Глава 2. Любовь, наука, шпионаж

 

Совершенно феерический секс продолжался весь остаток дня и всю ночь. Тамара была в восторге от того, что рискнула все‑таки раскрутить этого питекантропа на связь с собой. Таких ощущений эта взрослая женщина не испытывала никогда.

А Петр вообще был на седьмом небе. Ему казалось, что сейчас для него нет ничего невозможного.

Поэтому на следующее утро, сразу после завтрака он с нетерпением ждал начала рабочего дня. Он был готов носиться от установки к установке, таскать тяжелые конструкции и генерировать идеи одновременно.

А сейчас, он внимательно слушал научного руководителя проекта, профессора Симонова.

Георгий Гаврилович Симонов высокий крупный мужчина с породистой внешностью ставил задачи на первый день.

– Сегодня проверяем работу звуковых установок. Я не надеюсь, что нам повезет в первый же день, но чем черт не шутит. Вопросы есть?

Все молчали. Видимо организмы среднестатистических советских научных работников в этот жаркий день были еще не наполнены ни гормонами, ни адреналином.

Исключение являл один лишь Петр, энергия которого так и фонтанировала.

– Георгий Гаврилович, а на каких частотах работаем? Инфра и ультра, или в слышимом диапазоне тоже?

– Пока сосредоточимся на границах слышимого диапазона. А потом посмотрим. А чем вызван ваш вопрос?

– Мне кажется, что, судя по предварительным данным, эффект может быть достигнут не в определенном частотном диапазоне, а при некоторой смене частот, некой, если угодно, мелодии, которая плавно выходит за границы слышимого звука.

– Ты, Петр хочешь спеть нам с нашим усилением свое коронное «Любо братцы любо»? – спросил Корягин.

– Нет, Василий Михайлович, «Настроим гитары на е… твою мать», – грубо пошутил Петр, называя одну из своих любимых похабных песен.

Народ зашевелился. А профессор нашел нужным улыбнуться.

– Если это понадобиться для дела, еще не то споем. С таким усилением, что слышно будет в Воронеже. Ну, за работу!

Дни протекали за днями. Уже неделю мощные установки генерировали различные звуки. С помощью которых надеялись вызвать ливень и гром среди ясного неба.

Все порядком измотались, постоянно перевозя установки с места на место. Загружая и вновь выгружая их из грузовиков, разматывая километры силовых кабелей и делая прочую, на первый взгляд совершенно дурацкую работу.

А вечером, намаявшись вместе с работягами, которых было не так уж много, научный состав собирался «на мозговой штурм» в шикарный салон на колесах, где проживал профессор Симонов.

Впрочем, иных идей, кроме пожеланий усиливать силу звука и пробовать все новые частоты, не возникало.

Майор Коваленко сидел в своем американском «доме на колесах» за столом напротив высокого худощавого чуть седоватого человека, одетого в импортный летний костюм «сафари». Состоящего из легких брюк и рубашки с короткими рукавами светло‑оливкового цвета. Костюм был с виду простеньким, но добротным и даже дорогим. С костюмом гармонировали легкие летние прогулочные то ли туфли, то ли кроссовки и мягкий поясной ремень. Все в тон, все в стиль. Все импортное.

Подобная одежда по сравнению с советским ширпотребом выглядела как парадный мундир или вечерний фрак.

Собеседник Коваленко прихлебывая чай, сухо смотрел на майора.

– Ну, и что же мы имеем в итоге? – спросил он.

– Практически все диапазоны, фигурирующие в американских опытах, проверены.

– И где же ваш гром среди ясного неба?

– Грома нет. Но у американцев его тоже не было. И как я понимаю, до сих пор нет. Кроме того, мы еще не пробовали интенсивного испарения биологически активных веществ. Биологическая группа готова к началу этих экспериментов.

– С ума сойти. Пустить на ветер ароматизаторы, которых хватило бы на полгода для иной фармацевтической фабрики.

Коваленко промолчал. Но вспомнил, как расходовали эти ароматизаторы в соответствующих экспериментах американцы, буквально бочками. Собственно это происходило на его глазах. Ибо он, разумеется, как американский гражданин, сотрудник Гарварда, участвовал в этих работах. И именно на основании его донесений аналогичные работы начались в СССР.

