Глава 2. Агентесса императора

 

Афродита была одной из немногих богинь Олимпа, кто обладал сильными ведовскими способностями.

Она сохранила умение летать, и редко, но регулярно, посещала ведовские сборы. Эта ладная умница понимала гораздо больше, чем демонстрировала на людях.

Основа ведовского миропонимания это понимание любви. Олимп, ставший, вопреки первоначальному замыслу, не постоянным сбором волхвов, а заурядным царским двором, все больше отходил от этого понимания.

Да и какая может быть любовь, когда вокруг корысть и чувство собственности. Собственности не только на приношения из храмов, но и на людей.

Из практики рабовладения, столь чуждой северным волхвам, родилось и все эти «семейные» понятия. Теперь вот Гера, не просто богиня, а жена Зевса.

Сам царь Олимпа может спать со всеми царскими, и не только царскими женами и дочерьми, а вот Гере это как‑то неприлично.

И придумали же в оправдание такого «Что положено Зевсу, не положено быку». Как будто Гера это бык, то есть корова.

Впрочем, еще немного и точно станет коровой. Много пьет и все труднее удерживается в приемлемой форме.

Ладно, Аид с ней, с этой бывшей рабыней. Сама выбрала себе такую участь.

А Афродита? Не сама ли выбрала себе эту участь?

Тоже сама. Поначалу хотелось просто продлить праздник ведовских сборов. А ведь Зевс обещал тогда только это. Просто продлить праздник.

Но праздник не может быть вечным. За все надо платить.

И вот тебе ведовской праздник. Все более тяжелые одежды. Все более строгие отношения. Вместо вечного праздника, вместо ночей любви, когда все обнажены и телом и душой, все открыты друг другу, закрытость, зависть, корысть, и бесконечные правила.

Окончательно праздник завершился, когда ведовское сборище разбилось на парочки. Зевс и Гера. Афродита и Гефест.

Тьфу ты, подумать и то противно. Как все чинно, ханжески. Поначалу Афродита просто пожалела хромого, искалеченного собственной матерью, неплохого мастера.

Но потом его постоянные притязания на нее, как на вещь, стали раздражать.

В отличие от него, она настоящая ведунья. Которая может быть бессмертной. Захотелось любви. Ведь любовь это необходимая часть в достижении бессмертия.

Или не любви, а мести? Наверное, и то, и это. И она стала изменять мужу с его братом, красавчиком Аресом.

На ложе он был неплох. Однако, это было не главное. Ведунья Афродита могла любого заставить на ложе творить чудеса. Их связь с течением времени становилась для нее все больше не проявлением любви, а проявлением вызова и мести.

И тут, Гефест подстроил им большущую подлость. Он подловил их свидание с Аресом на собственном семейном ложе, и ловко набросил на них тонкую металлическую сеть, которую быстро прикрепил к постели.

И как успел все, подлец хромой!

Афродита никогда не забудет, как проснулась от прикосновения металла к телу, как хотела вырваться, как расталкивала эту тупую дубину, красавчика Ареса.

Не успела.

В спальню вошли все главные боги Олимпа.

Они плотоядно рассматривали ее, лежащую голой под этой сеткой.

Впервые она почувствовала стыд за свое обнаженное тело.

Это надо же! Она, ведунья, привыкшая целыми ночами танцевать голой на ведовских сборах, покраснела до слез. Она стеснялась своего чудного голого тела. И перед кем?! Перед теми, кто все еще называл себя ведунами!

А потом эти «ведуны» стали торговаться. Гефест требовал от Ареса, чтобы тот вернул свадебные дары.

Арес же оказался не только дураком, но и жадиной. Платить не хотел. Тогда заплатить Гефесту долг Ареса предложил Посейдон. Но с условием, что Афродита станет его женой.

Ее покупали как рабыню! А пока они торговались, она лежала голой под этой гефестовой сеткой. Как на невольничьем рынке.

Что вы сделали, злобные дураки?! – хотелось закричать ей. – И это вечный праздник?! И это ведовской сбор круглый год?!

Это злоба и интриги царского двора, двора обычных смертных царьков. А еще это невольничий рынок с этими чинными семейными парочками, где каждый и раб и рабовладелец одновременно.

