Коробейники, обманщики, пройдохи

ЗАНОСЧИВЫЙ КОРОБЕЙНИК

Первый закон коробейника — заговаривать зубы покупателю. Кто не умеет как надо поговорить с покупателем, того ждет неудача.

Незадолго до гражданской войны между Севером и Югом большим спросом у американских девушек пользовались шелковые нитки, которые изготовлялись в округе Герливилль. Нитки эти так сами и бежали со шпулек ловких хорошеньких девиц, которые, однако, долго в девицах не засиживались; не успеешь и оглянуться, как выскакивали замуж.

Девиц этих даже так и прозвали «шпульки». Эти шелковые нитки до Гражданской войны и вскоре, как она закончилась, разносили по стране коробейники. Большинство из них были молодые люди, которым хотелось посмотреть большой мир за пределами их родного Мансфилда, ну и, конечно, подзаработать деньжонок.

Легко представить себе такого юношу, который, взяв в обе руки по большой пестрой дорожной сумке, набитой катушками шелка, идет в близлежащие города своего штата, а то и подальше, в соседние штаты. Покупателями их были домашние хозяйки и местные лавчонки.

Собственно, продать шелковые нитки не составляло в то время никакого труда и, если молодой коробейник не справлялся с этим делом, его раз и навсегда клеймили недотепой. Один такой недотепистый юноша вернулся как-то домой после двухнедельного странствия по городам с полной сумкой шелковых катушек. С чем ушел, с тем и пришел, ни одной не продал!

— Что это у тебя в сумках? — спросил его отец, когда молодой коробейник вернулся.

— Шелк, — отвечал тот.

— Ты что же, ничего не продал?

— Не, — отвечал Джон, так звали коробейника.

— Никто, что ли, не спрашивал их?

— Не, почему ж, — отвечал Джон. — Один человек спросил, что это я принес в сумках, а я ему сказал — не лезь не в свое дело, собака!

ПОСЕЕШЬ ВЕТЕР — ПОЖНЕШЬ БУРЮ

Двое веселых янки попали на Юг, то есть забрели в южные штаты, и оказались там на мели. Денег, стало быть, у них совсем не осталось. Нечем было платить за гостиницу, не на что было даже выпить. И вот что они придумали.

Зашли на печатный двор и заказали в долг кучу пригласительных билетов. В них жители города приглашались на единственное в своем роде зрелище:

ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ!

НЕ УПУСТИТЕ СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ!

ЗАВТРА ИЛИ НИКОГДА!

ВЫ МОЖЕТЕ УВИДЕТЬ УНИКАЛЬНОГО

ГОМО-УРОДУСА!

СПЕШИТЕ, СПЕШИТЕ!

Взрослым вход 25 сентов, детям и собакам — полцены.

Хозяин зверинца с радостью уступил двум приятелям на день свой «дворец» из неотесанных досок. И даже сам соорудил вместо сцены высокий помост и задернул его тяжелым занавесом.

И вот заветный день настал. Более ловкий из нашей достойной парочки взял на себя роль директора-распорядителя и билетера, пока другой брат его во грехе исполнял задуманную роль за занавесом. Трудился он в поте лица — рычал и ревел не своим голосом, швырял стулья, гремел цепями и все такое прочее, пока любопытные зрители заполняли в зале свои места.

Наконец все расселись, не осталось ни одного свободного местечка, в зале яблоку негде было упасть, как любят говорить в таких случаях. И тогда директор-распорядитель, он же билетер, закрыл двери, торжественно прошел через весь зал, поднялся на сцену и скрылся за занавесом.

И тут же со сцены раздались громкие крики, шум, перебранка, вой, лай, лязг железа. Упало что-то тяжелое, послышался удар кнута. Словом, зрителям в зале стало ясно, что за тяжелым зеленым занавесом идет жестокая борьба. Время от времени оттуда неслось истошное: «Держи его, Джим!», «Дай ему по голове!», «Вот так!», «Нет-нет, не сюда!»

