Акробатический жонглерский номер. XIV в.

 

образной форме отразило этот новый жизненный уклад, чего оно не могло бы сделать, если бы оно было только подражательным.

Не подражание римским мимам, а ранние языческие обряды, непосредственно связанные с материальным и духовным миром земледельцев и заключавшие первоначальные элементы сцениче­ских представлений, были той живительной силой, которая дала жизнь европейскому театральному искусству.

Городские забавники-гистрионы существовали у всех народов Европы: во Франции их называли жонглерами, в Германии -— шпильманами, в Англии — менестрелями, в Италии по старинно­му обычаю—мимами, в Польше—франтами, в России—ско­морохами. Подобный тип актера широко известен и многим во­сточным народам. Их искусство, сходное в своих общих чертах, обладало национальным своеобразием, которое выражалось в языке разноплеменных гистрионов, в склонности к тому или ино­му виду творчества. Все это указывает на самостоятельное, не­зависимое друг от друга происхождение гистрионов и подтверж­дает тот факт, что всякое театральное искусство источником своего развития имеет фольклорное начало.

Гистрион был одновременно гимнастом, плясуном, музыкан­том, певцом, сказителем и актером. Он умел показывать удиви­тельные фокусы, ходил на руках, прыгал через кольцо, делал в воздухе сальто, балансировал на натянутом канате, жонглиро­вал ножами, шарами, горящими факелами, глотал зажженную

паклю и шпагу. И тут же мог плясать — один или с партнершей-жонглеркой, сыграть на дудке или виоле, пропеть веселую песен­ку, аккомпанируя себе на барабане, показать номер с обезьян­кой или медведем и разыграть с ними какую-нибудь комическую сценку.

Во всем этом проявлялась не только талантливость гистриона, но и специфические особенности его искусства, во многом не по­терявшего своего первоначального синкретического характера. Все виды зрелищных искусств как бы воплощались в одном ли­це. Гимнастическая игра, пляска, пение, сказ, музыкальный аккомпанемент — все это было делом одного мастера, так как не наступила еще та стадия развития, на которой каждое из этих искусств обособляется и начинает жить самостоятельной жизнью.

Популярность гистрионов в средневековом городе была очень велика.

Гистрионы были везде желанными гостями; они выступали в шумных харчевнях, на базарных площадях, в ограде церковных дворов, во дворцах князей и епископов. Один студент Парижско­го университета горько жаловался, что «богатые люди охотно подают гистрионам и оставляют умирать от голода ученых ли­ценциатов». Студент был npaBi: редко жонглеры уходили от знатных господ, не получив награды за свои шутки и фокусы Французский король Людовик IX Святой выдавал жонглерам постоянные субсидии, при дворе кастильского короля Санчо IV содержался целый штат забавников, шутов, принимавших уча­стие во всех увеселениях и празднествах. Развлекались представ­лениями гистрионов и их жестокие гонители, лицемерные князья церкви.

Еще Карл Великий в одном из своих посланий запрещает епископам и аббатам содержать при себе «своры собак, соколов, ястребов и гистрионов». Но вряд ли подобные постановления имели силу: проходили века, а духовенство продолжало тайком вкушать запретный плод. Это подтверждается указом Альфон­са X Кастильского (1265) и многими другими государственными и церковными актами. Никто не мог устоять против прелести веселых, увлекательных зрелищ гистрионов, но больше всего лю­бил их, конечно, свободный городской люд.

Гистрионы были ярчайшими выразителями мирского духа в средневековом городе; в их веселых дерзких песнях, в их паро­дийных сценках и маскарадах, в их вольных играх проявлялось стихийное бунтарство народных масс.

Особенно ярко выражался этот бунтарский, антиаскетический дух в деятельности вагантов.

Ваганты (clerici vagantes) — «бродячие клирики» — были не­доучившимися семинаристами или разжалованными попами; они

выступали с пародийными латинскими песнями на церковные гимны и с паро­диями на церковные обряды, в которых вместо обращения к «богу всемогущему» следовали обращения к «Бахусу всепью-щему». Дерзостная сатира вагантов до­ходила даже до пародирования молитвы «Отче наш». В своих вольнодумных пес­нях ваганты едко высмеивали алчность, лицемерие, продажность и распутство духовенства; не раз стрелы их сатиры долетали до римской курии и разили особу самого папы. В одной из песен вагантов говорилось:

Рим и всех, и каждого Грабит безобразно; Пресвятая курия Это — рынок грязный! К папе ты направился? Ну, так знай заране: Ты ни с чем воротишься, Если пусты длани \

Ваганты открыто восхваляли земные радости, любовь, вино, веселье. Очень часто в их веселых песнях и напевах слышались отзвуки античной языческой поэзии и родных народных мелодий.

Церковь видела в гистрионах и ва-гантах опасную силу. Поэтому, жестоко преследуя их, насылая на них прокля­тия и угрожая им адскими муками, она в то же время старалась приобрести в их среде сторонников, ко­торые могли бы стать проповедниками «слова божьего».

