Развитие теории лениным и сталиным

На протяжении всех лет подготовки к революции внимание Ленина и его соратников было сконцентрировано на проблемах захвата власти. Времени думать о том, какую форму примет социализм после революции, у них не оставалось. Джордж Кеннан в очерке, который он скромно подписал Икс, очень хорошо проанализировал этот период, называя идеи Ленина о послереволюционном будущем «по большей части смутными, призрачными и непрактичными» (98:104). По его словам, никакая согласованная программа не шла дальше национализации промышленности и экспроприации владений крупного частного капитала. У них было очень смутное представление о том, как поступить с крестьянством (которое в соответствии с марксистской школой не является частью пролетариата), и их политика по отношению к крестьянству действительно осталась нечеткой на протяжении многих лет после их прихода к власти.

В этой связи после октября 1917 года советское государство развивалось медленно, неуверенно и часто резко меняло свою линию. Теперь, по прошествии нескольких десятилетий, мы можем сказать, что форма и направление развития государства определялись идеоло-

 

гией, обстоятельствами и личностями. Идеология, безусловно, была унаследована от Маркса и Энгельса и представляла собой неполный и нечеткий анализ истории в терминах материалистического детерминизма и классовой борьбы. Обстоятельства были таковы, что диктаторская власть превратилась в необходимость. Большевики всегда составляли крайне незначительную часть русского народа. Первая резкая попытка ликвидировать частное производство и торговлю окончилась позорным провалом. Едва только ограничения были ослаблены, стало очевидно, что существенная часть общества готова заполнить образовавшийся вакуум власти и экономики. Как указывает Кеннан, «со времени образования советского государства и по сей день эта власть не была едина, и, таким образом, люди в Кремле были преимущественно поглощены борьбой за то, чтобы обезопасить и сделать абсолютной власть, которую они захватили в октябре 1917 года» (98:106). Этого требовал характер личностей, которые занимали Кремль.

Какого рода людьми были кремлевские вожди? Они были фанатичны и неуверенны в себе. Они числили себя благодетелями человечества Прометеева калибра. И в самом деле, возможно никогда прежде в истории столь малое количество людей не захватывало такую огромную власть над столь многими и не обладало такой глубокой уверенностью, что точно знает, как привести своих подданных в райские кущи. Джордж Кеннан внимательно изучал этих людей, и вот что он говорит о них:

«Их фанатизм был особого рода, он был слишком яростным и ревнивым, чтобы можно было помышлять о том, чтобы постоянно делиться с кем-то властью. Из русско-азиатского мира, из которого они появились, они принесли с собой скептицизм по поводу возможности постоянного и мирного сосуществования соперничающих сил. Легко придя к убеждению в своей доктринерской «правоте», они настаивали на подчинении себе или разрушении ненкой соперничающей власти. Вне Коммунистической партии российское об-

 

щество не должно было иметь никаких жестких структур. Не должно было существовать никаких форм коллективной человеческой деятельности или объединений, которые бы не подчинялись партии... Внутри партии должен был применяться тот же принцип. Масса членов партии могла механически избирать, обсуждать, решать и действовать, но оживлялись эти механические движения не их собственной волей, а внушающим благоговейный ужас дыханием партийного руководства и мрачным присутствием «учения».

Следует снова подчеркнуть, что субъективно эти люди, вероятно, не стремились к абсолютизму ради него самого. Они, без сомнения, верили, — и им это было не сложно, — что они одни знают, что нужно обществу и что они этого достигнут, как только их власть станет надежной и беспрекословной. Но, обеспечивая надежность своего правления, они не были готовы принять никаких ограничений, накладываемых Богом или человеком на методы, которыми они этого добивались, а до тех пор, пока такой надежности не было, благополучие и счастье людей, о которых они должны были заботиться, стояло очень низко в списке их первоочередных забот по управлению» (98:105-106).