Публика все слышала и веселилась. Дети визжали от восторга, мужчины улюлюкали и свистели. Среди всего этого шума и гама вдруг раздалось:

— Позовите хозяина! Он сорвется с цепи! Ой, держите его!

И из-под занавеса вынырнул взъерошенный билетер-янки, без шляпы, без сюртука, в разодранной рубахе и завопил не своим голосом:

— Бегите, леди и джентльмены! Гомо-Уродус вырвался на свободу! Спасайте детей!

Что тут началось! Словно нефть забила из пустой скважины, или табун диких мустангов пронесся по улицам города. Все бросились к выходу, женщины похватали детей, мужчины работали локтями и кулаками, кое-где даже сцепились врукопашную. Крики, вопли, угрозы.

И под этот громкий аккомпанемент наши янки тихонечко улизнули из зала, а потом подальше из города.

Когда злосчастные зрители очутились, наконец, на освежающем воздухе, они тут же пришли в себя и очнулись, а, узнав, что устроители уникального зрелища сбежали из города, все поняли, — к сожалению, поздновато! — что их ловко провели.

Каждый про себя и дружно все вместе они признались себе, что оказались в дураках.

КРЕСЛО МОЕЙ ПРАПРАБАБУШКИ

Рассказывает молодой гид.

«Однажды мне случилось сопровождать группу туристов от Блэк Маунтен Хаус до Кроуфорд Нотч. Им непременно хотелось посетить знаменитый дом в Ноксвиллской долине. Вы помните историю про Ноксвиллский обвал? Нет? Ну как же, неужели вы никогда не слыхали, как погибла от обвала целая семья в Ноксвиллской долине? А все потому, что, когда оползень уже у самого дома, они бросились кто куда, и тут-то он их и накрыл. Да, печальная это история.

Достигнув дома, этот оползень разделился надвое и обошел дом с двух сторон, не задев даже щепки в его деревянной обшивке. И если б хозяева в панике не разбежались, они все остались бы живы.

Но самое интересное, что в этом доме жила тогда старая бабушка, которая уже не могла ходить и передвигалась в плетеном кресле на колесах. Она не могла вслед за всеми выбежать из дома и потому осталась жива. Она сидела в своем кресле и смотрела, как мимо нее справа и слева спускается страшный оползень.

Много всяких легенд рассказывают про Ноксвиллский обвал и про старушку в плетеном кресле.

Теперь в этом доме живет один очень славный малый по имени Эзра Мур. Когда я со своими туристами посетил это легендарное место, они особенно заинтересовались плетеным креслом на колесах, которое стояло посреди комнаты. Все облезлое, с торчащими тут и там соломинками, поцарапанное и покосившееся.

— Что это за развалина? — спросил кто-то из туристов.

— О-о, это кресло моей прапрабабушки, — гордо ответил Эзра Мур. — Точнее, двоюродной прапрабабушки, — поправился он. — То самое, в котором она сидела, когда случился обвал. Вы, конечно, слышали эту историю?

Никто не слышал, и он в сотый раз рассказал все, добавив, что дом этот после смерти прапрабабушки перешел к нему по наследству.

Сами знаете, нет ничего дороже для праздных летних туристов, чем сувенир, который они унесут на память о посещении того или иного места. Вот Эзра и объяснил им, что это знаменитое кресло своим жалким состоянием обязано посетителям, чересчур жадным до сувениров. И мои горе-путешественники тоже давай просить Эзру, чтобы он позволил им отколупнуть на память хоть кусочек ветхого плетения.

— Берите, что с вами поделаешь, — милостиво позволил щедрый Эзра. — Его уж и так все растащили по соломке. Некоторые даже потихоньку отрывают то тут, то там полоску, стоит мне отвернуться. Пришлось мне даже обзавестись острым ножом, чтобы аккуратней было отрезать их. Вот, пожалуйста, пользуйтесь, если хотите!

