Глава 1. Авторитарная теория прессы

FOUR THEORIES OF THE PRESS

FRED S. SIEBERT, WILBUR SCHRAMM, THEODORE PETERSON

ЧЕТЫРЕ ТЕОРИИ ПРЕССЫ

ФРЕД С.СИБЕРТ, УИЛБУР ШРАММ, ТЕОДОР ПИТЕРСОН

 

Представления о том, какой должна быть пресса и чем ей следует заниматься, в авторитарной и либертарианской теориях и в концепциях социальной ответственности и советского коммунизма

 

МОСКВА 1998

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ ПРЕССЫ.

ИЗДАТЕЛЬСТВО "ВАГРИУС"

УДК 820(73)-8

ББК 84.7 США

Ч 54

Издание этой книги на русском языке было бы невозможно без поддержки информационного агентства США (ЮСИА) и Института «Открытое общество»

 

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части запрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

ISBN 5-7027-0550-5

Copyriht О 1956 by the Board of Trustees of the University of Illinois Press.

Copyriht © renewed 1984 by M. Derieg, A. Siebert, T. Peterson, W. Schrarnm.

Reprinted by arrangement with the University of Illinois Press.

© Издательство «ВАГРИУС», 1998

© M. Полевая, перевод с английского, 1997

© И.Лукьянов, дизайн серии, 1998

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие редактора 7

Введение 15

Глава 1. Авторитарная теория прессы 25

Глава 2. Либертарианская теория прессы 66

Глава 3. Теория социальной ответственности прессы 112

Глава 4. Советская коммунистическая теория прессы 156

Библиография 215

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА

С момента выхода в свет книги «Четыре теории прессы» прошло сорок лет, но проблемы социальной ответственности средств массовой информации остаются в центре внимания журналистов, политиков, владельцев и издателей и широкой общественности. Особенно остро они обсуждаются в обновленной России — свобода печати, завоеванная в процессе демократизации и перехода к рыночной экономике, столкнулась с экономическими трудностями и сложностями отношения с государственными структурами. В переходе к свободе прессы наиболее наглядно выявились два подхода: журналистика — «четвертая власть» и журналистика — инструмент власти. Оба восходят в своей основе к тем четырем теориям печати, о которых ведут речь авторы книги, не утратившей своей злободневности.

Стимулом к изданию послужили выводы Комиссии по свободе печати, созданной в 1942 году по предложению Генри Люса — владельца журнала «Тайм» и ряда других изданий, составлявших крупнейший американский журнальный концерн. Он же выделил 200 тысяч долларов на финансирование Комиссии. Комиссия во главе с президентом Чикагского университета Р. М. Хатчинсом должна была дать ответ на вопрос: «Находится ли в опасности свобода печати?» Комиссия Р. М. Хатчинса дала утвердительный ответ, <8>представив факты нарушения свободы печати в Америке. Доклад Комиссии был опубликован в 1947 году под названием «Свободная и ответственная печать. Общий доклад о массовой коммуникации: газеты, радио, кино, журналы и книги». У.Э. Хокинг сформулировал основные положения теории социальной ответственности на основе кодексов журналистов, а также практики прессы, выдвигая на первый план профессиональную этику.

Авторы книги — известные американские теоретики и историки печати — Фред Сиберт, Теодор Петерсон были профессорами Иллинойского университета, а руководитель проекта Уилбур Шрамм — Стэнфордского университета. В каждой из четырех теорий проблема ответственности прессы находила решение, соответствовавшее, как отмечают авторы книга, тем социальным и политическим структурам, в рамках которых функционировала пресса. Авторитарная концепция устанавливала ответственность перед королем, императором, фюрером, перед государством, ими олицетворяемым. Теория свободы печати, основанной на свободе воли, или, как ее называют авторы, либертарианская теория, отвергает эту зависимость, ниспровергает концепцию печати как инструмента государства и утверждает свободу от правительственного контроля, более того, предполагает право прессы контролировать правительство, выступая в роли «четвертой власти», независимой от трех ветвей государственной структуры.