Неужели вы не понимаете, что личная привязанность, это не рабство, – это дружба, это… это что угодно, кроме ваших сетей.

Великий Творец, как же тонко все обставил этот хромой мастер! Да этой сетью он показал, чем стала любовь в семье! Показал, может даже не поняв всей гениальности этого спектакля.

Афродита не помнила, как ее, наконец, освободили.

И улетела.

На Кипр. Возвращать себе девственность.

Так было по легенде. Так было и на самом деле. Но с маленьким добавлением.

Далась богине любви эта дурацкая девственность! Тоже мне, удумали.

Она поднялась на одинокую гору. Натертое мазью тело горело. И это было предусмотрительно. Ибо сегодня ей предстояло подниматься очень высоко. И ловить северный ветер.

Море внизу было ровным. С такой высоты волн не было видно. И глазу было не за что зацепиться. Даже за эту невидимую отсюда рябь внизу. Но она знала, что летит правильно.

Ветер легко нес ее. И она думала, что это ветер с ее далекой родины. Было приятно осознавать это.

Но почему она просто не вернулась домой?

Афродита была светловолосой красавицей. Но к ней не относились пошлые анекдоты части далеких потомков о дурочках‑блондинках.

Она была отнюдь не дурочкой. И с горечью понимала, что назад дорога будет слишком трудна. Она к этому не была готова. Во всяком случае, пока.

А вот играть, по правилам, которые по дурости приняли эти болваны с Олимпа она будет. Тупицы! Раз вы теперь не волхвы, а цари, мы с вами тоже будем по царски.

Дурашки, на всякого царька найдется царек посильнее. И для волхва, или ведуньи, не связанных политическими предрассудками, занимательной игрой будет натравливание одного царька на другого.

Это нехорошо?

Как сказать. Нехорошо обижать ведунов и ведуний. Нехорошо обманывать надежды доверившихся тебе. Нехорошо организовывать убийство своих братьев и сестер на Лысой горе.

А всадить нож в спину царьку, это милое дело.

Собственно, для того и существуют все эти царьки. Или они думают, что всаживать ножи позволено только им?

Рассказывайте это вашим тупым подданным.

А мы, волхвы, ничьими рабами и поданными никогда не были и никогда не будем.

Так она стала шеф‑агентом фараона Рамзеса.

Впрочем, такого термина, придуманного далекими потомками, ни она, ни Рамзес, еще не знали.

– Все хорошеешь, моя богиня! – Рамзес смотрел на ее натертое мазью, расрасневшееся тело с неподдельным восхищением.

– Царь, давай об этом потом. Мне надо обмыться и одеться, а потом рассказать тебе срочные сведения.

– Не надо одеваться…

– Царь! Потом это, потом! Побудь ты для начала царем. Любовником будешь через час.

– Царица, ты настоящая царица! Хочешь, я передам тебе трон, царство, стану твоим рабом. Только не улетай! Останься.

– Замолчи, дурак! Ты можешь потерять и трон и царство! Сколько раз встречаемся, и все одно и то же. Часа подождать не можешь.

– Можно хоть посмотрю, как ты будешь мыться?

– А Тартар с тобой! Смотри.

Если бы она знала говор своих потомков, то наверняка добавила бы «извращенец».

Разумеется, мытье в присутствии фараона не закончилось мирно. Пришлось отдаться ему прямо в мраморной ванне. Великий Творец! Иногда она чувствовала себя с этим теряющим голову фараоном, как настоящая царица с наемным массажистом. Она думала о его царстве, а он о ее прелестях. Уму непостижимо!

Машинально подкручивая бедрами и ягодицами, пока он, постанывая от страсти, входил в нее, она думала о том, какая опасность грозит его трону. И прикидывала, что можно предпринять.

Наконец, он удовлетворенно сполз с нее.

– Ну, царь, ты готов теперь поговорить о делах?

– А ты не улетишь сразу?

Она откровенно рассмеялась, еще раз осознав парадоксальность их отношений.

– Не улечу, милый, не улечу.

