Глава 8. Немецкий героический эпос

В XII в. в Германии впервые возникает светская художественная литература на немецком языке, зафиксированная в письменных памятниках. Она служит выражением идеологии уже сложившегося к этому времени феодального общества и в то же время существенным орудием ее формирования и развития. Эта новая светская литература немецкого рыцарства имеет разные источники. С одной стороны, она импортирует новые сюжеты и жанры из Франции, классической страны западноевропейского феодализма, откуда в Германию проникла новая рыцарская культура и идеология. Именно во Франции впервые сложились в подлинном смысле классические образцы рыцарской литературы, которые в остальных странах Западной Европы служили предметом переводов и подражаний. С другой стороны, творчество феодальных кругов опирается на старую национальную традицию героического эпоса и народной обрядовой лирики, переработанную в той или иной степени в духе рыцарской идеологии.

Германский героический эпос, засвидетельствованный в древненемецкой письменности лишь небольшим отрывком "Песни о Хильдебранте", продолжал существовать в народной эпической традиции всего раннего средневековья, несмотря на преследование церковью "языческих песен". Вместе с упадком дружинного быта и формированием феодального общества исчезает дружинный певец, но его эпический репертуар переходит к шпильману, новому типу бродячего профессионального певца; по-прежнему он встречает интерес и в верхах феодального общества, и в широких народных массах, где, по свидетельству латинских хроникеров, не только слушали, но и "пели" о королях и героях старого времени. Шпильманы вносят в старинные эпические сказания значительные сюжетные изменения. Сказания эти подвергаются христианизации и феодализации, переносятся в рамки новых общественных отношений. Архаическое искусство аллитерации заменяется рифмой, заимствованной из латинской и немецкой клерикальной поэзии, что приводит к полной стилистической перестройке традиционных формул эпического языка.

Развитие рыцарской культуры в XII в. ставит перед искусством шпильмана новые задачи. Героический эпос с его воинскими идеалами должен был занять почетное место в новой светской литературе феодального общества. Под влиянием образцов, заимствованных из Франции (перевод "Песни о Роланде" попа Конрада Регенсбургского, около 1130 г., и др.), старинные эпические песни о Зигфриде и гибели Нибелунгов, о Дитрихе Бернском, Вальтере Аквитанском и многие другие перерабатываются в обширные эпические поэмы, которые предназначаются уже не для песенного исполнения, а для рецитации по рукописи шпильманом или ученым клириком. В этом существенное различие между средневековым немецким эпосом и русскими былинами или южнославянскими эпическими песнями. Былины и "юнацкие песни" дошли до нас в живой традиции народного творчества и устного исполнения народными певцами, тогда как немецкие средневековые эпические песни в своей первоначальной народной форме остались незаписанными и сохранились только в литературной обработке конца XII-XIII вв. При этой обработке народные эпические сказания подверглись более или менее значительному влиянию рыцарской идеологии и новых литературных форм. "Песнь о Нибелунгах" написана около 1200 г., после переводных рыцарских романов Гартмана фон Ауэ и одновременно с рыцарской лирикой Вальтера фон дер Фогельвейде. Но сквозь внешний налет куртуазных отношений нового рыцарского быта и идеологии отчетливо проступает старое народное содержание сказания, свободное от узкой сословной ограниченности, специфической для рыцарских романов куртуазного стиля. Простота и грубость, суровость и жестокость сохраняются и в позднейших обработках сказания о Нибелунгах как неизжитое наследие эпохи варварства.

Сюжеты немецкого эпоса XII-XIII вв. восходят по своему происхождению к племенным эпическим песням эпохи "великого переселения народов". Старые племенные противоположности эпических сюжетов выступают достаточно отчетливо и в эту, более позднюю эпоху. Отдельные сюжеты или циклы еще сохраняют свою самостоятельность. Франкский эпос о Зигфриде, бургундский - о Гунтере, готский - о Дитрихе и Эрманарике сближаются, но они еще не объединились в эпос немецкий. Процесс объединения остался незавершенным ввиду отсутствия для этого исторических предпосылок в феодально-раздробленной средневековой Германии.