Теория социальной ответственности печати развивает либертарианскую линию применительно к новым условиям концентрации и монополизации прессы, выдвигая идеи определенной автономии средств массовой информации от владельцев, позволяющей учитывать интересы общества. Трудности, связанные с осуществлением этой теории, очевидны — она базируется на добровольном согласии владельцев и издателей на уступки журналистам и обществу, на ограничение своих прав. Именно поэтому эта теория так и не стала доминирующей, хотя и сыграла выдающуюся роль в развитии средств массовой информации, выдвинув новый <9> идеал соединения свободы и ответственности. Кстати, российский закон о средствах массовой информации делает в этом отношении важный шаг, предоставляя журналисту право отказаться от выполнения задания, если оно противоречит его убеждениям, и снять подпись под материалом, в который были внесены изменения без ведома журналиста.

Наконец, советская коммунистическая теория развивает авторитарный подход к журналистике как орудию и инструменту в руках коммунистической партии.

За сорок лет, прошедших после издания книги, изменилась структура средств массовой информации, где доминирует телевидение. Интернет открыл новые горизонты доступа к информации. Радикально изменилась политическая структура мира, распался Советский Союз и ушла в прошлое советская концепция прессы, хотя позиции коммунистической теории журналистики по-прежнему господствуют в Китае и на Кубе. Впрочем, авторы стремились не акцентировать детали, а сосредоточивались на принципах, теоретических аспектах, на философии взаимодействия прессы, власти и граждан. Эти проблемы ответственности печати перед обществом и гражданами остаются острыми и не решены — они находятся в постоянной динамике. Сама же концепция социальной ответственности прессы, выдвинутая пятьдесят лет тому назад Комиссией Хатчинса, не утратила своей злободневности и для России, и для Соединенных Штатов Америки при всей кажущейся се утопичности.

Сегодня в России принято много говорить о безответственности свободных средств массовой информации. Выдвигается по крайней мере пять подходов к критике прессы и к постановке проблемы ответственности:

— ответственность перед обществом, перед гражданами;

— ответственность перед государством, которая предполагает разную степень контроля со стороны государства;

— ответственность перед издателем, перед владельцем, а <10> это право владельца руководить средствами массовой информации в своих экономических, политических или иных интересах;

— ответственность перед профессией, перед коллегами открывает путь к саморегулированию средств массовой информации журналистами;

— ответственность перед аудиторией — читателями, зрителями, слушателями.

 

Таким образом, призывы к ответственности исходят из разных предпосылок: с одной стороны, стремление государственных чиновников снова оседлать прессу в духе авторитарной и советской коммунистической концепции и определенной части владельцев использовать свое право предпринимателей распоряжаться собственностью, а с другой стороны, интересы общества, Профессиональный долг, ответственность перед аудиторией, читателями, слушателями, зрителями. Все эти противоречивые тенденции проявляются сегодня в России. Сказывается относительная молодость свободы печати в нашей стране, но, тем не менее, политическая свобода средств массовой информации дала свои плоды. Понимание социальной ответственности владельцами средств массовой информации — процесс более сложный и длительный, но соревнование за внимание и уважение со стороны аудитории и активность профессионалов журналистов могут привести к торжеству концепции «четвертой власти». Авторитарная концепция печати в различных вариантах выявила свою бесперспективность, тем более важно увидеть опасность ее возрождения.

Я. Н. Засурский.

 

ЧЕТЫРЕ ТЕОРИИ ПРЕССЫ

Очерки подготовлены в рамках исследования социальной ответственности представителей средств массовой информации, проводимого У. Шраммом по заказу отдела церковной и экономической жизни Национального Совета Церквей. Авторы выражают благодарность Совету за отдельную публикацию этих материалов.

ВВЕДЕНИЕ

Говоря в этой книге о прессе, мы подразумеваем все средства массовой информации, хотя о печатных средствах мы будем говорить чаще, чем о вещании или кино, поскольку печатные средства существуют дольше и вызвали к жизни больше соображений теоретического и философского характера в области массовой коммуникации.

