Особенности позиции практического психолога по отношению к клиенту

Лидерс А.Г.

Практическая психология существует. Есть кафедры практической психологии, лаборатории практической психологии, сами практические психологи. Но что такое практическая психология. Попробуем дать рабочее определение этого ис­ходного для нас понятия. Мы исходим из того, что в психологии как таковой су­ществует три слоя. Первый слой составляет теоретическая психология. Психолог в этом слое является исследователем по отношению к субъекту-носителю психики. Этот субъект для психолога выступает лишь как испытуемый, объект исследования. Права испытуемого весьма ограниче­ны. Например, в общем случае не испытуемый ищет психолога, а как раз психолог ищет испытуемых. Продуктом деятельности психолога в этом слое являются знания, организован­ные в концепции и теории.

Вторым слоем в психологии является прикладная психология. Прикладная пси­хология не имеет непосредственного вы­хода на субъекта носителя психики. Между прикладным психологом и субъектом-носителем психики стоит другой профес­сионал. Собственно говоря, прикладной психолог и занят соорганизацией практи­ки этого профессионала по отношению к объекту-носителю психики. Подчеркнем: прикладной психолог не имеет собствен­ной практики по отношению к носителю психики. Он лишь транслирует из теоре­тической психологии знания и строит предписания, основанные на этих знаниях, для соорганизации чужой профессиональ­ной практики. Это может быть практика педагога, врача, менеджера и т.д.

И только третий слой в психологии составляет практическая психология. Это та психология, где психолог имеет соб­ственную практику. Конституирует эту практику клиент. Клиентом будем назы­вать субъекта, добровольно обра­тившегося к практическому психологу за помощью. Добровольность обращения субъекта за помощью - важная состав­ляющая сути позиции практического пси­холога по отношению к клиенту. Клиент и практический психолог - это два подразу­мевающих друг друга субъекта. Но добро­вольность - не единственная характери­стика позиции клиента. Клиент вступает в некоторые артикулированные отношения распределения ответственностей с практи­ческим психологом. Это - второе. А тре­тье: клиент это такой субъект-носитель психики, который испытывает определен­ные психологические трудности, не­удобства, страдания. Он хочет избавиться от этих страданий, трудностей. Однако, ни субъективно, ни объективно эти страдания и трудности субъекта не переживаются и не являются болезнью. Он обращается именно к психологу и ждет помощи имен­но от психолога. Именно это последнее и составляет содержание настоящей статьи: клиенты есть не только у практических психологов. Более того, клиенту вовсе не обязательно априори разбираться в осо­бенностях работы разных представителей помогающих профессий (практиче­ский психолог, врач, в частности, врач-психотерапевт, социальный работник и даже социальный педагог). Есть ли осо­бенности в позиции именно практического психолога по отношению к клиенту в сравнении с особенностями позиций ука­занных (и других возможных) профессио­налов?

Описав эти особенности, если они есть, мы не просто удовлетворим познава­тельный интерес, связанный во многом с извечным поиском психологами собствен­ного предмета, но и лучше поймем, откуда идут своеобразные типичные переживания практического психолога в ходе работы с клиентами. Поясним последнее подробнее. Дело в том, что обеспокоенность психоло­гов-теоретиков поисками собственного предмета весьма своеобразно повторилась и в слое практической психологии. Про­стейший, хотя и весьма поверхностный, исторический анализ происхождения по сути дела всех наиболее известных и наи­более важных процедур, приемов и мето­дов работы практического психолога по­казывает, что их корни уходят в практику медиков!

Медицинское образование и медицин­скую практику имели основатели и многие продолжатели психоанализа, гештальттерапии, нейролингвистического програм­мирования, многих менее заметных техник и методик практической психологии. Даже относительно клиентцентрированной пси­хотерапии и консультирования Роджерса необходимо отметить, что хотя их созда­тель и не имел медицинского образования в полном смысле слова, но долгое время был директором детской клиники, и меди­цинская практика не была чужда для не­го. Выходит так, что психологи ищут не там, где потеряли, а там где «светло», где для них проложила путь медицина в лице психотерапии? Так? Мы бы советовали не спешить соглашаться с этим, казалось бы, вполне логичным соображением. Как раз здесь нам есть, что сказать в нашей статье. Это будет одной из наших важнейших задач - начать работу по сравнению осо­бенностей работы с клиентом именно пси­холога и психотерапевта, хотя бы на уровне описания особенностей их позиции по отношению к клиенту (пациенту для медика).

