Я практически иду по стопам отца

Когда мне было двенадцать, я обсуждала со Скарлет, что произойдет, если мальчик (возможно, принц) предложит мне брак, и своим отказом я поставлю себя в неловкое положение.

— Он, наверное, исчезнет на следующий день, — сказала Скарлет. В любом случае, обсуждение подало мне ложную идею, что ничто не в силах передать мощь силу магического исчезновения. Разве это не лучший вариант? Да как мальчик мог подумывать остаться после того, как он предложил тебе свое сердце, а ты сказала: «Благодарю, но я бы предпочла другое». Если честно, я бы предпочла не иметь сердца вообще.

Когда мы вернулись в Нью-Йорк, я ожидала что такой гордец как Тео уедет или даже покинет страну. Конечно, это было бы непрактично – он жил в моей квартире, мы вместе вели бизнес. Отнюдь, мы стали жить так, как будто ничего не изменилось. Это было ужасно. Он не припоминал о предложении, хотя я чувствовала, что оно висит в воздухе над нами, как дождевая туча в августе. Быть может, он был терпелив. Быть может, он считал, что я передумаю. Меня так подмывало сказать ему: «Пожалуйста, друг мой, иди и будь свободным. Я освобождаю тебя. Я так много тебе задолжала и приношу одно лишь горе. Ты заслуживаешь большей любви, чем я могу тебе дать». Но я, наверное, была слишком трусливой.

Иногда его насмешки казались менее игривыми и более обидными, чем раньше. Однажды, когда мы спорили о минимальном объеме какао, требовавшемся в напиток, он сказал мне, что мое «уродливое сердце под стать волосам». В такие моменты я чувствовала, что мы были на грани последнего спора, который приведет нас к заключительному акту.

 

***

К марту первый клуб из новой волны «Темных комнат» был готов к открытию. Он располагался в Вильямсбурге, в Бруклине, и мы довольно легко нашли для него место, раз у нас имелись деньги – законы и многие пути снабжения были теми же, что и для клуба на Манхэттене, и поездки в метро на поезде, который ходил раз в час, не напрягали. Новый клуб располагался в здании, где когда-то был русский православный собор. Хотя мой кузен Толстый содержал бар в церкви в течение многих лет, это было мое первое «святое» место.

Возможно, мне стоило уделить больше внимания духовным вопросам, но я не стала – вера это не мое, и как я уже говорила, я так или иначе за мою жизнь разочаровалась в религиозной организации. Здание с желтыми кирпичными стенами и медными куполами в русском стиле имело благоприятное расположение – оно находилось в центре, в живописном месте. По правде говоря, меня волновало скорее то, что здание русское, а не то, что оно являлось собором, потому что я до сих пор не желала ассоциировать клуб с русской мафиозной семьей. Но «Темная Комната» была настолько популярна в Манхэттене, и я решила, что потенциальная ассоциация не будет большим ударом. Плюс, цена была хорошая.

Я оделась на открытие нового клуба, когда мой сотовый телефон зазвонил. Это был Джонс.

— Мисс Баланчина, обнаружено тело у дверей клуба на Манхэттене. Полицию уже вызвали, но я думаю, вам тоже придется приехать.

 

***

Полиция работала медленно в эти дни, поэтому я не удивилась, обнаружив, что к моему приезду о теле не позаботились. Плотный мужчина лежал на ступенях лицом вниз. Я не видела никаких явных травм на теле. Даже со спины он показался мне знакомым. Я знала, что не следует трогать тело на месте преступления, но ничего не могла с собой поделать. Я нагнулась и приподняла большую луковообразную голову, которая напомнила мне купола Бруклинского клуба. Голова была все еще неестественно теплой в моих руках.

Это был мой двоюродный брат Толстый, глава Семьи.

Я уже не была ревностной католичкой, но перекрестилась.

Я поручила Джонсу накрыть Толстого, а затем обнести место бархатными канатами, направляя клиентов в обход тела моего кузена. Ожидая прибытия полиции, я вошла внутрь, чтобы позвонить Мышке, которой за относительно короткое время удалось стать второй после Толстого.

— Мышь, Толстый мертв.

Мышка, как и я, плаксой не была. Несколько минут она молчала. Таков был ее способ справляться с трудностями.

— Ты все еще здесь?

— Да, я думаю, — сказала она, спокойная как танк. — Должно быть, это были Баланчики. Посмотри на время. Они знали, что ты открываешь вторую «Темную Комнату». Должно быть, они решили сделать заявление, убив Толстого. Это только теория, но Толстый боролся с ними несколько месяцев. Он пытался защитить твой бизнес.

— Почему он не пришел ко мне?

