Людовик XVIII и начало правления Карла X

Людовик XVIII отдавал себе ясный отчет в своих обязанностях и в трудностях своего положения. Не без основания сравнивал он, за несколько дней до смерти, свое положение с положением Генриха IV, славного предка своего. Известное беспристрастие в делах религиозных было у них несомненно общее. Карл X, вступивший на престол в 67 лет, был в этом отношении не похож на своего предшественника. Пороки юности он оставил и, как это часто случается, сделался набожен: набожен в смысле церковной богомольности, без ханжества, но и без искренности. Как всегда бывает в подобных случаях, он не просветился, а омрачился. Как велик был мрак? У него сохранилось известное добродушие, обворожительная вежливость и много других преимуществ дореволюционного общества. В сущности же он был тот же, что и двадцать пять лет назад.

Карл X, французский король. Гравюра с портрета кисти Шарля Дюшэна, 1824 г.

Годы изгнания, пережитое ужасное время, ничему не научили его. Он не имел никакого понятия о перевороте, произведенном революцией в отношениях собственников и в значении средних классов, третьего сословия, как говорили до 1789 года, буржуазии (bourgeoisie) по современному выражению. Идеалом его было, возможно, полное восстановление старо-французской монархии, хотя он и мирился, до поры до времени, с хартией 1814 года — наследством брата. Он действовал решительно: палате, собравшейся в декабре 1824 года, объявили неотложность изменений в законах, касающихся религии, и некоторых законов, направленных к исцелению ран, нанесенных революцией. Вознаграждение эмигрантов и конверсия ренты прошли в обеих палатах, что было благодетельно, так как этим оканчивалась неизвестность относительно громадной части народного имущества — бывших имений эмигрантов. Предложения, касавшиеся религии, возбудили оживленные прения. Палате пэров предложен был закон против святотатства, который сделал бы честь Филиппу II, и одного закона этого было бы достаточно для оправдания всех последующих событий в нашем столетии, клонившихся к уничтожению клерикального влияния на законодательство и правительство.

Назначалась казнь за осквернение священных сосудов, та же смертная казнь, как отцеубийце — отсечение правой руки, закутывание черным покрывалом — смертная казнь за осквернение опресноков, смертная казнь за взлом или нападение на католическую церковь. В то же время взлом во «храме» другой религиозной общины наказывался каторжными работами. Как самый закон, так же ужасна была защита его фанатиками, окончательно опозорившими себя, свою страну и свою веру — ежели они верили. Министр юстиции Пейронэ с наивностью приводил в пример древних египтян, как они защищали божества свои от непочтительности. Другой ревнитель, виконт де Бональд, передовой боец иезуитов, возражал на христианское замечание об отличающем христиан всепрощении и о повелении молиться за врагов недостойными словами: что Бог не услышал Искупителя, когда Тот на кресте молил Отца «прости их», и наказанию подвергся весь еврейский народ. С другой стороны, безупречный друг свободы и страны своей, Ройэ-Колляр, один из редких людей, которых пошлая посредственность обзывает доктринерами, потому что политическую деятельность они основывают на глубоком научном знании, т. е. на искреннем стремлении к истине, Ройэ-Колляр указывал на неосновательность и в то же время преступность такого закона, доказывая, что здесь догмат возводится в государственный закон, допускается одна римско-католическая религия, и все другие отвергаются, что таким образом священник облекается властью короля. Но настроение это было так сильно, что невероятный закон прошел как в Палате пэров, так и в Палате депутатов: здесь большинством 210 против 95 голосов. Впрочем, его почти не применяли, т. е. ежели и представлялись в судах подобные дела, закон старались обходить.

М. Ройэ-Колляр.

Заимствовано из «Galerie des contemporains illustres», сост. Альфонсом Торлэ в 1844 г.