Но оборотной стороной этой медали является то, что практический психолог действительно переживает (и нередко), что клиент к нему относится именно как к врачу!

Это переживание дает не менее дей­ственный импульс разобраться в сути де­ла, чем интеллектуальная ревность прак­тического психолога по отношению к психотерапии.

Что же это такое: на дверях твоего ка­бинета висит указатель: "Практический психолог", - а клиент явно, относится к тебе как к врачу, путает тебя с врачом! Слава богу, что путают практического психолога не только с врачом. Клиенты путают практического психолога и с юристом, с чиновником, с педагогом-воспитателем. Но если тебя путают с дру­гим профессионалом, то разве этим не выталкивают тебя в позицию этого про­фессионала? Разве нет здесь оснований для собственной путаницы - кто же ты как профессионал, практический психолог или...? Мы не хотим вместо многоточия вставлять наименования других профес­сий, уважаемых и хорошо оплачиваемых, но хотели бы отметить, что практический психолог не редко дает клиентам возмож­ность втолкнуть себя в позиции этих других профессионалов. В некоторых случаях психолог даже кое-что умеет де­лать вместо этих профессионалов. Но в общем случае "Богу Богово, а кесарю ке­сарево"; не к лицу психологу заниматься чужой практикой не имея профессиональ­ного, необходимого именно для этой практики, образования. Как впрочем, и другим профессионалам не к лицу браться за психологическую по содержанию дея­тельность, не имея для этого соответ­ствующего образования.

Итак, подведем итоги введения в про­блему. Задачей настоящей статьи является прояснение двух моментов деятельности практического психолога: во-первых, остается ли что-то практическому психо­логу, если из арсенала его приемов, мето­дов и процедур работы мысленно вычерк­нуть все, что является по происхождению и по предметному содержанию медицин­ским, врачебным, психотерапевтическим, в конце концов. Может быть, и правда все мы психотерапевты, а не практические психологи (психологи-консультанты), и правы те из нас, кто смело называет себя этим гордым именем? А во-вторых, из всех возможных позиций профессионалов, имеющих клиентов, мы бы хотели выде­лить те, с кем нас, практических психоло­гов, наиболее часто путают наши клиенты, и выяснить, есть ли у них основания для такой путаницы, в чем эти основания и как от такой путаницы защищаться.

Мы бы хотели описать особенности позиции практического психолога по отношению к клиенту именно по сравнению с позициями профессионалов, с которыми чаще всего путают. Во-первых, с врачом, во-вторых, с воспитателем - педагогом. В-третьих, с юристом (или чиновником). Наконец, в-четвертых, со священником. Основания для последнего сравнения сложны; трудно предположить, что психолога клиент может спутать со священником, ну разве только с проповедником.

И, все же и такую работу необходимо провести по основаниям, которые станут понятны ниже. Этих четырех сравнений не достаточно: вряд ли что-то добавит к нашему анализу сравнение психолога не только с обувным мастером (клиенты налицо) - психолога с ним не путают, но и с например, социальным работником, профессионалом, позиция которого еще не устоялась в нашем российском социуме, с экстрасенсом-целителем, который зачастую всеми силами старается заиметь какой-нибудь диплом медика (пусть медицинской сестры!), и в этом во многом склеен с позицией врача.

Методическим приемом нашей работы будет противопоставление позиции практического психолога позициям врача, педагога-воспитателя, юриста и священника.

Мы вполне понимаем, что в этих по­зициях можно найти много сходного, но интересовать нас будет как раз разное!

По сути дела, мы должны вместе с чи­тателем жестко сформулировать, что практический психолог это не врач, не воспитатель, не юрист (чиновник) и не священник! Только сформулировав это, мы расчистим поле для прямого вопроса: а ктo же тогда практический психолог, что же он делает, помогая клиенту, если он не делает то, что делают врач, воспитатель, юрист и священник!

Вторым методическим приемом в на­шей работе будет особое представление позиций профессионалов. Для методиче­ских целей мы серьезно упростим описа­ние позиции некоторого профессионала до указания на всего два основных компо­нента, составляющих позиции: указания на ведущую, основную, базальную дея­тельность профессионала в этой позиции и указания на основную онтологическую категорию, сквозь которую данный про­фессионал как бы видит своего клиента.

