О чём говорят на великой равнине

Пересказ Н. Шерешевской

 

— Неужто тут у вас всегда дует такой бешеный ветер? — спросил приезжий гость с Востока.

— Не, мистер, — отвечал хозяин ранчо, — такой подует дней восемь, десять, а потом уж подует по-настоящему.

 

— Что это у тебя в этой открытой повозке? — спросил ковбой фермера.

— Как что, мой огород. Как увижу где вдали облако или тучу, так гоню туда моих волов, чтобы заполучить хоть горстку дождя. Вот лишь бы колеса не подвели, да волы бы не сдохли, а то соберу на своем огороде три урожая за этот сезон.

 

— Да-а, хорошее было бы здесь местечко, — сказал вновь прибывший, — если была бы вода.

— Еще бы, — согласился фермер, чья повозка смотрела уже носом на Восток, — то же самое можно сказать и про ад.

— Чтобы раздобыть здесь воду, — заметил другой фермер, — мы лезем на небо, а чтобы достать дерево, роем землю.

Это он имел в виду, что надо лезть на башню ветряной мельницы, чтобы раскрутить ее колеса и выкапывать корни деревьев, что остались после пожара.

 

— Скажите, где чем вы дальше идете, тем меньше видите? Чем больше найдете ручьев, тем меньше воды?

Где больше всего коров и меньше всего молока? Где чем больше туч, тем меньше дождя? Где видно далеко, но не видно ни дерева?

— Где? На Великой Равнине.

 

— Что ты делаешь? — спросил ковбой своего нового соседа из Йовы, который только недавно приехал и купил участок земли на дне бывшего русла реки.

— Разве не видишь? Строю плотину.

— Плотину? А зачем?

— Чтоб задержать воду.

— И ты думаешь, это поможет?

— А почему бы нет? — возмутился фермер. — У себя в Йове я так же точно построил плотину, и помогло.

Ковбой долго молчал, задумавшись. Постоял на одном берегу. Перешел на другой. Потрогал, покопал своими высокими каблуками дно бывшей реки. Потом, сдвинув на затылок белую широкополую стетсоновскую шляпу, вымолвил, наконец:

— А ты реку спросил?

Увы, в ближайшее же половодье плотина была сметена, а с нею и половина участка незадачливого фермера из Йовы.

 

Про Великую Равнину говорят:

— Если вы не истлели там от засухи и суховеев и не замерзли от снежных бурь и ливней с градом, вас непременно сожрет саранча или биржевые дельцы и политиканы.

Что ж, такое утверждение показывает лишь одно: от стоицизма до бунта всего один шаг.

Мы ищем страну обетованную

Пересказ Н. Шерешевской

 

Еще три года назад два моих двоюродных брата собрались и отправились на индейскую территорию в Чиксо Нейшн, где теперешняя Оклахома. И как будто неплохо там прижились. Вот и мы решили ехать к ним.

Суматохи было! Все будто голову потеряли, что брать с собой, что оставлять. Все жалко бросать, ведь с таким трудом наживали. Но не возьмешь же с собой зеленые саженцы или яблони в цвету? Наш лук, и помидоры, и капусту, и бобы, и картошку, и пастернак, и кабачки — все-все, что мы успели посадить. Да и зачем брать, если мы едем в страну обетованную?

Конечно, мы привыкли уже к холмам и скалам Миссури и к трудной жизни пионеров. Но впереди нас ждало что-то новое. И ехали мы не как-нибудь, а в крытом фургоне, не то что наши соседи Стоддарды. Оскар Стоддард двинул на Запад и вовсе в ручной тележке. В тележке сидели малютка Элли и двухлетний Билли. Энн и Питер, они были постарше, топали рядом. А Оскар с женой толкали тележку. Так и шли милю за милей. Правда, под гору разрешали и Энн с Питером не идти, а ехать.

А вот мы отбыли в фургоне. Взяли одежды всякой, посуду, одеяла. В первую ночь на стоянке было даже не очень холодно. Мы вырыли яму поглубже, чтобы укрыться от ветра. И рядом костер разожгли. Только тысяченожки уж так одолевали. Приходилось держать кухонный нож под рукой. Чуть где зашевелилась проклятая, раз-раз ее на куски, на кусочки. К утру мы штук двадцать их насчитали. Но впереди нас ждала страна обетованная, и мы не унывали.

Казалось, каждая река встречала нас, чтоб преградить нам путь. Сначала это был Сок, потом Аркансо, потом Симарон. Десятки, сотни рек. Но мы все равно продвигались вперед через Миссури, Канзас, Осейдж, Пони, Старую Оклахому. И вот спустя тридцать три дня добрались до Красной Речки — Ред-Ривер. И нашли моих двоюродных братьев. Мы очень устали с дороги, но чувствовали себя совершенно счастливыми: ведь мы же доехали до земли обетованной!