 

Таким образом, соединение идеологии, обстоятельств и личностей привело к созданию на российской почве одной из самых законченных диктатур в современной истории. Эта диктатура делала упор на те элементы идеологии, которые соответствовали ее потребностям, но, вместо того чтобы отмирать, как предсказывал Маркс, она чрезвычайно расширила ряды бюрократии и свои инструменты надзора и контроля. Те элементы марксистского учения, на которые она опиралась, включали идеи Маркса о внутренне присущей враждебности между капитализмом и социализмом и о непогрешимости вождей, владеющих «учением», то есть марксистской теорией. Вождям, очевидно, необходимо поддерживать чувство опасности и уважение к власти. Знаменитое понятие об отмирании государства с того момента, как пролетариат захватил материальные основы власти, как раз и есть тот элемент идеологии, который удобнее всего игнорировать. Сам Ленин не успел попра-

вить Маркса в этом отношении, это выпало на долю Сталина, у которого, таким образом, была чрезвычайно деликатная задача поправить сразу и Маркса, и Ленина. Он выполнил эту задачу, утверждая, что Ленин написал свою знаменитую работу «Государство и революция» с намерением защитить и пояснить положения Маркса и Энгельса и что он намеревался написать второй том, где подвел бы основные итоги российского опыта. «Не подлежит сомнению, — говорил Сталин, — что во втором томе своей книги Ленин намеревался разработать и развить теорию государства на основе своего опыта, полученного за годы существования советской власти в нашей стране. Смерть, однако, не позволила ему осуществить эту задачу. Но то, что не успел сделать Ленин, должно быть сделано его учениками» (13:658). Таким образом, «прикрываясь призраком Ленина», как выразился Ганс Келсен, Сталин сформулировал новую доктрину советского государства, смысл которой заключался в том, что в сильном государстве военная и полицейская мощь будут необходимы до тех пор, пока Советский Союз находится в окружении капиталистических держав. После устранения в России последних остатков капитализма, после того, как была осуществлена культурная революция, после того, как была создана современная армия для обороны страны, необходимость в сильной государственной власти остается, говорил Сталин, потому что:

«Вместо этой функции подавления государство приобрело функцию защиты социалистической собственности от ворон и расхитителей народной собственности. Функция защиты страны от иностранного нападения полностью остается; следовательно, Красная Армия и флот также полностью остаются, как и карательные органы и разведывательные службы для обнаружения и наказания шпионов, убийц и диверсантов, засланных в нашу страну иностранными шпионскими службами. Функция организации экономики и культурного воспитания, осуществляемого государственными органами, также остается и развивается. Теперь основная задача нашего государства внутри страны — это

 

мирная организация экономической работы и культурного воспитания. Что касается нашей армии, карательных органов и разведслужб, их острие больше не направлено на работу внутри страны, но на работу вне ее, против внешних врагов» (113:661).

 

Вместе с понятием о неотмирающем большевистском государстве развивалось понятие, которое можно было бы назвать большевистским идеалом личности. Частично этот идеал является зеркальным отражением вождей, а частично синтезом тех же элементов, которые использовались для построения государства. Проницательную оценку этого идеала дала Маргарет Мид, и всем, кому эта тема интересна, будет полезно прочесть, что она говорит по этому поводу в книге «Советское отношение к власти» (104). Эта «большевистская идеальная личность, — пишет М. Мид, — является сочетанием восточных и западных характеристик. В какой-то степени большевистский идеал имел общие черты с пуританскими старейшинами Новой Англии и с многими другими религиозными группами времен брожений. Большевистская идеальная личность — это личность очень целеустремленная, обладающая неукротимой «совестью» и способная необычайно активно работать без всяких понуканий. Ее деятельность должна быть сосредоточенной и значимой, и ее личные чувства должны быть подчинены главным целям, которым она служит. Для большевика подозрительны даже отдых и расслабленность. Представленная такими чертами, это вовсе не новая модель личности. Однако личность большевика требует полного подчинения человека партийному контролю». Как говорит М. Мид, хотя индивид «должен обладать большой внутренней сознательностью, тем не менее понимание правильной направленности действий делегируется маленькой группе лидеров, и воля индивида сначала направлена на добровольный акт первоначального подчинения, а затем на осуществление истины, воспринятой руководством» (104:29). Отклонение от этого пути почитается особенно страшным проступком, и, для того, чтобы такие отклонения предотвратить и исправить, со-

здана широкая система самокритики и взаимокритики. Таков тип личности, который соратники Ленина и Сталина пытались построить вокруг себя.