Итак, позиция для нас это ведущая деятельность и онтологическая категория, как нечто единое, как две стороны одной медали. В конце и позицию психолога по отношению к его клиенту мы также долж­ны будем описать по этой же (конечно, упрощенной) схеме.

Психолог и врач. Именно с врачом чаще всего путает клиент практического психолога. Это ненеожиданно. В созна­нии человека с улицы психолог и есть врач. В ходе расспросов подобное мнение воспроизводится везде - от сахалинской деревушки и до улиц Москвы.

Психолог это якобы что-то вроде вра­чевателя человеческих душ. Врач помогает в случае страданий физических, а психо­лог, стало быть, помогает в случае психи­ческих, духовных страданий (где граница между физическими и психическими стра­даниями? Не одно ли это и тоже? Или все же разное?).

Психолог категорически не врач! Не плодотворно сравнивать психолога с вра­чом. Это даже опасно для профессиональ­ного самосознания психолога. Нельзя путать психолога с врачом ни клиенту, ни самому психологу. Но чтобы доказать жесткий тезис, что практический психолог - не врач, мы бы сначала привели пример, что чувствует практический психолог, когда клиент путает его с врачом.

Пример 1. На кафедру, где я рабо­таю, вводят рыдающую женщину. Она - работник одной из организаций, располо­женной в том же здании, что и факуль­тет психологии. Утром она пришла на работу - дисциплина, но работать не может, разрыдалась... Подруги, зная, что на кафедре возрастной психологии существу­ет психологическая консультация, привели ее к нам. У меня находится свободное вре­мя, на кафедре - стакан горячего чая, мы начинаем беседу с еще рыдающей женщи­ной, а в дальнейшем я берусь за этот случай всерьез. Дело в том, что у женщины убе­жала из дома дочь-подросток. Убежала уже не первый раз. Она не ночевала дома. Тысяча предположений роится в голове матери: попала под трамвай, изнасиловали, колется в притоне, ушла к мальчику и т.п. Все это вываливается на психолога. Но дальнейшие встречи с женщиной позволили предположить, что здесь есть длинная предыстория.

Она родила дочку в столице одного ев­ропейского государства, куда муж-дипломат получил свое первое назначение. В те далекие уже времена заграница для рос­сиян была совсем не тем, чем является сей­час. Попасть туда было не просто. Моло­дая, красивая женщина поздно узнала о своей беременности и, как она говорит, хотя и не хотела ребенка в тот момент своей жизни, вынуждена была оставить его. Для мужа ребенок тоже не пришелся, кстати, в самом начале его карьеры. Мож­но утверждать, что ребенок для супругов родился нежеланным. Отношения матери с дочкой развивались далеко не нормально. Символом этих отношений уже сейчас, когда девочка превратилась во вполне сформировавшуюся девушку-подростка, может быть эпизод, который рассказала мне мама в ответ на просьбу - описать как можно более подробно один типичный кон­фликт с дочкой. Запомнились слова из диа­лога мамы и дочки в этом конфликте (описывает конфликт мать). В пылу ссоры дочка кричит матери: "Если ты не пере­станешь... я выброшусь из окна!" Женщина подходит к балконной двери, открывает ее и говорит: "Выбрасывайся!"

И вот в какой-то момент наших бесед, когда подошел черед поинтересоваться, что же, собственно говоря, хочет клиент­ка от психолога, я слышу от женщины фразу, смысл которой (не точное звучание, не стенографическая запись, а именно запомнившийся смысл) для меня та­ков: "Александр Георгиевич! Дайте мне са­мое горькое психологическое лекарство. Я поймаю эту гадину (т.е. дочку!), запихну это горькое лекарство ей в глотку, и тогда мы заживем нормально".

Вот в такие именно моменты практи­ческий психолог и чувствует, что клиент путает его с врачом! От психолога требу­ют лекарство, психологические пилюли, которые бы быстро и, главное, без участия мамы, без какой-либо ее собственной, лич­ной работы, все исправили.

Пилюли работают сами: им не нужен ни психолог, ни мама, ни дочка. Женщина оказалась в тот момент не готова к соб­ственно психологической работе, ей нужны были рецепты на лекарства! Психолог чувствует, что его путают с врачом тог­да, когда от него требуют психологиче­ских лекарств, которые действуют поми­мо и независимо от воли и личностного участия клиента, да и самого психолога.

