Глава 6. В это время на Олимпе и несколько позже вдали от Олимпа

 

Гера отпила темного вина из красивого серебряного кубка, украшенного искусной золотой чеканной накладкой.

– А неплохой кубок сварганил мой уродец. А, Афина?

Афина длинная костлявая белобрысая девица, в чем‑то несколько мужеподобная, несмотря на легкость, и, можно сказать, даже некоторую хрупкость, молча усмехнулась.

– Чего ухмыляешься, доченька?

– Я тебе не доченька, Гера. И, по‑моему, ты много пьешь.

– Не тебе меня учить, потаскуха.

– На себя то посмотри.

Гера вдруг легко рассмеялась, видно вспомнив какое‑то милое приключение, и забыв, о чем был текущий разговор.

Но Афина вернула ее к ее же вопросу.

– Кубок хорош. Да, твой сын Гефест, настоящий мастер, божественный кузнец. Но благодарить за такого сына ты должна Фетиду.

– Чего благодарить эту зевсову шлюху.

– Все мы зевсовы шлюхи. И потом, это как посмотреть. Чего‑то ты царица белых богов рассуждаешь, как семитская фараонша, а не ведунья с вольного севера.

– А‑а‑ах, – Гера пьяно махнула рукой, – где тот север?

– Тебе виднее. Я там не была.

Афина действительно не была на севере. Она была одной из немногих богинь Олимпа, найденных Зевсом в самой Элладе. Несомненно, в ней текла северная кровь. Но она была уроженкой этих мест. И ее светлые волосы слегка курчавились, а светлые глаза имели дымчатый оттенок, как это бывает у светлооких коренных южанок.

Да и имя у нее было явно семитское. Афина, по древне‑еврейски означает «гавань».

Вот такой гаванью и стала Афина для Зевса, когда поток пришлых ведуний с севера иссяк, и он начал искать пополнение на месте. Нашел немногих. И среди них была Афина. Она немного летала, быстро научилась волховать.

Но, в сущности, была ведуньей достаточно средней.

Выделил ее Зевс за иные качества. Пресыщенному царю богов показалось пикантной некоторая ее мужеподобность и резкость. Но, несмотря на это, она оказалась прекрасной любовницей.

И настолько понравилась Зевсу, что он решил, как сказал бы потомок, повысить ее статус. И объявил своей дочерью, которую он якобы произвел на свет без помощи какой‑либо матери.

Фактически Афина стала его второй постоянной женой. Современный сексолог нашел бы это вполне естественным. Медленно, но неуклонно полнеющую и рыхлеющую Геру, эта костлявая девица дополняла великолепно.

Именно на ее фоне царица богов сохраняла привлекательность слегка увядающего, но умопомрачительно сладкого и дурманящего плода.

По одиночке они были не так хороши. Но вместе, да на одном ложе…

Да, любил царь богов импровизации в делах любовных.

Вот и стали эти богини полу подругами, полу врагами, полу родственницами

И теперь Афина язвительно напоминала Гере историю с ее сыном Гефестом.

Гере надоело рожать от Зевса. Она давно не любила мужа. А он не любил рожденных ею детей. Даже красавчика Ареса. Который, правда, был непомерно нервным и агрессивным. Что поделаешь, алкогольное зачатие, оно и на Олимпе алкогольное зачатие. Впрочем, такого термина Гера не знала.

Да, собственно, Гера тоже не любила своих детей. И не хотела их кормить. Вот так, однажды, хлебнув густого винца, она взяла орущего грудного Гефеста за ножку, и выбросила с обрыва.

Надоел своим ором, щенок зевсов.

Ведунья Фетида, числившаяся одной из морских богинь, купалась в это время неподалеку и случайно спасла мальчика.

Потом он вырос, стал неплохим ведуном и знатоком огня и металла. Молва объявила его богом кузнечного дела. Разумеется, новых металлов Гефест не искал. Это ему было не за чем, металла на любой вкус и так было полно. Зато с медью, бронзой, серебром и золотом он работал отлично.

Вот и этот кубок он сделал и подарил матери.

Курьезно, но Гера не испытывала никаких угрызений совести, смотря на этого искалеченного ею умельца, который был ее родным сыном. Ведь Гефест остался навсегда хромым, повредив ногу при падении с обрыва.

Легенды передали этот эпизод из жизни олимпийских богов почти правильно. Отступив от истины лишь в незначительных деталях.

– Не кажется ли вам, Юрий Петрович, что светлые античные боги просто монстры и извращенцы. Как, кстати, и герои‑полубоги? Неужели эти маньяки олицетворяют собой некое детство человечества и начало цивилизации?

Скептик Виталий, ехидно приподняв бровь смотрел на преподавателя, который только что с упоением рассказывал о своих любимых эллинских богах и античной Греции.

Юрий Петрович как будто с разбегу натолкнулся на стену.

– Почему вы так считаете, Виталий?

– Ну, я просто читаю буквально все эти мифы. Например, Гере не понравился ее сын Гефест и она выбрасывает его с обрыва. Зевс, извините девочки, кого только не имеет. И на Олимпе и вне его.

– Ты что, сам таких уж строгих нравов?