Поэтому средневековый немецкий эпос не является в такой степени национальным, как эпос французский или испанский. Его герои не выступают защитниками родины или народа от иноплеменных захватчиков (как Роланд или Сид), их богатырские подвиги ограничены интересами личными и семейно-родовыми, племенными и феодальными. Характерно, что центром циклического объединения племенных эпических сказаний в процессе развития немецкого эпоса постепенно становится король гуннов Этцель (Аттила). Этот иноплеменный властитель играет в позднейших немецких героических сказаниях ту же роль идеального эпического монарха, которая принадлежит Карлу Великому в старофранцузском эпосе и князю Владимиру в русском.

Литературная обработка старых эпических песен в героические поэмы происходит почти исключительно на юго-востоке Германии, в придунайских землях, на территории Баварии и Австрии, где еще не сложилась в полной мере новая рыцарская культура. На западе, в передовых прирейнских землях, немецкое рыцарство увлекается в это время куртуазными романами, импортированными из Франции уже с 1170-х годов. Старая героическая песня осталась здесь народным искусством, которое не нашло отражения в письменной литературе феодального общества.

"Песнь о Нибелунгах" (ок. 1200 г.) представляет собой обширную поэму, состоящую из 39 песен ("авантюр") и насчитывающую около 10 000 стихов, объединенных в строфы по четыре стиха (с парными рифмами).

В городе Вормсе, в королевстве бургундов, рассказывает поэма, царствует король Гунтер и его братья. Зигфрид, королевич с нижнего Рейна, заслышав о красоте сестры Гунтера Кримхильды, приезжает в Вормс, чтобы добыть ее себе в невесты. Он помогает Гунтеру в его войнах, видит Кримхильду на празднике, устроенном в честь победителя, и просит у Гунтера ее руки. За это Гунтер требует от Зигфрида помощи в своем сватовстве к Брюнхильде, царствующей в далекой Исландии. С помощью шапки-невидимки Зигфрид помогает Гунтеру одолеть Брюнхильду в воинских состязаниях и укрощает невесту на брачном ложе, передав ее нетронутой своему другу. Обман раскрывается через несколько лет в споре между королевами, когда Кримхильда показывает Брюнхильде пояс и кольцо, отнятые у нее Зигфридом в брачную ночь. Месть за Брюнхильду, с согласия Гунтера, берет на себя Хаген фон Тронье, старейший вассал бургундских королей: он изменнически убивает Зигфрида во время охоты и отнимает у Кримхильды наследие Зигфрида, клад Нибелунгов, утопив его в Рейне. Много лет спустя безутешная Кримхильда выходит замуж за короля гуннов Этцеля (Атти-лу) и зазывает братьев к себе в гости, чтобы отомстить за Зигфрида. В пиршественном зале, по наущению Кримхильды, разгорается бой. В сражении с гуннами поочередно погибают все бургундские витязи. Гунтера и Хагена берет в плен Дитрих Бернский, сильнейший из вассалов Этцеля. Кримхильда велит убить их обоих; последним она убивает Хагена, который отказывается выдать клад, похищенный у Зигфрида. Тогда старый Хильдебрант, начальник дружины Дитриха, убивает Кримхильду, виновную в гибели стольких славных витязей.

Немецкая "Песнь о Нибелунгах" является результатом трансформации старинного эпического сказания под влиянием рыцарской литературы конца XII в. На последней ступени этой трансформации "Нибелунги" приближаются к типу рыцарского романа, рассказывающего о любви и мести Кримхильды, с ти-пичными мотивами рыцарского служения даме, супружеской любви, феодальной чести верности. Зигфрид изображается как королевич знатного рода и рыцарского воспитания, полюбивший Кримхильду по слухам о ее красоте. Кримхильда в течение многих лет хранит верность любимому мужу, с которым живет в идиллических семейных отношениях. Пышные праздники, пиршества и турниры чередуются с битвами, в которых проявляются воинская доблесть и сила витязей. Поэма развертывает идеальную картину военной и мирной жизни феодального общества в эпоху расцвета рыцарской культуры. Широкое и развернутое эпическое повествование далеко ушло от стиля краткой героической песни, засвидетельствованного в "Эдде" или в "Песне о Хильдебранте". Оно богато эпизодами и описательными подробностями, разговорными сценами и картинами душевных переживаний героев.

