Русская литературная критика XVIII века. Н. М. Карамзин как критик.

Критика 18в. берет свое начало в 30-е г. первыми критиками были сами писатели. Расцвет связан с появлением альманахов и журналов. Впервые слово «критика» было употреблено Кантемиром в его работе «О воспитании». Тогда оно обозначало «аргументирующее рассуждение». Со второй половины 18 в. критика начинает отождествляться с искусством. Первая задача критика: «Учиться наслаждению изящным».появляется множество переводов иностранной литературы (Буало «Поэтическое искусство»). Сами понятия «критик» и «писатель» были одно целое.

Русская литературная критика начинается с огромной полемики Тредиаковского и Ломоносова(Тредиаковский «Новый и краткий способ к сложению русских стихов», Ломоносов «Письмо о правилах российского стихотворства», «Риторика»). К началу 40-х в полемику вступает и Сумароков. Критика 18 в создавала предпосылки для создания будующей дисциплины. Сложились циклы статей о русском стихосложении, по отдельным жанрам: ода, эпопея, трагедия.

Приблизительно с 1770-х в русской литературе обнаружились первые признаки формирования нового направления – сентиментализма. Сентиментализм расширил традиционные представления о социальном неравенстве между людьми. Проповедовал сострадательное сочувствие к демократическим низам(«крестьянки любить умеют»). Он открыл не только внутренний мир человека, но и окружающую человека природу. Направление не признавала прежних жанровых разграничений, боролось за сочетание различных жанров, чтобы лучше передать разнообразные настроения, их оттенки, переливы и переходы. Сентиментализм возвысил значение прозы. Абстрактно-морализующее начало в сентиментализме выступило особенно ярко.

Родоначальником и ярчайшим представителем русского сентиментализма был Николай Михайлович Карамзин (1766 - 1826). Ему принадлежит честь создания программы этого литературного направления. К. развил вкус изящного, ввел в практику русской критики оценку явлений с точки зрения эстетики и науки. К был «первым критиком и, следовательно, основателем критики в русской литературе».

Как критик К интересовался обширным кругом современных эстетических, философских и исторических проблем. Он пытался осознавать свои оценки теоретически, рассматривая критику и эстетику, как строгую науку: «эстетика есть наука вкуса».

К. дальше Ломоносова и Тредиаковского продвинулся в разработке представлений о принципиальной связи между искусством и жизненным фактом. Искусство должно опираться на реальные впечатления. В то же время Карамзин считал, что изображение в искусстве имеет свои законы и не сводится к рабской верности факту.

В статье «Что нужно автору?» К. говорил: «Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения – все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством…». Талант сочетается с «тонким вкусом», «знанием света», владением «духом языка своего», терпением, упорством в преодолении трудностей, во многом «работа есть условие искусства». Талант – дар природы, но от обстоятельств зависит, разовьются или погибнут его задатки. Талант – вещь естественная, не нечто божественное, он нуждается в поощрении и выучке.

Как бы ни был противоречив К. и как бы ни декларировал он, что художник всегда пишет лишь «портрет души и сердца своего», во всем искал для творчества опору в реальности и требовал подлинной художественности изображений. Так, в романе Ричардсона «Кларисса Гарлоу», разбору которой критик посвятил специальную статью 1791 г., он ценил прежде всего «верность натуре». Эта статья стала зерном целой теории характеров. Термин «характер» обозначает здесь не просто душевный строй человека, а особенность сложной души, сотканной из противоречий.

В рассуждениях К. о судьбах русского национального характера(«Речь, произнесенная на торжественном собрании императорской Российской академии», 1818 г.) можно найти элементы будущих «западничества» и «славянофильства». С одной стороны, писатель положительно оценивает влияние петровских реформ на культуру России. Но тут же К.заявлял: «…Великий Петр, изменив многое, не изменил всего коренного русского… Сии остатки, действие ли природы, климата, естественных или гражданских обстоятельств еще образуют народное свойство россиян…»

Глубоко подходил К. и к проблеме языка, связывая ее с проблемой характеров. Для его эстетических задач, для языковой характеристики персонажей нужны были все стили русского литературного языка. Главным в их соотношении оказывалась передача полноты и сложности психологических переживаний, исторического и национального колорита.

К. были провозглашены и подтверждены собственной литературной практикой принципы так называемого «нового слога». Суть его сводилась к упрощению письменной речи,, тяжеловесной книжности, схоластической высокопарности, свойственных произведениям классицизма. К. стремился сблизить письменный язык с живой разговорной речью образованного общества. Но требуя «писать как говорят», К. отмечал, что русский разговорный, в том числе «общественно-бытовой», язык еще надлежит создать.