Если сформулировать просто, то в этой книге рассматривается, почему пресса такова, какая она есть, и почему она служит разным целям, и почему в разных странах она появляется в самых различных формах. Почему, например, пресса в Советском Союзе так не похожа на нашу, а пресса Аргентины так отличается от британской прессы.

Отчасти эти различия, конечно же, отражают способность страны платить за свою прессу, уровень технических достижений и ресурсов, которые могут быть выделены на цели массовой коммуникации, и относительную степень урбанизации, которая делает распространение средств массовой информации одновременно более легким и более необходимым. В какой-то степени различия в прессе разных стран просто являются отражением того, чем люди занимаются в различных местах и о чем, исходя из их собственного опыта, они хотят читать.<16>

 

Для этих различий, однако, есть и более важная, фундаментальная причина. Эта книга выдвигает тезис о том, что пресса всегда принимает форму и окраску тех социальных и политических структур, в рамках которых она функционирует. В частности, пресса отражает систему социального контроля, посредством которой регулируются отношения между отдельными людьми и общественными установлениями. По нашему мнению, понимание этих аспектов общества является основой для любого системного понимания проблемы прессы.

Чтобы осознать различия между системами прессы в полном объеме, необходимо, следовательно, рассмотреть социальные системы, в которых пресса функционирует. Подлинное отношение социальных систем к прессе можно понять, если взглянуть на базисные представления и воззрения, которые это общество разделяет относительно природы человека, природы общества и государства, отношения человека к государству и природы знания и истины. В конечном итоге различие между системами прессы есть различие в философии, и эта книга посвящена философским и политическим обоснованиям или теориям, лежащим в основе различных видов прессы и ныне существующим в мире.

Со времен Ренессанса, когда впервые появилась массовая коммуникация, существуют только две или четыре основные теории прессы — то есть две или четыре в зависимости от того, как их считать. Мы написали четыре очерка об этих теориях, но пытались разъяснить, что последние две «теории» не более чем развитие или модификация первых двух. Советская коммунистическая теория является продолжением гораздо более старой авторитарной теории, а то, что мы называем теорией социальной ответственности, есть просто модификация либертарианской теории. В то же время, поскольку Советы создали нечто столь поразительно отличное от прежде известного авторитаризма и нечто столь важное для сегодняшнего мира, а путь, <17> продиктованный теорией социальной ответственности, является очевидным направлением, по которому идет наша собственная пресса, мы предпочли рассматривать их как четыре отдельные теории, одновременно указывая на взаимосвязи между ними.

Из всех перечисленных теорий авторитарная является старейшей. Она зародилась в авторитарном климате позднего Ренессанса вскоре после изобретения печатания. В том обществе считалось, что истина исходит не от большой массы людей, а от небольшого числа мудрецов, способных вести и направлять других. Таким образом, истина исходит откуда-то из сфер, близких к центру власти. Пресса, следовательно, функционировала сверху вниз. Тогдашние властители использовали прессу, чтобы информировать людей о том, что они считали нужным им сообщить, и о том, какую политику, по мнению властителей, им следовало поддерживать. Тюдоры и Стюарты полагали, что пресса принадлежит королевской власти и потому обязана поддерживать королевскую политику. В частную собственность пресса могла попасть только по особому разрешению, которое отменялось всякий раз, когда можно было счесть, что обязательство поддерживать политику королевской власти нарушено. Издательская деятельность, таким образом, представляла собой некое соглашение между источником власти и издателем, по которому источник власти жаловал издателю монопольное право, а издатель обеспечивал власти поддержку. При этом источник власти оставлял за собой право определять и менять политику, право выдавать лицензию, а иногда и право на цензуру. Совершенно ясно, что такая концепция прессы устраняла ту функцию, которая в наше время стала одной из самых обычных, — функцию следить за правительством.

