Повесть «Степь». Её художественное новаторство.

Повесть "Степь" впервые была напечатана в журнале "Северный вестник" в марте 1888 г. Работая над повестью, Чехов испытывал большой творческий подъем. Работа над большим произведением давалась нелегко. "Вы прочтете и увидите, - писал Чехов Плещееву, 19 января, - какую уйму трудностей пришлось пережить моему неопытному мозгу" (1.6.445). Чехов жаловался Короленко и Григоровичу, что писание мелочей внушило ему чувство "привычного страха не написать лишнее" и, что поэтому он пишет слишком компактно (Т.12.С.450). Но в то же время работа над "Степью" приносила автору большое удовлетворение "пишется весело,- ока писал, я чувствовал, что пахло около меня летом и степью" (Т.12.С.454).

12 января 1888 года он писал Григоровичу: "Для дебюта в толстом журнале я взял "Степь", которую давно уже не описывали. Я изображаю равнину, лиловую даль, овцеводов, попов, ночные грозы, постоялые дворы, обозы, степных птиц и пр.… Каждая отдельная глава составляет особый рассказ, и все главы связаны, как пять фигур в кадрили, близким родством. Я стараюсь, чтобы у них был общий запах и общий тон, что мне может удастся, тем легче, что через все главы у меня проходит одно лицо. Я чувствую, что многое поборол, то есть места, кoтopыe пахнут ceном, но в общем выходит у меня нечто странное и не в меру оригинальное.… В общем, получается не картина, а сухой подробный перечень впечатлений; вместо художественного цельного изображения степи, я преподношу читателю «степную энциклопедию». Первый блин комом. Но я не робею, и энциклопедия, авось, сгодится. Быть может, она раскроет глаза моим сверстникам и покажет им, какое богатство, какие заметки красоты остаются еще не тронутыми, и как еще не тесно русскому художнику. Если моя повестушка напомнит моим коллегам о степи, которую забыли, если хоть один из слегка и сухо намеченных мною мотивов дает какому-либо поэтику случай призадуматься, то и на этом спасибо".

Повесть, как того и ожидал Чехов, вызвала в печати многочисленные отзывы. Критики отмечали мастерство чеховского пейзажа. Человеческих фигур, но вместе с тем они оценивали "Степь" как ряд не связанных между собою эпизодических картинок, лишенных ясной идей, и называли повесть "этнографической", не видя за описанием природы идеи повести, заключающейся в подтексте произведения. Чехов говорил, что "нарочно" писал "Степь" так, чтобы она казалась читателю первой частью большой повести. Он собирался продолжить работу над "Степью", если она будет иметь хоть маленький "успех". Чехов писал, что его Егорушка, "попав в будущем в Питер или в Москву, кончит непременно плохим" (Т. 12. С. 454).

В письме А.Плещееву Чехов намечал дальнейшую судьбу других героев: «Глупенький отец Христофор уже помер. Графиня Драницая живет прескверно. Варламов продолжает кружиться. Вы пишите, что Вам понравился Дымов, как материал.… Такие натуры как озорник Дымов создаются жизнью не для раскола, не для бродяжничества, не для оседлого житья, а прямохонько для революции… Но Дымов кончит тем, что сопьется или попадет в острог. Это лишний человек» (Т.1. С.320).

Именно в задумке продолжения повести заключается опровержение теории "этнографического" замысла "Степи".

Содержание повести просто. А.П. Чехов утверждал:" Все - сюжет, везде сюжет". Сюжет для понимания Чехова как явление «предискусства», как извлеченное из наблюдений над жизнью - основа его правдивого воссоздания, художественного осмысления, как предощущение будущей, художественно материализированной системы событий".Образ "Степи" в повести - это не только ландшафтный фон действия: это пространственно-временное выражение идеи произведения, реальный символ, воплощающий ее нравственно-философское содержание. Для Чехова характерно контрастное противопоставление природы - жилищу как выражение коллизии простор-замкнутость, свобода-рабство. Сама необъятность степи, количественная ее характеристика выступает в одном качественно-оценочном аспекте как нечто богатырское, в другом - как нечто чудовищное.

Описание степи дается автором через видение ее мальчиком Егорушки, который еще не понимает, "куда и зачем он едет". И тут же, Чехов, описывая природу "озадачивает" ее вопросом "зачем?": коршун задумывается, зачем он летает и что ему нужно", чуть дальше, описывая тополь, возникает тот же вопрос: "а вот на холме показывается одинокий тополь: кто его посадил, зачем он здесь - бог его знает"... И как продолжение вопроса возникает философская проблема "счастливее ли этот красавец?" Зачем вся эта красота природы; пенье птиц, журчанье ручейка, эта бесконечная равнина, если нет счастья?

Постепенно нагнетается атмосфера безысходности: "но прошло немного времени, роса испарилась, воздух застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. Трава поникла, жизнь замерла" (Т.6. С.60).

Все вокруг спит, и ничто не может разбудить ее: "Мягко картавя, журчал ручеек, но все эти звуки не. нарушали тишины, не будили застывшего воздуха, а напротив, вгоняли природу в дремоту". Даже время "тянулось бесконечно, точно и оно застыло и остановилось... Не хотел ли бог, чтобы Егорушка, бричка и лошади замерли в этом воздухе и, как холмы, окаменели бы и остались навеки на одном месте?" (Т.6. С.95).