Поначалу мы помогали собирать хлопок, всю осень. Но когда настал октябрь, пришла пора сеять пшеницу. Съездили в город за семенами. Да еще сеялку купили, вот! Не то что в Миссури — там мы вручную сеяли. Сыпали в мешок зерна и бросали пригоршнями направо и налево. А потом еще боронить надо было. Ох, и мучились мы. Другое дело, когда купили сеялку. Только тут и началась жизнь — в стране обетованной.

Но в один особенно хороший год и пшеница, и трава в прерии выросли выше наших крытых фургонов. И отчего-то вдруг занялся пожар. Чудно как-то, но поначалу это казалось очень даже красивым. Огонь до неба, чуть ли не в пятьдесят футов. Языки пламени так и пляшут на ветру.

Мы быстро устроили укрытие для скота и для всякого инвентаря. Младших детей заперли дома. Из ближнего источника понатаскали воды во все бочки, ведра, бадейки. И все-таки огонь так быстро надвигался, что мы уж и не чаяли спастись. До него оставалось, наверно, каких-нибудь полмили, не больше.

Как мы перепугались! Дети плакали. Лошади храпели. Коровы мычали. Мне оставалось только молиться и работать — таскать воду и обливать дом.

Впереди огня бежали зайцы, койоты, дикие курочки, антилопы, степные собаки.

Мы все были засыпаны жженой травой и золой. Я хотела смахнуть с лица эту траву, чтобы не лезла в глаза, мотнула головой и вдруг вижу — нет, может, мне только это почудилось? С севера на нас несется стадо. Я окликнула моего мужа. Он тоже вдел каких-то чудовищ — не то диких коней, не то бизонов. Мы пропали! Потому что оказались между двух огней. С юга — пожар. С севера несутся на нас чудовища.

Я спросила мужа, не лучше ли нам запереться вместе с детьми в доме? Но он сказал, что ни за что не уйдет, а будет смотреть, что дальше. Я тоже осталась. Наконец, сквозь дым мы разглядели, что на нас скачут всадники.

Неужели индейцы вышли на тропу войны? Наверно, мой муж тоже так подумал, потому что побелел как мел. Значит, испугался. И я тоже сильно испугалась.

А потом смотрим — это же ковбои! Фу, так от сердца и отлегло. От волнения даже руки, ноги задрожали. Они к нам подъехали, а потом все в дом вошли. А дома наши шестеро младших играли себе, веселились, ничего вроде и не боялись уже, только удивились очень, что столько ковбоев сразу в дом вошли.

Оказывается, их прислал Руф Бентон. Это он первый увидел огонь и подумал, что нам грозит опасность. Да не только нам, но и его стадам, что паслись в наших местах. Вот он и прислал ковбоев на подмогу.

Первым делом ковбои вытряхнули из мешков еду и наполнили их водой. Потом подошли к краю высокой травы и подожгли ее. Мы ничего им не говорили. Только стояли и смотрели. Мокрыми мешками они забили огонь, и получился широкий выжженный пояс вокруг дома и служб и загонов для скота. Потрудиться им пришлось лихо, потому как огонь и ветер с прерии били им прямо в лицо. Но они себя не жалели, справились. И когда огонь дошел до выжженного пояса — всё, дальше не перекинулся.

Я все время старалась накормить их получше — варила им кофе и пекла бисквиты. А когда они прогнали огонь, удалось и плиту разжечь и настоящую еду приготовить. Можно было считать, мы уже спасены, но ковбои — ребята молодцы — не оставили нас, пока опасность не миновала. И посоветовали лечь спать.

А утром я рано поднялась, но их уже не было. И огня больше не было. Прерия выглядела так дико, так непривычно. Все было черным-черно. Мы несколько дней отмывали дом, и себя, и утварь — все-все. К счастью, вскоре полил дождь, не дождь — настоящий ливень и смыл всю сажу. И снова все зазеленело. И картошка взошла, и бобы, и лук. И новую изгородь нам поставили. А все одно, из глаз у меня никак не шел этот огонь в прерии, и бедные животные, и жженая трава… И все время словно дымом пахло. Моему мужу я ничего не говорила, но себя не раз спрашивала: «Неужто это и есть страна обетованная?»

Однако жизнь продолжалась. «Все обойдется, — говорила я себе. — Постепенно, понемножку».

И правда, урожай в ту осень был отменный — и пшеница, и кукуруза, и хлопок — всего сняли гору. Наши свиньи тучнели, коровы давали много молока. Мы решили, что наконец нам подвалила удача. Только вот цены на все в тот год были на редкость низкие — у всех оказался хороший урожай. Из тридцати пяти кип хлопка нам удалось продать всего три. Остальные оставили на другой год и сбыли их тогда по три с половиною цента за фунт — то есть даже расходы за упаковку не окупились.

Но зато мы жили в стране обетованной. Так считалось по крайней мере.

