Драупади просит Бхимасену отомстить за нее

 

Ушла дивпобедрая с думой о мщенье.

Сперва совершила она очищенье,

 

От скверны очистила плоть и одежду,

Обиду копя и лелея надежду,

 

Заплакала в жажде расплаты мгновенной.

Тогда-то пришел ей на ум Бхимасена.

 

Решила: горячий и неукротимый,

Поможет он преданной, верной, любимой.

 

Она поднялась среди ночи с постели,

Отправилась к мужу, пошла к своей цели,

 

Измучена бременем тяжких мучений,

Но духом воспрянув, пришла к Бхимасене.

 

Казалось, что сила быка ей желанна!

Она, как могучее древо — лиана,

 

Руками его обвила, как ветвями,

Того разбудила, кто спорит со львами,-

 

Как птиц и животных владычица-львица!

Казалось, что музыка вины струится,

 

Когда разбудила его со словами:

"Вставай же, вступающий в битву со львами!

 

Ты спишь, как мертвец, тратишь время впустую,

Но жив возжелавший супругу чужую!

 

Не спи, ибо жив полководец Вираты,

Сей грешник преступный и враг мой заклятый".

 

Разбуженный, сел Бхимасена на ложе,

И встал, и взглянул, с темной тучею схожий.

 

Сказал: "Ты осунулась и побледнела.

Какое тебя привело ко мне дело?

 

Ты можешь доверить мне радость и горе,

Прибегнув ко мне как к надежной опоре.

 

И то, что противно, и то, что приятно,

Поведав, скорей возвращайся обратно".

 

А та: "Как не плакать мне, горем сожженной.

Юдхиштхире ставшей женою законной?

 

Не он ли, скажи, проиграв меня в кости,

Велел: "Как рабыню, жену мою бросьте

 

К ногам властелина"? Поведай, какая

Царевна в живых бы осталась, страдая

 

Как я, Драупади? Того ли мне мало,

Что в плен я к властителю Синдха попала?

 

Жена, чьи мужья — столь могучие братья,

Должна ли снести оскорбленье опять я?

 

Ударил меня Сутапутра ногою.

Как жить мне с обидой моей и тоскою?

 

При всех он избил меня, воин Вираты,

Как жить мне теперь, коль не вижу расплаты?

 

Сей Кичака подлый, душою — уродец,

Сей родич Вираты, его полководец,

 

"Женою мне стань", — грязный, низменный, грешный,

Не раз предлагал мне, служанке Судешны.

 

Как плод, что созрел, — по вине его страсти,-

Мое разрывается сердце на части.

 

Но также в печали моей бесконечной

Повинен и брат твой, игрок бессердечный.

 

Кто мог бы, как он, променять государство

На жизнь игрока, на скитанья, мытарства?

 

Все годы свои он проигрывал нишки.

Казалось, казною владел он в излишке,

 

Но где же теперь колесницы, каменья,

Где кони и мулы, стада и именья?

 

Глупец, он когда-то был самонадеян,

Игрок, он богинею счастья осмеян.

 

Игра для него — ремесло, а когда-то

Владел он слонами в гирляндах из злата,

 

Пред ним в Индрапрастхе склонялись вельможи,

А сам возлежал он на царственном ложе.

 

Гостей угощали весь день спозаранок

Сто тысяч его поварих и служанок,

 

Он тысячи шинков дарил неимущим,

А стал игроком и бродягою сущим!

 

Певцы-златоусты его величали,

С утра и до ночи хваленья звучали,

 

Сто тысяч ученых, изведавших веды,

Исполнены знаний, вели с ним беседы.

 

Оказывал помощь Юдхиштхира кроткий

Бессильным и старым, слепцу и сиротке,

 

А ныне, игрок, стал он жалким слугою

Правителя матсьев, зовется Канкою.

 

Он требовал дани с царей, но Вирату,

Как шут, он теперь развлекает за плату.

 

Он был господином царей-властелинов,

А стал он рабом, государство покинув.

 

Весь мир озарял он блистаньем когда-то,

А ныне с ним в кости играет Вирата.

 

Жрецов и героев где прежний владыка?

На сына Панду, сын Панду, погляди-ка!

 

Проводит он годы бездумно, безвольно,

Ужель за Юдхиштхиру брату не больно?

 

На отпрыска Бхараты, Бхараты отпрыск,

Взгляни, — только слабый увидишь ты отблеск!

 

Ты понял, что я погибаю средь моря

Страданья и горя, с волнами их споря?

 

Еще об одной расскажу тебе муке,

И ты не сердись на меня, крепкорукий.

 

Сражаешь ты тигров и львов на собранье,

А я, ужасаясь, теряю сознанье.

 

От зрелища вдруг оторвавшись, царица

Тогда восклицает: "Моя мастерица

 

Влюбилась в Баллаву. Ей, бедненькой, страшно,

Чуть повар сойдется со львом в рукопашной.

 

Кто женщин поймет? Но подходит же, право,

Красивой служанке красавец Баллава.

 

Давно уже, видно, друг с другом спознались:

В одно они время у нас оказались".

 

Иль мало мне видеть Юдхиштхиры участь?

Вдобавок — насмешек язвительных жгучесть!..

 

Взгляни на другого: он бился с богами,-

Теперь добывает он пищу ногами!

 

Вступавший со змеями в бой без опаски,-

Царевну теперь обучает он пляске!

 

Леса вместе с Агни сжигал полководец,

А ныне — он пепел, попавший в колодец!

 

Страшились воители стрел его гневных,

А ныне живет он средь женщин, как евнух!

