Глава 34. Общая характеристика

Литература Возрождения в Испании, а также в Португалии, культурно связанной с ней и даже подвластной с 1580 по 1640 г. испанским королям, отличается большим своеобразием, находящим объяснение в особенностях исторического развития Испании. Уже во второй половине XV в. здесь, как и в других странах Европы, наблюдается подъем буржуазии, рост промышленности и внешней торговли, зарождение капиталистических отношений и, как следствие всего этого, расшатывание феодальных учреждений и феодального мировоззрения. Последнее особенно подрывалось гуманистическими идеями, проникавшими из наиболее передовой страны того времени - Италии. Однако в Испании процесс этот протекал очень своеобразно, по сравнению с другими странами, вследствие двух обстоятельств, составлявших специфику истории Испании той эпохи.

Первое из них связано еще с условиями, в которых протекала реконкиста. То, что отдельные области Испании отвоевывались порознь, разновременно и в неодинаковых условиях, привело к тому, что в каждой из них выработались особые законы, нравы и местные обычаи. Крестьянство и основанные на отвоеванных землях города в разных местах получили различные права и вольности. Экономический подъем Испании сопровождался формированием единого национального рынка и установлением общности экономических интересов, возникающих из национального разделения труда, этих необходимейших предпосылок интенсивного развития капитализма. С другой стороны, разнородные местные права и вольности, за которые различные области и города цепко держались, являлись причиной постоянных конфликтов между ними и королевской властью. Нередко случалось даже, что города объединялись против нее с феодалами. Поэтому к концу раннего средневековья в Испании не установилось такого тесного союза между королевской властью и городами против крупных феодалов. Испанский абсолютизм, при "королях-католиках" (Фердинанд и Изабелла) обладавший некоторыми прогрессивными чертами (борьба с помощью городов против крупных феодальных сеньоров), при их внуке Карле I (1515-1556, он же с 1519 г.- германский император Карл V) приобретает реакционный характер, особенно после того, как Карл I разгромил в 1521 г. восстание городских коммун, на помощь которым пыталась отчасти прийти ущемленная абсолютизмом аристократия.

С тех пор абсолютизм прочно установился в Испании. Однако по причине слабого буржуазного развития ее областей абсолютизм не привел к национальному и государственному объединению всей страны. По словам Маркса, в Испании "...централизация так и не смогла укорениться..."^*. Маркс формулирует следующим образом разницу между абсолютизмом в Испании и в других странах: "Именно XVI век был эпохой образования крупных монархий, которые повсюду возникли в связи с ослаблением враждовавших между собой феодальных классов: аристократии и горожан. Но в других больших государствах Европы абсолютная монархия выступает как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества. Там она была горнилом, в котором различные элементы общества подвергались такому смешению и обработке, которое позволило городам променять свое средневековое местное самоуправление на всеобщее господство буржуазии и публичную власть гражданского общества. Например, в Испании аристократия приходила в упадок, сохраняя свои худшие привилегии, а города утрачивали свою средневековую власть, не приобретая значения, присущего современным городам"^**. Маркс продолжает, имея в виду экономический упадок, наступающий в середине XVI в.: "По мере упадка торговой и промышленной жизни городов внутренний обмен становился реже, взаимное общение жителей разных провинций слабее, средства сообщения забрасывались, большие дороги пустели. (...) Абсолютная монархия не только нашла в Испании материал, по самой своей природе не поддающийся централизации, но она сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить возникновения общих интересов, обусловленных разделением труда в национальном масштабе и многообразием внутреннего обмена, которые и являются единственно возможной основой для установления единообразной системы управления и общего законодательства. Таким образом, абсолютная монархия в Испании, имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы вообще, должна скорее быть отнесена к азиатским формам правления. Испания, подобно Турции, оставалась скоплением дурно управляемых республик с номинальным сувереном во главе"^***.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 10. С. 431.)

^** (Там же. С. 431-432.)

^*** (Там же. С. 432.)