Когда наши старшие дети пошли в первый раз в школу, случилась песчаная буря. Песком засыпало все, даже наш хилый дом. Собственно, нам давно пора было купить настоящий крепкий дом. Это была моя мечта. А то жили в каких-то дощатых бараках — пристройках. Конечно, песок насыпался во все щели. И вот что еще интересно — то была не просто песчаная буря, но электрическая. Сверкало солнце, и сверкали молнии. По всей колючей изгороди бежали электрическкие искры. Детям не разрешили пить из оловянных кружек, чтобы током не ударило. Электрическим огнем выжгло широкие проплешины на нашей земле. Погибла, наверное, пятая часть урожая.

Мы были в унынии, совсем пали духом. Но пришел мой брат Джо Паркер и решил поднять наш дух. Он сказал, что такой бури в этих местах никогда прежде не бывало. Это впервые.

Конечно, не бывало, согласилась я, это же страна обетованная, какие здесь бури.

Джо очень огорчился, что не удалось поднять наш дух, и сказал, что все равно все как-нибудь образуется. И правда, через несколько дней полил дождь, и нам стало веселей. В тот год нам очень повезло с урожаем пятнистых бобов. Пшеница была невысокая, зато кукуруза налилась молочная, сладкая. И сад с цветами мы развели. Сначала соседи смеялись над нами, но осенью, когда мы в город цветы повезли продавать, они нам ужас как завидовали.

Работали мы без устали, но на это не жаловались. Мы любили работать. А главное, нам очень хотелось купить настоящий дом, с усадьбой. Дом — это уже другая жизнь, хоть в чем-то уверенность. А то сажаешь, растишь, и вдруг засуха или дожди, и опять ты ни с чем. А дом — дом всегда твой.

Мы нашли такой дом в городке Гири. И дом неплохой, и усадьба в сто шестьдесят акров. Владелец попросил триста долларов. Мы продали почти всю нашу скотину и собрали деньги — все золотыми монетами. Я сшила небольшой мешочек и спрятала в него монеты. Когда мы вручили владельцу дома эти деньги, у него даже глаза на лоб полезли. Он так перепугался, что, схватив мешок с деньгами, вскочил на лошадь и помчался в Эль-Рено, где находился ближайший банк. Но до Эль-Рено ведь тридцать миль пути, сказали мы, пока он доедет, уже стемнеет и банк закроется. Но он сказал, что если опоздает и банк закроется, он все равно будет ездить туда-сюда по прерии, пока не рассветет, потому как если кто-нибудь в городе пронюхает, что у него такие деньги, его непременно ограбят.

Что и говорить, на фронтире без денег было плохо, но с деньгами еще опасней, потому как грабители и разбойники встречались на каждом шагу.

Дом у нас оказался очень хороший. Мы к нему еще этаж пристроили. И стены оштукатурили. Нам все говорили: «Зачем штукатурить? Все равно ветер все выдует». Но нам так хотелось. Оштукатурили и правильно сделали. Дом получился лучший в округе. И виден был издалека за много миль. Все любовались на него. Мы были очень счастливы.

Наконец-то мы обрели страну обетованную!

Так мы жили четыре года. Но однажды к нам пришел человек, он хотел посмотреть наш дом. Он был наслышан, что мы и хозяйство ведем хорошо, и ферма у нас процветает, и сам дом просто чудо. Пришел и спрашивает:

— Сколько вы за все это хотите?

Я говорю:

— Нисколько. Мы не продаем ни дом, ни усадьбу. Мы уже устали переезжать с места на место.

Но мой муж возьми да спроси, а сколько он даст за все. И они сторговались, и мы продали за приличные деньги и нашу ферму и наш прекрасный дом. И переехали временно в маленький домик. Дело это было в мае, но даже в августе мы все еще жили в этом тесном доме. А к тому времени у меня родился еще ребенок, двенадцатый. Мы назвали ее Дейзи Линкольн.

И тут нам предложили очень хорошую землю возле Вернона, в Техасе. И мы решили, а почему бы нам не попробовать пожить там. Может, это тоже страна обетованная? Мы сели на поезд и поехали. Фургоны, они остались в далеком прошлом. Теперь ездили в поездах. Землю выбрать оказалось не так уж трудно. Многие в Техасе продавали землю. И мой муж выбрал участок по десять долларов за акр. И засадили ее пшеницей. Но пшеница что-то худо взошла, и мы не выручили никаких денег. Хуже того, нам уже стало казаться, что, пожалуй, мы совершили ошибку. Настало время платежа, а урожая нет, и денег нет. Соседям мы ничего не сказали, хотя некоторые к нам очень хорошо отнеслись, но были и такие, что злорадствовали. Я сама не так уж переживала: мы и из худших передряг выпутывались, значит, и сейчас как-нибудь да вывернемся.

И сбылось. Осенью мы получаем телеграмму от того человека, у которого купил эту землю. И в телеграмме он предлагает взять обратно эту землю по пятнадцать долларов за акр. Мой муж запросил двадцать и получил в телеграмме ответ: «По рукам».