Мы подробно рассмотрели эти развивающиеся стороны советской идеологии, способа правления и личности, поскольку понять нынешнюю ситуацию в Советском Союзе невозможно, если исходить только из марксизма или только из вклада Ленина и Сталина в марксистскую традицию. Более того, следует подчеркнуть, что массовая коммуникация в Советском Союзе во время того периода, о котором мы говорили, развивалась как неотъемлемая часть советского государства. В рамках советской системы не существует теории государства и теории коммуникации, в ней существует только одна теория. Ничто не может быть дальше от советского мышления, чем наше понятие прессы как «четвертой власти», предназначенной следить и сообщать о деятельности трех других властей, а также их критиковать. С самого начала пролетарской революции средства массовой коммуникации понимались как инструмент. Именно Ленин сказал, что газеты должны быть «коллективным пропагандистом, коллективным агитатором... коллективным организатором» (02:4, 114). Следовательно, средства информации были инструментом, подлежащим контролю со стороны государства (от имени народа) посредством контроля над материальными средствами коммуникации, и, таким образом, частные средства информации перестали существовать почти с самого начала советской истории. Средства информации должны использоваться как инструмент для того, чтобы донести «учение» в интерпретации Кремля. Они должны использоваться как инструмент для осуществления социальных изменений и социального контроля в жесткой и четкой системе координат. Наконец, средства информации должны использоваться для серьезных целей. Их использование для развлечения считается непристойным, примерно так же, как расслабленность считается подозрительной в большевике. Другими словами, советские средства информации приспособлены для отражения

 

официальной советской идеологии, советского государства и советской «идеальной личности», как мы увидим из последующего изложения.

СОВРЕМЕННАЯ СИТУАЦИЯ

НЫНЕШНЕЕ СОСТОЯНИЕ ТЕОРИИ

Попытаемся теперь описать советскую теорию массовой коммуникации, которая появилась в результате этой долгой истории. Не будем забывать при этом, что эта теория является неотъемлемой частью концепции советского государства. Из этого следует, что нам прежде всего надо рассмотреть общую теорию.

ИСТОЧНИК ВЛАСТИ

Как я уже отмечал в другой работе (ПО), согласно советской теории власть социальна, принадлежит народу, заложена в социальные институты и порождается социальным действием. Эта власть достигает своего максимального выражения: а) когда она соединяется с природными ресурсами и средствами производства и распределения и б) когда ее организуют и направляют. Как сказал Ленин, «у пролетариата нет иного оружия в борьбе за власть, чем организация... пролетариат может стать и неизбежно станет непобедимой силой лишь благодаря тому, что идейное объединение его принципами марксизма закрепляется материальным единством организации, сплачивающей миллионы трудящихся в армию рабочего класса».

ИСТОЧНИК РУКОВОДСТВА

Такой организационной властью обладает Коммунистическая партия. Исходя из этого она считает, что у нее есть право быть передовым отрядом и руководителем масс. Как говорит Вышинский, «политическую основу СССР составляет — в качестве самого важного принципа диктатуры рабочего класса — ведущая и направляю-

 

щая роль Коммунистической партии во всех областях экономической, социальной и культурной деятельности. Работы Ленина и Сталина исчерпывающе разрабатывают теоретические и организационно-практические аспекты этого вопроса» (116:159). Тем не менее, как указывает Селзник (112), партия не просто ставит себя в положение руководителя масс, она в самом реальном смысле создает массы тем, что их организует, то есть создает органы доступа и контроля, которые трансформируют разбросанное население в мобилизуемый источник власти. Таким образом, партия видит себя в роли некоего генерального штаба рабочих масс. Она является хранителем учения, глазами и ушами масс, их проводником (ПО). Нет никакого сомнения, что с двадцатых годов роль партии стала более важной, а роль масс более пассивной. Когда массы принимают такое руководство, они также должны принять и строгий контроль над coбой. Было отмечено, что партия действует в соответствии с бонапартистским принципом, что передача власти руководству дает последнему неограниченный контроль на время нахождения у власти. Отсюда следует, что нападки на руководство равносильны государственной измене. Чистки считаются общепринятым орудием управления, а политический аппарат должен обеспечить ту структуру контроля, которая необходима для того, чтобы мобилизовывать и управлять энергией масс.