Эта теория, рассматривавшая прессу как служанку государства, несущую ответственность за многое из того, о чем она пишет, перед людьми, находящимися у власти, была общепринята в шестнадцатом веке и большей части последующего столетия. Такая концепция <18> определила первоначальную модель для большинства национальных систем прессы в мире и жива по сей день. И в самом деле, как будет показано в следующих главах, в определенной степени авторитарная практика еще существует во всех частях света, хотя на словах, если не на деле, большинство некоммунистических стран признали другую теорию. Тем не менее, развитие политической демократии и религиозной свободы, расширение свободной торговли и возможности путешествовать, переход к экономике свободной конкуренции и общий философский климат эпохи Просвещения подорвали основы авторитаризма и потребовали иной концепции прессы. Новая теория, зародившаяся в конце семнадцатого века, оформившаяся в восемнадцатом веке и расцветшая в девятнадцатом, и есть теория, которую мы называем либертарианской.

Либертарианская теория меняет относительное положение человека и государства на противоположное тому, которое они занимают в рамках авторитарной концепции. Здесь человек трактуется не как зависимое существо, которое надо вести и направлять, но как разумное существо, способное отличать правду от лжи и лучшую альтернативу от худшей в тех случаях, когда ему приходится иметь дело с противоречивыми фактами и делать выбор из нескольких возможностей. Истина перестает восприниматься как принадлежность власти, и право поиска истины рассматривается как естественное и неотъемлемое право человека. И каково же здесь место прессы? Пресса в данной теории рассматривается как партнер по поиску истины.

В соответствии с либертарианской теорией пресса является не инструментом правительства, но средством представления фактов и аргументов, на основании которых народ может следить за правительством и определять собственное мнение по поводу политики. Следовательно, прессе насущно необходима свобода от правительственного контроля и влияния. Чтобы правда могла пробить себе дорогу, должны быть равно услышаны все идеи, должен существовать «свободный рынок» идей и информации. <19> Любое меньшинство и любое большинство, и слабые и сильные должны иметь доступ к прессе. Это та теория прессы, которая была записана в нашем Билле о правах.

Соединенные Штаты и Великобритания обеспечивали существование такой прессы, почти полностью свободной от влияния правительства и побуждаемой служить как «четвертая власть» в процессе управления, на протяжении двух последних столетий. Как мы уже указывали, большинство некоммунистических стран, хотя бы и на словах, но признали либертарианскую теорию прессы. Однако наш собственный век принес свежие веяния. Появились новые формы авторитаризма в коммунистических странах и тенденции к новой форме либертарианства в некоммунистических странах. Именно эту новую форму либертарианства мы и назвали, в отсутствие лучшего термина, теорией социальной ответственности.

Новая форма либертарианства привлекла к себе большое внимание в связи с докладами Комиссии Хатчинса*, но сами редакторы и издатели осознали эту теорию задолго до того. Они понимали, что в условиях двадцатого века от средств массовой информации требуется другой вид социальной ответственности. Это понимание появилось как раз в то время, когда люди начали осмысливать и оценивать «информационную революцию», которую они тогда переживали.

Уже тридцать лет тому назад стало очевидно, что начинать новое издательское дело, издавать газету или обеспечивать работу радиостанции было совсем не так легко, как прежде. По мере того как такие предприятия становились крупнее, владение и управление ими стали требовать колоссальных денег. Наличие множества мелких средств информации, представляющих различные политические взгляды, из которых читатель мог бы выбирать, перестало быть типичным. В данный момент** менее чем в семи процентах американских городов, <20> где есть ежедневные газеты, можно найти конкурирующие газеты, принадлежащие разным владельцам. Три телевизионные сети, четыре радиосети и три телеграфных агентства формируют значительную часть ин формации, получаемой американцами дома. Другим словами, как и в старые времена авторитаризма, пресс попадает в руки маленькой кучки могущественных людей. Правда, по большей части эти новые властелины прессы не являются политическими правителями В реальности они жестко защищают прессу от правительства. Однако сам факт, что контроль над прессой так сужен, дает тем, кто владеет и управляет средства ми массовой информации, новую и вызывающую тревогу власть. Теперь прессе не так уж легко быть те свободным рынком идей, как его определяли Милль и Джефферсон. Как утверждает комиссия по вопросам свободы печати, «защита от вмешательства правительства в наше время не является достаточной гарантией что человек, у которого есть что сказать, получит такой шанс. Те, кто владеют и управляют прессой, и решают, какие люди, факты или версии таких фактов буду предъявлены публике». Беспокойство, вызываемое та кой ситуацией, лежит в основе развития теории социальной ответственности. Оно порождает убеждение что власть и почти монопольное положение средств ин формации обязывают их быть социально ответственны ми, следить за тем, чтобы все стороны были справедливо представлены и чтобы у публики было достаточно информации для собственного мнения. Если средства информации не берут на себя такую ответственность, может появиться необходимость в каком-то общественном органе, который будет обеспечивать социально ответственное поведение средств информации.