Не от того ли, что "остановилось" время все в природе спит и нагоняет тоску на все и всех: "природа цепенела в молчании", встревоженные чибисы, где-то плакали и жаловались на судьбу"… и в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь напряжение и тоску, как- будто степь сознает, что она одинока, что богатства и вдохновение ее гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные, и сквозь радостный гул слышишь ее тоскливый безнадежный призыв: певца! певца!" (Т.6.С.96).

Какие бы картины не проходили бы перед глазами Егорушки, любая из них навевает тоску на юного героя, состояние природы передается и ему. А ведь это первая большая дорога в его жизни. Ему должно быть все интересно. Но стоит его мыслям, взгляду, соприкоснуться С природой, как и его начинает одолевать то же состояние."... Однообразная трескотня убаюкивает, как колыбельная песня: едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик не уснувшей птицы или раздается неопределенный звук, похожий на чей-то голос, вроде удивленного "а-а", и дремота опускает веки. А то, бывало, едешь мимо балочки, где есть кусты и слышишь, как птица, которую степняки зовут сплюком кому-то кричит: "Сплю! Сплю! Сплю!", а другая хохочет или заливается истерическим плачем - это сова. Для кого они кричат и кто их слушает на этой равнине - бог их знает, но в крике их много грусти и жалобы" … (T.6.C.I20).

Помимо включения в текст слов «тоска», «грусть», «скука», Чехов для создания соответствующей картины использует повторы, придавая тем самым окраску бесконечности степи и всему, что ее окружает "Опять тянется выжженная равнина, загорелые холмы, знойное небо, опять носится над землею коршун. Вдали, по-прежнему, машет крыльями мельница и все еще она похожа на маленького человечка, размахивающего руками. Надоело глядеть на нее, и кажется, что до нее никогда не доедешь, что она бежит от брички". (T.6.C.I20).

Б. Мейлах писал о новых необычайно динамичных средствах воссоздания в "Степи" "модели мира": "Эти средства во многом эквиваленты музыке с ее способностью сопряженности контрастных мотивов, к ритмическому разнообразию и быстрой смене эмоциональных состояний, а с другой стороны, эквивалентны живописи, позволявшей путем воспроизведения пространственных представлений "сложной световой гаммы углублять понимание связи внутреннего мира человеческой души и мира внешнего" (T.6.C.II8).

В повести "Степь" фабула выполняет минимальную функцию. Она начинается словом "выехали" и завершается словом "приехали", четко обозначаются границы сюжета передвижения через способ художественной реализации мотива дороги. Дорога как художественное время - пространство содержательно заполнено внешним образом: наблюдением путника, его впечатлениями от встреченного в пути. Дорога в повести является символом жизненной дороги-горушки, И в начале своего пути он не знает еще - куда она его приведет. "Между тем, перед глазами ехавших расстилалась уже широкая бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. И снясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая тянется вправо от дороги до самого горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь-едешь и никак не разберешь, где она начинается, где кончается..." (Т.6. C.I26).

В спокойной и вроде бы неподвижной застывшей музыке природы постепенно все более динамично слышатся тревожные, неспокойные нотки. Нарастает ощущение какого-то внутреннего волнения в ней. "... Но вот, наконец, когда солнце стало спускаться к западу, степь, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись попытались сбросить с себя иго. Из-за холмов неожиданно показалось пепельно-серое кудрявое облако. Оно переглянулось со степью - я, мол, готово - и нахмурилось.

Вдруг в стоячем воздухе что-то порвалось, сильно рванул ветер и с шумом, со свистом закружился по степи. Тотчас же трава и прошлогодний бурьян подняли ропот, на дороге спирально закружилась пыль, побежала по степи, и увлекая за собой солому, стрекоз и перья, черным, вертящимся столбом поднялась к нему и затуманил солнце. По степи, вдоль и поперек, спотыкаясь и прыгая, побежали перекати-поле, а одно из них попало в вихрь, завертелось, как птица, полетело к небу и, обратившись там в черную точку, исчезло из виду. 3а ним понеслось другое, потом третье, и Егорушка видел, как два перекати-поля столкнулись в голубой вышине, вцепившись друг в друга, как на поединке... "(Т.б. С.125). Как-будто все в природе обещает перемены. "Еще бы, кажется, небольшое, усилие, одна потуга, и степь взяла бы верх. Но невидимая гнетущая сила мало-помалу сковала ветер и воздух, уложила пыль, и опять, как-будто ничего не было, наступила тишина. Облако спряталось, загорелые холмы нахмурились, воздух покорно застыл". И, конечно, в целом - это ощущение, настроение кризисности России, России, которая готова, но еще не может сбросить "иго гнета". Невольно, говоря о "чеховском призыве": "Певца! Певца!" сравниваешь его с Горьковским призывом "Песня о Буревестнике" "Буря! Пусть сильнее грянет буря!" Призыв в "Песне о Буревестнике" - это уже отклик на другой исторический ход событий Чехов рисует картину, предшествующую бурному времени перемен в обществе.