Другая особенность исторического развития Испании в XVI в. заключается в следующем. Результатом необычайного притока золота из Америки явилось резкое вздорожание всех продуктов - "революция цен", которая затронула все европейские страны, но с особенной силой проявилась в Испании. Так как стало выгоднее покупать заграничные продукты, испанская промышленность во второй половине XVI в. сильно сократилась. В упадок пришло также и сельское хозяйство - отчасти по той же самой причине, отчасти вследствие массового разорения крестьян и обеднения огромного числа мелких дворян-земледельцев, не выдерживавших конкуренции с крупными помещиками, которые пользовались разными привилегиями. К тому же соблазн легкой наживы в колониях или в европейских областях, подвластных Испании (Фландрия, южная Италия), путем военной службы, связанной с грабежом мирного населения, торговых и денежных спекуляций, разных темных афер, отвращал множество людей от производительного труда, создавая полчища авантюристов, мародеров, искателей счастья, принадлежащих к самым различным классам общества.

К этому надо добавить крайне неравномерное распределение поступавших из колонии богатств. Наибольшая часть их доставалась дворянству, которое стояло во главе всех колониальных предприятий и оказалось главным, если не единственным владельцем копей и рудников, где добывались ценные металлы. В свою очередь, из всего причастного к этому грабежу дворянства особенно богатела высшая аристократия, получавшая, помимо разных монополий и целых областей в Новом Свете, бесчисленные пенсии, синекуры и всякого рода подачки из рук короля. В результате в эту раннюю стадию первоначального накопления в Испании не произошло имевшей место в других странах - особенно в Италии и Англии - консолидации буржуазии как класса на основе развития капиталистического хозяйства.

Испанский абсолютизм имел поэтому значительно более узкую социальную базу, чем абсолютизм в большинстве других европейских стран. Старые феодалы поневоле мирились с ним, тем более, что он в полной мере считался с их экономическими интересами, буржуазия по необходимости покорялась ему, а народные массы принимали его как наименьшее зло, видя в нем все же некоторую защиту против угнетения их феодалами. Истинную опору испанского абсолютизма составляло лишь среднее дворянство ("кабальерос"), поскольку эта система в полнейшей мере удовлетворяла его требованиям и интересам,- особенно же выделившаяся из него новая аристократия, которая образовала правящую верхушку общества. Что же касается мелкого дворянства ("идальгии"), то, поскольку, с одной стороны, значительные слои его беднели и приходили в упадок, а с другой стороны, перед ним все же открывались соблазнительные перспективы и мелькал призрак славы, легкого обогащения, его отношение к абсолютизму было двойственным: идальгия была предана королевской власти или, по меньшей мере, лояльна, однако в то же время в ней таилось глубокое внутреннее недовольство, принимавшее иногда идеологически очень острые формы.

При таких условиях испанский абсолютизм все время нуждался для своей поддержки в вооруженной силе и являлся типическим военно-полицейским режимом. Другой опорой его была католическая церковь, "в качестве... наиболее общей санкции существующего феодального строя"^*. Густая сеть монастырей покрывала страну, насчитывавшую несколько сот тысяч священников и монахов. Эта армия церковнослужителей яростно боролась со всякими проявлениями свободомыслия, не допуская, в частности, развития в Испании протестантских идей, и пропагандировала взгляды, угодные государственной власти. Особенно видную роль в Испании XVI-XVII вв. играли иезуитский орден и инквизиция, благодаря которой, как говорит Маркс, "...церковь превратилась в самое несокрушимое орудие абсолютизма"^**.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 361.)

^** (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 10. С. 431.)

Несмотря на шаткость своей основы, испанская монархия питала непомерные политические притязания. Сосредоточение под властью Карла V половины Западной Европы, не считая огромных владений в Америке, колоссальные богатства, притекавшие из колоний, безудержная смелость конкистадоров и мужество военачальников испанских армий - все это внушало испанскому дворянству преувеличенное представление о его собственной доблести и достоинствах, об исторической миссии его родины. Отсюда мечта Карла V о превращении Испании во всемирную монархию, которая утвердила бы католицизм всюду на земном шаре ("одна паства, один пастырь, одна вера, один властелин, один меч", как выразился поэт Эрнандес де Акунья в сонете, поднесенном им королю). Маркс говорит про этот период истории Испании так: "Это было время, когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя Кастилии на берегах Дарьена, Кортес - в Мексике, Писарро - в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии. Вот тогда-то исчезли испанские вольности под звон мечей, в потоках золота и в зловещем зареве костров инквизиции"^*.