– Разумеется, нет. Но у меня создается впечатление, что сексуальное поведение Зевса не имеет ни морального, ни физиологического оправдания. Он ведет себя как разнузданный маньяк. Половина героев древнегреческих мифов дети Зевса. А большинство богинь либо его доказанные, официальные, так сказать, любовницы, либо дамы с какими‑то нелепыми биографиями. Которые позволяют предполагать, что все эти нелепости только способ прикрыть тот факт, что сожительницами царя богов были и они.

А эти, извините, герои?

Эти бесконечные убийства родителей детьми, и детей родителями. Эти психологические этюды, которые не снились и Шекспиру.

– Примеры, Виталий, примеры.

– Извольте. Мы знаем, что героя Троянской войны Агамемнона предательски убила его жена Клитемнестра. Но гораздо меньшее число даже любителей древнегреческих мифов знают, что до того, Агамемнон убил мужа Клитемнестры Тантала и ее грудного ребенка. После чего насильно женился на ней и попутно захватил трон.

Как можно после этого рассчитывать на супружескую любовь и верность?

Разумеется, сын Агамемнона мстит за убийство отца. Но при этом он убивает собственную мать!

– Все это известно знатокам мифов, и ты не продемонстрировал ничего, кроме своей эрудиции, – сухо сказал Юрий Петрович. – Ну, кто ответит коллеге?

– Разрешите мне, – поднял руку Петр.

– Пожалуйста. Чем вы еще порадуете нас, любитель запутанных комбинаций и заговоров?

У всех на памяти был прошлый семинар, который напоминал детективный спектакль.

– Знаете, на этот раз ничем. Ибо опровергать Виталия не собираюсь. Скажу больше, недавно одна моя подруга, студентка‑медичка, тоже любящая древнегреческие мифы, заметила, что по ее мнению многие боги и герои Эллады, например бог Арес или Геракл ведут себя как форменные психи. Они не могут сдерживать себя, агрессивны, истеричны, кровожадны.

По ее мнению их поведение похоже на поведение плодов пьяного зачатия.

– И это все, что вы хотите добавить?

– Нет. Самое главное, что, и об этом мы говорили на предыдущем семинаре, абсолютно все воспринимают Элладу как некий расцвет, как светлое детство цивилизованного человечества, как предтечу большинства достижений современного мира в политике, культуре и экономике.

И это несмотря на все те моменты, о которых мы только что сказали.

Почему такое возможно?

– Да, интересно, почему же?

– Да потому, что при всех этих уродствах олимпийская Греция была громадным шагом вперед по сравнению с предыдущим миропорядком. Миропорядком египетско‑ближневосточной империи.

И можно только представить, каким уродством были эти первые имперские государства Восточного Средиземноморья. Где в жертву кровожадным богам приносились дети, которых живыми жарили в чреве медных быков‑молохов.

– По моему, это все же крайности отдельных регионов этой части древнего мира, – заметил Юрий Петрович.

– Пусть так, хотя такого нельзя в принципе представить в Элладе при всей ее необузданной дикости. Как нельзя представить в Элладе и последующих зверств ближневосточного мира, где ассирийские цари покрывали стены взятых городов содранной с пленных кожей. Или тех же зверств, якобы кроткого, библейского царя Давида, который задолго до Гитлера жег пленных в печах или распиливал пилами. О чем прямо говориться в библии, которую иные идиоты считают боговдохновенной книгой. Да по сравнению с Ветхим заветом Майн кампф просто книга для детского возраста.

– Правильно! – энергично воскликнул Вадим.

– Ребята, я же просил без этих ваших политизированных перехлестов, – досадливо поморщился Юрий Петрович.

– Извините, – поправился Петр и продолжил, – Так вот, по сравнению с этим уродством, организованным в государственном масштабе, даже все перечисленное нами извращения олимпийских богов и героев просто блекнут. И представляются мелкими бытовыми проступками.

И главная заслуга Эллады как раз в обрушении того имперского миропорядка. Который до той поры не знал поражений.

– Мне кажется, вы повторяетесь, Петр. Почти то же самое вы говорили и прошлый раз.

– А это можно и нужно говорить десятки и сотни раз. Ибо не изжита эта модель имперской гадины.

По сравнению с которой даже откровенно разбойничий миропорядок олимпийской Эллады с ее героями – жертвами пьяных зачатий и богами‑маньяками представляется приемлемым и даже светлым.

Разбойничья вольница лучше имперского государства. Не только для народа, но и для цивилизации и культуры, как ни странно это звучит.

Что и доказала Эллада.

И что нам, в России, пыжащейся сохранить имперские пережитки, должно быть понятнее, чем кому‑либо.

Юрий Петрович поморщился, но не стал заострять внимание на последней реплике. Переводя разговор в другое русло, он спросил:

– А что, неужели нет еще лучшего миропорядка, чем разбойничья античная вольница?

– Есть, разумеется. Это миропорядок наших русских современников олимпийских богов. Которые не строили пирамид, как египтяне, не создавали таких культурных шедевров, как Гомер и его коллеги, но совершили величайшую в мире научно‑техническую революцию, одарив мир новым металлом – железом.