Переживание, что тебя путают с врачом, не редки в работе практического психолога. Но почему не плодотворно и даже опасно сравнивать позицию психо­лога по отношению к его клиенту с пози­цией врача (врача в самом общем смысле этого слова, врача-терапевта, врача по понятию) по отношению к его пациенту. Введем для доказательства этого тезиса позицию врача по отношению к пациенту через ту пару понятий, о которых мы до­говорились выше: ведущую деятельность и онтологическую категорию.

Ведущей деятельностью врача, несом­ненно, является лечение, терапия. Врач много что делает в своей работе - он и диагностирует, и просвещает, и занимает­ся реабилитацией... Но главное, стержне­вое, базальное в его работе - лечение. Но что, же такое - лечить. Что это за отноше­ние врача с пациентом, которое опреде­ляется, как лечение? Кого нам спросить об этом? Нам кажется, что как раз самого врача не стоит спрашивать, что такое лечение. Тот, кто хорошо что-то делает, не обязательно хорошо об этом говорит. У нас есть ответ на данный вопрос другого профессионала.

Лет пятнадцать назад, в самом начале развертывания практической психологии в нашей стране, психологи, столкнувшиеся с совершенно необычными для них про­блемами гонораров, договоров с клиента­ми, претензий клиентов к психологам и пр., поинтересовались у юристов, в каких случаях клиент может привлечь психолога к ответственности (подать в суд, напри­мер). В частности, нас интересовало, не могут ли психолога привлечь к ответ­ственности за то, что он занимается врачебной деятельностью, не имея диплома и разре­шения на оную. Может ли клиент подать в суд на психолога, который, якобы, "залечил" клиента, вызвал ухудшение его состояния. Вот суть наших вопросов к юристу. Ответ юриста был прост: "Ни один суд не квалифицирует (а значит и не обвинит психологов) отношения между профессионалом и клиентом как факт лечения, если профессионал не выписывал рецепты на лекарства или не назначал те или иные лечебные процедуры, о чем есть запись в медицинской карте клиента",- ответил юрист. Вот в чем дело, чем бы не занимались профессионал и клиент, какие бы душещипательные разговоры они не вели, как бы ни смотрел профессионал в глаза клиенту, сколько бы не брал клиента за руку, для суда это не будет содержанием лечения, если нет факта выписки рецепта на лекарство, назначения врачебной про­цедуры. Лечить - это выписывать рецепты! Как просто! Но разве не за этим мы идем к своему терапевту (ну иногда, правда не за этим только; важен, бывает и бюллетень наряду с рецептом)? Разве не этому - как выписывать рецепты - учат медиков в мединститутах? А не выпишешь рецепт, так клиент не уйдет, или уйдет, но без вся­кого удовольствия.

Итак, ведущая деятельность врача это терапия, основное содержание которой состоит в выписке рецепта на лекарство. А лекарство это то, что действует на пациен­та и тогда, когда врач уехал на два месяца загорать на юг, т.е. и без врача, без его личного участия. Конечно, для въедливого и вдумчивого читателя мы должны еще раз сказать, что имеем в виду стандартно­го, ортодоксального, т.е. типичного врача, врача сегодняшних поликлиник, который в среднем тратит 6 минут на больного. Все другие представления о враче пока отста­вим. Как и представления о разных типах и видах врачей, например, о врачах-психотерапевтах. Речь идет о ведущей деятельности врача вообще.

Что же является онтологической кате­горией для врача, той системой понятий, сквозь которую он как бы видит своего пациента? Можно утверждать, что онто­логической, самой главной, ключевой категорией для врача является категория болезни, патологии, отклонения, нездоро­вья.

Трудно не согласиться с тем, что врач смотрит на человека, а видит его болезни. Это и есть собственно профессиональный взгляд на человека для врача. Он смотрит на руки, на и под глаза, на походку, он смотрит глазами, ушами. Хороший врач смотрит и руками, и даже носом, и не только на человека, но и на человеческое, так сказать... Это делал хороший (а дру­гих не держали) врач в древнем Хорезме, это делает хороший врач и сейчас. Врач делает это не только в своем кабинете: профессиональный взгляд на человека как априори больного автоматизируется и проявляется и за пределами кабинета, в быту. Разве мы не ловили себя на мысли, что когда мы за праздничным столом сидим напротив известного нам врача, и он как-то по особенному смотрит на нас, то чаще приходит мысль не о том, что мы ему нравимся, а что он увидел у нас какие-то болезненные проявления, какие-то признаки наших болезней. Такое бы­вает, пожалуй, у каждого.