Разумеется, этот стареющий дурак был отнюдь не мил. Ему явно не помешало бы омолодиться. Но, нечего тратить на смертных колдовскую силу.

Фараон расплылся в совершенно дурацкой улыбке.

– Может, вина?

– Нет, ты действительно сегодня не выносим! Какое вино! Я летела с самого Олимпа не для того, чтобы пить с тобой вино, или заниматься любовью. Ты хоть понимаешь, что значит прилететь к тебе с самого Олимпа без отдыха?!!

– Но ты богиня. Ты все можешь.

– Я не могу собрать армию. Я не могу вооружить тысячи солдат. Я не могу отразить вражескую высадку.

– Это могу я! – фараону надо было хоть в чем‑то продемонстрировать свое превосходство.

Хвала Творцу! Теперь он хотя бы выслушает экстренное сообщение.

– Вот и займись этим. Эллины собираются совершить большой морской набег на твои земли. Собирают корабли. Выбирают начальников. Вербуют добровольцев. Запасаются оружием.

Зевс и остальные боги дали команду своим жрецам внушать всем эллинским царькам богоугодность этой войны.

Высадиться они собираются на побережье. Но часть кораблей пойдет вверх по Ра.

– Далеко? – деловито осведомился Рамзес. Он, похоже, пришел в себя.

– На день пути.

– Я сброшу их в море. На что они надеются.

– Надеются они на помощь ливийцев. Те нападут из Сахары. Ударят в спину, когда ты увязнешь в боях с высадившимися на берегу. Договоренность уже достигнута. Хотели напасть и с востока. Но сухопутную армию из Малой Азии не пропустят твои союзники хетты.

Так что посуху нападут из Ливии. На морском берегу они намерены разгромить твои главные силы, ударив сразу с двух сторон.

Но одновременно и ради отвлечения твоих сил, и ради богатой добычи часть пройдет вверх по Ра.

Корабли обеспечивают ахейцы. Но кораблей больше, чем воинов. Поэтому часть солдат возьмут из Трои. Там не прочь поживиться, ибо надеются на успех.

– Но троянцы верные вассалы моего союзника, царя хеттов!

– Вассалы никогда не бывают верными до конца. Должен понимать. Не первый год царствуешь.

– Когда я разгромлю ахейцев, мы накажем Трою.

– А вот этого не надо, царь. Троя ваша надежная союзница в дальних планах.

– Царь хеттов согласен с этим. Но я не понимаю, почему. Знаешь, я недавно беседовал с ним. И не мог ничего сказать в оправдание этой идеи, кроме ссылки на твое мнение.

– Ты рассказал обо мне, болван?!!

– Что ты, что ты! Ни в коем случае! Так, намекнул, что хорошо осведомлен о положении в Элладе.

– Смотри, царь. Не серди меня. Я богиня, и действительно могу многое.

– Прости меня, моя богиня. Прости, если я виноват перед тобой.

Афродита пристально посмотрела на фараона. Она почувствовала усталость. Надо хорошенько отдохнуть. Но необходимо было завершить разговор, а потом еще потерпеть неуклюжие ласки этого тупого козла.

Поэтому богиня взяла себя в руки.

– Итак, что там говорил царь хеттов.

– Он сказал, что Эллада и Троада непременно поссорятся. И тогда Троя станет нашим ударным отрядом в борьбе против Эллады. И мы должны будем помочь ей разгромить ахейцев.

– Он правильно сказал. Поэтому ты оставишь без последствий участие Трои в нападение на твою страну. Это, кстати, будет еще одним поводом для возникновения недоверия между Элладой и Троадой.

А мелкая месть второстепенным участникам нападения в случае твоей победы будет излишней.

– Ты права, богиня.

– Конечно, права. А теперь я хочу спать. И не приставай ко мне до утра.

– Это будет так трудно!

– Тартар с тобой. Пойдем на ложе. Только постарайся кончить поскорее. А то я просто засну под тобой.

 

Глава 3. Народы моря

 

Ахейские цари Агамемнон и Менелай пребывали в радостном возбуждении. Любой царь мечтает о большем. И как мог Менелай, зять самого Зевса не мечтать о том, чтобы собрать всю Элладу под своим скипетром.