В своем «Пантеоне российских авторов» (1802) К. бросил взгляд на предшествующие этапы русской литературы с точки зрения развития

разговорного языка и стиля, самобытных национальных начал литературы и разработки принципов изображения психологической характерности. Опираясь на недавно открытое «Слово о полку Игореве» и желая «сохранить имя и память древнейшего русского поэта», Карамзин начал историю русской литературы с Бояна-вещего. Потом охарактеризовал Нестора, Никона, Симеона Полоцкого, Феофана Прокоповича.

Развитие русского литературного языка Карамзин разделял на эпохи:

1. Эпоха Кантемира.

2. Эпоха Ломоносова.

3. Эпоха сумароковско-елагинской школы.

4. Карамзинская современность, когда «образуется приятность слога».

Так К. положил начало периодизации русской литературы. В Ломоносове Карамзин видел «первого образователя нашего языка», который «открыл в нем изящность, силу и гармонию. У Сумарокова он подчеркивал другое драгоценное качество: он «…сильнее Ломоносова действовал на публику». Но общая оценка Сумарокова у Карамзина сниженная. В упрек ему ставится то, что «в трагедиях своих он старался более описывать чувства, нежели представлять характеры в их эстетической и нравственной истине. К. упрекал Сумарокова в приторной «чувствительности», неумении изображать характеры и обстоятельства в их единстве.

Таким образом проводилась резкая граница между классицизмом в его наиболее разносторонней сумароковской форме и сентиментализмом, превосходящим его не только многосторонностью и утонченностью изображения действительности, но и чувством историзма, индивидуальной специфики явлений. Сентиментализм выступал как наследник всех прежних завоеваний русской литературы и как ее новое слово.

 

 

5. Декабристская критика (Ф.Глинка, К.Ф.Рылеев, О.Сомов, В.Кюхельбекер, А.Бестужев (Марлинский).

Декабристы создали свою художественную литературу, свою теоретико-эстетическую программу и критику. Литературные силы декабристов были объединены в «Вольное общество любителей российской словесности». Общество выпускало журнал «Соревнователь просвещения и благоденствия». Большое значение имел альманах «Полярная звезда». Его издателями были Бестужев (Марлинский) и Рылеев. Литературная программа революционно-романтического направления создавалась постепенно Бестужевым(Марлинским), Кюхельбекером, Рылеевым.

В трактате Сомова «О романтической поэзии» важна была теоретическая постановка вопроса о романтизме, роли воображения в творчестве. Но С. обобщал пока только опыт поэзии Жуковского и раннего Пушкина, а не политическую поэзию декабристов. Это был трактат о романтизме в еще весьма расплывчатом понимании. По признаку чрезвычайно широко истолковываемой народности и неподражательности С. во многих европейских литературах пытался выделить представителей романтизма. В их числе оказались Лопе де Вега, Шекспир, Гете. В число романтиков России попадали не только Жуковский и Пушкин, но и Державин. Поэтому Пушкин жаловался тогда в письмах на сбивчивость понятий о романтизме.

Самым талантливым критиком этого направления был Александр Александрович Бестужев (Марлинский). Большую ценность представляет письмо Бестужева к Николаю I из крепости – «Об историческом ходе свободомыслия в России». В письме он пытался оправдать восстание декабристов. И представить его как выражение всенародного недовольства аракчеевщиной, унижением офицерства и солдат.

В статье «Взгляд на старую и новую словесность в России»(1823). Б. захватил в орбиту своего внимания все периоды истории русской литературы. Литература была рассмотрена под самым прогрессивным углом зрения, с позиции последовательно проведенной историко-литературной концепции.

Б. старался показать, как выразились в русской литературе гражданские и патриотические мотивы, начиная со «Слова о полку Игореве», где «непреклонный славолюбивый дух народа дышит в каждой строке». Писатели рассматривались в хронологической последовательности, но не в сопоставлении один с другим. Особо превознес он Державина – поборника правды, поэта «вдохновенного, неподражаемого», умевшего говорить царям истину. Также высоко отозвался о поэзии Жуковского, так как Жуковский певец вечного источника романтизма: жизни сердца, мечтательных порывов юности, невыразимого состояния души. Б. оценивал заслуги поэтов с точки зрения их приближенности к народности, особо он выделил творчество Рылеева, так как в нем имелись существенные, чисто декабристские черты.