Итак, онтологическая категория для врача - это категория болезни, патологии, отклонения. Вот теперь мы можем более точно сформулировать наш исходный тезис. Психолог не врач именно потому, что он, во-первых, не выписывает клиенту рецепты на лекарства, а во-вторых, не использует категорию болезни, патологии, отклонения как онтологическую, основную категорию. Этот тезис носит как фак­тический, так и формальный характер.

Психолог не выписывает рецепты по­тому, что не имеет на это право (хотя не­которые из психологов прекрасно разби­раются в психофармакологии), не имеет личной печати врача, и если он по глупо­сти даже выпишет рецепт, такой рецепт не должна принять аптека. Гораздо важнее, что психолог не выписывает рецепты и, так сказать, в фигуральном, переносном смысле этого слова. Он не выписывает рецепты с точностью до принципа не да­вать конкретных советов клиенту, далеко не последнего в работе практического психолога. Рецепт - это и есть самый кон­кретный совет. Однозначный и прямой. Делай так. Многие современные направ­ления практической психологии (хотя и не все) исповедуют этот важный принцип в своей работе.

Психолог не выписывает рецепты на лекарства еще и потому, что не может - не умеет, не должен,- вынести свою личность за скобки отношения с клиентом. Если хотите, он "лечит" не рецептами на ле­карства, а своей личностью. Как выписать рецепт на самого себя? В общем, надо искать что-то другое, скорее противопо­ложное выписыванию рецептов, если мы хотим определить, что является ведущей деятельностью практического психолога. Не лечение - а что? Пусть этот вопрос останется пока открытым.

То же самое можно сказать и об онто­логической категории: психолог не врач потому, что он не использует категорию патологии, отклонения, болезни в качестве онтологической. Забегая вперед, можно и здесь утверждать, что в качестве онтоло­гической психолог использует опять-таки совершенно противоположную по сравне­нию с врачом категорию - категорию лич­ностного роста, культурной продуктив­ности, способности изменяться. Если пси­холог смотрит на клиента (опять таки, не только глазами: психолог смотрит на кли­ента и через психологические тесты, и руками, и глазами, и ушами...) и не видит перед собой культурно продуктивного, способного к личностному росту человека, он, пожалуй, не сможет ему помочь. Это тоже именно профессионально-психоло­гический взгляд на человека, особая выс­шая психологическая функция, если хоти­те. Что касается понятия болезни, патоло­гии, то психологи, конечно, пользуются им, но не как онтологическим, а как рабочим, техническим, вспомогательным.

Таким образом, теперь мы можем ска­зать, что психолог не врач потому, что имеет совсем другую ведущую деятель­ность и совсем другую онтологическую категорию по сравнению с врачом. Имен­но поэтому не плодотворно и даже опасно сравнивать психолога и врача, искать и подчеркивать сходства в их работе (которые, конечно, есть). Что же это за ведущая деятельность и что за онтологи­ческая категория нам предстоит выяснить ниже.

Психолог и педагог-воспитатель. Второй, с кем важно сравнить позицию прак­тического психолога по отношению к его клиенту, это педагог-воспитатель. Пожа­луй, не клиент путает нас с воспитателем, чаще это делает наш работодатель - в школе, в детском саду. Важно сравнить психолога именно с педагогом-воспи­тателем, так как с педагогом преподавате­лем нас, пожалуй, не путают, или это не так важно: мы можем быть и преподавате­лями.

Так вот, и здесь мы бы хотели сформу­лировать жестко: психолог ни в коем случае не воспитатель! Где бы мы не работали - в школе, в детском саду или в психологи­ческой консультации, мы ни в коем случае не должны воспитывать своего клиента. Пусть это делают профессионалы, специ­ально подготовленные к этой нелегкой деятельности.

Если психолог и занимается воспита­нием, то только как человек (отец, взрос­лый), а не как психолог. Совмещать эти две позиции тоже не здорово, именно по­этому странный современный гибрид "педагог-психолог" вызывает у многих идеосинкразию.