Но Эллада не Египет. Вот так всех не соберешь.

Но тесть, великий Зевс, подсказал ему решение. Собрать корабли и добровольцев и напасть на Египет. Давно пора показать этому царю царей, что он давно не только не царь царей, но и свою собственную страну не сможет удержать.

А успех дела закрепит авторитет спартанского царя. Там, глядишь и до титула старшего среди эллинских царей рукой подать.

Царь царей Менелай!

Звучит, Тартар побери! Звучит!

Разумеется, такая стратегическая идея не могла придти в голову этому правнуку вульгарных разбойников. Впрочем, все цари Эллады были в этом на него похожи.

Идея возникла, разумеется, на Олимпе.

– Мы теряем Скифию, – сказал как‑то Зевс Посейдону.

– Не теряем, а потеряли, – бестактно брякнул Посейдон.

– Опять дерзишь, брат?

– Знаешь что, Зевс, давай‑ка без глупостей. Не строй из себя царя перед такими, как я. Твой Олимп разбежится. А ты просто сдохнешь, став простым смертным. Омолаживаться тебе, кроме как здесь, негде.

А то, что я с Аполлоном немного развеялся под Троей, подыграв тебе, еще ничего не значит. Мы сами хотели отдохнуть немного, сменив обстановку.

И не делай строгую рожу. Мне на твой гнев наплевать, громовержец бывший. Небось, и молнии то разучился метать? А?

Зевс подавил нарастающий гнев. Он действительно разучился метать молнии. И вообще, разучился всему, что когда‑то умел.

А научился он только разбирать склоки этого сборища теряющих колдовскую силу полу царьков, полу волхвов.

А чтобы быть им всем полезным, надо было эти склоки регулярно провоцировать.

– Посейдон, не руби сук, на котором сидишь. То, что ты еще умеешь вызывать грозы над морем, тоже мало значит. Омолаживаться вне Олимпа могут только Аполлон и Афродита.

Поэтому нам важно организовывать приток новых, пусть и самых плохих, ведунов и ведуний и не дать разбежаться старым. А это, согласись, могу среди вас делать только я.

– За то тебя и терпят. Но между своими не надо кичиться. Можешь делать это перед своими потаскухами, если не терпится.

– Эх, Посейдон, брат ты мой названный. За что вы все так меня не любите?

– Болван ты, Волчий Зев, – Посейдон намеренно вспомнил настоящее имя царя богов, – кто же царей любит? Захотел стать царем, забудь о любви. Вернее, любви достойных. А любить царя могут лишь рабы и безмозглые уроды.

Эх, люблю я топить эту сволочь целыми кораблями.

Впрочем, Посейдон вряд ли сказал именно так. Слова «сволочь» он еще не знал.

– Ладно, брат, Скифию мы потеряли. Но теперь по законам существования царств, мы должны эту неудачу чем‑то компенсировать.

– А чего тут думать. Эллада царит на море. Давай, направим энтузиазм наших царьков на грабеж никчемного Юга и Востока. С моря, разумеется.

Так родилась идея, которую в дошедших до нас сведениях назовут «походами народов моря».

Великий Зевс! Как же трудно было собрать этот поход, – часто думал Менелай.

Нет, никто не отказывался! Наоборот, все горели энтузиазмом. Но то воинов было больше, чем могли вместить корабли, то наоборот, корабли оказывались полупустыми.

Афиняне отказывались принимать на свои корабли мирмидонян, микенцы лаялись со спартанцами, хотя и были поданными двух родных братьев и самых верных союзников.

Троянцы приплыли на небольшом числе кораблей, но сказали, что могут выставить гораздо большее число воинов, если корабли для них дадут другие.

Никто не хотел плыть в Трою за этими добровольцами. Но потом все же договорились выделить по десять кораблей от каждого союзника.

И пока так договаривались, собирались, плавали то туда, то сюда, объели и Менелая и Агамемнона до костей. Закрома и подвалы опустели. Казна трещала по швам.