Страница из рукописи 'Песнь о Нибелунгах'

В то же время сквозь налет этой литературной обработки выступают подлинные черты героического народного эпоса, к которому восходят монументальные образы героев и основные мотивы и драматические ситуации эпического сказания. Таковы молодой герой Зигфрид, который становится жертвой "подлого предательства"^*, и его антагонист - "суровый Хаген", героический злодей, образец непреклонного мужества и феодальной верности дружинника или вассала, ради чести и славы господина готовый на подвиги и преступления; строптивая невеста Брюнхильда, виновница кровавых раздоров, и кроткая, любящая Кримхильда, "прекрасная девушка, любимая всеми", которая как мстительница за своего возлюбленного превращается в "бесовскую фурию", вдохновляющую братоубийственную распрю между родичами до полного уничтожения виновников гибели Зигфрида. Из немецкого эпоса о Дитрихе в "Нибелунги" переходит образ Этцеля (Аттилы), как гостеприимного и доброго, но пассивного короля, знакомого нам по эпосу, и самого Дитриха Бернского с его дружинниками, сильнейшего и справедливейшего из героев.

^* (К. Маркс, Ф. Энгельс о литературе. 4-е изд. М., 1983. Т. 2. С. 515.)

Несмотря на феодально-христианскую обработку, сюжет поэмы о Нибелунгах содержит пережитки более ранних ступеней развития сказания, оттесненные в поэме на задний план: рассказы о первых подвигах молодого Зигфрида, о его победе над драконом и добыче им клада Нибелунгов и о чудесной деве-воительнице Брюнхильде. Основанные на древней богатырской сказке, связанной с мифологическими представлениями германского язычества, сказания превратились в рыцарской поэме XII в. в традиционный сказочный мотив, не всегда понятный самому шпильману и его христианской аудитории. Для восстановления этих элементов сказания, затемненных в немецкой поэме, особенно важное значение имеют скандинавские источники: героические песни старшей "Эдды", к которым примыкают "Сага о Волсунгах" и прозаический рассказ в "Эдде" Снорри. Песни "Эдды", относящиеся к разному времени (IX-XII вв.), отражают различные последовательные версии развития сказания на скандинавской почве; более поздние прозаические источники (XIII в.) делают попытку свести эти противоречия к связному единству биографического повествования. Особое место в скандинавской традиции занимает норвежская "Сага о Тидреке" (XIII в.), которая основывается на нижненемецких песнях и, таким образом, сохраняет форму поэтической обработки сказания, непосредственно предшествующую поэме о Нибелунгах (XII в.).

Как видно из сопоставления указанных источников, о юности Зигфрида существовали разноречивые сказания. Он - сын Зигмунда, о котором "Сага о Волсунгах" сохранила обширное сказание. Но вместе с тем (и это представление, по-видимому, более древнее) Зигфрид вырастает в лесу, как безродный отрок, на попечении волшебного кузнеца. Кузнец кует Зигфриду меч для его первого подвига, но меч не выдерживает испытания на прочность; тогда сам Зигфрид выковывает себе достойное оружие, которым рассекает наковальню. Зигфрид добывает несметный клад ("сокровище Нибелунгов"), по одним сказаниям,- победив альбов (карликов), первоначальных владельцев клада, по другим - огнедышащего дракона. По немецкой версии, он искупался в крови дракона и стал неуязвимым (отсюда его прозвище "роговой Зигфрид"), кроме одного места - между лопатками, куда упал липовый листочек; в это место его и поражает предательский удар Хагена. По скандинавским источникам, кровь дракона попала ему на язык и он научился понимать песни птиц. С кладом связана шапка-невидимка, которой Зигфрид пользуется в немецком сказании, чтобы помочь Гунтеру в его состязаниях с Брюнхильдой.

В скандинавских сказаниях на кладе лежит проклятие первого владельца (карлика Андвари), у которого боги насильно отняли золото и волшебное кольцо. По этому проклятию клад приносит смерть всем его владельцам. В "Эдде" Снорри этот мотив служит основой циклического объединения сказаний о Зигфриде и гибели Нибелунгов.