Здесь тоже требуются пояснения. Вве­дем и позицию педагога-воспитателя по отношению к его клиенту (последнее не очевидно: а имеет ли воспитатель клиента, т.е. есть ли здесь отношения доброволь­ности? Как ни трудно это допустить для нас, выросших в тоталитарном обществе с тоталитарным воспитанием, постараемся усилием мысли это сделать) через описа­ние ведущей деятельности и онтологи­ческой категории. С учетом выбранного нами уровня абстракции и по тактиче­ским соображениям начнем с онтологи­ческой категории.

Нам кажется, что наиболее правдо­подобным здесь является утверждение, что онтологической категорией, сквозь ко­торую воспитатель как бы видит своего воспитанника, является категория идеала. В самом деле, как бы ни разнились идеа­лы педагогов-антропософов, педагогов-православных, педагогов-коммунистов и пр., воспитывать без идеала, пожалуй, нельзя. Идеал это действительно то, сквозь что воспитатель видит своего воспитанника, специально смотрит на воспитанника.

Так вот, психолог не воспитатель именно потому, что в своей практической работе с клиентом отказывается от взгля­дов на клиента через призму сколь угодно разветвленной, изощренной, избыточно полной и пр. системы идеалов. Практиче­ский психолог всеми силами, на уровне принципов своей работы, отказывается от исповедования представлений о некото­рых идеальных типах личности. Велик соблазн использовать эти идеальные пред­ставления в работе с клиентом... Но как раз это и есть переход в позицию воспита­теля.

Позиция воспитателя не просто подра­зумевает смотрение на клиента через призму идеалов личности, она подразуме­вает в качестве неотъемлемого, атрибу­тивного своего содержания особую дея­тельность - деятельность оценивания, сравнения личности с заданным идеалом.

Мы не можем сформулировать полной гипотезы о ведущей (в выше указанном нами смысле) деятельности воспитателя по отношению к клиенту-воспитаннику, но для нас несомненно, что оценка является одной из важнейших составных частей такой деятельности, если даже не ее кле­точкой, генетическим ядром. Как бы ни были различны сами приемы и методы воспитания, воспитывать - это значит сравнивать с идеалом, вести к идеалу, подталкивать, заманивать идеалом.

Отказ от исповедования представле­ний об идеальных личностях, связан с от­казом от оценочной позиции по отноше­нию к клиенту. Не оценивай клиента, при­нимай его таким, каков он есть,- принцип многих современных направлений прак­тической психологии. Именно здесь гра­ница между работой воспитателя и рабо­той практического психолога: один не может не оценивать, второй старается как можно полнее отказаться от этого. Несом­ненно, психолог имеет достаточно под­робные представления о типах личности, акцентуациях характера и личности, воз­растных нормативах адаптированности личности и пр., но сидящего перед собой клиента он должен уметь принимать, по­нимать и любить.

Конечно, и здесь въедливый читатель скажет, что хороший воспитатель тоже и понимает, и принимает, и любит своего воспитанника. Может быть и так, но мы ведь говорим о воспитателе стандарт­ном, ортодоксальном, обычном, из обыч­ной современной школы или детского сада. Это такой-то любит и принимает своего воспитанника? Сомневаемся...

Что же касается указания на педаго­гов-новаторов, педагогов от Бога, то, смеем утверждать, они многое взяли у современной гуманистической психоло­гии. С ними практические психологи "одной крови".

Пример 2. Одна наша недавно защи­тившаяся дипломница со спецфакультета по подготовке школьных психологов расска­зала нам такую историю. Два года учебы в Московском университете убедили её в том, что позиция психолога в школе существенно разнится с позицией педагога. Имея за плечами большой педагогический опыт, житейскую мудрость и достаточную гибкость, женщина все решила для себя, что она не вернётся на работу в родную школу.

Там слишком многое связы­вало ее с позицией педагога. Она не была готова попробовать себя в чистой позиции практического психолога. Пошла в одну из соседних школ. Как водится, с ней беседует директор школы и спрашивает, что она умеет и на что рассчитывает. Диплом Мо­сковского университета, хороший стаж предыдущей работы. В общем, директор школы предложил ей должность замести­теля директора по воспитательной рабо­те. Женщина обиделась; все ее доводы, что психолог не воспитатель, встретили непо­нимание директора. Наученная горьким опытом, женщина пошла, устраиваться на работу в третью школу. Здесь, перечисляя директору свои умения, она среди прочего - смирившись - сказала, что готова взяться и за воспитательную работу с детьми. Этому удивился уже директор: "У меня тридцать три учителя занимаются вос­питательной работой. Что будете делать вы как психолог, а не как воспитатель?"