– А может это все пустой номер? – вдруг спросил собеседник, остро взглянув на Коваленко.

– Нет, товарищ полковник, американцы, потратив на проект гораздо больше нашего, его, насколько я понимаю, прекращать не намерены.

– Не так официально, Валерий Кондратьевич, не так официально, – смягчился поковник. – Я ведь просто рассуждаю вслух. Давайте, все же подведем предварительные итоги и расставим точки над «i».

Итак, в штате Юта жил некий индейский колдун, который был способен вызывать грозу при ясном небе. Этим колдуном заинтересовался Пентагон. Но пока они раскачивались, колдун взял, да и умер.

Исследования, в интересах военного ведомства, тем не менее, начались. Неких, можно сказать, эпигонов, этого колдуна попросили воспроизвести его заклинания. Они проорали что‑то, задрав головы к небу.

Но грозы не случилось. Тем не менее, этот ор записали и начали с усилением генерировать, уставив репродукторы в небо.

Грозы все не было.

Тогда решили, что, наверное, колдун мог генерировать звук где‑то на границе слышимого диапазона. И начали проверять эту гипотезу.

Именно в этот момент в группе появился некий научный сотрудник, Джеральд Бирс, он же майор Валерий Коваленко. Который и обратил наше внимание на эти исследования.

Я правильно излагаю?

– Все правильно, Борис Петрович.

– Ну, и что там было дальше, до тех пор, пока вы по не зависящим от вас причинам не покинули и эту исследовательскую группу и США?

– Потом возникла гипотеза, что в инициации грозы значительную роль играли испарения эфирных масел. Ибо колдун кричал свои заклинания всегда близ неких рощиц. Которые в тех местах имеют весьма густой травянистый покров, состоящих из эфирно‑масленичных растений.

– Лаванда, горная лаванда… – пропел полковник.

– Да, что‑то в этом роде. И американцы стали орать через громкоговорители эти заклинания, параллельно испаряя все больше и больше эфирных масел.

– Небось, списывали их еще больше.

– Не без этого, не без этого. Но в США считается просто грехом не нажиться на всем, что имеет отношение к Пентагону. Военному ведомству даже крышки унитазов продают по пятьдесят долларов.

– Нет на них нашего ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности в СССР). Впрочем, мы отвлеклись. Итак, что же дальше?

– Дальше я вынужден был прервать свое участие в проекте. Но, как мы знаем, он продолжается.

– И повторяется у нас. Да‑а‑а… А знаете, мне кажется, что проект зашел в тупик. Вдумайтесь, было бы весьма неплохо в интересах ВВС вызывать грозу среди ясного неба над аэродромом противника. Но это должен делать некий «колдун» или его компактный имитатор.

Мы же развернули целое хозяйство, которое не то что на территорию противника не затащишь, но и на своей‑то территории надо монтировать неделю. Или я не прав?

– В данный момент правы, Борис Петрович. Но ведь это эксперимент, имеющий целью найти это самое «заклинание». А потом наши работы это, можно сказать, первая проба пера в создании геофизического оружия. Сегодня гром среди ясного неба, а завтра землетрясения по заказу. Во всех этих процессах несомненно есть нечто общее, что мы сможем нащупать именно в этих экспериментах.

– Вы говорите убедительно, но будь моя воля, я бы эти работы свернул. Не вижу перспективы. Особенно меня раздражает попытка некритически повторять американские опыты. Ну, зачем, скажите на милость, эти опыты с эфирными маслами? Ведь ясно, что они себя не оправдали.

– Опыты с эфирными маслами повторены по настоянию заместителя директора института, одного из перспективных, молодых членов‑корреспондентов АН СССР, Блохинова.

– Боже, Валерий, ну не надо между своими лицемерить. Этот перспективный ученый просто хочет на этих опытах сделать кандидатскую диссертацию своей жене Тамаре Блохиновой.

– В девичестве Тамаре Кузьминой, дочери генерал‑лейтенанта Генштаба Кузьмина, который курирует создание геофизического оружия. И который вскоре будет переведен в военно‑политический отдел ЦК КПСС.

Валерий смотрел на полковника своими ясными голубыми глазами, изображая осведомленность и некоторую, возможно, карикатурную, наивность одновременно.

Полковник рассмеялся.