Костюм шута

Показательно в этом отношении послание епископа Салисбе-рийского Томаса из Кабхема, относящееся к концу XIII века.

«Существует три вида гистрионов,— заявляет епископ.— Одни ломаются и гримасничают в танцах и непристойных движениях, обнажают тело постыдным образом и надевают чудовищные маски. Другие, не имея определенного пристанища, бродят от одного сеньора к другому, позорят и поносят отсутствующих лиц. Третий вид гистрионов снабжен музыкальными инструмен­тами для развлечения людей. Он делится на два рода: одни посещают публичные таверны и непристойые компании и поют

24

¹ Перевод О. Румера.

–

там сладострастные песни, дру­гие воспевают подвиги королей и жития святых и утешают людей в их печалях и горестях». «Этих можно терпеть», —• заключает епископ, ссылаясь на авторитет папы Александра.

Из самого послания епископа видно, что в массе гистрионов, выразителей вольнолюбивого и жизнерадостного духа народа, группа благочестивых певцов и сказителей составляла самую не­значительную часть.

Костюм шута

Со временем искусство ги­стрионов дифференцировалось на отдельные отрасли творче­ства; это отмечали уже сами современники. Провансальский трубадур Гираут де Рикьер в специальном послании к королю Альфонсу Кастильскому пред­ложил всех народных раз­влекателей разделить на следую­щие группы: «Кто выполняет низшее и дурное искусство, то есть показывает обезьян, собак и коз, подражает пению птиц и играет на инструментах для раз­влечения толпы, а также тот, кто, не обладая мастерством, появляется при дворе феодала, должен именоваться буффоном, согласно обычаю, принятому в Ломбардии. Но кто умеет нра­виться знатным, играя на инструментах, рассказывая повести, распевая стихи и канцоны поэтов или же проявляя иные способ­ности, тот имеет право называться жонглером. А кто обладает даром сочинять стихи и мелодии, писать танцевальные песни, строфы, баллады, альбы и сирвенты, тот может претендовать на звание трубадура».

Таким образом, устанавливалось разграничение между буф­фонами, потешавшими народ, и жонглерами и трубадурами, развлекавшими высшие сословия.

Это разграничение выражалось и в характере деятельно­сти гистрионов и в составе зрителей, но все же оно не было так резко обозначено, как это казалось высокомерному тру-

–бадуру. Буффон сплошь и рядом не только умел прыгать и плясать, но и отлично играл на музыкальных инструментах и увлекательно рассказывал всевозможные истории. Нельзя было безоговорочно противопоставлять народных и сеньориальных развлекателей. Трубадуры вовсе не всегда оказывались панеги­ристами князей и рыцарей; в их творчестве ярко отражался гений народа, создавшего великий героический эпос о своей жизни и борьбе.

Еще в большей степени народными традициями было прони­зано искусство жонглеров-сказителей, сыгравших особенно зна­чительную роль в становлении театрального искусства.

Жонглеры, вышедшие, как правило, из народной массы, жили в самой гуще жизни и отлично ее знали. Они чаще всего были сочинителями городских новелл, в которых яркими красками рисовались быт и нравы горожан.

Наиболее близкой к сценическому искусству формой повест­вования был монолог, в котором жонглер-рассказчик выступал уже не от своего имени, а как бы от лица героя, повествующего о своих деяниях. В совершенстве владея искусством рассказчи­ков, жонглеры в иных случаях до того захватывали своих слу­шателей, что те приплачивали им деньги, лишь бы они продолжа­ли свой рассказ и отсрочили трагическую гибель полюбившего­ся им героя. Особенно явственно проявлялись черты будущего актерского исполнительства в тех случаях, когда произнося­щий монолог жонглер говорил разными голосами за несколь­ких лиц.

Этим искусством гистрионы владели еще с давних пор. Известна эпитафия жонглера Виталиса (IX в.), написанная им о самом себе:

Лица, одежды, слова представлял с таким я искусством, Словно моим языком каждый свое говорил.

В искусстве гистрионов уже существовали элементы актерско­го перевоплощения, первичные попытки изображения разнообраз­ных характеров, импровизация, живое ведение диалога, пластич­ность и выразительность движений и жестов.

Гистрионы объединялись в союзы (например, «Братство жонглеров» в Аррасе, IX в.), из которых впоследствии стали создаваться кружки актеров-любителей. С ростом городской культуры широкий размах получило самодеятельное движение, которое как бы подхватило опыт гистрионов и развило его. Вместо единичных профессионалов в XIV—XV веках действо­вала масса горожан-любителей. Отдельные мастера-развлека­тели выступали, конечно, и в эти века, их привлекали к участию в мистериальных представлениях или они существовали как

–шуты при дворах королей и вельмож, но не они уже были глав­ными творцами сценического искусства.

В XIV и XV веках искусство гистрионов было уже прой­денным этапом, но оно оставило в жизни театра глубокий след. Гистрионы подготовили искусство фарсовых актеров! и рожде­ние реалистической драматургии, первые ростки которой появи­лись во Франции в XlII веке.