Психолог и юрист. Юрист - это еще один профессионал, с которым нередко путает психолога клиент. Начнем здесь также с описания конкретного случая, иллюстрирующего, что чувствует практи­ческий психолог, когда его путают с юристом (чиновником).

Пример 3. За помощью к психологу обращается женщина с дочкой младшего юношеского возраста, учащейся медицин­ского училища. В семье неприятность - девушку грозятся исключить из училища. Формальный повод для этого - дважды не сданный зачет по уколам. Мне объясняют, что зачетный укол надо было сделать в полноразмерный муляж человека.

Две попытки (два подхода к муляжу) не увенчались успехом, девушка слишком волновалась, уколы не удавались. Волнения на зачете перешли в разговоры с руковод­ством училища, новые волнения. За девуш­кой в училище закрепился ярлык - "псих". Преподаватель психологии из училища не смог оказать практическую помощь и на­правил девушку в психологическую консультацию. Для неполной - без отца - семьи это оказалось целым событием и в консульта­ции идут вдвоем, а вернее, консультирует­ся по сути дела мама, девушка как бы только при ней.

Основной сквозной запрос прост: "Александр Георгиевич! Ведь она не псих, правда?" Беседа с девушкой, использование некоторых психодиагностических методик убеждают нас в том, что патологии здесь, по-видимому (все таки возрастной психо­лог это не медицинский психолог и тем более не психиатр), нет. Но определенные характерологические особенности налицо, да и семья, семейная атмосфера и роди­тельские отношения не могут быть признаны оптимальными. Маму же волнует только одно: "Она не псих?" И когда психолог достаточно обоснованно говорит, что речи о патологии нет, девочка "не псих", мама резко меняется. "Александр Георгиевич, дайте нам справку, что дочка не псих, а еще лучше позвоните директору и скажите ему об этом. И пусть он не выгоняет за зря мою дочку из училища!" Справка, звонок, личная встреча психолога с руководством училища - вот что теперь волнует маму. Характерологические осо­бенности девушки и детерминировавшие их, видимо, семейные отношения не ин­тересны. Это все для мамы лишнее. К соб­ственно психологической работе мама (и девушка) не готова, это не входит в ее планы. Психолога используют лишь как чиновника, как юриста, защищающего ин­тересы их семьи перед самоуправством начальства училища.

Вот оно ключевое переживание психо­лога в такого типа ситуациях: меня пута­ют с чиновником, с юристом, от меня требуют чего угодно - звонка, документа, справки, но не собственно психологи­ческой работы, психологической помощи. Меня выталкивают в непривычную, не мою позицию.

Такие переживания бывают у практи­ческих психологов. Бывает, что мы даем справки. Реже - звоним. И все же, это не наша работа. Психолог не юрист, не чинов­ник. Чтобы прояснить это, казалось бы, очевидное утверждение введем описание позиции юриста по отношению к его кли­енту через известные нам понятия ведущей деятельности и онтологической категории. В случае юриста эти два понятия так­же оказываются, склеены друг с другом, оказываются двумя сторонами одной ме­дали. Онтологической категорией для юриста, несомненно, является категория права. Юрист смотрит на своего клиента через особые очки, которые высвечивают в человеке, прежде всего его права, обя­занности и интересы. Можно было бы сказать, что юрист смотрит на клиента через томики закона: закон это и есть оли­цетворение прав и обязанностей гражда­нина. Возраст, гражданство, собствен­ность гражданина, его включенность - помимо того, что он законопослушен и вменяем, - в систему подзаконных норма­тивов и правил - вот что интересует юри­ста в клиенте, вот что он должен высмот­реть в своем клиенте. Все это и объединяет в себе категория права.

Психолог не юрист потому, что не смотрит на своего клиента через очки категории права, уголовный, про­цессуальный, гражданский и пр. Кодексы и прочие нормативные юридические акты. Конечно, психолог и сам законопослушен и ответственен, он сам живет "под зако­ном''.

Он должен знать законы, чтобы жить и работать, но нет таких законов, которые бы регламентировали непосредственно его отношения с клиентом, а если и есть, то это самые общие, неспецифические для оказания психологической помощи зако­ны.