– Эх, Валера, если бы я не был знаком с твоим батюшкой, моим добрым другом, полковником Коваленко, получил бы ты сейчас у меня за этот психологический этюд. А то я не знаю, кто такая Тамара Кузьмина.

Да, кстати, ты же осуществляешь здесь не только научно‑техническое курирование. Прекратил бы ты эту скандальную связь между этим развязным хулиганом, как его…

– Петром Буробиным.

– Да, именно им и Тамарой. Жена член‑корра Академии наук, дочь генерала. Да‑а‑а… В конце концов ее вопли мартовской кошки не дают спать всему лагерю. Удивляюсь, по сколько раз за ночь она кончает. И что этот интеллигент‑громила делает, чтобы она так кончала.

– Я думаю, ничего оригинального. Просто дерет ее без отдыха каждую ночь. С полуторачасовым перерывом на сон.

– Только ночью?

– Представьте, нет! Они еще умудряются перепихнуться в обед в дубках. И часто просто игнорируют этот обед, оставаясь у самой дальней установки, и отползая в ближайшие кусты.

– И сколько длится этот секс‑марафон?

– Уже третью неделю.

– Да, силен русский мужик. И попадаются же еще такие даже среди гнилых интеллигентов. Кстати, Валерий. Его антисоветские анекдоты переходят всяческие границы. Все же он работает на спецтему. Имеет допуск. В былые годы, он бы за десятую, нет, сотую часть этих анекдотов уже бы лес валил. Да и то, если бы помиловали.

– Борис Петрович, скажу как кандидат технических наук и бывший сотрудник Гарварда, если что и получится у нас здесь, то только в результате идей этого матерщинника и антисоветчика.

– Знаешь, я готов согласиться с тобой. Но согласись и ты. Таким место в бериевской шарашке. Великолепная была идея. С одной стороны изолировать таких идейных махновцев, а с другой стороны использовать их потенциал в интересах страны. Не находишь?

– Наверное, вы правы. Но времена сейчас не те.

– Не те, Валера, ох не те. А жаль.

Ранее утро было достаточно свежим. Однако палатка не успела остыть за короткую летнюю ночь. Тамара в расслабленной позе лежала на раскладушке, ее изящная кисть бессильно свешивалась вниз. Но казалось, она просто не в силах поменять эту неудобную позу и шевельнуть рукой.

– Ты просто чудо, Петр – растягивая слова, произнесла она. И добавила – дай что‑нибудь попить.

Буробин легко вскочил со своей раскладушки (теперь в тесной палатке их стояло две впритык друг к другу), буквально перепрыгнул через Тамару и, недолго порывшись в углу, протянул ей флягу.

– Что это? – спросила она отпив.

– Какой‑то сок. Вчера Коваленко из Воронежа привез и с чего‑то вдруг вздумал меня угостить. Ну а я половину перелил во флягу.

– Майоры КГБ зря не угощают.

– Да какой он майор! Нормальный технарь, представитель заказчика.

– Боже, до чего ты наивен. А заказчик‑то кто?

– Какая то номерная отдельная лаборатория. Кажется двенадцатая.

– Лаборатория чего? Это же знаменитая двенадцатая лаборатория КГБ!

– А при чем тут Коваленко? Он‑то небось просто технический сотрудник этой лаборатории.

– Сказала бы, что глуп, но язык не поворачивается назвать глупым кандидата наук с двумя университетскими дипломами. Да о том, что он майор КГБ знают все в институте.

– Ну, я с институтской верхотурой не общаюсь.

– Не скромничай. С Сухоцким (это был тот зам директора, который так неудачно назвал Петра фашистом) так пообщался, что он до сих пор не оклемался.

– Да черт с ним, с Сухоцким. Скажи лучше, почему тебя тогда от этих походов на овощную базу не отмазал твой муж?

– Вот только разговоров о моем муже нам не хватает сейчас. И потом, ну до чего же ты бестактен.

– Ну, извини.

– Не извиняйся, тебе извиняться все равно, что извиняться землетрясению, или цунами. Ты явление природы.

Она закинула руки за голову и потянулась. Ее округлая тугая грудь уставилась вверх твердыми сосками.

Петр посмотрел на эти соски и понял, что ночь любви еще не закончилась.