Кто должен был содержать все это сборище до выхода в море? Вопрос интересный, но не решенный. Пока ждали добровольцев из Трои, за которыми поплыли представители Афин, Микен и Спарты, иные мелкие союзники стали расползаться, вернее, «расплываться» по домам.

Разумеется, эти никчемные царьки, умеющие только орать и драться, ничего бы не организовали.

Все же в этом отношении Элладе было далеко до империй Востока с устоявшимся механизмом государственного управления.

Но к организации активно подключились олимпийцы. Их жрецы получали указания и пророчества с самого Олимпа, которые и внушали тупоголовой пастве. И это не позволило предприятию завершиться, не начавшись.

Наконец, выплыли.

– Аполлон, полетай там, прикрой этих идиотов, – попросил Зевс.

– Попозже полечу. Надвигается буря. Потом.

– Потом может быть поздно.

– Тогда лети сам, если сможешь. А если не можешь, то и не погоняй. Говорю же, слетаю. Посмотрю, как твой зятек тщится стать царем царей Эллады.

– Ну что говорят твои лазутчики? – спросил ливийский царь своего старого наставника.

– Они не вернулись.

Ливийцы сконцентрировались в ближайшем к Египту оазисе. И им все труднее было скрывать свое присутствие.

– Что мне делать, моя богиня? – спросил фараон. – Что ты прикажешь мне.

Какие же эти мужики козлы, – подумала Афродита. – Он скоро вообще отстранится от дел, и все переложит на меня. А сам будет только забавляться со мной на ложе. Вот ведь и там его ублажи, и все дела за него сделай! Вот она, бабья доля. Тоже мне, фараон. Не хотелось бы досадить этому Зевсу, его сыночкам, Аресу и Гефесту, да толстожопой Гере, бросила бы этого никчемного дурня.

Но она ничем не выдала своих мыслей, а только сказала:

– Жди, слетаю, все расскажу.

– Ливийцы стоят в одном дне пути от Ра, – сказала она, прилетев.

– Это я знаю.

– Знаешь, так что же молчишь?! Чего я зазря летала?!

– Мне это не интересно. Они не двинутся, пока не приплывут греки. А я пока перехватываю их лазутчиков, и их царь остается в неведении.

– Рамзес, ты болван. Сколько это будет продолжаться? Вытащи на берег с десяток кораблей, пошуми на глазах у лазутчиков, и дай им уйти.

– Но они же поймут, что корабли не ахейские.

– Так не подпускай их близко! Не ахти какие мореходы эти ливийцы. Не разберут. А потом, когда они выйдут к морю, ударь на них всеми своими колесницами. Им там на ровном месте есть где разгуляться.

– Богиня, царица! Нет, царица богов! Придешь сегодня ко мне на ложе?

– Нет! Уничтожишь ливийцев, тогда приду.

И все случилось так, как говорила Афродита. Нежная богиня любви. Личный агент фараона Рамзеса.

Буря разметала корабли ахейцев. Поэтому к берегу не причаливали. Ждали, пока соберутся отставшие. Собрались, разумеется, не все.

Но, посоветовавшись, решили все же начинать высадку.

Никто этому не препятствовал.

Вытащили корабли, обустроили лагерь. Противник так и не появлялся. Выслали разведку.

Она вернулась через день.

– Царь, – сказали разведчики Менелаю. – Отсюда на пол дня пути следы большой битвы. Потом победители преследовали побежденных.

– И куда шли победители?

– На юг.

– Надо скорее идти по следу побежденного врага. Ливийцы, не дождавшись нас, сами расправились с войсками Рамзеса, и преследуют его – говорили одни.

– Мы все равно не догоним ливийцев посуху. Надо садиться на корабли и плыть вверх по Ра, забирая по пути богатую добычу.

Спорили долго. В итоге решили самое худшее. Одни остались у кораблей, другие пошли посуху по следам неизвестных победителей, третьи поплыли вверх по Ра.

И почти все были уничтожены поодиночке.

«Я собрал тысячи колесниц. Я уничтожил тысячи врагов. Кровью пришельцев тек великий Ра. Навек запомнят северные варвары, как вторгаться в мое царство. Я Великий Царь царей победил всех!»

