Раздел IX. Возрождение в англии

Глава 39. Подготовка Возрождения в Англии. Чосер

В XIV в. в политической и социальной жизни Англии происходят крупные сдвиги, в результате которых начинается быстрое разрушение старых, феодальных порядков. Уже в XIII в. в Англии развиваются ремесла и торговля, получает сильное развитие товарно-денежное хозяйство, постепенно укрепляются торговые связи с другими странами, в частности с Фландрией и Италией. Из купцов и ремесленной верхушки начинает складываться городская буржуазия, сосредоточивающая в своих руках власть в городах, к этому времени сильно выросших. Несколько позже в Англии возникает и новое дворянство, непрерывно пополняющее свои ряды из числа "рыцарей", средних и мелких помещиков ("джентри") и купцов. Хотя в это время в государственной жизни Англии еще сохраняют свою руководящую роль феодальные магнаты, в основном потомки нормандских "баронов", но при Эдуарде III (1327-1377) и Ричарде II (1377-1399) королевская власть ведет уже более интенсивную, чем прежде, борьбу с крупными феодалами и обеспечивает зарождение централизованного государства. Между средним "рыцарством", новым дворянством и горожанами не возникает в Англии тех противоречий и той острой борьбы, какие наблюдаются во Франции; напротив, все эти общественные группы в одинаковой степени заинтересованы в поддержании сильной королевской власти, которая могла бы обеспечить им и развитие торговли и эксплуатацию наемной рабочей силы в городе и деревне.

Указанные явления английской исторической жизни - развитие городов, торговли и товарно-денежного хозяйства, укрепление государственного единства, наконец, продолжительная война Англии с Францией, получившая название Столетней (1337-1453), начало которой было очень удачным для англичан и вызвало в стране большой патриотический подъем,- все это были предпосылки завершившегося в XIV в. процесса формирования английской нации и создания новой национальной культуры.

До XIV столетия в Англии не существовало единой национальной культуры, как не существовало еще и общего национального английского языка. Вплоть до середины этого столетия в стране шла непрерывная борьба между языком французским, принесенным в Англию нормандскими завоевателями в XI в., в качестве официального государственного языка, и англо-саксонским, распадавшимся на много диалектов, на котором говорили по преимуществу крестьяне, мелкое дворянство и население городов. Эта борьба осложнялась также той ролью, какую в течение всего этого времени играл язык латинский, бывший языком церкви и средневековой науки. К середине XIV в. в Англии начинает складываться письменная форма национального литературного языка, в основу которого лег диалект Лондона, являвшегося главным центром государственной и хозяйственной жизни страны. С 1362 г. английский язык впервые стал употребляться в парламентских прениях; тогда же парламент постановил, чтобы судебные дела разбирались на английском языке, ввиду того что "французский язык слишком мало известен". Около того же времени английский язык сделался основным языком школьного преподавания. На английском языке написаны также важнейшие литературные произведения эпохи, в том числе произведения Чосера, значительно обогатившего английскую поэтическую речь и создавшего на основе французского новое английское стихосложение.

Английская литература в этот период носит еще всецело средневековый характер. В аристократических кругах английского общества и при дворе по-прежнему с особой охотой читают произведения куртуазной литературы на французском языке. Французская городская литература также имеет еще большое распространение в Англии в подлинниках и переводах. Джон Гауэр (John Gower, 1328-1408) пишет свои произведения, полные монастырской учености, аллегоризма и дидактики, на трех языках: французском, латинском и английском. Начинают также проникать веяния из гуманистической Италии, которые находят в Англии благоприятную почву. К восприятию новых идей и литературных форм зарождающаяся новоанглийская литература была уже подготовлена: задолго до этого времени распространенная здесь французская куртуазная поэзия способствовала начинающейся выработке антиаскетических идеалов; реформационное движение в свою очередь вызвало резкие нападки на католическое духовенство и монашество. Зарождавшаяся в Англии городская культура вступила в борьбу с феодальной идеологией и не могла не способствовать пробуждению интереса к более передовой литературе раннего итальянского Возрождения.