– Как же я смогу без тебя в Москве? – спросила она, когда он откатился на свою раскладушку.

Он не ответил, но сказал:

– Слушай, может сегодня все же не пропустим завтрак? А то, я чего‑то проголодался.

– Да, пожевать чего‑нибудь было бы неплохо. А то мы уже три дня не завтракали.

– И два дня не обедали. Только ужинаем. Впрочем, сегодня твои бочки с лавандой…

– Не лавандой, а базиликом, и не бочки вовсе…

– Ладно, это частности. Так вот, твои бочки будут стоять опять у дубков, и мои генераторы там же. Так что, черт с ним, с обедом.

– Только не тащи так демонстративно спальник на точку. Я все же замужняя женщина. Мать семейства и генеральская дочь. А не ростовская шалава Людочка.

– Почему ростовская?

– Она родом оттуда.

– Да, а я и не знал.

– Все, прекратить разговоры. Пошли на завтрак. Или еще через неделю ты станешь скелетом.

 

Глава 3. Волхв

 

Дни проходили за днями, а грома среди ясного неба все не было. Начальство мрачнело. И тут, «для укрепления» вдруг внезапно приехал зам директора института член‑корреспондент АН СССР Владислав Блохинов. Он, разумеется, поселился в одном из шикарных «домов на колесах». Куда перебралась и Тамара. Жена все‑таки.

Нельзя сказать, что это вызвало восторг у Петра. Но, как это ни странно, особой досады тоже не было. Ибо ему явно был необходим некий отдых. А соображения физиологии у этого интеллектуала‑питекантропа частенько выступали на передний план.

Просто удивительно, как этот примитивный физиологизм сочетался в Буробине с наивным романтизмом. Но сейчас было не до романтики. После потери четырех килограммов он, как боксер, вынужденный заниматься сгонкой веса, был ужасно рад. Но после потери восьми килограммов, его начало шатать.

Поэтому вынужденная пауза позволяла ему сохранить хорошую мину при плохой игре.

В связи с приездом одного из кураторов проекта, был объявлен выходной. Буробин использовал его по‑своему. Он спустился в балку, прошел по ней километра полтора и вышел к старой плотине.

На дне балки тек хилый ручеек. Который был хилым сейчас, в разгар лета. А весной был вполне полноводной бурной рекой. И эта река, перехваченная плотиной, образовывала весьма приличное озеро, в котором можно было купаться.

Что Петр и делал. Он купался, загорал и периодически подкреплялся салом, черным хлебом и малосольными огурцами, купленными в ближайшей деревне.

После тошнотворного густого запаха эфирных масел и постоянного ора репродукторов, тишина и простые деревенские запахи казались раем. Весьма неплохим оказался и первый день без секса.

Он даже удивился на себя. Месяц назад он готов был продать душу дьяволу за ночь с любой более или менее приемлемой женщиной. А вот сейчас был рад передохнуть от красавицы Тамары.

Его размышления были нарушены шорохом. Петр поднял голову и увидел Коваленко.

– Валера, ты тоже умудрился вычислить это чудное место?

– Еще раньше, чем ты. Я же родом с юга и наверняка знал, что тут должна была быть левада и озеро.

– А что такое левада?

– Эх ты, природовед! Левадой называют заливной луг вот в таких балках. Как правило перед искусственными озерами.

– Да я, собственно, помню, слышал в детстве такое слово от бабки, но вот никогда не знал, что это такое.

– Теперь будешь подкован в южнорусском фольклоре. А то, какой ты казак, без знания таких словечек.

– Да… Кстати, о казаках, говорят я на той пьянке черт знает что выделывал. Но не помню. Неужели действительно так выступил, что эхо не затихло в течение месяца?

– Выступил. Не то слово. Удивляюсь, как лагерь уцелел. Да и потом ты тоже не давал народу скучать. От твоей любви мадам Блохинова так каждую ночь орала в экстазе, что весь народ не спал.

– А что, разве мы так громко возимся, что мешаем кому‑то спать?

Коваленко засмеялся.

– Мешаете вы спать не столько громкостью воплей несравненной Тамары, сколько возбуждая зависть личного состава. Но сегодня любимый город может спать спокойно. Вряд ли восходящая звезда советской науки Владислав Блохинов доведет свою женушку до такого же состояния, как ты. Тем более из их жилого трейлера ничего не слышно.