Как партия на практике осуществляет свое руководство? Вышинский говорит:

 

«На практике партийное руководство Советами реализуется следующим образом: 1) Прежде всего партия стремится проводить своих кандидатов на основные посты государственной работы на выборах в Советы, своих лучших работников, преданных делу строительства социализма и имеющих широчайшее доверие народных масс. И партия это успешно осуществляет... 2) Партия проверяет работу органов управления и органов власти, исправляя неизбежные ошибки и недочеты, помогая им выполнять решения правительства и стараясь обеспечить им поддержку масс, и ни одно важное решение не принимается ими без

 

соответствующих решений партии. 3) При разработке плана работы соответствующего органа власти — будь то в промышленности, сельском хозяйстве или строительстве и культуре — партия дает общие руководящие указания, определяющие характер и направление работы...» (116:160)

 

Как массы должны подчиняться диктатуре партии, так и партия должна подчиняться диктатуре своего центрального аппарата и руководителям. Как и во всем, здесь проявляется вера большевиков в организацию, происходящую из необходимости организоваться с тем, чтобы захватить и удержать власть. Ленин, например, рассказывает, как он и его сподвижники «страдали до состояния пытки от понимания, что мы могли бы сказать... «Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем всю Россию». Строго монолитная партия была тем типом организации, в которой нуждались большевики. Никакие соперничающие структуры власти и никакие существенные отклонения в идеологии не допускаются. И в самом деле, никакая другая структура не выдержала бы резких изменений в тактике и бесконечной борьбе, требуемой от партии. Как сказал Сталин, «беспримерное единство и сплоченность нашей партии... позволили избежать раскола при таком крутом повороте, как новая экономическая политика. Никакая другая партия 8 мире... не выстояла бы при таком крутом повороте без растерянности, без раскола» (113:221).

Истина и линия партии. Как выводится «истина», которая находит отражение в «линии партии»? На протяжении советского периода в этом отношении произошли заметные перемены. Как отмечает Маргарет Мид (104:21), в первые годы советской власти считалось, что истину можно установить путем коллективной партийной дискуссии. Поэтому подразумевалось, что до тех пор, пока партийный съезд не вынесет определенного решения, у каждого члена партии есть полная свобода выражать свое мнение. Однако уже на десятом съезде в 1921 году Ленин выразил серьезные сомнения по поводу эффективности такого подхода. В двадцатые годы

контроль быстро перешел от широкой дискуссии и партийных съездов к маленькой группе высших партийных руководителей. С конца двадцатых годов и по сей день съезды партии в основном созываются, чтобы одобрить уже принятые решения. «Подобающее поведение члена партии в наши дни, — пишет М. Мид, — состоит в том, чтобы знать принципы марксизма-ленинизма и применять их, как того требует партийная линия, а вовсе не размышлять над этими принципами» (104:21). Одним из результатов такого развития концепции является то, что ответственность за все средства массовой коммуникации сосредоточивается в руках небольшой группы высокопоставленных партийных руководителей. Все средства массовой информации в Советском Союзе являются рупором этих руководителей, а редакторы и директора этих средств информации внимательно прислушиваются к самым свежим отзвукам «истины», исходящим с олимпийских высот.

Другим результатом явилось создание несколько изменчивой линии, ведущей к тому, что каждый член партии испытывает неуверенность, поскольку, как уже неоднократно отмечалось, поведение, вчера считавшееся правильным и благонадежным, завтра может быть заклеймено как неправильное и неблагонамеренное. Как отмечает один исследователь России, человека, придерживавшегося каких-то научных взглядов, на которые ряд лет была наложена опала, могут внезапно вернуть из унизительного пребывания в провинции, что является мягкой формой ссылки, и поставить во главе важного института или конструкторского бюро. Его могут публично объявить абсолютно достойным в то время как человек, на место которого его назначают и который был назначен на этот пост пять лет назад с утверждениями о его полной благонадежности и правоте, теперь разоблачается, как «враг народа» или как-нибудь еще в соответствии с официально бытующей формой поношения... Убеждение, что любой человек может быть потенциально и последовательно абсолютно хорошим и абсолютно плохим на протяжении своей жизни, основано

на традиционном русском характере и очень хорошо укладывается в партийную практику» (104:33).