Мы были счастливы — сразу столько денег, и ни за что, ни про что — без труда, без страданий. Такое везенье! Мы решили, наверное, Техас и есть наша страна обетованная.

Потом уж мы узнали, что на той земле нашли нефть и ее владелец заработал кучу денег, стал просто миллионером. Но нам все равно повезло. Мы купили новую ферму и посадили абрикосы, и всякие ягоды, и другие фруктовые деревья, и жили бы долго и счастливо, если бы нас не сманил в Орегон мой отец. И моя старшая сестра тоже там жила. И мы поехали в Орегон, и дела там шли не так уж плохо, а все-таки это место было не для нас.

Господи, куда мы только не ездили и кого мы только не встречали на своем пути! Мы работали. И заводили друзей. Помогали сами, и нам помогали. Дети учились. Мы дружно жили. Говорили мало, делали много.

В графстве Вудуорд мы прожили уже три года, когда у моего мужа вдруг случился удар и вскоре он скончался. Я очень любила его. Мы сорок три года вместе искали землю обетованную. И только перед самой его смертью сделали одно очень важное открытие. Мы поняли, что страны обетованной вовсе нет. Она лишь в наших мечтах. Вспоминая нашу прожитую жизнь, мы обнаружили, что всегда искали ее, эту страну. Мы работали. Мы любили. Мы честно жили. Растили детей. Мы были счастливы. Мы счастливо прожили сорок три года в стране обетованной.

Фиболд, сын Фиболда

Пересказ Н. Шерешевской

Это Фиболд Фиболдсон первым завел ферму в штате Небраска.

Поначалу он вовсе и не собирался осесть там. Несчастный случай заставил его. Фиболд приехал в Америку из родной Швеции, чтобы обзавестись фермой в Калифорнии. В его крытом фургоне, державшем курс на Запад, кроме него, были еще три его племянника: Бёргстром Стромберг, Хьялмар Хьялмарсон и Илдед Джонсон. И ещё дедушка Илдеда Джонсона.

А лето в тот год было на редкость жаркое. Такой жары еще никто не помнил. На Великой Равнине — Грейт Вэлли — пересохли все ручьи, водоемы и реки. Фиболд со своими племянниками и дедушка Илдеда Джонсона просто умирали от жажды, когда вдруг случайно набрели на то, что когда-то звалось рекой, а сейчас от нее осталось лишь одно воспоминание. Тонюсенькая, живая струйка посреди широкого ложа топкой грязи.

Дедушка Илдеда Джонсона до того обрадовался, увидев наконец воду, что скорей соскочил с фургона, обогнал волов, тащивших фургон, и нырнул вниз головой в реку. Вернее, в то, что от нее осталось.

Увы, голова его прочно застряла в топкой грязи, а ноги так и остались торчать в воздухе.

Фиболд поспешил вытащить его, но дедушка повредил себе шею, и потому продолжать путешествие они уже не могли. Пришлось Фиболду с племянниками задержаться на месте, пока дедушка Илдеда Джонсона совсем не поправится.

В память столь неприятного случая эту речку так и назвали — Унылая Речка.

Первым делом Фиболд огляделся по сторонам и убедился, что край этот для фермерства начисто непригоден. Со всех сторон поднимались холмы и горы. Но раз уж им пришлось застрять здесь надолго, Фиболд все-таки решил приспособить эту землю под ферму. Правда, единственное, что он мог сделать, — это перевернуть горы вверх ногами. Так он и сделал. И получилось ровное плоское плато.

Поезжайте в Небраску, и сами увидите, какая гладкая и ровная там земля.

Оставалось только вспахать эту землю, чем Фиболд и занялся. Вначале у него никак не получались прямые борозды. Дойдет Фиболд со своим плугом до конца борозды, посмотрит назад, а борозда-то кривая, туда-сюда извивается, словно горное ущелье. Ну, Фиболд ее — раз! — подцепит за кончик и выпрямит. А иначе никак у него не получались прямые борозды.

Пока Фиболд пахал и сеял, его племянники строили дом. По мнению Фиболда, раз уж они застряли в Небраске и должны сидеть здесь, пока дедушка Илдеда не поправится, зачем же им сидеть без крыши над головой? А когда постоили дом, решили: зачем же так спешить отсюда, раз дом уже построен?

Э-эх, знал бы Фиболд, что такое Небраска, он бы, наверное, еще подумал, оставаться ли там.

В первый год, что они поселились в Небраске, выпал такой глубокий снег, что добраться до ближайшего города — а находился он милях в ста от них — нечего было и думать. И пришлось бы им сидеть без всяких припасов, если бы Фиболд тут же не изобрел плуг-снеговик. Да такой огромный, что можно было впрячь в него хоть стадо бизонов. Чудо, а не плуг! Он расчистил все снежные заносы и захватил даже немножко земли. Так что весной на этом самом месте обнаружилась глубокая и широкая канава.

