Кадру обращает Винату в рабство

 

Два круглых яйца от Винаты-богини

В сосуды с водой положили рабыни.

 

Смотрел и на Кадру подвижник любовно:

Яиц принесла она тысячу ровно.

 

Их тоже на пять положили столетий

В сосуды с водой, чтобы вызрели дети.

 

Пять полных столетий прошли над вселенной,

И змеи родились у Кадру блаженной.

 

Их тысяча было — и смирных, и злобных,

И молниевидных, и тучеподобных,

 

Прекрасных, блиставших жемчужным нарядом,

Ужасных, грозивших губительным ядом,

 

Прелестных, с покрытыми чернью серьгами,

Уродливых, скользких, с пятью головами,

 

Коротких и длинных, спокойных и шумных,

И полных премудрости, и скудоумных,

 

Но грозных и слабых друг с другом сближало

С губительным ядом смертельное жало!

 

Был Шеша сначала, шел Васуки следом,

Стал каждому также и Такшака ведом.

 

Считать их? Но всех невозможно исчислить,

А сколько их стало, нельзя и помыслить!

 

А двойни Винаты все не было видно,

И сделалось будущей матери стыдно,

 

Детей она жаждала сильно, глубоко,

Яйцо, не дождавшись, разбила до срока.

 

Разбила яйцо — и увидела сына,

Но верхняя лишь развилась половина,

 

В зачатке была половина вторая,

И молвил ей первенец, гневом пылая:

 

"О жадная мать, не достигла ты цели,

Меня создала незаконченным в теле.

 

За это рабынею станешь ты вскоре,

Пять полных столетий прослужишь ты в горе.

 

Но брат мой родится и крылья расправит,

Несчастную мать от неволи избавит.

 

Однако яйцо разбивать не спеши ты,

Смиренная, жадностью впредь не греши ты,

 

Не надобно впредь поддаваться соблазнам.

Чтоб сын твой не вышел, как я, безобразным,

 

С тем сыном никто но сравнится на свете,

Но жди, чтобы пять миновало столетий".

 

Так молвил ей, верхней созрев половиной,

Сын Аруна, в горе своем неповинный.

 

Сказал и поднялся к небесным просторам.

Теперь по утрам он является взорам;

 

Когда разгорается в небе денница,

Мы Аруну видим: он — солнца возница...

 

И стала Вината, — глаголет преданье,-

Полтысячи лет проводить в ожиданье.

 

В то время к двум сестрам приблизился белый

Божественный конь, горделивый и смелый,

 

Скакун вечно юный, скакун быстроногий,-

Его почитали и славили боги.

 

А был он подобен, скакун драгоценный,

Потоку нагорному с белою пеной.

 

Он вышел из влаги молочной, из масла,

Его красота не старела, не гасла.

 

Потом вы узнаете важные вести:

На свет появился он с амритой вместе...

 

Воскликнула Кадру, вкушавшая счастье:

"Скажи мне, какой он, по-твоему, масти?"

 

"Он — белый, — Вината промолвила слово,-

С тобой об заклад я побиться готова".

 

"О, мило смеющаяся, дорогая

Сестра, ошибаешься ты, полагая,

 

Что масти он белой. Ответ мой бесспорен:

Я вижу, я знаю, что хвост его — черен.

 

Давай об заклад мы побьемся с тобою,

А кто проиграет, пусть будет рабою

 

У той госпожи, что окажется правой!" –

Воскликнула Кадру с улыбкой лукавой.

 

Они разошлись по домам со словами:

"Мы завтра увидим, исследуем сами".

 

Но Кадру, сказав: "Победить мы сумеем!" –

Велела тогда сыновьям своим o— змеям:

 

"О дети, должна я прибегнуть к обману,

Не то у Винаты рабынею стану.

 

Сейчас предо мной волосками предстаньте,

К хвосту скакуна черной краской пристаньте".

 

Но змеи не приняли слов криводушных,

И мать прокляла сыновей непослушных:

 

"Придет Джанамеджая, змей уничтожит,

Змеиному роду конец он положит.

 

Придет властелин в заповедное время,

Предаст он огню ядовитое племя".

 

Такой приговор, и жестокий и строгий,

Одобрили Брахма-создатель и боги:

 

Воистину, всем существам угрожало

Губительным ядом змеиное жало!

 

Вот солнце явилось, проснулись Вината

И Кадру-красавица, гневом объята.

 

Они полетели быстрей урагана

Взглянуть на коня посреди океана.