Хотелось бы подчеркнуть, что теорию социальной ответственности не следует рассматривать как абстрактное построение, явившееся плодом работы группы ученых, которые составляли комиссию Хатчинса. <21> Именно так трактовали ее в тех кругах прессы, у которых Комиссия была не в чести. Все основные положения этой теории были выражены еще задолго до создания Комиссии теми редакторами и издателями, кто сознавал ответственность прессы, и были заявлены другими редакторами и издателями, обладавшими чувством ответственности, уже после окончания работы Комиссии и независимо от нее. Такое понимание проблемы — это реальная тенденция, а не схоластическое упражнение.

Покуда либертарианский подход решал свои внутренние проблемы и определял свою собственную судьбу, авторитаризм драматично проявился в своей новой фазе и бросил ему вызов. Речь здесь, конечно, идет о советской коммунистической теории прессы. Основанная на марксистском детерминизме и вызванная к жизни жесткой политической необходимостью поддерживать господство партии, представляющей менее десяти процентов населения страны, советская пресса — такой же очевидный инструмент власти, каким была пресса в старом варианте авторитаризма. Однако, в отличие от старой модели, пресса находится не в частном, а в государственном владении. Соображения прибыли в данной модели изъяты, а понятие позитивной свободы подменено понятием негативной свободы. Вероятно, никакая пресса в человеческой истории не контролировалась столь жестко, и, тем не менее, люди, высыпающие от имени Советов, считают свою прессу свободной, потому что она свободна говорить «правду», как понимает ее Партия. Американская пресса не является подлинно свободной, говорят они, потому что это бизнес, следовательно, она находится под контролем и потому не свободна высказывать марксистскую «правду». Таким образом, эти две системы почти диаметрально противоположны по своим основаниям, хотя обe они пользуются такими словами, как свобода и ответственность, чтобы охарактеризовать свою деятельность. Наша пресса пытается внести свой вклад в поиски истины, в то время как советская пресса пытается донести готовую марксистско-ленинско-сталинскую истину. <22> Мы видим читателей нашей прессы как «мыслящих людей», способных отличить правду от лжи. Советы же считают, что их читатели нуждаются во внимательном руководстве со стороны тех, кто за ними присматривает, и с этой целью советское государство создает максимально надежные заслоны против конкурирующей информации. Мы лезем из кожи вон, чтобы обеспечить конкуренцию информации и идей. Они лезут из кожи вон, чтобы по советским каналам информации проходила только одна-единственная одобренная линия. Мы говорим, что их пресса несвободна, а они говорят, что наша пресса лишена чувства ответственности.

Таковы четыре теории, которые в основном определили тот вид прессы, который выработался в запад ном мире, а именно: авторитарная теория, основанная на многовековом развитии авторитарной политическом мысли от Платона до Макиавелли; либертарианская теория, уходящая корнями в учение Мильтона, Локка Милля и идеи Просвещения; теория социальной ответственности, возникшая из-за революции в области обмена информацией и определенных бихевиористских сомнений по поводу философии эпохи Просвещения и советская коммунистическая теория, основанная на идеях Маркса, Ленина и Сталина и на диктатуре Коммунистической партии в Советском Союзе. На последующих страницах мы рассмотрим эти теории по отдельности.