Теперь по ней протекает река Платт.

Когда пришло лето, опять настала жара. Но Фиболд уже предвидел это. Правда, он не мог предвидеть небрасский ветер. В один прекрасный день он как начал дуть! И дул, и дул… С такой силой, что выдул всю землю из-под дома. И само собой, дом провалился в эту дыру. Только крыша осталась видна.

Но Фиболд, не теряя времени, тут же поставил на него новый дом, а тот, что был внизу, назвал первым в мире подвалом.

На этот раз Фиболд решил не просто засеять землю разными семенами, но и приукрасить местный пейзаж. Поэтому он всюду насадил рощи хлопковых деревьев. А потом решил и всю землю засадить этими деревьями. Он рассуждал логично: коли маленькие кустики дают хороший урожай хлопка, то большие деревья дадут в сто раз больше.

Все шло прекрасно, пока не подоспело время снимать урожай. Вот тут и оказалось, что сборщикам хлопка взбираться на высокие деревья не так-то просто. Но Фиболд поспешил им на помощь. Он хватал хлопковые деревья за макушки и наклонял их до самой земли. Однако его затея удалась только на первый год, а на следующий сезон хлопковых деревьев у него вовсе не осталось.

Почему? Да потому, что он забыл их распрямить! И они продолжали расти, упершись в землю макушкой. Росли, росли и вросли все в землю. Вы и до сих пор не увидите в Небраске ни одной хлопковой плантации.

После неудачного опыта с хлопковыми деревьями пришлось Фиболду завести обыкновенную ферму. Он сделался лучшим фермером во всей Небраске. Урожай он снимал такой, что не жалко было поделиться пшеницей и кукурузой с местными кузнечиками.

Но однажды невесть откуда налетела саранча. Полчища саранчи, этих ненасытных родственников невинных полевых кузнечиков. Их было так много, что они темной тучей закрыли солнце, и настала ночь среди бела дня. Они принялись пожирать все подряд. Челюсти у них лязгали и стучали громче каменной лавины, летящей с горы.

Но не такой человек был Фиболд Фиболдсон, чтобы сидеть сложа руки и смотреть, как гибнет его урожай. Он подумал немного и отправился на восток за индюшками, потому что любимым лакомством индюшек были кузнечики, а раз кузнечики, значит, и их ближайшие родственники — саранча. И Фиболд очень надеялся, что индюшки быстро с нею расправятся.

Но не тут-то было. Не индюшки — саранчу, а саранча пожрала индюшек — всех, целиком, с перьями и с косточками. Даже на ужин Фиболду и его племянникам ничего не оставила.

Так пропал весь урожай, весь до зернышка. Мало того, Фиболд боялся, что и на другой год случится то же самое. А ему этого вовсе не хотелось. Однако, поскольку сажать ему в этот год было нечего, он решил податься в рыбаки — поохотиться на акул. У него был свой способ ловить их: он приучил акул приплывать к берегу на свист, так оказалось удобнее.

Когда он высвистал столько акул, чтобы ему с племянниками и с дедушкой Илдеда Джонсона продержаться неделю, он вдруг кое-что вспомнил. Очень важное.

Он вспомнил, что рыбаки приманивают акул… кем вы думаете? Кузнечиками! Так, может, акулы и спасут его от нашествия саранчи на другой год! Вот только как все это устроить? Ведь саранча сидит на земле, а акулы предпочитают воду. Эх, если бы пересадить акул из воды на землю, тогда бы они в два счета расправились с саранчой!

Да, но тогда, чтобы настичь саранчу, акулам нужны были бы крылья. Были б у акул крылья, и саранче от них никогда б не уйти!

Как раз когда Фиболд обдумывал эту проблему, над ним пролетала стая диких гусей. И он тут же решил поженить гусей с акулами. У него была большущая сеть. Он закинул ее в воздух и поймал сразу сотню гусей. Потом еще и еще раз забрасывал сеть и отправил всех гусей на берег Унылой Речки, где приготовил для них огороженное со всех сторон поле. Оставалось лишь высвистать к берегу столько же акул, сколько было гусей, что он и сделал.

К следующему летнему сезону, когда начала слетаться саранча, его гусиная ферма была уже полна летающих рыб. Фиболд выпустил их на волю и натравил на саранчу. До чего же приятно было ему наблюдать, как вся стая летающих рыб так и накинулась на этих прожорливых попрыгунчиков.

Стая летающих рыб совершила круг-другой над его полем и съела всю саранчу, какая попалась ей по дороге. Но потом, вместо того чтобы приземлиться и спокойно попировать, она вдруг выстроилась острым углом, как обычно выстраиваются при осеннем отлете дикие гуси, взмыла ввысь и скрылась за горизонтом.

Так Фиболд Фиболдсон их больше никогда и не видел. Только много позднее один моряк рассказал Бергстрому Стромбергу, что как раз в ту пору на Тихом океане впервые появились летающие рыбы.