— Он хотел держать тебя подальше от этого всего, Анни, — сказала она. — Теперь будет борьба, которая даст понять, кто возглавит Семью, когда Толстый мертв. Мне вот интересно...

— Да?

— Может, это будешь ты? В Семье тебя очень сильно уважают.

— Я не могу этого сделать, Мышь. У меня есть работа и я не заинтересована в управлении Семьей.

— Нет, ты не будешь. Почему ты звонишь мне?

— Я знаю, вы с Толстым были близки, — сказала я. — Ты в порядке?

— Я всегда в порядке, — ответила она.

 

***

До восьми вечера полиция не приезжала за телом Толстого, то есть целых три часа после того, как Джонс сообщил мне о смерти. Они запаковали Толстого в черный мешок, и сказали мне, что расследование закончено.

— Вы собираетесь искать свидетелей? — спросила я одного из полицейских. — Может быть зададите мне пару вопросов?

— Вы будете учить меня, как делать мою работу, мисс? — заявил сотрудник полиции. — Смотрите, Толстый Медовуха из бандитской верхушки. Здесь нет никакого преступления. Это только вопрос времени, когда он закончит с тремя пулевыми отверстиями в груди. У нас есть реальные происшествия, а сил на их расследования где-то около сорока процентов от необходимого.

Я чувствовала злость. Я знала, что такие же мнения высказывались, когда умер мой отец. Мой двоюродный брат не виноват, что был рожден Баланчиным, также как и я.

— Он мой кузен, — сказала я. — Люди заботились об этом человеке.

— Ах, так вы знали покойного, не так ли? Может быть, вы хотите, что мы провели расследования на ваш счет? — предложил сотрудник полиции. — Жертва, как правило, находится недалеко от преступника.

— У меня есть друзья, и вы знаете это. Берта Синклер приходит в мой клуб каждую неделю.

Полицейский рассмеялся.

— Вы думаете, она не в курсе, что ваш брат убит? Она единственная велела нам отвезти тело в морг, и будем считать, что этот вопрос закрыт.

 

***

Я опоздала на четыре часа на открытие клуба в Бруклине. Когда я, наконец, прибыла, вечеринка заканчивалась. Казалось, что это была хорошая вечеринка, но я в любом случае была не в том настроении.

— Что случилось? — спросил меня Тео.

Я покачала головой и сказала ему, что объясню позже.

Я отправилась в бар, чтобы выпить. Мне нужно было проветрить свою голову. Мистер Делакруа сел рядом со мной.

— Где ты была? — спросил он.

Я рассказала про вечер. В конце я спросила:

— Если бы это произошло, когда вы были окружным прокурором, вы бы действовали как Берта Синклер? Вы бы тоже запихнули тело Толстого в мешок и сказали бы мне, что расследования не будет, потому что мой двоюродный брат был плохим парнем из плохой семьи?

— Мне хочется сказать тебе, что я наверняка бы расследовал, но это не соответствует действительности, — произнес мистер Делакруа после паузы. — Решение бы зависело от того, что еще происходило бы в городе в это время.

— А что насчет меня? Если бы я умерла, кто-нибудь удосужился бы расследовать?

— Аня, ты сейчас важная персона. У тебя собственный бизнес, ты приносишь много денег этому городу. Твоя смерть не осталась бы незамеченной.

Я почувствовала себя немного лучше.

— У города проблема не в смерти твоего двоюродного брата, а кто станет его преемником. Мы хотим знать, с кем будем иметь дело. Может у твоих друзей есть мысли по этому поводу?

Я пожала плечами.

— Ну, кто-то да будет управлять Семьей и, вероятно, было бы мудро с твоей стороны поинтересоваться. Ты не захочешь, чтобы они выбрали кого-то, чьи интересы противоречат твоим собственным.

Я не думала об этом.

— Аня, — сказал мистер Делакруа, — если Мышь права и нападение было предостережением, то, возможно, тебе стоит пересмотреть свое решение о личной охране.

— Мистер Делакруа, мы уже обсуждали этот вопрос раньше, и моя позиция не изменилась. Я скорее умру, зная, что хожу по этому городу и по этой планете, как свободный человек. Мне нечего скрывать и я не нуждаюсь в охране.

Мистер Делакруа улыбнулся мне.

— Это кажется благородным, но неправильным. Как ты и говоришь, ты действительно свободный человек. Я не могу контролировать твои действия, лишь советовать тебе. Я не думаю, что найм охранников что-то отнимет у тебя или у твоего успеха. Но давай не будем это обсуждать. — Он чокнулся со мной. — С Бруклин вышло неплохо, ты так не думаешь?