Мои туристы тут же принялись за дело, и, пока они добывали себе сувениры, Эзра тихонько поманил меня пальцем. Мы вышли с ним в кухню и устроились у стойки.

— Понимаешь, Вилли, — сказал он мне, — когда я раскусил привычки летних туристов и понял, что у них просто страсть ко всяким там сувенирам, я решил им помочь. К примеру, прапрабабушкино кресло. Каждый год я покупаю дюжину кресел. Скребу их, царапаю, поливаю водой, швыряю, пинаю, словом, обрабатываю их на совесть, пока они не состарятся и не станут годны, чтобы выставить их перед туристами. А те уж сами приканчивают их. Одно за другим. В этот сезон это третье кресло моей прапрабабушки. Что ж, и они не остаются у меня в долгу — четвертак за каждую соломку, цена стандартная».

Ничего не скажешь, поступал он как истинный янки. Не очень честно, но зато находчиво.

ШЛЯПКИ СЭМА ТОЛМЕНА

В старые времена, когда торговля в бостонских лавках и магазинах шла только зимой и ранней весной, предприимчивые янки отправлялись по сельским дорогам и сбывали там даже самый залежалый товар. Например, дамские шляпки, вышедшие из моды.

Это было любимым занятием бродячих торговцев — янки-коробейников.

Сэм Толмен мог всучить свой товар кому угодно, потому что он умел и польстить покупателю, и пошутить с ним, и обмануть. Этот коробейник был истинным янки.

Как-то ранней весной он взял под мышки два большущих короба с дамскими шляпками и пустился в дальнюю дорогу на полуостров Кейп-Код. Женщины в этом отдаленном углу знать не знали, какие шляпки на большой земле сейчас носят. А если до них и долетали какие-нибудь слухи, то откуда им было достать их?

Той весной в моде были такие малюсенькие и воздушные шляпки, что в два короба их уместилось великое множество. Раньше, чем за две недели, Сэму ни за что бы не распродать их.

А ему надо было вернуться в Бостон не позднее чем через десять дней!

Что же он тогда придумал?

Шляпки эти были двух фасонов: одни формой в плоскую тарелочку, а другие как изогнутый кокетливый соусник.

Вот Сэм Толмен и сказал женщинам на острове, что в этом году все бостонские дамы носят сразу по две шляпки — тарелочку впереди, а соусник сзади, поверх узла, или, как было принято тогда называть, поверх пучка.

Кейп-кодские модницы, конечно, напокупали себе и своим дочерям и племянницам по две шляпки, так что Сэм Толмен вернулся в Бостон даже раньше чем через десять дней. Ну и посмеялся он над доверчивыми модницами из Кейп-Кода.

Солёные янки

А ГДЕ ЖЕ САД ТЕТУШКИ ХАКЕТ?

Рыбу в проливе Нантакет обычно выходят удить на быстроходных парусных шхунах. Команда запасает побольше свежих овощей, мороженое мясо, всяких консервов и пускается в долгое плавание. Пока брюхо корабля заполнится треской доверху, проходит месяца три-четыре, не меньше.

Самое трудное — определить рыбное место. Обычно, где глубже, там и рыбы больше. Но не просто глубже, а какое тут дно, вот что главное. Хороший капитан раскроет все тайны морского дна с помощью одного только лотлиня. Всякий лот заканчивается свинцовой чашечкой, в которую набивается ил, песок, морская земля. Ее вытаскивают и изучают. Она-то и говорит опытному моряку, как идет жизнь под водой.

Так вот, жил в Нантакете один старый капитан, который, попробовав землю из чашечки своего лота, мог без ошибки сказать точно, в каком месте залива находится сейчас его посудина. Кроме него, никто так не умел!

Однажды члены его экипажа решили подшутить над своим стариком и подсыпали в лот глинистой земли из их родного города. А потом и спрашивают капитана:

— Как вы считаете, где мы сейчас находимся?

