на этой ступени, не раз и не два должны были гибнуть приходящие в упадок отдельные рабо