Разноречивость этих эпических сказаний связана с обычными условиями развития устной традиции, с параллельным существованием целого ряда песен, представляющих различные версии одного и того же сказания. Песни о подвигах молодого Зигфрида, о драконе и кладе, несомненно, существовали и в немецкой эпической традиции. Об этом свидетельствует сама "Песнь о Нибелунгах" (в которой Хаген рассказывает Гунтеру о молодости Зигфрида), а также "Песнь о Зейфриде", средневековая немецкая песня о юности Зигфрида, сохранившаяся лишь в поздней и сильно искаженной редакции XVI в., послужившей впоследствии источником для популярной "народной книги" о Зигфриде.

В одной из песен "Эдды" ("Песнь о Сигрдрифе") рассказывается, что Сигурд разбудил валькирию Сигрдрифу, погруженную богом Одином в волшебный сон на вершине горы. Только витязь, не знающий страха, мог проникнуть к спящей и обручиться с ней. Этот сюжет представляет собой вариант распространенной в мировом фольклоре сказки о спящей красавице, связанной здесь с популярным героем германского эпоса. В некоторых более поздних скандинавских версиях, особенно в "Саге о Волсунгах", валькирия отождествляется с Брюнхильдой. По этой поздней версии, Сигурд, разбудив Брюнхильду от волшебного сна, обручился с ней, но позже изменил ей, околдованный напитком забвения, который поднесла ему мать Гудруны, и просватал Брюнхильду своему названному брату Гуннару. Немецкие версии сказания не знают этого мотива, который является продуктом позднейшего, притом исключительно местного, скандинавского развития, попыткой психологически углубить и мотивировать не вполне понятные отношения между Зигфридом и Брюнхильдой. Однако под влиянием романтической германистики первой половины XIX в., исходившей из неправильного представления о безусловной архаичности всех мотивов скандинавской традиции, романтическая версия о юношеской любви Зигфрида и Брюнхильды прочно вошла в многочисленные популярные переложения германских эпических сказаний и в основанную на них художественную литературу XIX в.

В сказании о сватовстве Гунтера между "Эддой" и немецкой поэмой существует также значительное различие. В скандинавских источниках Сигурд добывает Гуннару невесту, поменявшись с ним обликом; он проезжает вместо него через пламя, окружающее дворец Брюнхильды, три ночи он делит с ней ложе, но, верный своему названному брату Гуннару, кладет меч между нею и собой. Обе версии о Зигфриде-свате - скандинавская и немецкая - в разной форме отражают весьма древний бытовой мотив помощника в сватовстве, заменяющего жениха на брачном ложе (пережиток группового брака). Гибель Гунтера также имеет в скандинавских источниках иную мотивировку, чем в немецких: Атли зазывает к себе бургундов, чтобы завладеть кладом Сигурда, наследием его жены; Гудруна мстит мужу за убийство братьев - она убивает его во время поминальной тризны и сжигает его дворец. Скандинавская версия сохранила здесь первоначальную форму сказания, более близкую к историческим фактам - гибели бургундского царства, разрушенного гуннами в 437 г., и смерти Аттилы (453), виновницей которой последующее поэтическое предание сделало германскую пленницу Ильдико (Хильду). Эта первоначальная версия сохраняет отпечаток более древней стадии общественного быта, в которой родовые отношения (связи по крови) крепче семейных; она рассказывает о мести мужу за родичей. В немецкой версии в результате сближения со сказанием о Зигфриде месть сестры за братьев заменяется местью вдовы за мужа в соответствии с новыми общественными отношениями и понятиями феодально-христианской эпохи.

В противоположность историческому сказанию о гибели бургундского царства сказание о Зигфриде не имеет прямых исторических источников. Господствовавшая в первой половине XIX в. "мифологическая школа", исходя из мысли, что большинство эпических сказаний являются природными мифами, приуроченными на позднейшей стадии развития к именам эпических героев, пыталась объяснить и сказание о Зигфриде как героизированный миф. С этой точки зрения в Зигфриде хотели видеть солнечного бога, который на заре своей жизни побеждает силы тьмы, убивает дракона, добывает клад и девушку, а на закате своего пути становится жертвой темных сил, которые околдовывают его волшебным напитком, отнимают девушку, клад и обманом убивают. Исторические бургунды в процессе развития эпоса заменили мифических "Нибелунгов", олицетворявших собой темные силы подземного мира: название "Нибелунги" происходит от слова Nebel - "туман" ("дети туманов"); в "Эдде" - Нифльхейм означает подземный мир, страну умерших, "область тумана".