Старый рыболов по своей привычке взял в рот щепотку земли из свинцовой чашечки, да как гаркнет:

— Беда! Наш Нантакет затонул! Точно под нами сейчас сад матушки Хакет!

СЛЕДУЯ НЕВЕРНЫМ КУРСОМ

— Что-то небо над заливом хмурится, — заметил капитан Элдед своему молодому помощнику, стоящему у румпеля. — Вон как все вокруг обложило! Поворачивай-ка, братец, домой, — отдал он приказ, а сам спустился в кают-компанию.

— Каким курсом держать? — крикнул ему вдогонку юноша.

Дом их был в Труро, это в Канаде. А судно находилось в заливе Кейп-Код, неподалеку от города Чатем, что в штате Массачусетс.

— Следи за чайками, — ответил капитан. — Они доведут тебя, куда надо.

И скрылся в каюте. Через шесть часов он проснулся. Они все еще плыли, хотя давно уже было пора пристать к берегу. Капитан вышел на палубу и огляделся. Оконечный мыс полуострова Кейп-Код был еле виден на горизонте. Что делает этот чертов сын, его рулевой?

— Ты что, спешишь на кладбище? — заорал он на молодого помощника.

— Почему же? — удивился тот. — Я держу курс на чаек. Вы сами мне так сказали.

— Ах ты, деревенщина с лягушечьими мозгами. Надо было идти за чатемскими чайками, а не трурскими!

КАПИТАНСКАЯ ФУРАЖКА

Кто всю жизнь провел на море, умеет в точности предсказывать погоду. К примеру, вам история про старого капитана в отставке Фина Элдриджа. Когда он ушел в отставку, он завел в Истэме ферму и стал выращивать репу. А ведь всю долгую жизнь он командовал каботажным судном.

Так вот, как-то раз капитан Элдридж запозднился к ужину. Жена выглянула в окно, но увидела лишь море зеленой ботвы, гуляющее волнами от легкого ветерка. Потом словно тень пробежала над этим зеленым морем, и тут же в дом влетел запыхавшийся капитан Элдридж. Он бросился к телефонному аппарату, снял трубку, крутанул ручку и закричал:

— Дайте Чатем! Срочно! Алло, Чатем? Дайте мне Сэма Пейна, почтмейстера! Привет, Сэм! У меня только что улетела с головы фуражка. Легкий бриз несет ее прямо на юг, к береговым рифам. Я высчитал, что она будет пролетать мимо тебя ровно через четырнадцать минут. У меня к тебе просьба, пришли ее назад с завтрашней почтой, договорились, Сэм?

Можете не сомневаться, фуражка капитана Элдриджа пролетела над домом Сэма в Чатеме ровно через четырнадцать минут после того, как он повесил телефонную трубку. И на другой день капитан Элдридж получил ее с утренней почтой назад.

ДАЛЕКО ЛИ ДО ПОРТА?

Плавание на китобойном судне в Атлантическом океане обычно длится месяцев шесть, не меньше. Официально его называют «от зимы — до лета», то есть два сезона. А неофицициально — «Рождественский заплыв»: уплыли под рождество, приплыли на пасху. По этому поводу старожилы Нового Бедфорда, или, как правильнее говорить, Нью-Бедфорда, любят отпускать соленые шуточки.

Для столь долгого плавания годятся шхуны и бриги, построенные только в Провинстауне. Рассказывают, что одного старого морского волка из Нью-Бедфорда никак не хотела отпускать в такое плавание его жена. Так вот, когда он уже отчаливал из Провинстауна, к нему подошел его агент и шепнул на ухо:

— Капитан Джонс, вы забыли поцеловать на прощание свою жену!

Не отрывая взгляда от мачт, капитан ответил:

— Стоит ли волноваться из-за пустяка? Я ведь ухожу всего на полгода.

А другой капитан, вернувшись после четырехлетнего отсутствия из такого длинного и опасного плавания без единого бочонка китового жира и без единого фунта китового уса, сказал:

— Зато поплавали вдоволь, черт подери!