Каждая из четырех глав представляет собой индивидуальный труд, стиль и мнение ее автора. Мы не пытались достичь единомыслия по спорным вопросам, хотя мы и обсуждали между собой наши работы и те выводы, к которым мы пришли. Начнем же мы с самой первой по времени теории — авторитарной.

 

ФРЕД С. СИБЕРТ

ФАШИСТСКИЙ АВТОРИТАРИЗМ

Даже при самом большом воображении Муссолини или Гитлера нельзя причислить к социальным философам. Тем не менее оба они изложили свои взгляды печати, и их действия указывают на приверженность к извращенной форме авторитарных доктрин, а их отношение к средствам массовой информации полностью соответствовало основному принципу абсолютизма. Как пишет Кэтлин,

«доктрина Муссолини предполагает акцент на понятии достижения через силу, борьбу, опасность; отказ от пацифизма; яростное неприятие либерализма и терпимости; организация масс элитой или верхушкой, руководство и господство в массовом движении и отказ от интернационализма, предпочтение «нации», основанной на среднем классе, «классу», подразумевающему пролетариат... [и] подчеркивание важности общины как формы, обеспечивающей полноценную нравственную жизнь; а также идентификация этого общества с Современным Государством принуждения (или вооруженной и организованной Нацией» (3:719).

Верховенство государства при фашизме проявилось в идее «корпоративного государства», которая была явным выражением главенства государства над экономическими и социальными группами внутри нации. Хотя корпоративное государство и вступало в союз с частным предпринимательством для сохранения капиталистического строя, оно основывалось на теории вмешательства государства как в экономическую, так и культурную жизнь.

Муссолини говорил: «Фашизм борется со всей сложной системой демократической идеологии и отвергает ее, будь то ее теоретические предпосылки или практическое использование. Фашизм отрицает, что большинство, только потому что оно большинство, может направлять человеческое общество; он отрицает, что одним только количеством можно править посредством периодических консультаций; фашизм утверждает неизменное, благодетельное и плодотворное неравенство человечества, которое никогда не может постоянно уравниваться таким простым механическим процессом как всеобщее избирательное право» (16:303-304).< 35>

Адольф Гитлер выражал концепцию фашистского или тоталитарного государства в терминах теории, совмещающей правду и пропаганду, и он обращал внимание на этот аспект в гораздо большей степени, чем любой другой проповедник авторитаризма. Немецкие нацисты трактовали правду как «наша правда — правда для нас», то есть та правда, которая идет на пользу интересам и солидарности немецкого государства. Вот часто цитируемый отрывок из «Mein Kampf»:

«Вся пропаганда должна быть доходчивой, и ее интеллектуальный уровень должен быть подстроен к уровню восприятия самого неинтеллектуального из тех, кому она адресована. Таким образом, высота умственного накала должна быть снижена пропорционально численности масс, которые она должна захватывать. Если, как в случае пропаганды за ведение войны, это вопрос вовлечения всей нации в сферу ее влияния, все внимание должно быть отдано тому, чтобы избегать чересчур высокого уровня интеллектуальности. Способность масс к восприятию очень ограничена, и их способность понимать очень мала. С другой стороны, у них огромная способность забывать. Раз это так, любая эффективная пропаганда должна сводиться всего к нескольким пунктам» (9:76-77).

Нацистская теория государства, ее подчеркнутый расизм, поклонение принципу вождизма, нетерпимость и одномыслие и, прежде всего, содержащаяся в ней концепция, что индивид реализует себя через государство, совпадают, в преувеличенной форме, с традициями авторитаризма. Нацистская Германия так же мало могла противиться введению контроля за средствами массовой информации, как она могла избежать своей «судьбы» стать средством возрождения и распространения величия немецкого народа.<36>

Таким образом, через все авторитарные теории государства, от Платона до Гитлера, проходит общая нить. Не все из этих философий проистекали из жажды власти или стремления возвеличить себя. Многие из этих теорий были искренними попытками разрешить сложные проблемы природы государства, отношения человека к государству и природы истины. Независимо от применяемого интеллектуального метода или мотивов результатом стала система организации общества, при которой средствам массовой информации предназначалась особая роль, и они ставились под контроль, чтобы не позволить им мешать достижению конечных целей посредством государства.