Основным звеном этой теории является мотив обручения Зигфрида с Брюнхильдой и отождествление спящей валькирии, разбуженной Сигурдом (в "Эдде"), с Брюнхильдой. Поскольку это отождествление, засвидетельствованное лишь в поздних скандинавских источниках, признается в настоящее время не отражением древнего мифа, а позднейшим поэтическим вымыслом, мифологическое истолкование образа Зигфрида лишается своей важнейшей опоры. Точно так же поэтическая мифология скандинавских источников (связь Сигурда и его предков с Одином, валькириями и т. п.) не является, как думали "мифологи", исконным и архаическим отражением "общегерманской" мифологии, будто бы уцелевшей на языческом севере: это новый результат специфического местного развития сказания в скандинавских странах в "эпоху викингов" (IX-XI вв).

Этим не исключается, конечно, мифологическое происхождение отдельных сказочных мотивов эпоса (бой с драконом, добыча клада, пробуждение "спящей красавицы" и др.), сохранивших в поэтической форме ряд пережитков первобытных общественных отношений и верований даже там, где они заново переосмыслены, как в немецкой "Песни о Нибелунгах", новой, феодально-христианской идеологией рыцарского общества.

Вопрос о том, как сложилась "Песнь о Нибелунгах", занимал исследователей немецкого эпоса с начала XIX в. Опираясь на работу Ф. А. Вольфа ("Пролегомены к Гомеру", 1795), который отрицал существование индивидуального автора "Илиады", Карл Лахман и его школа рассматривали "Песнь о Нибелунгах" как редакционный свод анонимных народных песен, соответствующих по своему содержанию последовательным эпизодам сказания. Дальнейшая критическая работа над историей германского эпоса обнаружила несостоятельность концепции Лахмана (как и аналогичной концепции происхождения французских эпопей). Новейшие исследования Хойслера показали на основании сопоставления "Нибелунгов" со сходными по содержанию песнями "Эдды", что в основе поэмы лежат две краткие эпические песни, соответствующие двум основным частям поэмы: песня о Зигфриде-свате (сватовство Гунтера к Брюнхильде и убийство Зигфрида) и песня о гибели бургундов (месть Кримхильды). Развитие краткой эпической песни в поэму происходило путем дальнейшего развертывания сюжета песни, обогащения его новыми действующими лицами, эпизодами, описательными подробностями и т. д. Эта переработка героической песни, сложившейся в эпоху "великого переселения народов" (V-VI вв.) в большую эпическую поэму, совершается несколькими последовательными этапами, причем окончательная редакция поэмы (около 1200 г.) является продуктом творчества индивидуального поэта и отражает влияние рыцарской литературы XII в. Этот путь разрастания героической песни в эпопею, который может быть прослежен с помощью сравнения последовательных отражений сказания в песнях "Эдды", в "Тидрексаге" и в немецкой поэме, является вполне закономерным для эволюции старых эпических песен в феодальную эпоху.

Литературный интерес к "Нибелунгам" возрождается в Германии в середине XVIII в. в связи с обращением бюргерского Просвещения к немецкому национальному прошлому (первое издание Бодмера в 1757 г.). В эпоху романтизма "Песнь о Нибелунгах" прославлялась как "немецкая Илиада". Романтическая германистика (Я. Гримм и его школа) положила начало ее изучению; в XIX в. создается целая "наука о Нибелунгах". Под знаком романтического интереса к германскому национальному эпосу в немецкой литературе XIX в. создаются многочисленные драматические обработки "Нибелунгов", опирающиеся как на немецкую, так и на скандинавскую традицию: "Герой Севера" романтика Фуке (1810), "Нибелунги" Геббеля (1862) и в особенности музыкальная тетралогия Вагнера "Кольцо Нибелунга" (1842-1862), наиболее способствовавшая широкой художественной популяризации этого сказания. Исключительно на скандинавские источники опирается романтическая драма молодого Ибсена "Воители в Хельгеланде" (1858).

Немецкая националистическая критика всегда видела в образе юного Зигфрида "германского героя", по преимуществу носителя героических воинских качеств, будто бы специфических для "немецкого духа". На самом деле идеал бесстрашного героя-воина, воплощенный в германском эпосе в образе Зигфрида, одинаково характерен для эпического творчества всех народов.