– Да‑а‑а… Дела.

И Петр снова растянулся на траве. Между тем, Валерий искупался и сел рядом с Буробиным.

– Слушай, я чего‑то замечаю, что ты вроде бы потерял интерес к нашим экспериментам. Это потому, что секс стал тебя не вдохновлять, а утомлять? Или есть другая причина?

– Хамите, майор.

Валерий засмеялся.

– Про майора мадам Блохинова сказала?

– Сам догадался.

– Врешь, Петр. Но это все пустое. Скажи лучше, что тебя в наших делах не устраивает.

– А я что научный руководитель проекта? Или зам директора? Я скромный младший научный. Который еще даже не успел кандидатский диплом получить из ВАКа. Да и вообще…

– О «вообще» потом. А сейчас скажи лучше, что так заскучал?

– «Ой заскучал лихой казак по Дону, коню на гриву повод уронил».

– И все же?

– Слушай, уж коли ты майор, а что американы такие же тупые как наши?

Валерий посмотрел на него внимательно, как будто что‑то прикидывая в уме. А потом, решившись, ответил.

– Да нет. Еще более тупые. Они берут своими возможностями. А так вообще тупые до предела.

– Надо же. Я, откровенно говоря, не представляю, как это можно быть более тупыми, чем наши.

– А без лирики?

– А без лирики нельзя. Я вот, знаешь, очень люблю древнерусские былины.

Валерий напрягся.

– А при чем тут былины?

– А при том. Твой вопрос свидетельствует о незнании этих былин. Так, читал, наверное, про Илью Муромца, или про Алешу Поповича и Тугарина змея. И все. А это только так, самые известные и не самые интересные.

– А что, есть другие?

– Есть! И очень, очень интересные. Только они опубликованы малыми тиражами. А я их с детства полюбил и потом всегда старался достать. Знаешь, я ведь сказки лет до девятнадцати читал. А былины поинтереснее сказок.

– Да, ладно, согласен. Интересно все это, но наши игры тут при чем?

– Да как это при чем?! Мы же пытаемся имитировать то, что легко делали все былинные волхвы!

При этих словах Валерий снова напрягся. Американские попытки сымитировать колдуна‑индейца оказались на верном пути. Но они имитируют своего колдуна. А мы имитируем их. Но возможно нам надо было просто начать со своих собственных колдунов? Но где их взять?

Нет, не поймут. Это, действительно, не влезает ни в какие ворота. Сочтут или психом, или прожектером. И не помогут ни отец полковник КГБ, ни брат тестя, генерал. Но, вот американцы же не стесняются таких вещей! Что же мы, имитировать их согласны, а сами думать и действовать также расковано не можем?! Черт знает что!

Пауза затянулась.

– А что, в былинах есть нечто вроде рецептов на этот счет? – спросил наконец Коваленко.

– Да нет, прямых рецептов нет. Но кое о чем можно догадаться. Да и потом, современный специалист знает гораздо больше этих колдунов. Ведь они обо всем догадывались интуитивно, а мы можем все это вычислить.

– Что ж ты не вычисляешь?

– Да давно вычислил. Потому и говорю. Не получится эксперимент в ближайшие день два.

– А потом?

– А потом надо будет сыграть некую мелодию, о которой я талдычу уже месяц. Но я же мнс, новоиспеченный кандидат. А тут все научные боссы, доктора, академики, майоры, полковники.

– Слушай, Петр, я тебя внимательно слушаю. И, более того, имею в отношении тебя кое‑какие планы. Именно поэтому прошу, не надо уж так злоупотреблять своим имиджем рубахи парня. Не надо без нужды поминать майоров и полковников, дебилизм нашей системы, товарища Ленина и Василия Ивановича. Не буди лихо, пока оно тихо. Душевно тебе советую.

– Есть!

– Ладно, проехали. А теперь поподробнее и по существу.

– Видишь ли, – Петр вдруг сразу перешел на академичный тон, – в нашей геофизике, геохимии, биофизике и биохимии есть определенная тенденция. Специалисты этих областей знания как будто стараются скорее забыть что они не физики и химики а «био» или «гео» физики и химики. Они стараются уйти от природы как можно дальше. И пытаются действовать на природе как в лаборатории. Это считается высшим шиком. Но это глубоко неверно.