Кроме того, национальные государства Западной Европы, безусловно, испытывали влияние философских принципов и авторитарной традиции римской католической церкви. Власть церкви опирается на откровение и на тот факт, что она основана Христом. Власть эта абсолютна постольку, поскольку она божественного происхождения. Непосредственным средоточием церковной власти является Папа Римский и епископы. Поскольку церковь считала себя вместилищем откровения, вверенного ей Христом, она ощущала необходимость оградить это откровение от любых чуждых влияний и защитить чистоту своих доктрин от всяких колебаний и непоследовательности. Истина, которой учила церковь, была абсолютной и, следовательно, не могла служить предметом светских интерпретаций, уводящих от этой истины. Пастырь человечества, церковь отвечала за души людей, и, чтобы исполнить эту обязанность, она стремилась охранить и свою доктрину и свою паству от порчи.

Церковные принципы неизбежно требовали принятия защитных мер в сфере убеждений и верований. Церковь была основана божественным промыслом и учила истине. Другие варианты истины были не более чем попытками опозорить принципы церкви и соблазнить верующих свернуть с единственного пути к вечному спасению. Следуя наставлениям Платона, церковь обеспечивала возможность обсуждения спорных вопросов, ограничивая дискуссию кругом тех, кто принадлежал к церковной иерархии. <37> В то же время она ставила жесткие пределы возможности подвергать сомнению фундаментальные доктрины теми, кто к иерархии не принадлежал и, следовательно, был некомпетентен в религиозных вопросах. Что церковь могла вершить в делах духовных, то монарх мог вершить в делах мирских, а некоторые монархи, например Тюдоры в Англии, полагали, что им позволительно и то и другое.

В этой главе мы не будем рассматривать философские основания принципов марксистского коммунизма, хотя они, безусловно, имеют отношение к основному течению авторитаризма. Коммунистическая доктрина и ее влияние на организацию и управление средствами массовой информации обсуждаются отдельно в последней главе этой книги. Здесь же мы ограничимся замечанием, что Маркс, как говорится, перевернул Гегеля с ног на голову. Тогда как Гегель утверждал, что государство является средством, позволяющим индивиду достичь самовыражения, Маркс настаивал, что это отношение следует перевернуть: индивид не самоцель, а средство для самореализации общества, неотъемлемой частью которого он является (7:375).

 

ВЫВОДЫ

Авторитарную теорию нового времени удачно подытожил известный английский писатель Самуэль Джонсон, который в восемнадцатом веке и сам участвовал полемике о ценностях власти и свободы:

«Каждое общество имеет право сохранять общественный мир и порядок и, следовательно, имеет все основания запрещать распространение мнений пагубного направления. Будет не точно, если мы скажем, что у судьи есть такое право, поскольку судья представляет общество. Ограничивая распространение мнений, которые он считает пагубными, он может быть не прав с нравственной или богословской точек зрении, но с политической точки зрения он прав... (1:249)

Опасность... неограниченной свободы и опасность ее ограничения создали проблему для науки управления, которую человеческий разум, кажется, не способен разрешить и по сей день. Если ничто не может быть опубликовано кроме того, что предварительно было одобрено гражданской властью, власть всегда должна быть образцом правды; если каждый прожектер может распространять свои прожекты, не может быть никакой устойчивости; если любой ропот в сторону правительства может привести к распространению недовольства, не может быть никакого мира; и если в богословии любой скептик будет проповедовать свои безрассудства, не может быть религии» (11:107-108).