Закон о правах человека, о правах ре­бенка, о т.н. конфиденциальной личност­ной информации (есть и такой в ряде за­рубежных стран) - все эти самые общие законодательные акты распространяются на психолога как гражданина, а не на психолога как психолога.

Самый близкий собственно к психоло­гу закон в нашей стране - это закон о пси­хиатрической (т.е. врачебной!) помощи и подобные ему зарубежные аналоги. Пси­холог должен знать их. Других специфически психологических законов нет! Нужны ли они? Об этом чуть ниже.

Что же является ведущей деятель­ностью юриста по отношению к его кли­енту? Мы бы дали в данном случае неко­торое собирательное определение этой деятельности: юрист представляет права и интересы своего клиента в социуме. Тер­мин представлять видится нам более об­щим по отношению к терминам защищать, разъяснять и т.п. Психолог не юрист именно потому, что не представляет права и интересы своего клиента в социуме. Если последнее сформулировать афористично и не без доли юмора, то психолог работает со своим клиентом в теплой комнате и на мягком диване, пусть это даже будут про­дуваемая комнатенка и пара табуреток, а вот юрист работает со своим клиентом как раз в широком социуме, пусть даже это время от времени происходит в мягких роскошных креслах его кабинетов.

Дотошный читатель спросит: а как же школьный психолог, разве он не защищает интересы школяра перед администрацией школы. Мы ответим: сегодня - да, и слава Богу, что да. Но по понятию это должен делать скорее социальный работник, ра­ботающий в паре с психологом. Это его задача - представлять интересы клиентов перед администрацией школы, перед ЖЭКом, перед любыми другими чиновни­ками, а иногда и интересы ребенка перед нерадивыми родителями, обществом в целом.

Мы бы оттенили еще один аспект в сравнительном анализе позиций психоло­га и юриста. Одним из организационных принципов разворачивания и функциони­рования психологических служб, особенно полно реализуемом в развитых странах, является принцип максимально возможно­го для данного этапа развития общества разгосударствления психологической службы. Психолог как можно меньше должен чувствовать себя перед клиентом чиновником, представителем государственной машины.

Это и достигается разгосударствлением психологических служб, переходом их в ведение религиозных и общественных организаций и частных лиц. Разгосударствление затрагивает и так сказать нормативную базу работы психолога: по сути дела практический психолог в разго­сударствленных психологических службах - а мы склонны утверждать, что это ждет и наши психологические службы - ходит не столько под законом, сколько под уста­вом, профессиональным или/и моральным кодексом его общественной или профес­сиональной организации. Вот где самым подробным образом записаны права и обязанности и клиента и самого психолога - в профессиональном и моральном кодек­се практического психолога. Но кодекс это не закон, достаточно создать другую общественную организацию психологов и написать другой - иногда и прямо проти­воположный - кодекс, чтобы, как говорит­ся, почувствовать разницу. Приведем пример.

Пример 4. В последнее время одной из самых бурно и успешно развивавшихся является психологическая служба экстрен­ной телефонной помощи. В какие-то мо­менты, по нашим данным, в Москве, напри­мер, действовало до семи психологических телефонных консультативных служб. Каждая из них относилась к своей сфере и подчинялась (или не подчинялась) своему начальству. Здесь были и чисто государ­ственные службы (муниципальные в своем большинстве), и полугосударственные, и общественно-религиозные, и частные и даже коммерческие. Суть не в этом. Дея­тельность психолога-консультанта на такой службе особым образом регламен­тирована. Это могут быть правила, дого­вор, профессиональный кодекс. Они что-то требуют, что-то запрещают, что-то предполагают. Так вот: на одной из из­вестных нам телефонных психологических служб очные встречи консультанта с кли­ентом категорически были запрещены, а на другой, клиенты которой по своему соста­ву вряд ли сколь-нибудь существенно отли­чались от первой, разрешены и даже при­ветствовались как особый метод работы. Мы бы не хотели здесь вдаваться в аргу­ментацию запрета в одном случае и разре­шения в другом - по-видимому, для этого были веские научные и этические основания, - для нас важен сам факт двух диамет­рально противоположных формулировок в документации объединений практических психологов.

Не государство, а профессионально-психологическое сообщество должно опре­делять нормативную базу деятельности практического психолога. Вот что по сут