Единственным английским поэтом конца XIV столетия, в творчестве которого мы наблюдаем несомненные влияния раннего итальянского Ренессанса, был современник Петрарки и Боккаччо Джефри Чосер (Geoffrey Chaucer, 1340-1400). Вместе с тем он остается величайшим писателем английского средневековья. Произведениям периода его художественной зрелости присущи многие черты, которые получают свое полное развитие лишь в шекспировскую эпоху: реализм, всестороннее восприятие действительности, жизнеутверждающее мировоззрение, широкий и гуманный взгляд на человеческую жизнь и взаимоотношения между людьми. Вместе с тем его эрудиция носит еще всецело средневековый характер - он воспитан на французской и латинской литературах и схоластической философии. Чосер является крупнейшим английским художником слова вплоть до Шекспира. В XV столетии он имел много подражателей, но никому из них не удалось достичь его мастерства и понять его до конца. В значительной степени это стало возможным только в период зрелого английского Возрождения.

Чосер родился в лондонской купеческой семье нормандского происхождения; и его отец, и его предки имели крупное предприятие по импорту в Англию испанских и итальянских вин и, вероятно, состояли поставщиками королевского двора. В 1357 г. молодой Чосер уже занимал должность пажа в свите жены одного из сыновей Эдуарда III, герцога Лионеля Кларенса, а через два года, вероятно в качестве оруженосца, принял участие в военном походе Эдуарда во Францию, попал в плен около г. Реймса, но был выкуплен королем. Вслед за тем Чосер служил при королевском дворе, имея знатных и влиятельных покровителей, и внимательно присматривался к картинам аристократических нравов, к господствовавшим в этой среде французским модам и вкусам. Он исполнял различные дипломатические поручения двора во Фландрии и Италии (1370- 1378), был также надсмотрщиком лондонской таможни. В 1386 г. он избран в парламент, но своими выступлениями навлек на себя неудовольствие короля (Ричарда II) и получил отставку. Хотя в 1389 г. он вновь получил место контролера по постройке и ремонту королевских зданий, его материальные дела пришли к этому времени в полное расстройство. Чосер умер в бедности, обремененный долгами, лишь за несколько месяцев до смерти он получил от двора более крупную пенсию.

Творчество Чосера в ранний период находилось в известной зависимости от вкусов английской знати того времени, среди которой он находил читателей и заказчиков. Правда, и в ранних произведениях он обнаруживает свою крупную поэтическую индивидуальность, умеет и в подражаниях сохранить полную самостоятельность, выказав редкое стихотворное мастерство, однако долгое время творчество Чосера развивается в пределах старой, куртуазной литературы французского стиля. До нас дошло много произведений Чосера: стихотворений, поэм различного характера и объема и несколько прозаических вещей. Они отличаются изяществом, совершенством формы, требовавшей большого технического мастерства, но им свойственны также манерность и искусственность, присущие французской куртуазной поэзии поздней поры. Формы поэзии Чосера - баллады, рондели, стихотворные послания и т. д.- французские. Темы своей поэзии Чосер черпает из "Романа о Розе", переводом которого на английский язык он был занят в юности (этот перевод дошел до нас только в отрывках), из латинского трактата Боэция "Об утешении философии", который он впоследствии (в 80-х годах) также перевел прозой, из Овидия, который всегда оставался одним из его любимейших поэтов. Начитанность Чосера в средневековой латинской и французской литературе была весьма значительной: впоследствии к этому присоединилось таже довольно широкое знакомство с литературой итальянской.

Свое подлинное призвание Чосер нашел в создании больших поэм эпического и сатирического характера. Большинство этих поэм (притом лучшие из них) остались незавершенными, подвергались значительной переработке в течение ряда лет, но и в своем фрагментарном виде они представляют собой лучшее из всего, что им было создано. Это - "Книга герцогини" (1369), "Дом славы" (1381), "Птичий совет" (1381 -1382), "Троил и Кризеида" (ок. 1385 г.), "Книга о добрых женщинах" (ок. 1387 г.) и, наконец, "Кентерберийские рассказы", над которыми он работал в последнее десятилетие своей жизни.

Первые три из указанных поэм представляют собой "видения" в форме снов, во многом зависящие от средневековых образцов этого жанра, в особенности от "Романа о Розе". По содержанию все эти поэмы тесно связаны с различными событиями придворной жизни. Первая из них ("Книга герцогини"), написанная в прославление рано умершей жены покровителя Чосера - герцогини Бланш, описывает воображаемый разговор поэта с безутешным вдовцом; вторая ("Дом славы") и третья ("Птичий совет"), пользуясь той же формой полуаллегорических "видений", написаны по поводу свадьбы молодого английского короля Ричарда II с богемской принцессой Анной. Новыми в последних двух поэмах в сравнении с более ранними его произведениями, помимо большого совершенства стихосложения (которое Чосер бесконечно варьирует, впервые применяя в английской поэзии все новые и новые стихотворные размеры), являются тонкий юмор и сатирические оттенки, возрастающие в его творчестве вместе с освобождением от традиционной условности при изображении действительности и с расширением круга его житейских наблюдений.