Представляете, каково было Фиболду Фиболдсону видеть, как скрывается в облаках стая его летающих рыб? Однако спасти урожай еще было не поздно. И Фиболд взял себе два дня передышки и отправился в Канаду. Там он отловил три стаи волков и живыми доставил их в Небраску.

Он полагал, что из всех зверей самые бесстрашные волки, только они решатся напасть на саранчу. Он дал им побегать по фермерским землям возле Унылой Речки, и те свое дело сделали. За несколько лет саранча в Небраске совсем вывелась.

Да, но зато теперь волки остались без еды и стали терять в весе. Они худели и худели, становились всё меньше и меньше, пока не превратились в степных собак — койотов. А еще спрашивают, откуда в прериях взялись койоты? Теперь ясно, откуда?

Но вот в один удачный урожайный год койоты снова стали поправляться и сделались скоро почти такими же пузатыми, как саранча. Оказалось, они повадились воровать у Фиболда зерно прямо на корню, да еще перерыли всю его землю, выкапывая себе ямки, в которых устраивали уютные норы. Это было сущее бедствие! Коровы и лошади проваливались в эти ямы и ранили себе ноги. Словом, Фиболд снова оказался на краю разорения, вспомнились грустные времена, когда на его посевы налетела саранча.

Пока Фиболд решал, что же ему предпринять, в те места забрел как-то торговец, который сообщил Фиболду про одно нововведение — изгороди из колючей проволоки.

А надо вам сказать, Фиболд всегда шагал в ногу со временем. Он закупил сотни миль этой колючей проволоки для пробы. Но потом обнаружил, что во всей Небраске не хватит деревьев, чтобы понаделать для колючей изгороди так много столбов.

А даже если б и хватило, он представил себе, сколько времени на это потребуется!

Как раз тогда же начался сезон дождей. Дождь лил, лил и залил все норы койотов. А потом вдруг ударил мороз, и вода в этих норах замерзла. Вот Фиболд обрадовался-то! Он тут же смекнул, что наконец ему подвернулся счастливый случай. Он покликал своих племянников, они быстренько выкопали из койотовых нор замерзшую воду и получили столько ровных, гладких столбов, сколько было нужно.

Молодые люди покрыли эти столбы лаком, чтобы они не растаяли, и с первой оттепелью, когда полегче стало копать, вбили их в землю. Столбов хватило на всю проволоку, даже осталось немножко. Вот теперь ферма была оборудована вполне современно.

Но Фиболд не мог оценить до конца, какое прекрасное дело он сделал. Только летом он понял это, когда койоты, обнаружив, что он лишил их дома, покинули Небраску и перебрались в Канзас.

Койотов оказалось так много, что они совершенно затоптали границу между штатами Канзас и Небраска. И Фиболд чувствовал себя очень неловко, он понимал, как важна эта граница, и считал, что она испорчена в какой-то мере по его вине. Поэтому он решил исправить дело.

Только вот как? К счастью, на ферме у Фиболда стояло несколько ульев с пчелами. Он так хорошо за ними ухаживал, что они были толстенькие-толстенькие. И он сумел отобрать из них шестнадцать, а то и все семнадцать и запрячь в плуг. Потом он отнес их вместе с плугом в самую южную точку Небраски и там шепнул пчелам на ушко, что в штате Юта лучший нектар, о каком только могут мечтать пчелы. И пчелы полетели прямехонько на Запад и поволокли за собою плуг. Так они проложили новую прямую границу между штатами Небраска и Канзас.

С тех пор люди и говорят, когда хотят указать путнику самую короткую и прямую дорогу: «Следуйте пчелиной тропой!»

Какое-то время жизнь на ферме Фиболда протекала тихо, спокойно, не считая, конечно, одного-двух ураганов, которые разрушили его амбары с зерном и унесли его дом. Потом уж Фиболд понял, что надо этих буянов заарканивать и вязать покрепче, чтобы всю свою силу они растратили, борясь с веревками. Тогда уж у них не хватит пороху разрушать дома и творить прочие безобразия. Что ж, это помогло, только один ураган не выдохся после такого обращения. У него еще хватило сил ночью снова вернуться и скрутить самого Фиболда. Но это был какой-то бешеный ураган.

А однажды случилась засуха. Неделя за неделей проходили без дождя, и еще неделя за неделей тянулись без дождя. Кукуруза сморщилась и высохла, не успев подняться. Ее нельзя было даже скосить.

И бедные коровы так отощали, что Фиболд боялся, как бы их ветер не унес. Пришлось привязывать им к хвостам груз, чтобы они не улетели.

Было так сухо и жарко, что даже дом Фиболда ссохся и сжался, и он был вынужден прорубить новую дверь, не то никак не выбрался из него.