Кстати, ты заметил, какими стали наши последние мозговые штурмы? Сплошь обсуждение разных технических деталей. Скоро вообще станет не ясно, что мы хотим, усовершенствовать генераторы звука или получить гром среди ясного неба? Заметил?

– Откровенно говоря, нет. Но после этой твоей реплики понял, что ты прав.

– Еще бы. Так вот, дружище. Колдуны и волхвы не орали попусту. Они тонко чувствовали именно природу. И провоцировали грозу среди ясного неба в ситуациях, когда все было на грани.

И только в таких ситуациях. В иных они бы этого сделать не пытались. И зря в небо не орали.

– Ну, это довольно примитивно. Подождать, пока гроза зайдет. Потом чего‑то заорать и сказать, – вот, это я грозу вызвал.

– Э, нет. Ты описал случай, когда небо покрывается облаками, когда «в воздухе пахнет грозой». А они работали в ситуациях, когда небо еще ясное. Когда все стоит на грани. Причем не ясно не только, будет ли гроза, а вообще будет ли то, что в метеорологии называют внутримассовой облачностью.

– Только это важно?

– Ты прав. Не только это. Элементарные расчеты показывают, что и в этих ситуациях можно орать до посинения, но грозы не вызвать. Тут важно призвать себе на помощь другие компоненты природы. Ту ее часть, которая грозы жаждет. Надо понимать компоненты природы как одушевленные, и даже мыслящие, существа.

В данном случае это рощи среди степей. Деревья, жаждущие влаги. И волхв активизирует не только атмосферу в неустойчивом состоянии, но и «зовет» деревья помочь ему. Деревья начинают, вопреки логике своего самосохранения усиленную транспирацию. И добавляют в атмосферу ту небольшую недостающую часть влаги, которая и позволяет начаться процессу развития грозовых облаков.

А потом получают «за свою помощь» гораздо больше в виде ливня.

Так что дело не в силе звука и не в попытках уйти далеко в ультра или инфразвуковой диапазон.

Не могли люди орать так сильно на ультразвуке, как пытаются сейчас сделать с помощью генераторов Корягин, Симонов, Блохинов и иже с ними.

Так что дело не в силе, а в угадывании ситуации и в частотах.

– Так, а какие же это частоты?

– Не знаю, но догадываюсь. Надо плавно «покачать» звук в слышимом диапазоне, лишь самую малость забираясь в ультра и инфра частоты. И покачать так, чтобы было… приятно, что ли. Физиологично.

– Да, сказал. И ты сможешь это сделать?

– Скажи, у американов был колдун?

– Какие американы? Какой колдун? О чем ты говоришь?

– Да ладно, майор, хватит уже дурака валять. Фактически сам уже все давно сказал. Не прямо, так намеками. Не намеками, так красноречивыми паузами.

– Ба, да ты что, оперативную психологию где‑то проходил? Да не агент ли ты ЦРУ?

– Бросьте, коллега. А то вас сейчас зеленые береты схватят из тех кустов.

Валерий с трудом сдержался, чтобы не обернуться в ту сторону. А потом рассмеялся в своей обычной манере и сказал.

– Ну и шутки у тебя. Ладно, черт с тобой. Был.

– Так бы сразу и сказал. Ладно, послезавтра попробую. Ситуация созреет. Мне надо будет только помочь, как‑то развивая мою «мелодию» техническими средствами, когда я буду подходить к ультра или инфра частотам. Я все же человек без голоса…

– Да уж, без голоса. Твои матерные частушки наверное и в Воронеже слышны были.

– Я не о том, а о широте диапазона.

– Да, но главный вопрос, откуда ты все это знаешь?

– Мой прадед был волхв. И умел это делать. Я был совсем маленьким, когда присутствовал на этом действе. Он пытался научить меня. Но не успел. Был уже слишком стар. А я был слишком мал. А родители были коммунисты и материалисты и считали все это глупостью. Но вот оказалось, что не глупость.

Петр помолчал. И добавил.

– А наша милая родина всегда настороженно относилась к такому искусству. Что при православных царях, что при коммунистических генсеках.

Впрочем, извини, майор, это я так к слову. При посторонних такого больше себе не позволю.