"Песнь о Нибелунгах" не стоит обособленно в средневековой немецкой поэзии. В репертуаре шпильманов сохранились многочисленные сюжеты старого героического эпоса, в различной степени переоформленные и приспособленные к вкусам рыцарского общества. К числу таких поэм относится "Гудруна" (ок. 1210 г.), написанная вариантом "нибелунговой строфы".

Поэма начинается с краткого вступления, рассказывающего о том, как ирландский королевич Хаген был унесен огромным грифом на дикий остров, где он вырос в обществе трех королевских дочерей, также похищенных грифами. Одна из них по возвращении на родину становится его женой.

В первой части поэмы рассказывается о дочери Хагена Хильде. Король-отец не хочет выдавать свою дочь замуж и велит казнить всех сватов, которых к нему посылают из соседних стран. Заслышав о красоте Хильды, молодой Хетель, король Хегелингов, снаряжает большое посольство. В Ирландии послы выдают себя за богатых купцов, потом за изгнанных Хетелем непокорных вассалов. Один из них, Хорант, поражает сердца всех слушателей волшебной песней, которая пленяет королевну, и она обещает следовать за ним в страну Хетеля. Послы увозят Хильду на своем корабле. Хаген преследует похитителей. Между ним и Хетелем происходит поединок, который благодаря вмешательству Хильды заканчивается всеобщим примирением.

Во второй части рассказывается о судьбе Гудруны, дочери Хетеля и Хильды. Во время отсутствия Хетеля на страну Хегелингов совершает набег нормандский герцог Хартмут, которому удается похитить Гудруну. Жених Гудруны Хервег вместе с Хетелем преследует похитителей на своих кораблях. В последующем сражении Хетель погибает от руки норманнов; Хервег с дружиной Хегелингов, почти целиком истребленной в бою, вынужден отказаться от преследования и отложить месть до тех пор, пока не подрастет молодая дружина. Гудруна остается в плену у норманнов. Она отказывается стать женой своего похитителя и сохраняет верность жениху. Мать Хартмута, злая Герлинда, чтобы сломить сопротивление пленницы, заставляет ее работать как служанку. Через 13 лет Хервег снова снаряжает дружину для поездки через море. При этом его сопровождают Хорант и другие вассалы Хагена, принимавшие ранее участие в похищении Хильды. Выйдя утром на разведку, Хервег встречает Гудруну и ее подругу, которые в холодный мартовский день полощут белье на морском берегу. Происходит признание и битва под стенами замка, которая заканчивается победой Хегелингов и возвращением пленницы в родную страну.

Основная часть поэмы - сказание о похищении Хильды - встречается со сходными именами в различных скандинавских источниках.

По рассказу, сохранившемуся в "Эдде" Снорри, Хильду, дочь короля Хогни (т. е. Хагена), похищает Хедин, сын Хьярранда (т. е. Хоранта). Хогни настигает беглецов у Оркнейских островов. Хильда предлагает отцу в качестве выкупа ожерелье, но отец отвергает ее дары. До вечера длится битва. Ночью оба короля с дружинами уходят на суда, но Хильда идет на поле битвы и колдовскими чарами пробуждает мертвых; наутро они участвуют в сражении вместе с живыми.

Представление о битве мертвецов, с которым связано в скандинавских источниках сказание о Хильде, широко распространено в фольклоре многих народов и отражает примитивные представления о судьбе души после смерти. Фольклорные источники имеет также вера в магическую силу песни и образ волшебного певца, которому покорны природа и люди. Мотив этот встречается в народных балладах (немецких, английских, скандинавских) как пережиток магического значения песни в первобытной народнообрядовой поэзии (ср. волшебные песни Вейнемейнена в "Калевале").