^* (Там же.)

При преемнике Карла I, Филиппе II (1556-1598), отчетливо обозначился политический и экономический кризис и всем начало становиться ясным, что великодержавная Испания, это многонациональное государство,- колосс на глиняных ногах. Широкие слои населения нищают, промышленность и земледелие приходят в упадок, происходит ряд государственных банкротств, одна за другой следуют внешнеполитические и военные неудачи: ряд поражений, нанесенных французами, отпадение Нидерландов, разгром "Непобедимой армады", посланной в 1588 г. для завоевания Англии. Все это не в состоянии было образумить окружавшую Филиппа II военно-клерикальную клику, и король Испании по-прежнему грезил о превращении своей страны в один гигантский монастырь и о господстве над целым миром. Инквизиция особенно свирепствовала при Филиппе II: по образцу изгнания в 1492 г. из Испании всех евреев он подготовил столь же гибельно отразившееся на экономике страны изгнание морисков, осуществленное уже после его смерти, в 1609 г. Преемники Филиппа II упорно продолжали ту же политику, в результате чего Испания в середине XVII в. совершенно утратила свой престиж, а к концу этого столетия опустилась до положения второразрядной европейской державы.

Всеми этими особенностями истории Испании определяется общий характер ее литературы в XVI-XVII вв. Литература испанского Возрождения отчетливо делится на два периода: раннее Возрождение (1475-1550) и зрелое Возрождение (1550 - первые десятилетия XVII в.).

В начале этого периода в Испании, как и в большинстве других стран, наблюдается зарождение того нового, критического и реалистического подхода к действительности, который характерен для ренессансного мировоззрения. Испания насчитывает ряд выдающихся ученых и мыслителей, опрокидывавших старые предрассудки и пролагавших пути современному научному знанию. Правда, среди них было мало деятелей настолько крупных, чтобы можно было приписать им общеевропейское значение. Более других известны Хуан-Луис Вивес (1492-1540), философ, один из реформаторов педагогики, друг Эразма Роттердамского, и Мигель Сервет, философ и врач, близко подошедший в своих работах - еще до Гарвея - к установлению закона кровообращения. В 1553 г. он был сожжен Кальвином на костре за свободомыслие в вопросах, касавшихся некоторых христианских догматов.

Возникают типографии, усиленно переводятся греческие и римские писатели. Центром гуманистического движения становится основанный в 1508 г. университет в Алькала де Энарес. Тем не менее гуманистические идеи не получили в Испании своего полного философского развития. Встречая, ввиду особенностей испанского абсолютизма, самое враждебное отношение к себе при дворе и среди аристократии, не находя поддержки со стороны буржуазии, они были приглушены католической реакцией.

Однако и в таком придавленном состоянии гуманистическая мысль продолжала теплиться, вспыхивая иногда с огромной силой. При этом в испанском гуманизме и культуре Возрождения в Испании отчетливо выступают две характерные особенности. Во-первых, в идеологии Возрождения буржуазная струя гораздо менее ощутима, чем в других странах. Это объясняется тем, что развитие испанской буржуазии в XVI в. шло замедленными темпами и приняло уродливые формы. Народному сознанию деятельность буржуазии открывалась по преимуществу в паразитарных ее формах - торгового и ростовщического посредничества. Отсюда заметные антибуржуазные тенденции у писателей Возрождения. Но, конечно, социальное зло нового буржуазного общества не могло раскрыться глазам испанских писателей даже в тех ограниченных историческими условиями пределах, в каких оно открывалось Рабле или Шекспиру. Для испанских писателей характерно перенесение всей социальной проблематики в отвлеченно-моральный план.