В обзоре «Взгляд на русскую словесность в течении 1823г» Б. выразил резкое недовольство современным состоянием литературы, усматривая главную причину в недооценке исторического опыта Отечественной войны. Недостаток оригинальности русских поэтов видел в равнодушие девушек к русской словесности.

Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846) В 1817г напишет статью «Обозрение русской литературы». Приветствует «переворот», произведенный в русской литературе Жуковским, сумевшим взамен французского влияния привить влияние «германское». Упомянул Радищева, как одного из создателей самобытной русской литературы.

В своей главной статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической в последнее десятилетие» К. фактически провел разграничение двух течений внутри русского романтического движения. Гражданский романтизм ограничивал от элегического. Он напал на унылый романтизм Жуковского, тем самым намекая на возможность и необходимость какого-то другого романтизма, связанного со свободным вдохновением, высокими гражданскими помыслами. Призывал ориентироваться на народную поэзию. По его мнению, Жуковский и Батюшков стали «на время» корифеями той школы, которую ныне «выдают нам за романтическую». По мнению К.,не эта школа должна была представлять «истинный романтизм» в России. Он называл Жуковского и Батюшкова «мнимыми романтиками. Однако К. не хватало решимости назвать «истинно-романтической» ту новую школу, к которой принадлежал он сам и многие декабристы. Он только призывал ее создать. Также выступал против подражания иностранным образцам.

Кондратий Федорович Рылеев (1795-1826) Был писателем активной критической мысли. В 1825 переписывался и спорил с находившимся в Михайловском Пушкиным. Видимо, многие советы великого поэта запали ему в душу. Главная критическая статья Р. – «Несколько мыслей о поэзии»(1825). Подзаголовок ее «Отрывки из письма к NN» надо понимать как отрывок из письма к Пушкину. Статья – публичный ответ Р. Пушкину на все их споры. Спора в статье с Пушкиным собственно нет, а есть практическое претворение результатов обсуждения некоторых вопросов с Пушкиным. На споры Рылеев отвечал делом, преодолевая антиисторизм дум и присоединяясь к Пушкину в сетованиях, что понятия о классиках и романтиках сбивчивы. Р. ошибался, советуя вовсе отказаться от теоретического определения сущности поэзии: «поэзия вообще не должна определяться». Его не удовлетворяют ни французские, ни немецкие эстетики, так как все их определения или носят или частный характер, относящийся к поэзии какого-нибудь века, народа, поэта, или слишком сливаются с определениями других видов искусства и даже философии. Р. приближается к пушкинскому представлению об «истинной поэзии». Пушкин видел сущность поэзии в передачи истины жизни, в правдоподобии характеров и предполагаемых обстоятельств. Р высказал нечто подобное, хотя и без пушкинской ясности. Он говорил об эволюции форм поэзии, завязок, развязок, которые когда-то нравились древним, но теперь «нам не впору». Три единства – не злая выдумка доктринеров классицизма, а правила, которые соответствовали понятиям и возможностям тогдашних зрителей и тогдашнего театра. Р. намекает, что теперь возникают другие обстоятельства, более сложные и обширные. Только в отдельных случаях события в современной драме могут вливаться в три единства. Приходится изобретать новые правила и законы единства.