Сказание о похищении Хильды имеет, по-видимому, очень древнее происхождение, и местом его действия, как показывают географические названия, с самого начала было Северное море. В скандинавских версиях выступают архаические черты патриархального родового строя: брак, связанный с "умыканием" невесты и последующим "выкупом". В немецкой поэме отражается более поздняя историческая эпоха - опустошительные набеги норманнов на побережье Северного моря (IX-XI вв.). Сватовство Хетеля разукрашено традиционными для шпильмановского эпоса XII в. авантюрными чертами - поездки за море за невестой, которую добывают хитростью или силой, обычно с помощью чудесных помощников. Характер этой разработки сюжета о сватовстве, широко популярного в немецкой эпической литературе XII в., связан с исторической обстановкой крестовых походов, раздвинувших географический горизонт западноевропейского общества и вызвавших интерес к заморским странам. С мотивами фантастических морских путешествий, распространенными в средневековой литературе и в конечном счете восходящими к восточным источникам, связана и "робинзонада" юного Хагена на острове грифов, не имеющая прямого отношения к героическому сказанию. Сказание о Гудруне вряд ли имеет самостоятельные источники: оно является вариантом похищения Хильды, обычным в эпосе и сказке "вторым кругом" повествования, в котором шпильман еще раз проводит перед слушателем уже знакомых ему героев. При этом, как и в "Нибелунгах", бытовая обстановка, в которой развертывается действие поэмы, принадлежит целиком позднейшей феодальной культуре XII в., с тем отличием, что здесь еще более широко развернуты картины не только боевой, но и мирной жизни рыцарского замка (жизнь Гудруны в плену у норманнов и др.). Впрочем, поэма, сохранившаяся в единственной рукописи, не имела в средние века распространения, вероятно, потому, что по своему сюжету она осталась изолированной в процессе циклизации средневекового эпоса.

Наибольшей популярностью из сюжетов героического эпоса пользовались в средневековой немецкой поэзии сказания о Дитрихе Бернском. Исторический сюжет "изгнания и возвращения" Дитриха лежит в основе поэм "Бегство Дитриха" и "Равеннская битва" (середина XIII в.), представляющих расширенную переработку не дошедшей до нас героической песни XII в.

В обеих поэмах место Одоакра прочно занял Эрменрих (Эрманарик), дядя Дитриха: по наущению злого советника Сибиха Эрменрих убивает своего сына, племянников и отнимает у Дитриха его удел. Дитрих находит приют у короля гуннов Этцеля и с его помощью делает попытку вернуться в свои владения. В битве под стенами Равенны погибают юные сыновья Этцеля, отпросившиеся в первый раз посмотреть на сражение. В тумане их настигает изменник Витеге, дружинник Дитриха, перешедший на сторону Эрменриха, и убивает их безоружными.

Витеге, как и Хаген, представляет характерный для эпической поэзии образ героического злодея. Его имя историческое: у готского летописца Иордана (VI в.) упоминается витязь Витеге - "храбрейший из готов".

Дальнейшее развитие немецких поэм о Дитрихе связано с процессом циклизации средневекового немецкого эпоса. Первым шагом в этом направлении после объединения сказаний о Дитрихе и Эрманарике было введение Дитриха как вассала Этцеля в рассказ о гибели бургундских королей в "Нибелунгах". Место, занимаемое в готских сказаниях Этцелем как покровителем Теодорика, и привело в конечном счете к снятию с него прямой вины за гибель бургундов. Этцель становится идеальным эпическим монархом, добрым властителем, покровителем изгнанников; его вассалы - германские витязи (Дитрих и другие) в соответствии с историческим фактом зависимости остготов от гуннов.

Последующим этапом циклизации явилось сопоставление героев рейнского и дунайского циклов, прежде всего Зигфрида и Дитриха. Эту тему трактует поэма "Розовый сад" (около 1250 г.), где рассказывается о том, как Дитрих с двенадцатью витязями выезжает в Вормс, чтобы биться с двенадцатью витязями во главе с Зигфридом, которые охраняют прекрасный "розовый сад", принадлежащий Кримхильде. Каждый из победителей получит венок из роз и поцелуй королевы. В ряде поединков витязи Дитриха побеждают своих противников, а сам Дитрих не без усилий одерживает победу над Зигфридом.

В целом ряде поэм позднейшего происхождения юный Дитрих является героем чудесных приключений с великанами и карликами. Постоянным спутником молодого героя в этих приключениях становится его воспитатель, старый Хильдебрант, который с отеческой заботливостью опекает своего питомца и неоднократно спасает его.

В южнонемецких поэмах XIII в. вокруг имени популярного эпического героя вырастает целый цикл подобного рода приключений, заимствованных шпильманами частью из авантюрных рыцарских романов, частью из местных фольклорных преданий.