Во-вторых, многие характерные черты предшествующего исторического развития определили высокий уровень народного самосознания и, следовательно, его влияния на литературу. Именно поэтому гуманистические тенденции имели в литературе Испании не ученый и философски углубленный, а народный и импульсивный, но от этого нисколько не менее глубокий и еще более революционный характер. Однако демократизм ведущих явлений испанской культуры объясняет не только ее силу, но и некоторые ее слабости. Ведь демократическую массу Испании составляло в то время главным образом крестьянство, для которого весьма характерны устойчивые патриархальные идеалы. Сила гуманистической культуры Испании - в острой критике современной действительности, слабость же - в устремлении к патриархальной старине (что особенно ярко обнаружилось в распространении идеи "золотого века", предшествовавшего будто бы нынешнему, "железному") и в утопизме идеалов. Отказываясь от утопизма, некоторые испанские писатели приходят к пессимистической оценке действительности и возможностей ее преобразования.

Гуманистические идеи в испанской ренессансной литературе находят выражение почти исключительно в поэтических образах, а не в теоретических сочинениях. По той же причине влияние античных и итальянских образцов, в некоторых случаях бесспорное, было в целом гораздо менее значительно в Испании, чем, например, во Франции или в Англии. Точно так же испанской литературе Возрождения в меньшей степени присущ культ формы и известного рода эстетизм, подсказанные этими образцами и типичные для большинства других национальных литератур эпохи. Напротив, ей свойственны мужественность, строгость, трезвость, большая конкретность образов и выражений, восходящие к средневековой испанской традиции. Во всех этих отношениях испанская литература Возрождения имеет своеобразный, специфически национальный характер.

Религиозные веяния эпохи ярко отразились в этой литературе. Идеология и практика католицизма наложили сильный отпечаток как на народную жизнь, так и на жизнь привилегированных классов.

Нигде в литературе XVI-XVII вв. религиозная тематика не занимает такого видного места, как в Испании. Мы находим здесь чрезвычайно развитую "мистическую" литературу - религиозные поэмы и лирику (Луис де Леон), описания "чудесных обращений", экстазов и видений (святая Тереса), богословские трактаты и проповеди (Луис де Гранада). Величайшие драматурги (Лопе де Вега, Кальдерон) наряду со светскими пьесами пишут пьесы религиозные, драматизованные легенды и жития святых, или "священные действа" (autos sacramentales), имевшие темой прославление таинства "причастия". Но даже в пьесах светского содержания нередко появляется религиозно-философская тематика ("Севильский озорник" Тирсо де Молины, "Стойкий принц" Кальдерона).

Представление о "грехе", о "небесной каре", о "божественной благодати" и т. п.- обычные мотивы испанской поэзии того времени. Не следует, однако, преувеличивать значение всего этого. Очень часто "религиозность" имела чисто внешний характер и сводилась лишь к соблюдению обрядов, за которым стояли материалистически-чувственное отношение к жизни и жажда земных радостей. Как в среде народа, так и в передовых дворянских кругах существовал страстный протест против морали церковников, покорности и борьбы с природными влечениями. Поэтому антиклерикальные тенденции были очень сильны, хотя по большей части они имели импульсивный, неосознанный характер. Глубокие противоречия чувств нашли выражение в суровых, трагических тонах многих произведений эпохи, в мрачном гиперболизме образов, в показе скорее внезапных взлетов и падений, чем постепенного развития страстей и событий.

При всем том болезненном характере, который носило развитие Испании, народ проявил максимум национальной энергии. Он обнаружил огромную пытливость ума, решительность и смелость в преодолении препятствий. Широкие перспективы, раскрывавшиеся перед людьми того времени, размах политических и военных предприятий, обилие новых впечатлений и возможностей разнообразной кипучей деятельности - все это нашло свое отражение в испанской литературе XVI-XVII вв., которой свойственны большая динамика, страстность и богатая фантазия.

Благодаря этим качествам испанская литература "золотого века" (так называют период примерно со второй трети XVI в. до середины XVII в.) занимает одно из первых мест среди национальных литератур Возрождения.

Блестяще проявив себя во всех жанрах, испанская литература дала особенно высокие образцы в романе и в драме, т. е. в тех литературных формах, в которых полнее всего могли найти выражение черты, типичные для тогдашней Испании,- пылкость чувств, энергия и движение.