Фёдор Никола́евич Гли́нка (1786 - 1880) - русский поэт, публицист, критик, офицер, участник декабристских обществ. Самая знаменитая статья Г. «О необходимости иметь историю войны 1812». В этой статье он требует героической литературы, ее чтения, а также говорит о подражании древним писателям (Тицит): «Одно прилежное чтение великих писателей научает слогу, одно искусное подражание древним придает совершенство сочинениям новейших времен.» Также он просит, чтоб писатели «изгнали» из своей речи, заимствованные из «чуждых наречий» слова. «Война 1812 года неоспоримо назваться может священною. В ней заключаются примеры всех гражданских и воинских добродетелей.» Также он занимался пропагандой декабристской литературы. И считал, что у поэзии высокой предназначение. билет 8.критика П.А.Вяземского
Родился в Москве 12 июля 1792 г., в богатой и родовитой семье, детство провел в интеллигентной и образованной среде, с малых лет стал встречаться с писателями и жить литературными интересами. Пройдя через руки целого ряда иностранцев-гувернеров, был отдан в петербургский иезуитский пансион, где, по его словам, нашел "просвещенных, внимательных и добросовестных наставников"; потом недолго был в пансионе при петербургском педагогическом институте. Возвратясь в Москву, брал на дому уроки у университетских преподавателей; Выступив на литературное поприще как новатор и в стане новаторов, Вяземский завязал борьбу со старыми литературными традициями. Участие в литературной войне "Арзамаса" с "Беседой любителей русского слова" из-за комедии князя А.А. Шаховского "Липецкие воды" выдвинуло Вяземского в первые ряды молодой литературы. В то же время он напечатал критические статьи о Державине и Озерове. "В этих статьях,- говорил Белинский,- Вяземский является критиком в духе своего времени, но без всякого педантизма, судит свободно, не как ученый, а как простой человек с умом, вкусом и образованием, излагает свои мысли с увлекательным жаром и красноречием, изящным языком". В этих статьях Вяземский поднялся над "духом времени", проявил историческую точку зрения и был одним из истинных предшественников самого Белинского. Таким же борцом за новые идеи явился Вяземский по отношению к молодому русскому романтизму ("Разговор между издателем и классиком", предисловие к первому изданию "Бахчисарайского фонтана" Пушкина, 1824). В качестве критика Вяземский участвовал (1825 - 1928) в "Московском Телеграфе" Н.А. Полевого, где он, по его выражению, "стоял на боевой стене, стрелял изо всех орудий, партизанил, наездничал". На критику Вяземский смотрел как на науку. "Можно,- говорил он,- родиться поэтом, оратором, но родиться критиком нельзя. Критика - наука, ее следует изучать. И у диких народов есть своя песня и свое красноречие, но критических исследований у них не найдешь. Кроме науки и многоязычного чтения, для критика нужен еще вкус. Это свойство и врожденное, родовое, и благоприобретенное; С 1830 г. до середины 40-х годов Вяземский занимался биографией Фонвизина (отдельное издание 1848 г.). Гоголь писал об этой книге, до наших дней не утратившей своего значения, что в ней "слышен в одно и то же время политик, философ, тонкий оценщик и критик, положительный государственный человек и даже опытный ведатель практической стороны жизни,- словом, все те качества, которые должен заключать в себе глубокий историк в значении высшем".Вяземский выступал в печати с рядом критических статей о Пушкине. Пушкин высоко ценил Вяземского как критика и полемиста, с большим вниманием он относился и к его поэтическому творчеству. В 10—20-е Вяземский вместе с А. С. Пушкиным принимал активное участие в полемике «Арзамаса» против «Беседы любителей русского слова», выступая сторонником карамзинистов. В «Послании к М. Т. Каченовскому» (1820) Вяземский защищал Карамзина от критики его литературных оппонентов. В 1825—28 Вяземский участвовал в издании журнала «Московский телеграф», где выступал как критик в защиту романтизма, против классицизма и литературных староверов. В статьях «Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова» (помещена в виде предисловия к изданию «Бахчисарайского фонтана») и в «Письмах из Парижа» (1826—27) Вяземский рассматривал романтизм как утверждение исторического и национального начала в поэзии, как утверждение независимости личности. Позднее активно сотрудничал вместе с Пушкиным в «Литературной газете» и «Современнике», выступал против Ф. И. Булгарина и Н. И. Греча. В 1848 Вяземский опубликовал написанную еще в 1830 книгу о Д. И. Фонвизине, явившуюся первым опытом обстоятельного исследования жизни и творчества писателя. В 40-е литературно-критические статьи Вяземского, носившие православно-монархический характер, были направлены против либерально-масонских идей В. Г. Белинского. Особенно развернул он своё полемическое дарование на страницах «Московского телеграфа» Полевого. Однако, разойдясь с идеологическим направлением этого журнала, он перешёл в 1830 в «Литературную газету» Дельвига и позднее в «Современник» Пушкина. Вместе со своими друзьями — редакторами этих органов — он выступил на защиту «литературной аристократии» против нападок Булгарина, Греча и того же Полевого.Не удовлетворяясь журнальной деятельностью, Вяземский попробовал свои силы в серьёзной историко-литературной работе, результатом чего явилась до сих пор не потерявшая значения книга о Фонвизине (написана — 1830, напечатана — 1848). В этой книге, как и в предшествовавших ей работах об Озерове и Дмитриеве, Вяземский противопоставил формально-эстетическому разбору творчества писателя его историко-культурное и биографическое изучение. Это было первое применение в России методов, выработанных европейской критикой (мадам де Сталь, Шлегель и др.).После смерти Пушкина Вяземский почти прекратил журнальную деятельность, относясь с глубоким презрением к новым демократическим течениям в художественной литературе и критике. Особенно вызывали его негодование Белинский и его школа. В старости Вяземский пытался иногда выступать с ярыми патриотическими статьями («Письма русского ветерана», 1865), но чаще уходил от неприятной современности к «образам прошлого». В своей «Старой записной книжке» он собрал интересные клочки воспоминаний, относящихся к лицам и событиям высшего светского круга конца 18 и начала 19 веков, а также оставил ряд небольших статей-монографий, посвящённых наиболее дорогим для него умершим людям. 17 билет. П.Я.Чаадаев был основоположником просветительской критики славянофильства. Он подверг его критике еще до того, как оно сформировалось к 1839 г., т.е. в процессе его формирования.
Уже в письмах середины 30-х годов и особенно в “Апологии сумасшедшего” (1837) Чаадаев дает резкую критику славянофильства, идеи которого уже в то время, что называется, “носились в воздухе”.
По мнению большинства современников и исследователей истории русской общественной мысли, идеи Чаадаева, в особенности его первого “Философического письма”, явились катализатором формирования славянофильской идеологии (школы славянофилов). Это “Письмо” (как и весь трактат “Философического письма”) имело одним из главных своих предметов ту самую проблему, которая была центральной для славянофилов — проблему развития России в ее отношении к 3ападной Европе.
Чаадаев, как и Киреевский и Хомяков, отвергал материализм и деизм. Чаадаев строил свою философию как критику и преодоление тех недостатков, которые он усматривал в материалистическо-деистическом и революционном мировоззрении декабристского поколения, к которому сам принадлежал. В этом смысле — в смысле определенного критического реагирования на неудачу реализации программ русской дворянской революционности, ее деистическо-материалистической философии и революционной тактики — он, на первый взгляд, работал в том же направлении, что и первые славянофилы. И несмотря на это, казалось бы, принципиальное единство — острые разногласия, бурная, злая полемика, непримиримые расхождения по ряду вопросов. Под пером Чаадаева славянофильство предстает перед нами, так сказать, в своем интимном генезисе и получаемые от него сведения существенно дополняют те, которые об учении Киреевского и Хомякова и о его резонансе в обществе мы смогли извлечь другими путями. Прежде всего Чаадаев отделяет Россию от Востока: “Мы никогда не принадлежали Востоку”