Чосер дважды ездил в Италию: в 1373 и в 1378 г. Он побывал в Генуе, Флоренции, может быть, и в Падуе в то время, когда родоначальники итальянского гуманизма Петрарка и Боккаччо были еще живы (см. гл. 18-19). На основании пролога к рассказу оксфордского студента в "Кентерберийских рассказах", где Чосер устами своего героя рассказывает повесть, "лично" слышанную им в Падуе от "достойнейшего клирика" Франческо Петрарки, который "был поэт венчанный и своей сладостною речью наполнил всю Италию поэзией", высказывали даже предположение, что, живя в Италии, Чосер лично встретился с Петраркой или Боккаччо и получил латинский перевод новеллы "Декамерона" о Гризельде. Во всяком случае, знакомство с итальянской литературой раннего Возрождения имело большое значение для его творческого развития. Влияние Петрарки и Боккаччо отчетливо чувствуется в произведениях Чосера 80-90-х годов, прежде всего в "Троиле и Кризеиде". Эта поэма (свыше 8000 стихов) - одна из немногих полностью законченных им, она основывается главным образом на "Филострато" Боккаччо, изящная проза которого перелагается в звучные английские стихи. За исключением "Кентерберийских рассказов", "Троил и Кризеида" - лучшее из произведений Чосера. Сохраняя в основном рассказ о любви Троила в том виде, в каком он нашел его у своих предшественников, Чосер проявляет такую оригинальность в трактовке отдельных мотивов и такую психологическую глубину в изображении характеров действующих лиц, что эта поэма может считаться его оригинальным произведением. Под его пером сюжет средневекового рыцарского романа проникается многими чертами, свойственными искусству эпохи Возрождения. В отличие от сентиментально-лирической трактовки сюжета у Боккаччо, изобразившего в лице Троила самого себя, Чосер стремится к максимальному объективизму и дает нам полуиронический рассказ, полный высокого мастерства, индивидуальной характеристики, психологической правды и драматического движения. Рассказу о любви Троила к Кризеиде Чосер придал ту окончательную форму, в которой она перешла к его подражателям, а затем и к Шекспиру.

"Книга о добрых женщинах" Чосера по замыслу и частично по материалу восходит также к Боккаччо, в особенности к его позднему произведению "О знаменитых женщинах" и некоторым другим латинским сочинениям его старости. Эта поэма Чосера состоит из ряда стихотворных повествований (о добродетельных, любящих женщинах, которые страдали от неверности, коварства и вероломства своих мужей, как, например, Дидона, Ариадна, Клеопатра и др.), связанных между собой общим прологом, образующим произведение самостоятельного художественного значения. Если поэма "Троил и Кризеида" предваряла у Чосера портретное и психологическое мастерство характеристики "Кентерберийских рассказов", то "Книга о добрых женщинах" была важнейшей ступенью к замыслу "Кентерберийских рассказов" как большого обрамленного цикла стихотворных новелл. "Книга о добрых женщинах" Чосера не была закончена: из двадцати задуманных им "легенд" написана только половина. Решающим, вероятно, было для Чосера то обстоятельство, что мир старых героических образов и куртуазных любовных теорий вытеснялся миром новых и свежих житейских наблюдений и впечатлений. В такой обстановке созревал план и создавались образы "Кентерберийских рассказов".

"Кентерберийские рассказы" подводят итог всей литературной деятельности Чосера, он выступает здесь в качестве зрелого художника, тонкого и глубокого наблюдателя подлинной жизни. Столь излюбленной им прежде форме "видений" и "снов" противостоит воспроизведение действительности, аллегоризму - сочное бытописание. Впервые мы на почве подлинной Англии: на фоне ее весеннего пейзажа, среди ее живых людей, которых мы видим воочию - смеемся над их спорами, веселыми и грубоватыми шутками.