 

Он мир потрясал тетивы своей звоном,

Теперь звонким пением правится женам!

 

В венце — в блеске солнца — был недругам страшен,

А ныне косой и кудрями украшен.

 

Божественным прежде владевший оружьем,

Он серьги надел, — будто не был он мужем!

 

В боях побеждавший царей-чужестранцев,

Он сделался ныне учителем танцев!

 

Дрожала от грома его колесницы

Земля, — и селенья в лесах, и столицы,

 

И то, что недвижно, и то, что подвижно,

А ныне, а ныне — уму непостижно! –

 

В нарядные женские платья одетый,

Звенит он серьгами и носит браслеты!

 

Поет он, когда все красавицы в сборе,

Смотреть мне на грозного Арджуну — горе!

 

Как слон в пору течки средь самок, — таков он

Средь женщин, прелестницами очарован!

 

О, горе мне! Лучник, возглавивший рати,

Теперь состоит плясуном при Вирате!

 

Известно ли Кунти, их матери славной,

Что стал плясуном ее сын богоравный,

 

Что старший, чей недруг еще не родился,

В презренные кости играть подрядился!

 

А третий? Смотрю я с печалью во взгляде:

Идет Сахадева в пастушьем наряде!

 

За ним я не знаю поступка дурного,

Хотя о нем думаю снова и снова.

 

За что же наказан твой брат? Разве надо,

Чтоб шел он, как бык, средь коровьего стада?

 

Он бродит в одежде пастушеской красной,

И больно смотреть мне на мужа, несчастной.

 

Свекровь говорила мне о Сахадеве:

"Отважен, подобен стыдливостью деве,

 

Любимец мой, с речью, звучащею нежно.

Служи ему в долгих скитаньях прилежно!"

 

И вот — мое сердце заходится в плаче,

Как вижу, что спит он на шкуре телячьей.

 

Четвертый стал конюхом... Где ж его свойства,

Три качества: ум, красота и геройство?

 

Воитель, блиставший отвагою ратной,-

Коней обучает. Как счастье превратно!

 

Великоблестящий и великодушный,-

О, горе мне, ныне он пахнет конюшней!

 

Сын Кунти, о доле моей поразмысли.

Все беды земли надо мною нависли!

 

Юдхиштхира — ваших несчастий причина,

Но есть у меня и другая кручина.

 

С тех пор как твой брат проиграл меня в кости,

Я стала добычей позора и злости.

 

Служанка Судешны, в ее помещенье

Прислуживаю при ее очищенье.

 

Я — царская дочь, и, страдая жестоко,

Я все-таки жду заповедного срока.

 

Все бренно в пределах удела земного,

Мужья мои — верю — возвысятся снова.

 

Судьба от единой причины зависит,

И то, что унизит нас, то и возвысит.

 

Сперва отдаем, а потом сами просим,

Нас бросивших в яму потом сами сбросим.

 

Нельзя нам уйти от судьбы: оттого-то

Я, веря в судьбу, жду ее поворота.

 

Сменяются легкими трудные годы,

Где были, там вновь заволнуются воды.

 

Кто, жертва судьбы, не исполнил стремлений,-

Пусть страстно стремится к ее перемене.

 

Ты спросишь, — зачем говорю я об этом?

Спроси, — облегчу свое сердце ответом:

 

Могу ль не страдать, свою гордость низринув,

Я, царская дочь и жена властелинов?

 

Панчалы скорбят, и страдают пандавы,

Я плачу: остались мужья без державы!

 

Кто, равная мне, столь возвышенной ране,

Познала так много скорбен и страданий?

 

Быть может, причина теперешних бедствий –

Тот грех, что пред Брахмой свершила я в детстве?

 

Смотри, что со мною, измученной, сталось.

Не лучше ль была я, когда я скиталась?

 

Ты вспомни: я прежде всегда веселилась,

Теперь в моем сердце — тоска и унылость.

 

Не в том ли причина, что, воин могучий,-

Стал Арджуна пепла потухшего кучей?

 

Кто знает, как движется в миро живое?

Кто мог бы предвидеть паденье такое?

 

Вы, равные Индре, в лицо мне смотрели,

Чтоб волю мою угадать, — неужели

 

Я знала, что я, госпожа и царица,

Начну недостойным заглядывать в лица?

 

Взгляни, сын Панду: разве я не владела

Землей, никогда не знававшей предела,-

 

Смотри же: служанка теперь Драупади!

И спереди шли мои слуги, и сзади,-

 

Теперь я хожу за Судешною следом.

Когда же настанет конец моим бедам!

 

Чтоб мазь приготовить, я ветви сандала

Когда-то для Кунти одной растирала.

 

Сын Кунти, на руки мои посмотри ты:

Натруженные, волдырями покрыты!"

 

И руки в мозолях она показала,

И с горьким отчаяньем мужу сказала:

 

"Ни Кунти, ни вас не боялась когда-то,

А ныне бывает мне страшен Вирата,-

 

Служанке, у ног его в прахе простертой:

Он ценит сандал, только мною растертый,

 

И жду я: одобрит ли он притиранья?"

Расплакалась, сердце воителя раня:

 

"Какой совершила я грех, Бхимасена?

Ужели страдать я должна неизменно?"

 

И сжалась душа Бхимасены от боли.

Он руки ее, на которых мозоли,

 

Приблизил к лицу своему, крепкостаннын,

Губитель врагов. Он не плакал от раны,

 

А ныне заплакал, в лицо ее глядя,

Распухшие руки дрожащие гладя.