Глава 35. Лирика и эпос

Из всех видов ренессансной литературы в Испании наименее замечательна лирика. В этой области почти нельзя назвать имен, которые имели бы общеевропейское значение. Причина этого заключается в том, что тонкий анализ чувств, мягкая мечтательность и эстетизм формы, свойственные ренессансной лирике, мало соответствовали основным идейным и художественным устремлениям испанской литературы той эпохи. Тем не менее отчасти благодаря огромному престижу Петрарки, который был широко известен и вызвал ряд подражаний также и в Испании, именно в области лирики проявились раньше всего в испанской литературе ренессансные веяния. Уже около 1530 г. Б о с к а н (Boscan, около 1490-1542 г.) и Гарсиласо де ла Вега (Garcilaso de la Vega, 1503-1536) пересаживают на испанскую почву итальянские (частью восходящие к античности) поэтические формы - канцону, элегию, эклогу, послание, сонет. Вместе с этими формами внедряется и соответствующий стиль поэзии любовной, описательной, морально-философской и политической, близкой к стилю итальянских петраркистов XV-XVI вв.

Наиболее даровитым поэтом этого направления во второй половине XVI в. был Фернандо де Эррера (Fernando de Herrera, около 1534- 1597 г.), прозванный современниками за свое мастерство и возвышенный стиль "божественным". Подобно Петрарке, он был духовным лицом и воспевал свою идеальную любовь к замужней женщине - Леоноре де Мила, которую он называл в своих стихах Гелиодорой ("дар солнца"). Она для него - свет, солнце, звезда, источник поэзии и радости жизни. Помимо любовной лирики, изукрашенной в манере Петрарки и итальянских петраркистов, но исполненной живого, страстного чувства, Эррера писал, подражая Горацию и Пиндару, пышные оды и гимны патриотического содержания, в которых прославлял победы испанского оружия или оплакивал его неудачи. Некоторые из этих стихотворений, посвященные борьбе с мусульманами, полны библейского пафоса. В общем Эррера чрезвычайно разработал и "облагородил" язык испанской поэзии, так же как ее формы и технику, предприняв нечто подобное тому, чем во Франции была реформа "Плеяды".

Гораздо более значительна ренессансная эпическая поэзия в Испании. Здесь в большей степени, чем где-либо в Европе того времени, были налицо условия, делавшие возможным создание больших эпических поэм нового, ренессансного типа. Потрясения и перемены, происходившие в Испании, героические подвиги в Старом и Новом Свете, открытие и завоевание новых стран, внезапное расширение умственного горизонта - все это отражалось в поэтическом творчестве в виде широких полотен и монументальных образов. Поэмы исторические, легендарные, религиозные, дидактические, бурлескные заполняют испанскую литературу эпохи. В звучных октавах (форма, также пришедшая из Италии), разукрашенным слогом поэты воспевают в них современные события, античные мифы, христианские догматы и всякие легендарные сюжеты, отчасти подражая Вергилию и Ариосто.

Примером может служить Лопе де Вега, который, будучи по преимуществу драматургом (о его жизни и творчестве см. гл. 38, § 2), тем не менее испробовал свои силы почти во всех существовавших тогда видах эпоса. В "Красоте Анджелики" он восполнил поэму Ариосто, развив историю Анджелики и Медора, которые у него в награду за свою красоту после ряда фантастических приключений становятся властителями Севильи. "Завоеванный Иерусалим", в котором история причудливым образом соединена с поэтическим вымыслом, представляет собой своеобразную параллель к поэме Тассо. Откликом на живую современность являются "Трагическая корона" - история борьбы Марии Стюарт с Елизаветой Английской и казни Марии, изображенной в поэме "мученицей" за католическую веру. "Драконтея" - повесть о "злодействах" английского корсара Дрека ("дракона"), грозы испанских кораблей, плывших из Америки с ценным грузом, и о заслуженной гибели этого "нечестивца".

