Франция, 1840–1848 гг. Международные отношения

Требование выдачи праха Наполеона не имело особого значения и было тотчас уважено Англией; водворение этих останков в доме Инвалидов дало только случай Тьеру, главе французского министерства, польстить тщеславию нации и удовлетворить свое собственное. Турецко-епипетский вопрос разрешился, не осуществив грандиозных мечтаний Тьера, но он дал ему случай выполнить его любимый проект об укреплении Парижа. Но неудачная политика Тьера в восточном вопросе привела к падению министерства, а в новом кабинете Сульта (29 октября 1840 г.) первую скрипку играл Гизо — протестант, человек очень образованный, последовательный, но упрямый доктринер. Склоняясь все более и более к резко консервативной политике, он вступил в довольно тесные сношения с Меттернихом и продержался во власти до февраля 1848 года.

Entente cordiale, бывшая краеугольным камнем французской политики в начале царствования Луи Филиппа, ослабела во второй его половине. Под конец Франция отказалась даже от участия в созываемой в Лондоне конференции пяти держав по вопросу о торговле невольниками. Причиной этого отказа было самолюбие французов, считавших для себя унизительным осмотр их торговых судов, хотя такое подчинение осмотру было взаимным для всех договаривающихся сторон (1841 г.). Неловкий арест английского миссионера Притчарда на острове Отаити, произведенный слишком торопливым французским адмиралом, заставил Францию дать удовлетворение за этот поступок и возвратить остров королеве Помарэ. Осложнения в Марокко, вызванные событиями в Алжире, усиливали недоверие англичан.

Враг французов, Абд эль-Кадер, надеялся поправить свое сильно пошатнувшееся положение тем, что натравил марокканского правителя против французов. Жители Марокко, усердные мусульмане, были готовы на это, что заставило маршала Бюжо перейти границу, и один из сыновей Луи Филиппа, принц Жуанвильский, осадил Танжер. В то время, когда при английском посредничестве были уже начаты переговоры и султан склонялся к уступкам, Бюжо разбил мароккскоe войско на реке Исли, а французский флот бомбардировал танжерские укрепления. Вскоре был заключен мир, причем было оговорено незначительное исправление границы (1844 г.).

Абд эль-Кадер лишился последней надежды; он был вынужден сдаться генералу Ламорисьеру (1847 г.) и был привезен во Францию как военнопленный. Отношения между Англией и Францией стали особенно натянутыми вследствие так называемых «испанских браков»: в 1847 году Луи Филипп и его министры успели добиться, довольно грубыми и не совсем достойными средствами, не особенно и важного успеха, а именно: брака королевы Изабеллы с ее кузеном, инфантом Франциском д'Ассизом, а ее сестры — с четвертым сыном Луи Филиппа, герцогом Монпасье. Французское правительство проявило в данном случае то, что англичане называют want of common honesty, недостаток прямодушия в делах. Однако оба правительства единодушно протестовали против захвата Кракова; зато в Зондербундской войне и во время итальянских неурядиц Гизо оказался непреклонным и столь же ограниченным консерватором, как Меттерних. Такое направление международной политики во Франции, — как, впрочем, было бы и при несравненно более разумной, — давало повод к самым зажигательным речам оппозиционных ораторов, которые, с французским увлечением, называли прямо кабинет «иностранным». При всех этих диатрибах оппозиция метила, преимущественно, на внутреннюю политику правительства.

Абд эль-Кадер. Литография работы А. Кпейзеля с рисунка XIX века

Внутренние дела. Министерство Гизо

Между тем то, что подвергалось наибольшему осуждению, в этом случае заслуживало именно наибольшей похвалы, — имеется в виду продолжительность одного и того же направления в политике, проводимого министерством, и устойчивость самих министерств: было еще неслыханно, чтобы какое-нибудь министерство продержалось во Франции более семи лет, подвергаясь лишь незначительным изменениям. Бонапартисты и легитимисты были не страшны этому кабинету. Вторая попытка принца Луи Наполеона Бонапарта — на этот раз из Англии — окончилась почти комической неудачей: прибыв в Булонь со своей свитой (6 августа 1840 г.) и увидев, что дело плохо, принц бежал обратно на свой корабль, но упал в воду и был благополучно спасен своими преследователями. После своей дерзкой речи перед судилищем пэров, он был приговорен к тюремному заключению и отправлен в Гам, где ему отвели то самое помещение, которое занимал некогда князь Полиньяк.

Старороялистская или легитимистская партия ограничивалась ничего не значащими демонстрациями, и никто не обращал уже особого внимания на выставляемого ею претендента, герцога Бордосского. Собственно опасным врагом правительства была республиканская партия, почти не имевшая представителей в палате, и так называемая династическая левая, которая, хотя и признавала конституционный принцип, однако, находила себе отголосок и в речах республиканцев. У престарелого короля, становившегося равнодушным ко всему, и у упрямого формалиста Гизо было лишь одно оружие против этих партий: легальность — ее они считали достаточной, потому что в данную минуту ее оспаривать было нельзя; выборы были проведены законным порядком, большинство в палате представляло собой законные желания страны, министры законно опирались на это большинство и удалялись, когда это большинство им изменяло.

Гизо. Литография работы Дельпеша по рисунку с натуры, выполненным Морисом

Однако было еще сомнительно, могло ли все это достаточно укрепить июльскую монархию при том способе, каким эта монархия возникла, при характере французской нации и при положении дел, сформировавшемся с 1789 года. Дела еще ухудшались вследствие несчастья, постигшего королевскую семью, да и всю страну, в июле 1842 года. Во время поездки (наследника престола) герцога Орлеанского, Фердинанда Филиппа, в Нёльи, лошади его взбесились, он выпрыгнул из экипажа и получил столь тяжкие травмы при падении на мостовую, что скончался в тот же день. Королю было 69 лет, принцу, ставшему теперь наследником, всего только 4 года. Его мать была назначена регентшей в случае смерти старого короля. Такие обстоятельства давали основание к изменению существовавшего порядка посредством расширения избирательных прав, на тот момент столь ограниченных, что представителями нации являлось небольшое число лиц, а это придавало всему образу правления характер господства одного класса — именно буржуазии.

Правительство, располагая большими средствами, могло иметь сильное влияние на это сословие при выборах и, что было хуже всего, такая система сама провоцировала продажность. Правительственные депутаты получали за свой лояльный образ мыслей вознаграждения в виде ленточки Почетного легиона, повышения по службе, концессии для себя или для рекомендуемых ими лиц; округ, сумевший избрать такого представителя своего настроения, вознаграждался за то проведением каналов, дорог, дарованием всяких субсидий. Примеры таких подкупов среди привилегированного сословия, которое, будучи богатым, хотело, по общечеловеческой слабости, иметь еще больше, умножались до того, что бросались в глаза. Это дало оппозиции четкую цель и меткое слово для ее обозначения: «избирательная реформа» сделалась лозунгом дня, и правительство Луи Филиппа поступило бы разумно, предупредив в этом случае желание нации, т. е. расширив избирательные права, равно как полномочия тех, которые в силу своего избрания имели влияние на законодательство и на весь ход дел, чем утвердило бы существовавший порядок на более широких и прочных основах.