 

Увидели тот океан необъятный,

Ужасный для смертных, бессмертным приятный,

 

Чудесный, бушующий, неукротимый,

И неизмеримый, и непостижимый;

 

То солнцу подвластный, то мраку покорный,

Он амритой — влагой владел животворной.

 

Колеблемый ветром, метался он дико,

Подземного пламени вечный владыка;

 

Вместилище вод многошумных, священных,

И всяких щедрот, и камней драгоценных;

 

Вместилище змей и подводных чудовищ,

И демонов черных, и светлых сокровищ;

 

В нем были киты, крокодилы и рыбы,

В нем воды рождались и рушились глыбы;

 

Порою, веселья безумного полный,

Плясал оп: как руки, он вскидывал волны;

 

Порою был мрачен и страшен от рева,

От хохота, воя всего водяного;

 

Его приводило всегда в исступленье

Луны прибавленье, луны убавленье;

 

Он смертью грозил и растеньям и тварям,

Над реками был он царем-государем;

 

Обширный, подобно небесному своду,

Вздымал он и гнал он извечную воду!

 

Над влагой безмерною Кадру с Винатой

Промчались, исполнены силы крылатой.

 

Пред ними божественный конь показался,

Рожденный из пены, он пены касался.

 

Взглянули на хвост и увидели сами,

Что черными он испещрен волосами:

 

То змеи, страшась материнского гнева,

Чернели в средине, и справа, и слева.

 

И, Кадру-сестрой побежденная в споре,

Ей стала Вината рабыней. О, горе!

 

Настала пора и тоски и терзанья...

На этом главу мы кончаем сказанья.

 

 

О том, как добыли амриту

 

Теперь поведем стародавние были,

Расскажем, как амриту боги добыли.

 

Есть в мире гора, крутохолмная Меру,

Нельзя ей найти ни сравненье, ни меру.

 

В надмирной красе, в недоступном пространстве,

Сверкает она в золотистом убранстве.

 

Блистанием солнца горят ее главы.

Живут на ней звери, цветут на ней травы.

 

Там древо соседствует с лиственным древом,

Там птицы звенят многозвучным напевом.

 

Повсюду озера и светлые реки,

Кто грешен, горы не достигнет вовеки.

 

Презревшие совесть, забывшие веру,

И в мыслях своих не взберутся на Меру!

 

Одета вершина ее жемчугами.

Сокрыта вершина ее облаками.

 

На этой вершине, в жемчужном чертоге,

Уселись однажды небесные боги.

 

Беседу о важном вели они деле:

Напиток бессмертья добыть захотели.

 

Нараяна молвил: "Начнем неустанно

Сбивать многоводный простор океана,

 

Пусть боги и демоны, движимы к благу,

Как сливки, собьют океанскую влагу.

 

Мы амриту, этот напиток волшебный,

Получим совместно с травою лечебной.

 

Давайте же пахтать волну океана!" –

Нараяна молвил, вселенной охрана.

 

Есть в мире гора, над горами царица.

С ее высотою ничто не сравнится.

 

На Мандаре птицы живут и растенья,

На Мандаре — диких животных владенья.

 

Ее оглашает напев стоголосый,

Зубчатым венцом украшают утесы.

 

И вырвать хотели в начальную пору

Небесные боги великую гору,

 

Чтоб Мандарой гордой сбивать неустанно

Безмерную синюю ширь океана.

 

Но гору не вырвали, как ни трудились.

К Нараяне, к вечному Брахме явились:

 

"Хотя домогаемся амриты чудной,

Одни мы с работой не справимся трудной",

 

Всесущие боги, к добру тяготея,

Тут кликнули Шешу, могучего змея.

 

И встал он, и вырвал он гору из лона

С цветами, зверями, травою зеленой.

 

Направились боги с горою великой

И речь повели с океаном-владыкой;

 

"Сбивать твою воду горою мы будем,

Мы амриту, влагу бессмертья, добудем".

 

Сказал океан: "Не страшусь я тревоги,

Но дайте мне амриты долю, о боги!"

 

Тогда-то к царю черепах, на котором

Стоит мирозданье, пришли с разговором

 

И боги и демоны: "Сделай нам милость,

Чтоб эта гора на тебе утвердилась".

 

Тогда черепаха подставила спину,

Подняв и подножье горы и вершину.

 

Могучие сделали гору мутовкой,

А Васуки, длинного змея, — веревкой,

 

И стали, желая воды животворной,

Сбивать океан, беспредельно просторный.

 

Сбивали, как масло хозяйки-подружки

Из сливок отменных сбивают в кадушке.

 

И стали совместно растягивать змея,

Конец у премудрых, у демонов — шея,

 

Вздымал его голову бог непрестанно

И вновь опускал в глубину океана.