Говорят еще, когда калифорнийский клипер окликнул возле мыса Горн китобойное судно, чтобы спросить: «Далеко ли до порта?», — один из длиннобородых оборванцев китобойной команды, выстроившихся на палубе, ответил:

— Не помним. Мы вышли оттуда, когда были молодыми.

ПИСЬМО ОТ КАПИТАНА ХЬЮЗА

— Ну, ну, Аратузи, — похлопал по плечу свою жену капитан Пелег, — да перестань же плакать. Осталось всего двадцать минут до отплытия, я могу из-за тебя опоздать.

Не успел он завязать свой дорожный мешок и разгладить нахмуренные брови, жена уже высушила слезы.

— Обещай, Пелег, что ты напишешь мне с дороги! Ведь ты будешь отсутствовать целую вечность. Хоть одно письмо! На этот раз ты должен написать мне, обещай!

Капитан Пелег скрепя сердце пообещал. И спустя восемнадцать месяцев Аратузи уже вскрывала дрожащими руками долгожданное письмо:

Гонконг, Китай

21 мая 1854 года

Дорогая Аратузи!

Я тут, а ты там.

Пелег Хьюз.

«БУЛЬДОГ» КАПИТАНА ЭЛИЗЕРА

Само собой, все моряки души не чают в своей посудине. Она у них всегда и первая красавица и самая быстроходная.

По этому поводу сотни анекдотов рассказывают в Кейп-Коде. Вот вам один из них, про капитана Элизера и его знаменитую шхуну «Бульдог».

У нее был такой ровный и быстрый ход, что, как говорится, она могла каплю воды рассечь ровно на две половинки. Все в городе знали, как он гордится своей бегуньей. Что ж, удивляться тут не приходится.

Но вот он надумал жениться на девушке по имени Абигейл Бэнгс, и все стали интересоваться, не собирается ли он поменять имя своей шхуны на «Абигейл» в честь любимой невесты?

— Нет уж, — отвечал капитан Элизер, — у моей шхуны менять имя я не собираюсь. Вот если Абигейл окажется настоящей девушкой, какой я ее всегда считал, она может поменять имя на Бульдог. Я не возражаю.

РЕЦЕПТ КАПИТАНА

В прежние времена на многих судах в докторском сундучке всегда хранился так называемый «журнал симптомов», в котором были записаны симптомы разных болезней и как они день за днем меняются.

Но это еще не все, за диагнозом следовало предписание, что в таких-то и таких-то случаях надо давать больному и в каких дозах. У каждого лекарства, хранившегося в медицинском сундучке, был свой номер.

Однажды на судне заболел матрос. Все симптомы, согласно «журналу», указывали на номер 11. Однако капитан с огорчением обнаружил, что бутылочка с лекарством за этим номером пуста. Но его это не слишком смутило.

— Пустяки, — сказал капитан, — раз так, дайте больному ту же дозу номера 6 и номера 5.

Матрос долго болел. К счастью, он поправился, но благодаря ли своей выносливости, или находчивости капитана точно мы вам не скажем.

МОРЕХОДНЫЙ ГРОБ

Это любимая история моряков полуострова Кейп-Код штата Мэн. Каждый рассказывает ее по-своему, но при этом с точностью указывает, где и с кем она приключилась.

Дни старой тетушки Эммы были сочтены, а во всей округе только капитан Зик, бывший корабельный плотник, умел делать гробы. Он пообещал родным сделать для старушки гроб, однако сколько они ни ходили к нему, он все никак не мог приняться за дело. Наконец, они насели на него: тетушка Эмма была уж слишком плоха. И на этот раз капитан Зик пообещал, что заказ будет выполнен к послезавтрашнему утру.

Свое слово капитан сдержал. Гроб прибыл на место в обещанный срок и как раз вовремя.

Только по рассеянности капитан Зик нечаянно приделал нему румпель.