 

***

На следующий день я была вызвана на совещание в Бассейн, штаб-квартиру семьи Баланчиных. Знак уважения, который мне оказывали, хотя технически я не состояла в Семье. Я пыталась избежать контакта с Семьей несколько лет, с тех пор, как открыла свой клуб. Однако со смертью Толстого иных вариантов не оставалось. Мистер Делакруа был прав, сказав, что я должна поинтересоваться человеком, которого изберут главой семьи Баланчиных.

Когда я добралась до Бассейна, Мышь уже ждала меня в холле.

— Все внизу.

— Я опоздала? — спросила я. — В сообщении говорилось о четырех.

— Нет. Ты вовремя. Пойдем.

Место показалось мне неестественно тихим. Я задалась вопросом, должна ли я была прийти с охраной. В прошлом мистер Киплинг, как правило, сопровождал меня на важные семейные встречи. Наверное, безрассудно идти в одиночку, никому не сказав, куда я отправилась. Я остановился на вершине лестницы.

— Мышь, я же не попаду в западню, да? — спросила я.

Она покачала головой.

— Ты думаешь, что я не прикрою твою спину?

В бассейне Баланчины сидели вокруг стола. Я узнала только половину из них. Здесь всегда были новые лица. Текучесть кадров была высокой среди Баланчиных — некоторые всегда умирали или попадали в тюрьму.

Все встали, когда я вошла, и я заметила, что единственное оставшееся место было во главе стола. Я посмотрела на пустое кресло и спросила себя, что подразумевается под этим.

Что мне еще оставалось делать? Я села.

Третий или четвертый мой двоюродный брат по имени Пип Баланчин был назначен представителем семьи. (У меня было много двоюродных братьев, но я вспомнила Пипа, потому что он был с усами.)

— Спасибо, Аня. Два года назад ты дала свое одобрение, чтобы Толстый Медовуха возглавил Семью. В то время многие из нас считали, что ты должна была стать главой Семьи. Как ты помнишь, я был одним из тех людей.

— Да, — сказала я.

— Мы глубоко опечалены потерей Толстого. На момент его смерти у него был спор с Иваном Баланчиком. Мы считаем, что из-за этого он был убит. Спор был из-за «Темной комнаты».

— Мне очень жаль.

— Толстый Медовуха верил в тебя и в твое дело. Он был готов умереть за то и другое. После смерти Толстого мы обсуждали ситуацию. Мы считаем, что Баланчидзе Иван и русская часть семьи — это прошлое. Ты, Аня — наше будущее. Мы считаем, что не что иное, как легализация — это ключ к нашему выживанию.

Мужчина в фиолетовом костюме произнес:

— У многих из нас есть жены и дети. Мы устали действовать с оглядкой и думать о том, когда правосудие настигнет нас.

Пип Баланчин продолжил:

— Мы спрашиваем тебя о том же, что надо было спросить у тебя два года назад. Аня, ты будешь управлять Семьей Баланчиных в двадцать втором веке?

Я не хотела быть главой этой Семьи.

И еще…

Когда я посмотрела на длинный каменный стол, на бледные лица и светлые глаза, которые напоминали лицо моего отца, моего брата, и мое собственное, незнакомое чувство начало шевелиться во мне.

Обязательства.

Я почувствовала себя обязанной этим мужчинам (и женщинам, хотя в основном там были мужчины). Что мое рождение Баланчиной было определяющим обстоятельством моей жизни. Фамилия Баланчина была привязана ко мне и определяла меня как буйную, дикую, плохую, ленивую, злую, и трудную. Эти мужчины Семьи были такими же безупречными, как и я была перед лицом этого неотъемлемого права. Я знала, что должна им помочь. Если в моих силах помочь им, я не могу отказаться.

Я оглянулась через плечо на Мышь, которая стояла за мной, как верный советник. Ее глаза светились надеждой и будущим.

— Я не могу официально возглавить Семью и управлять моим бизнесом, — сказала я. — Я бы хотела, но я не могу. Однако, я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы помочь вам. Ваши слова, Пип, дошли до меня, и я вас не покину. Я хочу дать еще больше вакансий Баланчинам для работы в клубах. Я хочу отрезать нашу зависимость от запасов шоколада Баланчидзе в целом. Мы можем оставить черный рынок шоколадного бизнеса другой семье, и вместе направить наши усилия на законные источники дохода, такие как какао и лекарственных шоколад.

Баланчины одобрительно закивали.

— Но кто возглавит Семью? — спросил мужчина в фиолетовом костюме. — Кто будет гарантировать, что ваши планы исполнятся?