Из всех испанских эпических поэм эпохи выделяется "Араукана" Алонсо де Эрсилья (Alonso de Ercilla, 1533-1594), эпопея в 37 песнях, над которой автор трудился двадцать лет (начата в 1569 г., окончательная редакция - 1589 г.). Сюжет ее - восстание чилийского племени индейцев-арауканцев против испанского владычества, закончившееся победой испанцев. Поэт, свидетель и непосредственный участник событий, передает их в общем с большой точностью и относительным беспристрастием, не умаляя доблести и нравственных достоинств своих врагов, в частности вождя арауканцев Кауполикана, который является главным, вполне положительным героем поэмы. Однако, начав с правдивого изображения пейзажей, обстановки действия, лиц и происшествий, Эрсилья затем постепенно все более примешивает к этому романический вымысел и фантастику под двояким влиянием - античного эпоса (главным образом Вергилия) и Ариосто. Это особенно проявляется в присочиненных им любовных эпизодах, в женских образах, носящих весьма условный характер, и в обильной примеси сверхъестественного - как античного, так и христианского. В поэме много прекрасных мест - описания природы, битв, волнующие изображения человеческих чувств, но в то же время в ней нередко присутствует и риторика, например в длинных речах и рассуждениях, влагаемых автором в уста не только испанцев, но и индейцев. В целом "Араукана" отражает дух героического "авантюризма", типичный для Испании того времени, и жадный интерес к экзотике, пробужденный колониальными завоеваниями; причем последние толкуются как проявление высшей доблести и вместе с тем как "благородное" дело приобщения туземцев к цивилизации и к "истинной" вере. С еще большей силой все эти черты можно обнаружить в самой замечательной эпической поэме эпохи - в "Лузиадах" португальского поэта Камоэнса.

Титульный лист первого издания сочинений Боскана и Гарсиласо де ла Вега

Луис де Камоэнс (Luis de Camoes, 1524 или 1525-1580) - величайший национальный поэт Португалии и вместе с тем единственный португальский поэт мирового значения. Происходя из старинного дворянского рода, насчитывавшего несколько мореплавателей, а по женской линии связанный родством с Васко да Гамой, Камоэнс получил отличное гуманистическое образование и уже в юношеские годы писал превосходные стихи в итальянской ренессансной манере. Получив доступ ко двору, Камоэнс влюбился в даму, стоявшую гораздо выше его по общественному положению, и в результате интриг ее родных был выслан из Лиссабона, а затем отправлен солдатом в Марокко. Там, в битве с арабами, он потерял глаз. Вернувшись в Лиссабон, Камоэнс за кровавое столкновение с одним придворным был приговорен к смертной казни, но затем помилован и послан в Индию, где участвовал в военных экспедициях и занимался торговлей, на которой разбогател. Однако вследствие ссоры с португальским губернатором, которого он обвинил в самоуправстве и жестоком обращении с туземцами, он вновь подвергся гонениям. В довершение всего во время кораблекрушения он потерял все свое состояние и в 1570 г. вернулся в Португалию, привезя с собой лишь рукопись своей поэмы, которая была издана им два года спустя. За нее он получил скудную пенсию от короля и через восемь лет умер в бедности и одиночестве.

Камоэнсу принадлежат несколько комедий в учено-гуманистическом стиле и большое количество лирических стихотворений, в том числе более 350 сонетов, преимущественно на тему несчастной любви, мастерских по форме, полных глубокого чувства и мягкой меланхолии, обнаруживающих сильнейшее влияние Петрарки. Нередки также в лирике Камоэнса мотивы недовольства окружающим, философского разочарования в жизни, ощущение "всеобщего разлада". Но произведением, доставившим ему мировую славу, является его поэма "Лузиады" (слово "лузиады" значит - потомки лузов или лузитанцев, племени, населявшего в древности Португалию). Поэма содержит около 9000 стихов.

Сюжет поэмы составляет плавание Васко да Гамы, нашедшего (в 1498 г.) морской путь вокруг Африки в Индию, и первое проникновение португальцев в эту страну. Повествование, содержащее много реальных, очень красочных подробностей, включено в мифологическую оправу, подсказанную античными эпопеями.