9.«Любомудры», участники литературно-философского кружка «Общество любомудрия», существовавшего в Москве в 1823—25. В него входили В. Ф. Одоевский, Д. В. Веневитинов, И. В. Киреевский, Н. М. Рожалин, А. И. Кошелев, В. П. Титов, С. П. Шевырёв, Н. А. Мельгунов и другие. Инициатор – Веневитинов. Кружок носил преимущественно философский характер. «Л» изучали сочинения Б. Спинозы, И. Канта, И. Г. Фихте, немецких натурфилософов особенно Ф. В. Шеллинга; в частности, на основе шеллингианского принципа «тождества» предпринимались попытки создания цельной философской системы, приводящей «все случаи или все частные познания человека к одному началу» (Веневитинов). Они говорили, что философия – есть истинная поэзия(религиозное отношение к поэзии). Они считали, что чувство порождают мысль. Проявляли интерес к философии Платона. На основе философски систем других хотели создать новую основу для нашей литературы. В области эстетики «Л» выступали против эмпиризма и «критики вкусов», доказывая необходимость «единства теории изящного» (Одоевский, Веневитинов, Шевырёв). Именнов кружке «Л» возникает явление систематизма: «Положительная литературная система». В теоретических исканиях заметна отвлеченность. Литература не может строиться по правилам. Говорили, что всегда будут возникать произведения, которые будут подрывать эти правила. Практической реализации этих идей должен был служить философско-литературный журнал, программа которого изложена в статье Веневитинова «Несколько мыслей в план журнала» («О состоянии просвещения в России»), прочитанной на заседании кружка. Перед восстанием 14 декабря 1825 оппозиционные настроения в кружке усилились и, как свидетельствует Кошелев, сочинения французских «политических писателей» оттеснили «с первого плана» немецкую философию. Но после подавления восстания, напуганные репрессиями, «Л» распустили кружок, а устав и протоколы были сожжены его председателем Одоевским. Впоследствии большинство «Л» объединилось вокруг журнала «Московский вестник».