"Кентерберийские рассказы" открываются "Прологом". Действие начинается в гостинице "Табард" в Саутварке, предместье Лондона. На дворе весна, проснулась природа, а вместе с тем наступила пора, когда обычно совершались очень распространенные в XIV в. паломничества к гробу прославленного в средневековой Англии святого Томаса Бекета в Кентербери. На переезд в этот город из Лондона требовался целый день пути верхом, по дорогам, не безопасным от лихих людей. Поэтому паломники собирались обычно в одной из гостиниц Саутварка, ночевали здесь, а на другой день рано утром отправлялись целой компанией в путь. Такую именно поездку и описывает Чосер. Во вместительной гостинице Гарри Бейли (исторически засвидетельствованного лица) собралась компания паломников из 29 человек (помимо самого Чосера), съехавшихся сюда из разных местностей Англии. Общая цель и приют у весело потрескивающего камина быстро создают дружеский союз гостей; когда солнце садится, поэт успевает уже поговорить с каждым из них и пользуется этим случаем, чтобы дать обстоятельное описание и характеристику своих будущих спутников; в результате получается ряд тонко и остро обрисованных портретов, которые заполняют большую часть пролога.

Паломники принадлежат к разным слоям общества, не представлена лишь высшая придворная аристократия и главные чины церковной иерархии. Перед читателем проходят все остальные представители английского общества XIV в.: рыцари, монахи, купцы, ремесленники. Каждый портрет сделан с такой обстоятельностью и остротой наблюдения, с таким мастерством автор рисует в немногих словах и внутренний облик человека, и его внешний образ, что для большинства выведенных Чосером лиц исследователи предполагали существование реальных исторических прототипов. При всем богатстве в этих портретах индивидуальных черт в них, однако, много типического и обобщающего. Среди паломников выделяется рыцарь, воевавший в Европе и на Востоке с язычниками и сарацинами, вернувшийся в Лондон из Франции с юношей-сыном, у которого в сердце май, а на устах песни. Юноша влюблен, он одет в платье нарядное, как весенний луг, украшенный белыми и красными цветами; рядом с ними - иомен (свободный зажиточный крестьянин), коротко остриженный, загорелый, с огромным луком в руке. Далее идут: игуменья женского монастыря, дама нежная, с дворянскими претензиями и плохой французской речью, которой она обучалась в глухой английской провинции; толстый купец, который "так богат и так солидно одет", что никто не подозревает его долгов; оксфордский студент, бедный, в заплатах, с провалившимися щеками, верхом на поджарой лошади, все имущество его заключается в "двадцати томах книг в красных и черных переплетах, стоящих на полке над его кроватью"; вдовушка из Бата, грубоватая, чувственная, похоронившая пять мужей, но еще помышляющая о новом браке. Здесь находятся и законник (юрист); моряк-полупират, бороду которого трепали многие бури; врач, дела которого шли блестяще во время последней чумы; достопочтенный деревенский землевладелец с румяным лицом и седой бородой; мельник; плотник; крестьянин и др. Особенно колоритную группу составляют монахи и лица, кормящиеся около церкви, данные в подчеркнутом сатирико-ироническом плане. Один из монахов "так жирен и толст, что прямо годился в аббаты", он лихой наездник и любитель охоты; другой монах нищенствующего ордена речист, но лукав и похотлив. Не менее живописно, с тонкой иронией обрисованы пристав духовного суда и приятель его - продавец индульгенций.

Вся эта пестрая галерея заканчивается своего рода оправданием сочной реалистической манеры автора: Чосер просит читателей не сетовать на него, если он рисует людей такими, каковы они в действительности,- со всеми особенностями их речи и внутренними качествами.

Готовя паломников в путь, хозяин гостиницы предлагает, чтобы каждый из них, для сокращения дороги, рассказал по четыре истории - две на пути в Кентербери и две при возвращении оттуда. Это предложение встречает единодушное одобрение. Он и сам присоединяется к кавалькаде и хочет быть главным судьей всех рассказов. Таким образом, в своем полном виде "Кентерберийские рассказы" должны были составить 120 рассказов, объединенных общей рамой "Пролога". Но этот план не был выполнен. Книга писалась медленно, частями, план постепенно менялся, отдельные рассказы сокращались, дополнялись и переделывались, особо значительной переработке подвергались связующие сцены и переходы от одного рассказа к другому, которые должны были в итоге представить всю историю этого паломничества, всю общую жизнь рассказчиков с их беседами и столкновениями. В настоящее время, помимо "Пролога", мы располагаем лишь 24 рассказами, вложенными в уста 23 спутников по путешествию. Три рассказа так и остались фрагментами (среди них и рассказ самого Чосера о сэре Топасе из Поперинга); два рассказа представляют собой прозаические части произведения (в целом имеющего стихотворную форму): "Мелибей и Пруденция" - рассказ самого Чосера - и проповедь сельского священника, завершающая все произведение.