Примерно такие слова высекли на каменных стенах храмов по велению фараона, победителя нашествия народов моря.

А организаторы похода спаслись чудом. Сребролукий бог Аполлон появился на небе и, поражая врагов, позволил Агамемнону и Менелаю отплыть.

Странно, но ахейцы потеряли две трети своих воинов. А троянцы каким‑то чудом спаслись почти все.

Уж не предали ли они?

Аполлон развернулся, примериваясь куда можно приземлиться. Сверху была видна уединенная бухта.

И посреди пляжа сидела на причудливо обработанном в виде кресла широком обрубке ствола одинокая женщина.

Сбросив крылья, Аполлон решительно подошел к ней. Афродита медленно повернула голову. Тонкая улыбка тронула ее губы. Сейчас она не казалась глупенькой светловолосой куколкой.

Она смотрела на Аполлона своими прозрачными светлыми глазами. И в этих глазах было все, – от легкой насмешки над ним до понимания цели его прилета и чего‑то еще, чего он пока не понимал.

– Твоих рук дело? – спросил Аполлон, теребя в руках кинжал из лучшей черной бронзы.

– Ты никак хочешь убить меня, братик?

– Знаешь, что бы с тобой сделали они, если бы ты так же поступила с их фараоном?!

– Как, так?

– Не придуривайся!

– Какие мы сердитые! Смотри, срежут тебя сейчас стрелой в‑о‑он с того обрыва.

Аполлон резко повернулся.

А Афродита рассмеялась, тряхнув своими чудными волосами.

– Боишься, сребролукий? Не бойся. Мы одни.

– Люблю эту гавань, – продолжала она. – Здесь так красиво и тихо. Не находишь?

– Это здесь по легендам ты восстанавливаешь девственность?

– Далась мне эта девственность. Здесь я отдыхаю душой.

– После всех своих черных дел?

– Черных? Почему черных? На что ты намекаешь? Какие черные дела могут быть у нежной и беззащитной богини любви?

– Знаешь, сколько наших полегло по твоей милости, – устало сказал Аполлон.

– Наших? Ни одного. Наши остались на родном севере. А здесь все чужие.

Слегка выдолбленный ствол был наклонен. И Афродита полулежала в нем. Потом она приподняла ногу и сев прямее, обхватила руками колено.

В ее позе было так много изящества и какой‑то щемящей грусти. Бестактно было тревожить ее в этом состоянии. И обладающий тонкой душой Аполлон тоже надолго замолчал.

Тихо плескали небольшие ласковые волны. Ветер прошумел где‑то в соснах, росших на окружающих бухточку обрывистых скалах.

Они молча слушали эту музыку природы. Наконец, Аполлон прервал молчание.

– Что же нам делать, сестренка?

– Давай для начала немного омолодим друг друга. А потом по нашему ведовскому обычаю займемся любовью. И не будем впредь мешать этим уродам резать друг друга.

– А потом?

– А потом вернемся на Волчью гору. И организуем там большой сход. Со Сварогом, Ведой, Рысьим Сердцем.

– Веда ушла. Но появились новые братья и сестры. Перун, Велес, Тамирис, внучка Тамирис.

– Вот видишь, жизнь продолжается.

– Но сможем ли мы вернуться, сможем ли мы привыкнуть к той жизни, и отвыкнуть от этой?

– Не знаю, но для начала надо уничтожить то, что наворочал здесь Зевс. Которого ты, кстати, собирался убить после того, что было тогда, на Лысой горе.

– Откуда ты знаешь? – он спросил это машинально, уже ничему не удивляясь.

– Знаю, Купала, знаю. Но, не об этом сейчас. Пойми, не достойны эти южане настоящего ведовства. Не достойны бессмертия эти царьки с Олимпа и их шлюхи.

– А что твой Рамзес достоин?

– Ну, какой он мой? – легко рассмеялась она. – Так, дубина в моих руках. Да и то, дубина весьма трухлявая.

Ну, все. Давай омолаживаться. Искупайся и иди ко мне.

«Что для вас почести, в кудрях шлемы. Разговоры о вас».

Как же точно написал о них, и не только о них, автор Фестского диска.