После торжественного вступления о славных деяниях португальских мореплавателей поэт приступает к рассказу. В то время как португальский флот под предводительством Васко да Гамы приближается к Индии, олимпийские боги держат совет. Вакх, древний властитель Индии, домогается гибели пришельцев, но в защиту их выступает Венера, а вслед за нею и ее супруг Марс. Еще до прибытия португальцев в Индию Вакх старается погубить их разными хитростями, но всякий раз Венера разрушает его козни. Наконец Гама со спутниками попадает к доброму царю Мелинды (на восточном побережье Африки), который с интересом расспрашивает их, что они за люди. Целых три песни (III-V) заняты сначала изложением Гамой важнейших событий истории Португалии, затем рассказом о предшествующем их плавании вдоль берегов Африки. Поэт делает здесь большое отступление, содержащее жалобы на корыстолюбие современных португальцев и на их равнодушие к истинным подвигам и душевному благородству. Путники плывут далее к Индии. Нептун, союзник Вакха, вызывает страшную бурю, которая должна потопить флот Гамы, но Венера высылает своих нереид, которые успокаивают волны (песнь VI). Следующая песнь начинается с нового отступления: Камоэнс сетует на безразличие к делам религии европейских государей, которые враждуют между собой вместо того, чтобы соединиться для сокрушения неверных и отвоевания "гроба господня". За этим следует описание Калькутты и радушного приема, оказанного португальцам ее царем. Заканчивается эта песнь жалобами поэта на его невзгоды и на проявленную к нему неблагодарность. В песнях VIII- IX излагаются похождения Гамы в Калькутте. Брамины на царском совете предсказывают его торжество и советуют царю установить с ним дружеские отношения, но мусульманский мулла возбуждает царя против португальцев. Попытки Гамы завязать с местным населением мирные торговые отношения терпят неудачу. Его обвиняют в обмане и пытаются арестовать, но благодаря находчивости он спасается и отплывает со всем своим флотом. Чтобы вознаградить героев, Венера создает на их пути волшебный остров с прекрасными нимфами, и путешественники наслаждаются радостями любви. В последней песни (X) Гама попадает во дворец Фетиды, богини моря. После роскошного пира одна из нимф предсказывает грядущие подвиги португальцев в Индии. Фетида ведет Гаму на вершину горы и показывает ему устройство мира. Наконец, португальцы с помощью морских божеств благополучно отплывают на родину. Поэма заканчивается обращением к королю Себастьяну и предсказанием ему великих побед.

"Лузиады" содержат целый ряд замечательных картин и эпизодов. Горячим патриотизмом проникнуто описание Гамой карты Европы, изображаемой им в виде фантастического изогнувшегося зверя, голову которого образует Пиренейский полуостров, а мозг или темя, обращенное к океану,- Португалия (песнь IV). Превосходны описания смерча в океане (песнь V), морской бури (песнь VI), восточного базара и купеческих нравов, экзотических пейзажей, внешности, одежд, обычаев туземцев. В большинстве случаев Камоэнс изображает лично им виденное, впечатления от своего путешествия в Индию. Он излагает детали военного и морского дела, описывает очертания бухт, перечисляет обмениваемые товары, дает реалистическое описание цинги, от которой страдают португальские моряки, подчеркивает, что в отличие от поэтического вымысла античных поэм он сообщает лишь "чистую и обнаженную правду". Но все же местный колорит представлен в поэме (как и во всей литературе Возрождения) еще довольно слабо, и в изображении природы и нравов далеких восточных стран поэт часто пользуется готовыми формулами, почерпнутыми из "Одиссеи", "Энеиды" или поэмы Ариосто. Изредка в "Лузиадах" встречаются волнующие описания человеческих страданий, душевных драм. Самое замечательное из них - вставленный в обзор истории Португалии (песнь III) рассказ о несчастной Инес де Кастро, возлюбленной наследного принца, убитой вместе с детьми по приказанию короля, не одобрявшего эту связь. Изображение нежной любви Инес к принцу, ее ужаса при мысли о смерти детей, холодной жестокости ее убийц полно глубокой гуманности, страстного сочувствия живым и естественным человеческим чувствам, подвергающимся угнетению. Любовью к правде, свободной человечности наполнено описание "счастливых племен", не отравленных цивилизацией. Характерны также лирические отступления и вставные рассуждения в поэме. В них Камоэнс, не ограничиваясь личными жалобами, вскрывает пороки своего времени. Он обличает низкопоклонство придворных, клеймит "министра с медным сердцем", который путем все новых налогов выжимает последние соки из несчастных бедняков. С гневным презрением говорит он о власти золота, которое делает честных людей подлыми, а друзей - предателями: "Золото налагает повязку заблуждения на глаза ученых; оно учреждает законы, толкует их, как хочет, и упраздняет их; оно прикрывает ложь печатью истины".