Оставался единственный выход — провести ирригационную систему. Унылая Речка уже давно пересохла, воды там совсем не осталось. Но Фиболд знал, где есть вода. Он вывел из стойла своего любимого быка и отправился с ним к полноводной реке Платт. Подхватил реку за узкий конец и вместе с быком приволок ее к дому. Одному ему ни за что бы не управиться с таким делом. Потом исчертил всю землю на ферме канавками и пустил в них воду Платта. В тот год урожай он снял богаче всех от самых болот Нью-Джерси до долин Сакраменто в Калифорнии.

Той же осенью он вернул Платт на место, потому что один заезжий торговец продал ему кое-что получше. Фиболд купил у него с дюжину ветряных мельниц, чтобы добывать воду из-под земли. Представляете, мельница вертится, насос работает и выкачивает воду!

К мельницам он приставил дедушку Илдеда Джонсона. А происходило все это в год Сильного Ветра. И однажды порыв ветра сдул дедушку с ног и выдул из него последнее дыхание. Фиболд и его племянники очень горевали, что дедушка испустил дух, и устроили ему пышные похороны. Но когда они принесли его на кладбище, налетел новый порыв ураганного ветра, только уже с другой стороны, и снова вдул в дедушку жизнь. Дедушка сразу поднялся и стал искать свои очки.

Вот какой ветер дул в тот год!

Вскоре после этого случая интересного гостя принимал у себя Фиболд Фиболдсон. Как-то утром он выглянул в окно, чтобы окинуть мрачным взглядом горы песка, нанесенные ураганом, и вдруг на горизонте увидел легкие очертания парусов. Он мог поклясться, что это были именно паруса. «Наверное, мне грезится, это мираж», — подумал он и пошел завтракать.

Проглотив последний блин, Фиболд снова глянул в окно и опять увидел вдали паруса. Но теперь они были ближе. Полчаса он стоял и смотрел, как плывут по прерии паруса, наполненные ветром, ну точно как в его родной Швеции, когда возвращаются домой шхуны рыбаков.

И вот паруса уже полощатся у самых фиболдовых амбаров, а из-под них выныривает человек, бросает возле свинарника тяжелый якорь, травит паруса и кричит: — Привет, дружище!

Только тут Фиболд разглядел, какую посудину прибило к его берегу. То был обыкновенный фургон, но, вместо лошадей или волов, оснащенный парусами.

— Смит Гонимый Ветром мое имя, — представился незваный гость. — Ну и наглотался я пыли в вашей Небраске! Не знаю, влезет ли в меня еще и завтрак. Но готов попробовать!

Фиболд пригласил незнакомца в дом. Покончив с первыми двумя дюжинами блинов, Смит Гонимый Ветром был уже способен отвечать на вопросы Фиболда Фиболдсона.

— Что ты делаешь с этим своим фургоном-на-парусах? — поинтересовался Фиболд.

— Делаю? — удивился Смит Гонимый Ветром. — Ничего не делаю. Просто переезжаю с места на место. Одно мне лишь портит путешествие — ваша колючая проволока. Да иногда случается морская болезнь, если местность неровная, слишком холмистая.

Смит показал Фиболду гарпун, с каким он охотится на бизонов, не слезая с фургона. И еще большую прочную сеть — ловить кроликов.

В этих увлекательных беседах быстро пролетел день. Они и не заметили, как село солнце и пора было идти спать, а они все еще сидели за завтраком. Фиболд, видно, решил за один день выведать все, чем мог похвастать Гонимый Ветром. И сам старался не отстать от него и кой-чем прихвастнуть.

Младший из племянников, Хьялмар Хьялмарсон, предложил гостю свою постель, а сам пошел спать на сеновал.

— Не стесняйтесь, устраивайтесь поудобнее, — сказал Фиболд и задул свечу.

Не успела свеча погаснуть, он уж и сам нырнул в постель и натянул до ушей одеяло. Не спал лишь дедушка Илдеда Джонсона и тихо разговаривал сам с собой.

Дня через два после того как Смит Гонимый Ветром отчалил от амбаров Фиболда Фиболдсона, держа курс на Альбукерке, у Фиболда вышла небольшая стычка с соседями.

Надо вам сказать, все чертовски устали от сильного ветра. Ничего подобного никогда не случалось до того, как Фиболд поставил свои ветряные мельницы, и соседи решили, что именно они вызвали этот ветер. Они потребовали, чтобы Фиболд остановил мельницы, и преследовали его по пятам, в самом прямом смысле слова. Но Фиболд каждый раз ускользал от них.

Однажды, добежав до Унылой Речки, Фиболд решил перепрыгнуть ее одним махом. Он не сомневался, что соседям понадобятся для этого по крайней мере три-четыре прыжка, а значит, он опять оставит их позади. Однако на этот раз Фиболд просчитался. Ветер дул против него. И он чуточку не допрыгнул до другого берега. Плюх! — плюхнулся он на песчаное дно высохшей речки.