ПРО КАПИТАНА ТИББЕТА

Как-то на берегу залива Мэн два фермера собирали водоросли. Сами знаете, лучшего удобрения не найти. И наткнулись невзначай на утопленника. Они в нем не признали никого из знакомых, и все-таки один из фермеров с неуверенностью заметил:

— Я вот что думаю, а не капитан ли это Тиббет, что жил в хижине на берегу, во-он там на косе.

И они решили сходить туда и проверить. Пришли они к хижине, постучали. Дверь открылась, на пороге стоял сам старик Тиббет.

— Ну, слава богу, — вздохнул первый фермер, — значит, с тобой все в порядке. А то мы нашли в водорослях на берегу утопленника и подумали было, это ты.

— Хм, хм, — покачал головой капитан Тиббет, продолжая жевать табак. — Говорите, нашли утопленника? А что на нем было, не морская ли куртка?

— Ыгы, морская куртка.

— И плисовые бриджи?

— Ыгы.

— И сапоги?

— Ыгы.

— А какие, до колен или выше?

— До колен.

— Хм, тогда, стало быть, это я.

СПАСАТЕЛЬНЫЙ КРЮЧОК

Эту историю мне рассказал Джонни Байндлос с острова Блок-Айленд. А он ее услышал от своего дедушки, старого Уильяма Парка Байндлоса, много лет тому назад. Джонни был каменщиком и строил маяки. Это он поставил юго-восточный маяк на Блок-Айленде. Он там прожил немало лет и знал всех хорошо.

В те времена главным доходом островитян были кораблекрушения.

Вы удивляетесь? Да, да, если б не кораблекрушения, не видать бы им хлеба с маслом, так все говорят, не один я.

Особенно часто случались крушения на рифах зимой, когда суда причаливали к берегу. Суда тонули, а все имущество команды и пассажиров всплывало наверх и прибивалось к отмелям. Жители острова день и ночь стояли на берегу с удочками в руках и ловили добычу. Крючком служили загнутые гвозди, которые так и прозвали: «спасательные крючки».

Удили все от мала до велика — и внуки и прапрабабушки, все, кто на ногах только держался. Среди удильщиков так разгорались страсти, что, наконец, было решено, что спасательные крючки у всех будут одинаковой длины.

Примерно в то же время на Блок-Айленд с большой земли переселился молодой священник. Он аккуратно отправлял богослужения и надеялся, что прихожане будут столь же аккуратно ему платить. Однако службу его они посещали, а платить не платили. И к февралю молодой священник совсем обносился и отощал, непонятно было, в чем только душа его держится. Остались от него кожа да кости.

Жителям острова не хотелось, чтобы он умер с голоду на Блок-Айленде. Ведь им тогда пришлось бы его хоронить. И они стали решать сообща, как же быть. Один предложил было пустить шапку по кругу, чтобы собрать священнику на прожитье. Но это был чудак какой-то, и с ним никто не посчитался. Некоторые говорили, что можно давать священнику картошки и репы с урожая, другие предлагали рыбу, когда улов богатый. Но к единогласию они никак не могли прийти и спорили до поздней ночи.

Наконец, один мудрец предложил дать священнику спасательный крючок на дюйм длиннее, чем у всех. Если уж и с ним он не сумеет прокормить себя, пусть сам на себя жалуется.

ПУДИНГ С ИЗЮМОМ

Рассказывают про одного капитана-янки и его помощника. Корабельный кок часто готовил пудинг с изюмом и по приказу капитана изюм клал только в одну половину пудинга. На стол ставили пудинг именно этим концом к капитану. Он первый отрезал себе кусок, в котором был весь изюм, и передавал пудинг своему помощнику.

Так помощнику раз за разом доставался пудинг без изюма. Ему это порядком надоело, и он подговорил стюарда следующий раз поставить пудинг пустым концом к капитану. Что стюард и сделал. Но капитан тут же это заметил.