"Лузиады" с полным основанием называют эпопеей первоначального накопления. Действительно, поэма является в некотором роде апологией колониальной экспансии. Однако содержание ее этим далеко не исчерпывается. "Лузиады" отражают в себе все важнейшие, весьма разнообразные и нередко противоречивые веяния эпохи, подобно тому как они сочетались и в жизни самого Камоэнса. В эпосе соединились героические порывы и гедонизм, жажда подвигов и практицизм, идеал рыцарской доблести и искание общечеловеческих ценностей, преклонение перед языческой античностью и пылкая католическая религиозность, прославление современности и острая критика ее. Но, несмотря на свой сложный состав, поэма Камоэнса обладает глубоким внутренним единством, образуемым пронизывающей ее мужественной жаждой практической деятельности, борьбы за расширение пределов человеческих знаний и возможностей, активным и реалистическим подходом к действительности. Таков и язык ее - изящный и легкий, но вместе с тем очень энергичный и конкретный. В общем "Лузиады" представляют важный этап в развитии реалистического стиля в поэзии.

Одновременно с этой учено-гуманистической, лирической и эпической поэзией в XVI-XVII вв. развивалась народная или, по крайней мере, восходящая к народным истокам поэзия лирико-эпических романсов. Именно по образцу так называемых "старых романсов" на эпические темы (например, о Сиде), возникших в XIV-XV вв. из разложившихся эпических поэм или параллельно с ними (см. гл. 7, § 3), стали возникать свободные подражания им на те же самые или на другие сюжеты. Эти новые романсы либо слагались в народе, либо сочинялись учеными поэтами, которые вдохновлялись народным творчеством. В частности, романсы писали такие мастера поэзии, как Лопе де Вега, Гонгора и др. С другой стороны, некоторые из романсов ученых поэтов, в свою очередь, "спустились" в народ, сделавшись общим, безыменным достоянием.

При большом разнообразии романсов им свойственны некоторые общие черты. Во-первых, неизменным остался их типический народный размер: 8-слож-ные строки (в случае мужских окончаний - 7-сложные), причем четные связаны между собой одним ассонансом, проходящим через все стихотворение. Далее для романсов, поскольку они живут в устной народной традиции, так же как и для баллад германских народов (см. гл. 14, § 4), характерно наличие большого числа вариантов, возникших в результате постоянного творческого обновления их исполнителями. Но композиция романсов, очень своеобразная, резко отличается от композиции баллад: романс обычно сводится к обрисовке какой-нибудь одной острой ситуации - часто это отрывок драматического диалога или изображение кульминационного момента конфликта, без экспозиции и развязки, которые слушателю предоставляется припомнить или отгадать. Отсюда напряженность тона и волнующая неясность, усиливающая эмоциональный эффект. Но самое главное - глубокая народность романсов, выражающаяся в простоте и правдивости чувств, внутренней свободе оценок, задушевности тона, обличении всякой общественной неправды, жестокости и т. п.

Кроме старых эпических преданий, материалом для романсов послужили всевозможные исторические события - царствование Педро Жестокого, короля Кастилии XIV в., войны с маврами Гранады XV в. и т. д., а также случаи из частной жизни (действительные или вымышленные - новеллического характера), которые оказались в каком-либо отношении важными или поучительными. Есть романсы о неверных женах, терпящих суровое наказание, о юных влюбленных, разлученных злыми людьми или несчастными обстоятельствами, о чудесных удачах, о горькой женской доле и т. п. Существует, между прочим, группа романсов, представляющих собой параллель (если не прямой источник) сказания о Дон-Жуане: молодой щеголь идет в церковь, но не для того, чтобы молиться, а чтобы любоваться там на красивых дам, по дороге он встречает скелет и, ударив его ногой, в насмешку приглашает к себе на ужин, тот приходит и предлагает смельчаку нанести ответный визит в церковь, в глухую полночь; богохульник идет туда и на свое счастье застает в церкви молящихся монахов - лишь эта случайность спасает его от гибели. В другом романсе скелет приглашает смельчака прямо к себе в гробницу, где тот и погибает.