— Возможно, один из вас, — начала я, но, как я уже говорила это, у меня появилась идея получше. Почему бы не узкоплечая, жизнерадостная девушка, стоящая позади меня? Мышь была моей единственной наперсницей в «Свободе», и, при значительных личных затратах она даже помогла мне сбежать. Она была немой задирой, бездомной изгнанницей из собственной семьи. Никто не преодолевал больше, чем она. Никто не был ко мне более лоялен. Я доверяла ей как сестре. Конечно, это должна быть Мышь. Надо было только убедить Семью в моем выборе. — Мне вот интересно, как вы рассмотрите вопрос о назначении Мыши возглавить Семью в мое отсутствие. Я могу советоваться с ней по любому поводу. Я знаю, что она не Баланчина, но она была правой рукой Толстого и моим верным другом в тюрьме, и я поверяю ей стать моими глазами и ушами. Поверьте тому, что я скажу — никто не был лучшим слушателем или более надежным другом, чем Мышь.

Я повернулась, чтобы посмотреть на Мышь. Ее глаза светились.

— Это ведь так? — изрекла я.

Она потянулась за блокнотом, висевшим на ее шее. Когда-то ранее блокнот был единственный способом, которым она могла общаться.

— Да, — подтвердила она.

— Это очень интересное предложение, — сказал Пип. — Мы будем голосовать.

— Я предполагала это, — ответила я. — Но независимо от результата, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам. Я Баланчина и дочь своего отца.

Я встала и Семья встала со мной.

Следующим днем Мышь пришла в манхэттенский клуб вместе с Пипом Баланчиным и женщиной, которой я не знала. Мышь сообщила мне, что голосование было единогласным. Невероятно, что некогда немая девушка из Лонг-Айленда стала главой криминальной семьи Баланчиных. Она склонила голову, когда вошла в мой кабинет.

—Я жду твоих указаний, — сказала она.

В течение ближайших двух месяцев мы сократили количество запасов шоколада, поступавших в Америку. Мы перенаправили дилеров на новые позиции для отправки грузовиков или обеспечения безопасности. Тем, кто не захотел там работать, были назначены пенсии, что было в значительной степени неслыханным в организованной преступности. (В Семье смерть, как правило, была единственным выходом на пенсию.) Мы использовали существующие рабочие силы Баланчиных для перевозки какао и других поставок по стране в новые места.

В этот период Баланчики молчали. Возможно, они считали, что мы еще не оправились от смерти Толстого.

— Мы не должны принимать их молчание как согласие, — проинформировала Мышь. — Они ударят, когда будут к этому готовы. И я буду бдительной.

 

***

— Выпей со мной, — сказал мистер Делакруа однажды вечером в клубе. — Тебя нет рядом последние дни. У меня такое чувство, будто я увидел Лохнесское чудовище.

Я пожала плечами. Я еще ему не рассказала о своих новых обязанностях. Думала, что моя жизнь была полной, когда я просто управляла клубом, но это было смехотворно теперь, когда я стала теневым управляющим организованной группировки.

— Я не знаю, слышала ли ты, но поговаривают, что Кейт Бонэм стала новой главой Баланчинской преступной группировки.

— О?

— Ну, это интересный выбор по многим параметрам. Она не Баланчина. Она девушка. Ей всего двадцать лет, и она сидела в «Свободе». Ты ее знаешь, Аня?

Я ничего не отвечаю.

— Я, конечно, узнал ее имя. Я может и старый, но память у меня хорошая. И у меня был зуб на тебя летом 2083-го года. Кейт Бонэм проходила тогда по псевдонимом Мышь. Думаю, она даже была твоей соседкой по камере в «Свободе». Какое невероятное совпадение, что сокамерница Ани Баланчиной смогла какимто невероятным образом стать главой Баланчинской преступной группировки.

Мне не одурачить его. Никогда.

— Я предполагаю, ты знаешь, что делаешь. Полагаю, тебе не нужна ничья помощь. Я мог бы повторить просьбу о найме телохранителей, но думаю, что ты поступишь именно так, как хочешь, и неважно, что я говорю.

— Как там Вин? — спросила я. Я не произносила имя бывшего парня несколько месяцев, и его уменьшительное имя ощущалось как-то странно на языке, как если бы я произносила его на иностранном языке.

— Его день рождения был неделю или две недели назад, так?

— Меняем тему. Ты думаешь, путь к моему сердцу лежит через расспросы о моем мальчике. Это дешевый трюк, хотя я тебя прощаю. — Он скрестил руки на коленях. — Гудвин говорит, что он хочет пойти в медицинскую школу. Эта профессия ему подходит, правда же?

— В этом нет ничего нового. В выпускном классе он хотел стать врачом.

— Ну, я полагаю, что знаешь моего сына лучше, чем я.

— Раньше знала, мистер Делакруа. Давным-давно, я считалась экспертом в этой области, но потом расширила свои интересы.

 

XII