Важной особенностью "Кентерберийских рассказов" является сознательное стремление автора не только расположить свои рассказы в порядке, который лучше оттеняет особенности каждого рассказчика, но и поручить каждому из них именно такой рассказ, который более всего соответствовал бы его облику.

Рыцарь, например, излагает средневековую куртуазную историю о Паламоне и Арсите на тему о конфликте любви и дружбы, заимствованную из поэмы Боккаччо "Тезеида" и написанную Чосером незадолго до начала работы над "Кентерберийскими рассказами"; продавец индульгенций - мрачный рассказ о том, как три молодца из Фландрии искали и нашли смерть, увлеченные грехом любостяжания. Каждый рассказ возникает как бы случайно, из обстоятельств беседы паломников, дополняет или оттеняет предшествующий, и это тесно связывает их с обрамляющей новеллой. Так, не успел еще рыцарь закончить свой рассказ, как мельник, сильно опьяневший, с трудом державшийся на своей кляче и не желавший предоставить слово другим, вызвался рассказать историю не хуже той, которую все только что слышали, а именно: историю о плотнике и его жене и о том, как некий школяр наставил ему рога. Несмотря на протесты хозяина, мельник принялся рассказывать эту историю, заимствованную из фаблио, разумеется, в очень грубоватом стиле. Все развеселились, за исключением одного управителя, бывшего по ремеслу плотником: задетый за живое, он преподносит в отместку рассказ об одураченном мельнике и двух кембриджских студентах, которые проучили его за то, что он воровал муку, предназначавшуюся для колледжа. Это не менее сочный эротический анекдот, известный также по старофранцузскому фаблио о Гомбере и двух клерках и из "Декамерона" Боккаччо. Сам Чосер, когда очередь доходит до него, начинает декламировать балладу о сэре Топасе, пародию на рыцарские романы и тонкую сатиру на рыцарство, но спутники прерывают его, предлагая лучше рассказать что-нибудь "поучительное". Тогда он рассказывает прозаическую аллегорическую повесть о Мелибее, жене его Пруденции и дочери Софии, заимствованную из французского источника.

Как подлинный драматический поэт, Чосер не мог ограничиться статической портретной галереей пролога: он привел ее в действие. Паломники раскрывают свои индивидуальные особенности не только рассказами, но и в диалогах, спорах, наблюдениях друг за другом. В этом смысле "Кентерберийские рассказы" значительно отличаются от подобных им обрамленных новеллистических сборников, и прежде всего от "Декамерона" Боккаччо, с которым их нередко сопоставляют. У Чосера мы находим гораздо более тесную связь между отдельными рассказами и обрамляющим их повествованием, а также значительно большее разнообразие типов рассказчиков, принадлежащих ко всем слоям английского общества. Место действия у Чосера также иное: это не сад загородной виллы, как у Боккаччо, а большая дорога, по которой движется пестрая толпа паломников, шутящих и ссорящихся друг с другом.

Несмотря на несколько случайных сюжетных совпадений (рассказы купца, моряка, управителя, помещика и студента находят себе близкие параллели в новеллах "Декамерона", хотя и заимствованы из других источников), знакомство Чосера с "Декамероном" не может быть доказано. Сюжеты своих рассказов он почерпнул из самых разнообразных источников. В целом они воспроизводят все основные жанры средневековой литературы; мы находим здесь пересказы католических легенд (рассказы игуменьи, законника), куртуазных повестей (рассказы рыцаря и сквайра), рыцарских романов артуровского цикла (рассказ горожанки из Бата) и пародию на них ("Сэр Топас"), эпизод из романа о Лисе (рассказ капеллана), тонко разработанные сюжеты фаблио (рассказы мельника, управителя, пристава, купца) и т. д. Если по своей тематике и стихотворной форме "Кентерберийские рассказы" еще всецело принадлежат средневековой литературе, то в присущем им реализме, широте охвата социальной действительности и тонко ироническом отношении к ней уже чувствуются веяния эпохи Возрождения.