И тут же увяз в песке. Соседи так и оставили его там бултыхаться одного. Пусть пропадает. Да только не знали они, что годом раньше в этом самом месте пытался перейти вброд Унылую Речку крытый фургон. Провалившись в зыбучие пески, Фиболд упал точнехонько на него. А у всякого фургона, сами знаете, сзади верх откидной. Поэтому Фиболду ничего не стоило откинуть парусиновый верх и влезть внутрь.

Фиболду просто повезло: этот фургон оказался прекрасным тайником, которым он и потом пользовался не один раз, спасаясь от дедушки Илдеда Джонсона, который вечно жаловался, что ему надоело готовить или что ему не дает покою Арабелла.

Так звали любимицу Фиболда, гремучую змею.

Ну и большущая она была, эта Арабелла! И такая нежная и преданная. Бывало, подползет к Фиболду и тычется в ногу, подставляя голову, чтобы он ее погладил. Каждое утро в один и тот же час она будила его, заползая к нему в кровать и хлопая своими погремушками. Фиболд находил, что она и в других отношениях очень полезна: у нее была привычка, когда к Фиболду приезжали гости из восточных штатов, выползать им навстречу. Сами понимаете, после этого гости долго у него не засиживались.

За все время, что Арабелла жила у Фиболда, она никого ни разу не покусала. Но это не значило, что она была вовсе безобидная. У нее была привычка точить зубы о точильный камень. Как-то Фиболд наточил свой нож тут же следом за ней. А в тот день к обеду у них были бобы. Фиболд, как обычно, ел с ножа, и ему попала в рот капелька змеиного яда. Он неважно себя почувствовал и пошел прогуляться по берегу Унылой Речки. В тех местах было видимо-невидимо москитов. Они облепили Фиболда со всех сторон и, как он ни отбивался, попили из него кровь.

Зато, вернувшись домой, Фиболд уже чувствовал себя немножко лучше. А что тут удивляться? Москиты высосали у него весь змеиный яд. Бергстром Стромберг сам рассказывал, как на другое утро весь берег реки был усеян мертвыми москитами. Москиты плохо переносят змеиный яд.

Из домашних животных у Фиболда был еще один любимец — морской конь. Он завел его в год Великого Наводнения. Весь сезон в Южной Америке лили такие дожди, что Мексиканский залив вышел из берегов и погнал вспять полноводную Миссисипи, а та, в свою очередь, — Миссури и реку Платт. Вместе с водами Мексиканского залива туда занесло много океанской рыбы, а также тюленей.

Фиболд поймал одного и оседлал, а потом гонял на нем верхом по реке и набрасывал лассо на акул, тоже попавших в Платт из Мексиканского залива. Дедушка Илдеда Джонсона ничего не имел против, когда Фиболд приносил ему на обед морских акул, но он видеть не мог его мокрого коня, пусть даже то был морской конь — тюлень. Акул дедушка готовил под соусом карри. Это была любимая подливка Фиболда из куркумового корня, чеснока и разных пряностей.

Но больше всех из своих питомцев Фиболд любил кошку с деревянной лапой. В самом начале, когда Фиболд только подобрал эту кошку, он очень боялся, что она не сумеет ловить мышей. Сами посудите, ее деревяшка так стучала по полу, что любая мышь, если только она не была глухая от рождения, могла с легкостью удрать от нее. Но оказалось, кошка по сообразительности ни в чем не уступала своему хозяину. Она придумала, как ей ловить мышей.

Обычно кошки гонятся за мышью, и — цап ее! Но кошка Фиболда так не могла. Значит, надо было придумать что-то другое. Она приметила, что мыши проникают в дом через дыру в стене возле больших дедушкиных часов. Оставалось только притаиться у этой дыры и держать деревянную лапу наготове. Стоило мышке просунуть в дыру голову, и — клац! — все готово. Так что со своей деревянной лапой любимая кошка Фиболда Фиболдсона ловила мышей не хуже, чем иная на всех четырех.

Фиболд очень гордился своей кошкой. И дедушкиными часами тоже. Но из-за этих часов вышла очень большая неприятность. За все годы, что Фиболд прожил в Небраске, он ни разу не передвигал с места эти часы. Как он их поставил, так они и стояли, а маятник так и качался — тики-таки, тики-так. И тень от маятника, само собой, качалась вслед за ним — тики-таки, тики-так. И в конце концов тень от маятника протерла в стене дыру. Стена упала, а за ней упал и сам дом.

Тут Фиболд и решил: хватит с него Небраски. И переехал в Калифорнию, куда с самого начала собирался. Судя по слухам, так он оттуда и не уезжал.

Мешок правдивых небылиц

Пересказ Н. Шерешевской

 

Сколько б мы ни рассказывали вам про чудо-героев и чудеса, какие они творили, всего мы никогда не перескажем. Что ж, неудивительно. Страна Америка ведь такая большая, и всегда где-нибудь что-нибудь да происходит небывалое.

Мы, к