 

Из пасти змеиной, шумя над волнами,

Взметались и ветры, и дымы, и пламя,

 

И делались дымы громадой летучей.

Обширной, пронизанной молнией, тучей.

 

На демонов, мучимых жаром жестоким,

Она низвергалась кипящим потоком,

 

Из горной вершины, во время вращенья,

Как ливень, струились цветы и растенья,

 

Сплетались цветы в вышине лепестками,

На светлых богов ниспадали венками.

 

Вращалась гора, — обреченные смерти,

Тонули насельники вод в круговерти,

 

Земля сотрясалась, и влага, и воздух,

Валились деревья с пернатыми в гнездах,

 

И древо о древо, и камень о камень,

Столкнувшись, рождали неистовый пламень.

 

Как синее облако — молнийным жаром,

Он искрами прыскал, он мчался пожаром.

 

В том пламени гибли неправый и правый,

И хищные звери, и кроткие травы.

 

Но Индра, играя громами, с отвагой

Огонь погасил бурнохлещущей влагой.

 

Тогда в океан устремились глубокий

И трав и деревьев душистые соки.

 

Вода в молоко превратилась сначала,

Затем благодатные соки впитала

 

И в сбитое масло затем превратилась,-

На время работа богов прекратилась.

 

Взмолились премудрые: "Дароподатель,

Смотри, как устали мы, Брахма-создатель!

 

Мы силы лишились, нам больно, обидно,

Что все еще амриты дивной не видно!"

 

Нараяне Брахма сказал первозданный;

"Дай силу свершающим труд неустанный".

 

В них силу вдохнул небожитель безгневный,

И месяц возник, словно друг задушевный.

 

Излил он лучи над простором безбрежным,

Он светом зажегся прохладным и нежным.

 

Явилась богиня вина в океане,

Затем, в белоснежном своем одеянье,

 

Любви, красоты появилась богиня,

За чудной богиней, могуч, как твердыня,

 

Божественно белый скакун показался,

Рожденный из пены, он пены касался.

 

Явился врачующий бог, поднимая

Сосуд: это — амрита, влага живая!

 

Все демоны ринулись жадно к сосуду.

"Мое!", "Нет, мое!" — раздавалось повсюду.

 

Тогда-то Нараяна, вечный, всевластный.

Предстал перед ними женою прекрасной.

 

Увидев красавицу, демоны разом

От вспыхнувшей страсти утратили разум.

 

Вручили сосуд появившейся чудом –

Нараяна скрылся с желанным сосудом,

 

И амриты дивной испили впервые

Премудрые боги, созданья благие,

 

Испили впервые — и стали бессмертны,

А демоны двинулись, грозны, несметны,

 

Рубили мечами, дрались кулаками,-

Так начали демоны битву с богами.

 

И в гуле проклятий, вблизи океана,

Столкнулись две рати, боролись два стана,

 

О палицу меч и копье о дубину

Сгибались, и падала кровь на долину.

 

Тела без голов на долине скоплялись,

А мертвые головы рядом валялись.

 

Пусть не было демонской рати предела,

Нечистые гибли, их войско редело,

 

И падали наземь в крови исполины,

Как яркие, красные кряжей вершины.

 

Багровое солнце мен; тем восходило,

Скопления демонов таяла сила,

 

Но бой продолжался ужасный, великий,

Повсюду гремели свирепые клики:

 

"Руби! Нападай! Бей наотмашь и в спину!

Коли! Налетай! Заходи в середину!"

 

И демоны злые, теснимы богами,

Построили воинство за облаками,

 

Бросали с небес и утесы и кручи,-

Казалось, что дождь низвергался из тучи,-

 

Громадные горы бросали в смятенье,

Вершины срывались при этом паденье.

 

Земля содрогалась: такого обвала,

С тех пор как возникла, она не знавала!

 

Встал к месту сраженья Нараяна близко,

В небесные своды из грозного диска

 

Метнул заостренные золотом стрелы,

Огонь охватил небосвода пределы,

 

Вершины, дробясь, исчезали во прахе,

И полчище демонов ринулось в страхе,

 

С протяжными воплями, с криком и стоном,

Сокрылись в земле, в океане соленом.

 

А боги, когда торжество засияло,

Поставили Мандару там, где стояла,

 

И, амриту спрятав в надежном сосуде,

Пошли, говоря о неслыханном чуде.

 

Пошли они, силы познав преизбыток,

Хвалили бессмертья волшебный напиток.

 

Пошли они, преданы твердым обетам...

Главу "Махабхараты" кончим на этом.