Как уже было сказано в начале этой главы, основные принципы авторитаризма долгое время принимались во многих частях света как руководство к социальному действию. Эти принципы получили особенно большое распространение в области контроля, регламентации и использования средств массовой коммуникации. <65> И хотя в большинстве демократических стран отказались от самих теорий, практика авторитарных государств оказала определенное влияние на практику демократии: в некоторых странах она фактически вынудила либертарианские правительства принимать контрмеры которые в некоторых отношениях неотличимы от тоталитарных моделей.

 

ФРЕД С. СИБЕРТ

Глава 2 Либертарианская теория прессы

 

Как и другие теории, рассматривающие положение и назначение средств массовой информации в обществе, либертарианская доктрина является продолжением философских принципов, обеспечивающих основу для социально-политической структуры, в которой средства информации функционируют. Либерализм качестве такой социально-политической системы очертил контуры для институтов, существующих внутри этой системы, и пресса аналогично другим институтам испытывает на себе влияние принципов, лежащих в основе того общества, частью которого она является. На протяжении последнего столетия большая часть цивилизованного мира провозгласила свою приверженность принципам либерализма. Сегодня большинство народов, за исключением стран, находящихся под властью коммунизма, хотя бы теоретически основывают свои социальные и политические организации на доктринах либерализма. Учитывая широкий культурный и географический разброс этих доктрин, не удивительно, что существуют большие различия в том, как социальные институты, включая и средства массовой информации, функционируют на самом деле. Например, вещание в том виде, как оно существует в Соединенных Штата может очень сильно отличаться от того, как оно реализуется при либертарианских правительствах во Франции или Бразилии.<67>

 

ОСНОВНЫЕ ПОСТУЛАТЫ

Чтобы понять принципы, которыми руководствуется пресса при демократической форме правления, необходимо уяснить, как развивалась философия либерализма в семнадцатом и восемнадцатом веках. Сегодняшние демократические страны обязаны своим рождением тем принципам, которые постепенно сформировались на основе теоретических поисков большого числа отдельных мыслителей. В свою очередь, эти мыслители испытывали прямое влияние социальных, политических и экономических событий своего времени.

Принципы либертарианской философии, или философии свободы воли, основываются, так же как и принципы авторитаризма, на ее подходах к вопросам о природе человека, о природе общества и об отношении к нему человека, о природе знания и истины. Хотя философы, отстаивающие свободу воли, могут сильно расходиться в своих взглядах, они демонстрируют целый ряд общих подходов, которые позволяют причислить их к общей школе или системе философии.

Человек — говорят сторонники доктрины свободной воли— есть разумное животное, и он является самоцелью. Счастье и благосостояние личности является целью общества, и человек как думающий организм способен организовать мир вокруг себя и принимать решения, которые будут отвечать его интересам. Хотя люди часто не прибегают к данной им Богом способности к рассуждению при решении человеческих проблем, в конце концов они все же, сложив вместе свои индивидуальные решения, продвигают цивилизацию вперед. От низших животных человек отличается способностью думать, помнить, пользоваться своим опытом и приходить к заключениям. Эта способность и делает человека уникальным. Он является основой цивилизации и ее двигателем. Самоосуществление индивида становится, таким образом, конечной целью — целью человека, общества и государства.< 68>

Сторонники доктрины свободной воли по-разному подходят к происхождению общества, но все они сходятся на том, что основной функцией общества является продвижение интересов его индивидуальных членов, Многие приверженцы либерализма с ностальгией думают о естественном человеке, свободном от многих атрибутов цивилизации. Хотя общество, безусловно, может очень во многом способствовать благосостоянию человека, следует найти способы противодействовать тенденции общества брать на себя основную роль и становиться самоцелью. Философы либерализма усиленно отрицают, что общество является высшим выражением человеческих устремлений, хотя с некоторыми колебаниями они допускают, что государство — полезный и даже необходимый инструмент. Государство существует как метод обеспечения индивида средой, в которой он может реализовать свои возможности. Когда оно терпит неудачу в продвижении к этой цели, оно становится препятствием, которое надо упра