Судебно-медицинское значение эпилепсии

Криминальное значение эпилепсии огромно, причем это относится не столько к эквивалентам и вообще состояниям затемнения сознания, связанным с припадками, сколько ко всей психической личности больных и реакциям, возникающим на этой патологической почве. Поэтому судебно-медицинское значение падучей особенно велико в тех случаях, где дело не ограничивается одними судорожными припадками, а где налицо длительные или даже кратковременные затемнения сознания, состояние автоматизма или особые состояния изменения самочувствия с импульсивным стремлением совершать те или другие проступки. Что касается преступлений, совершаемых во время состояния психического автоматизма, механизм их легче всего понять как повторение при другой обстановке тех или других действий, иногда довольно сложных, которые производились раньше. Например одна эпилептичка отрезала руку своему ребенку, повторяя привычные для нее движения резания хлеба, другая была найдена держащей над огнем своего ребенка в положении, в котором держат детей над горшком, один эпилептик, профессиональный вор, несомненно в состоянии психического автоматизма совершил ряд сложных действий, необходимых для проникновения в чужую квартиру для совершения кражи, другой убил вилами свою жену, подобно тому как так же вилами убил теленка. Это не единственное однако направление, в котором идут обыкновенно криминальные действия эпилептиков. Типичным для эпилептиков, так сказать, классическим примером преступлений, совершаемых эпилептиками, является убийство. Это прежде всего стоит в связи с возбудимостью и жестокостью эпилептиков, делающими легким появление реакций гнева с совершением соответствующих агрессивных действий и в обычном состоянии, не сопровождаемом затемнением сознания. Естественно, что такого же рода действия могут совершаться и в состоянии психического автоматизма. Наклонность к актам жестокого насилия и убийству вообще считается стоящей в связи с самыми основными чертами психики эпилептиков. Психоаналитики думают, что, совершая криминальные действия этого рода, эпилептики изживают всегда сильный у них комплекс смерти, который очевидно имеется у них в переживаниях, связанных с припадками. С этой точки зрения эпилептик, нападая и убивая, как бы защищает себя от смерти.

Характерным для эпилептических убийств, совершаемых в состоянии затемнения сознания, являются крайняя жестокость выполнения, нанесение громадного количества ран, внезапность, немотивированность и бессмысленность преступления, пренебрежение к обстановке и непринятие каких-либо мер предосторожности для собственного спасения, обычное для преступников, действующих в полном сознании. Типична также полная последующая амнезия, появление судорожного припадка с последовательным сном, причем убийца нередко засыпает рядом с трупом своей жертвы.

Преступные действия совершаются иногда эпилептиками под влиянием импульсивных побуждений, возникающих внезапно в состоянии, хотя и не сопровождающемся затемнением сознания, но все же несомненно болезненном, благодаря чему эпилептик не в состоянии бороться с возникающими импульсами. Чаще всего это бывает в послеприпадочных состояниях. Н. П. Бруханский приводит случай, когда эпилептик перерезал горло встреченному им совершенно незнакомому мальчику и затем сам заявил об этом, объяснив свой поступок внезапным непреодолимым побуждением; за несколько часов до этого у него был судорожный припадок.

При таких условиях понятно нередко возникающее у эпилептиков стремление к совершению самоубийства, поджогов, различных хулиганских поступков, как понятны также и факты дезертирства, совершаемого иногда в состоянии эпилептических фуг. Характерны также для эпилептиков преступления на эротической почве, объясняемые помимо других моментов их эротизмом. Нередко наблюдается наклонность к садизму.

Для деградировавших эпилептиков, принужденных благодаря болезни лишиться своего обычного заработка, типичны такие преступления, как воровство и бродяжничество. С другой стороны, нужно иметь в виду, что эпилептики и сами легко могут сделаться объектами преступления, совершенного другими. Это прежде всего может быть во время припадка, делающего больного совершенно беззащитным, а с другой—у больных, ставших благодаря частым припадкам слабоумными.

Естественно, что эпилептик не может считаться ответственным за деяния, совершенные во время припадочных состояний, сопровождающихся полным затемнением сознания и последующей амнезией. При разрешении вопроса в каждом конкретном случае внимание прежде всего должно быть направлено на выявление состояния, в котором было совершено преступление. То же самое следует сказать о преступлениях, совершенных под влиянием внезапно возникших импульсов, которым больные не могли противиться. Положение эксперта-психиатра в этом случае представляет гораздо большие трудности, так как решение вопроса конечно не может основываться только на показаниях совершившего преступление. Здесь могут помочь немотивированность, внезапность, бессмысленность преступления.

Всегда нужно иметь в виду, что недостаточно доказать наличность эпилепсии у лица, совершившего преступление, чтобы считать решенным, что речь идет непременно о состоянии, исключающем вменение. Сама эпилепсия как таковая не освобождает от уголовной ответственности. Эпилептики могут совершать различные преступления в обычном состоянии без наличия затемнения сознания или болезненных расстройств настроения; они могут при этом руководиться различными психологически понятными мотивами, например местью, проявлений которой естественно ожидать от злобных и мстительных вообще эпилептиков. Нужно учесть также такую возможность, что эпилептик в стремлении избавиться от ответственности будет прятаться за свою болезнь, не останавливаясь перед симуляцией патологических явлений.

Вопрос о вменяемости, равно как и дееспособности, может возникнуть по отношению к слабоумным эпилептикам; главным критерием здесь являются интенсивность болезненных явлений со стороны интеллекта и вообще тяжесть болезни. Для эпилептиков, совершивших преступление в болезненном состоянии, естественно возможно применение только мер судебно-медицинского характера; очень часто бывает необходимо принудительное лечение в закрытой психиатрической больнице.

22. ПСИХИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА НА ПОЧВЕ ЦЕРЕБРАЛЬНОГО АРТЕРИОСКЛЕРОЗА

Из болезненных состояний, которые в своем генезе связаны со склерозом сосудов головного мозга, прежде всего в психиатрии стали известны картины дементности. Они были выделены из той большой группы слабоумий, которые по сходству клинической картины с прогрессивным параличом объединялись под именем так называемого псевдопаралича. Клиппель во Франции, Бинсвангер и Альцгеймер в Германии много сделали для выделения артериосклеротических расстройств в качестве особой группы заболеваний и для обособления ее как от собственно прогрессивного паралича, так и от состояний слабоумия, развивающегося на почве алкоголизма, свинцового отравления и других процессов, ведущих к ослаблению интеллекта. Впоследствии выяснилось, что число расстройств в психической сфере на почве артериосклероза довольно велико и что клиника их очень разнообразна; в частности было отмечено, что кроме тяжелых картин с резко выраженным поражением интеллекта очень часто приходится наблюдать более легкие степени тех же изменений, иногда такие, где нет собственно психоза, а явления, которые принято квалифицировать как нервные. Ввиду частоты заболеваний на почве артериосклероза, равно как и ввиду возможности очень много сделать не только в смысле профилактики, но и терапии, изучение таких заболеваний представляет большой интерес.