Третий результат заключается в создании, по крайней мере на посторонний взгляд, двойного стандарта истины. С одной стороны, основополагающие законы считаются абсолютными и неопровержимыми. Как сказал Ленин, «учение Маркса непоколебимо*, потому что оно верно». И еще: «истина — это то, что соответствует реальности». Таким образом, советские люди в принципе привержены материальному детерминизму и понятию классовой борьбы, которая должна неизбежно привести к победе пролетариата. По таким вопросам идея компромисса, как мы это понимаем, просто непостижима для советского руководства. Как заметил один из участников советско-американской встречи, «во время переговоров они считают, что ссылки на общественное мнение просто блеф. Если американское общественное мнение противоречит их собственным пожеланиям, то, должно быть, наше правительство или какой-то невидимый орган, некое капиталистическое Политбюро им манипулирует. Мы считаем, что компромисс является естественным способом чего-то достичь, а для них компромисс обычно сочетается с прилагательным «гнилой». Их озадачивает наша настойчивость по поводу желательности компромисса» (цитируется по 104:15). Для советского участника переговоров не существует «двух сторон вопроса», для него существует только четкий и нечеткий взгляд на реальность.

Таким образом, в то время как, с одной стороны, основные представления и цели общества рассматриваются как абсолютные и неизменные, с другой стороны, средства коммуникации оцениваются не по критерию их объективности, а по критерию их воздействия. Вопрос в том, делают ли они свой вклад в достижение общих целей. Как утверждает Лейтес, большевистская доктрина находится в противоречии со старой тенденцией русской интеллигенции стремиться к «искреннее-

_________________

*У Ленина — «всесильно», (Примеч. пер.)

ти» (100:123). Выразители советских взглядов должны делать то, за что Толстой упрекал женщин, — пользоваться словами не для того, чтобы выразить свои мысли, а для того, чтобы добиваться своих целей. От советской дипломатии, по сути, ожидается, что она отступит в стратегически важные моменты, например, подпишет договор с Германией или будет выступать за мир и сосуществование, если такие отступления могут в конце концов приблизить достижение главных целей. От советских средств информации ждут, что они мгновенно изменят свою линию, будут осуждать человека, перед которым они расшаркивались, или приветствовать политику, которую они прежде подвергали суровой критике, если высшее руководство сообщает им, что это и есть новая линия. Истина в том смысле, в котором о ней рассуждают наши редакторы, совершенно неприложима к редактированию советских газет. С другой стороны, компромисс, мнение большинства, позиция золотой середины, которые чрезвычайно важны для наших средств массовой информации и политиков, представляется сомнительными, если не предосудительными, для советского редактора или политического деятеля.

Природа государства. Мы намереваемся дать определение советским средствам массовой коммуникации как выразителя мнений партии и инструмента государственной власти. Следовательно, прежде чем подойти непосредственно к средствам массовой информации, нам следует сказать несколько слов о советском государстве в том виде, в каком оно существует.

Мы уже достаточно сказали о государстве, чтобы прояснить его общую природу. Оно представляет собой диктатуру, в которой пирамида власти резко вздымается вверх от пролетариата к избранной партии, а от нее к нескольким избранным вождям. Нет никаких признаков, что происходит «отмирание» бюрократической машины. Как и следовало ожидать, она сохраняет жесткий контроль над ресурсами, производством и производственными отношениями. Следует добавить, что советское государство управляется с помощью синхронизированных и

скоординированных программ принуждения и убеждения. Убеждение граждан является обязанностью агитаторов, пропагандистов и средств информации. Чтобы никто не подумал, что в «советском социалистическом» обществе принуждение неприемлемо, а убеждение излишне, советские руководители указывают, что нынешний период является «переходным». Поэтому Вышинский утверждает:

 

«Подавление и использование силы государством все еще необходимы в течение переходного периода. Сила, однако, применяемая эксплуатируемым большинством против эксплуатирующего меньшинства, отличается по типу и является принципиально новой... Новое советское государство является машиной для подавления эксплуататоров, для уничтожения эксплуатации и классового господства эксплуататоров, для усиления классового господства пролетариата и его руководящей части над остальными трудящимися массами с целью окончательно покончить с классами в целом и перейти к коммунизму... Отсюда вытекают особые задачи подавления врагов социализма и особая значимость таких методов их разоблачения и уничтожения, как усиление революционной бдительности трудящихся масс и органов пролетарской диктатуры, усиленная охрана границ СССР, усиление мер по пресечению контрреволюционной деятельности и так далее» (116:3).