Он взял блюдо с пудингом, поднял его, словно внимательно разглядывая фарфор, и, повернув блюдо на сто восемьдесят градусов, поставил снова на стол, заметив при этом:

— Подумать только, это блюдо стоило мне в Ливерпуле целых два шиллинга!

— Неужели? — выразил удивление помощник.

И как ни в чем не бывало тоже поднял блюдо и, повернув его на восемьдесят градусов, опустил на стол, изюмом к себе, конечно.

— Лично я больше одного шиллинга за него бы не дал! — заключил он.

Капитан внимательно посмотрел на своего помощника. Помощник внимательно посмотрел на своего капитана. Капитан рассмеялся. Помощник тоже.

— Ты меня поймал! Молодец, парень! — сказал капитан. — Разрежем пудинг вдоль на этот раз.

Шутки Джо Миллера

ЯНКИ — ИЗОБРЕТАТЕЛИ

Всем известно, что янки — мастера на выдумку. И очень изобретательны. Говорят, один янки из Новой Англии изобрел машину для консервирования дневного света, чтобы при надобности использовать его вместо светильного газа.

Он вымазал внутренность бочонка из-под муки сапожной ваксой и выставил на солнце, а потом быстренько накрыл бочонок крышкой, крепко-накрепко. Дневной свет прилип к ваксе, и вечером можно было отрезать от него по кусочку и пользоваться вместо светильника.

А другой янки придумал хитрый аппарат, который отучает храпеть.

На нос спящего надевается эластичная трубочка, которая другим концом упирается в барабанную перепонку. И как только спящий начинает храпеть, он сам первый от этого и просыпается, ему это, конечно, не нравится, и постепенно он отучивается храпеть.

* * *

Как-то между двумя янки произошел очень интересный разговор.

— Вы слышали, мистер Блитц, в Нантакете выпускают машины для производства мускатного ореха?

— Да-а? А как это у них получается?

— Очень просто. Закладывают в машину дерево целиком, потом поворачивают ручку — трэнк! — и вместо ствола машина выбрасывает бекон, ветчину и копченые языки. А вместо веток и толстых сучьев — деревянные часы и мускатный орех. Остальное перерабатывается на огуречные семена, слабительные пилюли, дамские турнюры и прочее.

— Недурная машинка!

— Да, стоящая. Но с «Атлантидой» ее все равно не сравнить!

— А что такое «Атлантида»?

— Машина, чтобы есть атлантическую селедку.

— Как?

— Очень просто. Вставляете машину в рот, в воронку машины закладываете атлантическую селедку, поворачиваете ручку — трэнк! — мякоть попадает вам в живот, а кости выбрасываются наружу. Правда, я чуть на тот свет не отправился из-за этой «Атлантиды».

— Как это?

— Понимаете, я ведь левша. Ну вот, вставил я в рот машину, повернул ручку, да не в ту сторону, потому как левой рукой. Ну, кости и застряли у меня в горле, а мякоть выскочила наружу. После этого от меня долго все шарахались.

— Почему же?

— Да принимали за скелет. Все мясо машина выкинула, оставила мне только кожу да кости. Наверное, месяц, если не больше, все принимали меня за живой скелет.

— Да-а, я всегда говорил, что янки народ изобретательный.

— Кто спорит! А видели вы, как играют на котапиано?

— Не-е, а как?

— Котапиано сделать очень просто. Берут широкую доску футов шести длиной, проделывают много-много дырок в один ряд. Потом ловят котов — белых и черных — и продевают через дырки кошачьи хвосты. Черные хвосты будут диезами и бемолями, ну а белые — белыми клавишами. Только играть на котапиано приходится ногами.

— Ногами?

— Лучше ногами. Нажимаете на клавиши, и такой кошачий концерт начинается, хоть уши затыкай.

НАХОДЧИВОСТЬ ЯНКИ

Один сапожник из Коннектикута купил сколько-то фунтов деревянных гвоздей, да все они оказались из трухлявого дерева. Не будь дураком, взял он нож, заточил поострей другой конец у каждого гвоздя и продал их все вместо овса.