В целом поэмы о Дитрихе образуют полную поэтическую биографию героя от юношеских подвигов (приключения с великанами и карликами) до "изгнания" в зрелом возрасте и "возвращения" в старости. Однако на немецкой почве биографическая циклизация не получила реального завершения в художественном произведении. Такую связную биографию Дитриха на основе немецких источников представляет норвежская "Сага о Тидреке", включающая и другие эпические сюжеты (например, из "Нибелунгов") по принципу прямого или косвенного участия в них Дитриха.

Богатство эпических сюжетов, связанных с именем Дитриха, свидетельствует о его исключительной популярности, в особенности в придунайских землях, в Баварии и в Австрии. В средневековых исторических памятниках неоднократно отмечается, что песни о Дитрихе имели широкое распространение среди народных масс. Так, уже Кведлинбургская хроника (X в.) отмечает, что "об этом Дитрихе Бернском издавна поют крестьяне". То же подтверждает писатель XVI в.: "Наши люди много поют и рассказывают о нем, и вряд ли существует другой старый король, который был бы так известен у нас среди простых людей..."

Действительно, поэмы о Дитрихе имеют ярко выраженный демократический характер по сравнению не только с куртуазной литературой, но даже с окончательной редакцией "Нибелунгов", обработанной под влиянием рыцарского романа. Этим объясняется отсутствие в них мотивов рыцарской любви и в ряде случаев полемическое отношение к рыцарской идеологии. Так, Дитрих иронически относится к модному служению даме. В поэме "Розовый сад" он заявляет: "Какие странные эти женщины! Ни одна из них не хочет взять мужа, если я с ним раньше не сразился. Когда он меня убьет насмерть или нанесет мне тяжелую рану, он поцелует с любовью ее алые губки, да к тому же еще заслужит венок из роз". В свою очередь, старый Хильдебрант, победив своего противника, отказывается поцеловать Кримхильду. "Свой поцелуй,- заявляет он,- я оставлю дома - для дорогой моей жены". Образы Дитриха и его воспитателя наделены чертами простоты и патриархального добродушия, совершенно чуждыми собственно рыцарской литературе. Дитрих, самый сильный из витязей, не любит ненужного кровопролития и хвастливого молодечества; он стоит за справедливость и мир и, только понуждаемый обстоятельствами, прибегает к решению спора силой. Герои, окружающие Дитриха, его боевые товарищи, с которыми он связан взаимной верностью, прошедшей через ряд испытаний, отличаются не куртуазным "вежеством", характерным для феодальной аристократии, а грубоватой мужественностью, что в особенности подчеркнуто в поэме "Розовый сад" при сопоставлении Гунтера и Зигфрида с модными рыцарями. В поздних поэмах о молодом Дитрихе чудесные приключения героев тесно связаны с фантастикой народных поверий, преданий и сказок, заимствованной из фольклорных источников. Все это указывает на более интенсивное участие народной среды в процессе создания и творческой переработки поэм и песен этого цикла.

Вообще традиционное народно-эпическое содержание немецкого эпоса XII-XIII вв. не всегда одинаково значительно. В "Нибелунгах" оно засвидетельствовано в ряде версий, непосредственно приводящих к древнейшим героическим песням; в других случаях трактовка сюжета шпильманами может иметь максимально свободный характер (например, в многочисленных поэмах о героическом сватовстве). При этом эпос живет не замкнутой жизнью: в творчестве шпильмана он нередко пополняется повествовательным материалом, заимствованным из других литературных жанров, национальных и международных, из французского героического эпоса и рыцарских романов, из христианской легенды, народной сказки, местных фольклорных преданий; даже из актуальных событий современной политической жизни. Различным может быть литературное оформление эпической поэмы и по своему социальному стилю: куртуазный стиль гораздо заметнее в "Нибелунгах" и в "Гудруне", тогда как в поэмах о Дитрихе отчетливо выступают демократические тенденции. Но общим свойством старого, героического эпоса по сравнению с новым, куртуазным является отношение к эпическому сюжету не как к произвольному вымыслу, а как к своеобразному историческому преданию, живущему в песенной традиции, и в то же время отсутствие узко сословной точки зрения, характерное для всех произведений народного творчества.

Раздел III. Литература эпохи развитого феодализма. Рыцарская и клерикальная литература